Директор ИАЦ МГУ Алексей Власов

5 апреля 2011 года в Ташкенте прошла Международная научно-теоретическая конференция «Роль города Ташкента в истории научных и культурных связей Узбекистана», организованная Институтом истории Академии Наук Узбекистана, Обществом историков Узбекистана совместно с Российским Государственным гуманитарным университетом и Историческим факультетом МГУ им.М.В.Ломоносова. Среди насыщенной программы конференции было неожиданно много докладов, посвященных советскому периоду истории Ташкента. Так, одна из сессий была посвящена теме «Ташкент в годы Второй мировой войны: общество межэтнического согласия и социокультурного единства». Во время этой сессии зачитывались доклады «Роль Ташкента в сохранении науки и культуры в годы Второй мировой войны (1941-1945)», «Ташкент в сохранении культурно-исторического наследия в годы Второй мировой войны», «“... А муза Клио не молчала”: Ташкент как уникальный центр изучения истории», «Российское учительство: эвакуация и участие в развитии образования в 1941-1945 гг. (на материалах переписки М.П. Архангельского)», «Вторая мировая война. Ташкент в судьбе эвакуированного театрального сообщества», «Ташкент – Москва: узбекистанская астрономическая обсерватория в годы Второй мировой войны».

На конференции с докладом выступил директор Информационно-аналитического центра МГУ Алексей Власов, которого мы расспросили об изменении общего тренда узбекских историков по отношению к советскому периоду истории.

А.Власов: Сложилось впечатление, что наши узбекские коллеги вообще избегают политизированных тем. В нескольких докладах, которые были посвящены войне, они использовали более нейтральный термин «Вторая мировая война», а понятие «Великая отечественная война» практически не используется. Узбекские историки гораздо больше внимания уделяли вопросам методологического характера, что даже было приятно и интересно: в других центральноазиатских республиках исторической методологии уделяют меньше внимания. Например, там был доклад по проектам устной истории, - а эту тему даже не все российские научные центры активно разрабатывают…

Большой блок был посвящен археологии, истории повседневности, - и на меня, честно скажу, произвела очень приятное впечатление степень подготовленности и компетентности этих людей, хотя большинство из них - выходцы из нашей «общей шинели», это люди, которые прошли советскую школу и пользуются одинаковыми инструментами и методологиями.

На конференции выступали и представители западных НПО. Был доклад по устной истории Ташкента после землетрясения («Опыт «Oral History» в изучении феномена Ташкентского землетрясения»), который подготовили ученые при поддержке западных фондов. И этот доклад, который сопровождался презентацией прекрасно изданной книги, показал, что западные НПО работают на этом поле активней, чем российские структуры. В силу ряда причин, о которых можно говорить отдельно.

- А что было в докладе? Как воспринимается в массовом сознании (в устной истории) период восстановления Ташкента после землетрясения 1966 года?

- В докладе ничего об этом не говорилось - говорили об использовании метода применительно к историческому событию, устная история как способ изучения какого-либо исторического периода. Речь не шла о самом землетрясении или о восстановлении города.

- А что говорили историки об эвакуации во время войны?

- На тему эвакуации были прочитаны несколько очень глубоких докладов, которые говорили о роли Ташкента в сохранении культурного наследия, советского на тот момент.

- Как узбекские историки сегодня воспринимают роль Ташкента в то время и вообще советский период? Они предложили новую концепцию, которая бы полноценно заменяла советскую концепцию исторического развития страны?

- У меня сложилась впечатление, что целостной концепции, кардинально пересматривающей советские наработки, нет. Формируются новые идеологемы, и это понятно, потому что история и идеология на постсоветском пространстве - вещи сопряженные. Но особенность узбекской исторической науки заключается в том, что если, допустим, в 1990-е годы шло радикальное переосмысление советских мифов и, наверное, появлялись новые идеи узбекской научной школы, то сейчас они очень осторожно, аккуратно подбирают формулировки, даже в названиях докладов, и акцентируют внимание на неконфликтных проблемах.

Я часто бываю на научных конференциях, например, в Казахстане, - и там доклады часто жестко ориентированы на идеологию национальной казахской исторической школы, именно казахской, а не казахстанской. А в Ташкенте общая тональность докладов была подчеркнуто нейтральна и уважительна. Меня приятно удивило, что ни в одном из докладов я не услышал никаких конфронтационных моментов, даже когда речь шла о спорных точках нашей совместной истории.

- Может, просто не хотели обижать российских коллег, приехавших на конференцию?

- Не думаю, я хорошо знаю этих людей. Наш факультет имеет возможность общаться и с Обществом историков, и с представителями института истории АН РУз. Я думаю, что эти специалисты и мыслят так, как формулировали в докладах.

Мне кажется, что это сегодня общий тренд развития исторической науки в Узбекистане: сглаживать проблемы, не конфликтовать. В прошлый приезд в Ташкент я побывал в Музее репрессий, посмотрел, как там все это подано, - но в докладах историков словно подчеркивалось: да, мол, в наших прошлых отношениях были проблемы, но это никак не отражается на наших отношениях с Россией и русским народом. Есть темы, на которые мы можем честно и открыто говорить, но ни в коем случае не обижая друг друга. Я увидел такой подход.

- В докладах говорили, что советский период дал Узбекистану и много хорошего?

- Когда говорили о Ташкенте в период войны, подчеркивались обе стороны вопроса: первое - Ташкент выступил центром спасения и сохранения советской литературы, истории, кинематографии. Второе - звучали слова о том, что присутствие на ташкентской земле корифеев тогдашней интеллектуальной жизни способствовало и росту и развитию узбекской национальной школы и в области кинематографа, и в исторической науке. Но была одна чисто восточная особенность: не говоря вслух о том вкладе, который внес СССР в развитие Узбекистана, узбекские историки все-таки приводили факты и конкретные примеры, подтверждающие объективно эту тенденцию. По умолчанию, как говорится.

Эти две позиции (1. Ташкент - точка сохранения советского интеллектуального и культурного пространства и 2. Ташкент - точка роста для узбекской национальной культуры) не противоречили друг другу. Но получалось так, что российские историки больше говорили о втором компоненте, признавая огромную роль первого компонента, а у узбеков все было в другой пропорции. Но было очень приятно, что противопоставления двух этих точек зрения не было ни в одном докладе.

- Но речь шла именно о культурном вкладе СССР?

- О политике на конференции не говорилось ни в каком контексте.

- А про вклад в экономическое развитие Узбекистана?

- Об этом было в докладах российской стороны. И у меня не возникло ощущение, что те факты, те статистические данные, которые мы приводили, вызывали неприятие или отторжение у узбекских коллег.

- Можно ли говорить об общем смягчении научного исторического тренда в Узбекистане?

- Да, я ощутил смягчение позиций. Несколько лет назад это не просматривалось так очевидно.

- А как в это смягчение тренда вписывается снесение памятника кузнецу Шамахмудову, снос памятников, в том числе дореволюционных, переименование улиц? Эти темы вами не затрагивались?

- Нет, мы брали тему, которая обозначена в названии конференции, есть же научная этика. Мы касались только обозначенных вопросов. На конференции присутствовали представители нашего посольства, Россотрудничества, - и мы старались не затрагивать конфликтные сюжеты. Сам факт проведения подобного мероприятия - уже большая победа, потому что контакты с учеными центральноазиатских государств, с узбекскими историками, - всегда достаточно сложная процедура…

Мария Яновская

Международное информационное агентство «Фергана»