ШОС: Нависающая тень «Поднебесной»
17 марта в Астане состоялось совещание министров обороны стран-членов Шанхайской организации сотрудничества (ШОС), в которую входят Китай, Казахстан, Кыргызстан, Россия, Таджикистан, Узбекистан. Индия, Иран, Монголия и Пакистан имеют статус наблюдателей, Белоруссия и Шри-Ланка – статус стран-партнеров.
Главным итогом встречи в Астане стало утверждение ее участниками Плана сотрудничества на 2012-2013 годы. Одной из наиболее существенной составляющих этого плана можно считать договоренность о проведении в будущем году очередных совместных антитеррористических учений «Мирная миссия», которые на этот раз пройдут в Таджикистане (предыдущие учения прошли в сентябре прошлого года в Казахстане).
Как заявил по окончании встречи министр обороны Казахстана Адильбек Джаксыбеков, ее участники «обсудили также ряд важных вопросов, обменялись мнениями по актуальным проблемам международной и региональной безопасности». По некоторым данным, обсуждение проходило в русле озвученной Владимиром Путиным на встрече глав правительств стран ШОС в Душанбе (ноябрь 2010 года) идеи создания «поясов антитеррористической, антинаркотической и финансовой безопасности».
Китайский интерес
Участвовавший в работе встречи министр обороны Китая Лян Гуанле заявил о готовности «прилагать все усилия», чтобы поднять военное сотрудничество стран ШОС «на новый уровень». Отдельно главный китайский военный встретился с министрами обороны Казахстана и Кыргызстана, после чего отправился с официальным визитом в Узбекистан.
До сих пор военное сотрудничество Китая со странами Центральной Азией было сконцентрировано преимущественно на совместных учениях как на многосторонней (в рамках ШОС), та и на двусторонней основе (в 2002 году состоялись первые такие учения армий Китая и Кыргызстана, в 2006 году – китайско-киргизские и китайско-таджикские маневры).
В Казахстане принятая в 2007 году военная доктрина подчеркивает особую важность двухсторонних отношений с Китаем в вопросах безопасности (правда, сохраняется упоминание о ведущей роли России). С 2008 года обе страны провели несколько совместных операций против наркотрафика.
По мнению экспертов, наряду с усилением совместной борьбы с наркоторговлей Китай намерен продвигать идею создания совместных миротворческих бригад и активно добиваться согласия центральноазиатских стран на участие в совместных контртеррористических операциях (в том числе и против уйгурских сепаратистов Синьцзяна). Наконец, как отмечают обозреватели, все более важным направлением для Пекина становится защита китайских энергетических интересов в Центральной Азии и, прежде всего, транспортных артерий. Речь идет, в частности, об открытом в 2009 году газопроводе между Китаем и Центральной Азией и казахстанско-китайском трубопроводе.
Параллельно, хотя и в сравнительно ограниченных масштабах, наращивается военно-экономическая помощь Китая центральноазиатским государствам. Так, Казахстан уже получил от Китая технологическую помощь, коммуникационное оборудование и транспортные средства на сумму примерно в 5 миллионов долларов. Причем Астана ясно дала понять, что заинтересована в приобретении дополнительного военного снаряжения от китайской армии. Военная помощь, полученная от Китая Таджикистаном, оценивается в 16 миллионов долларов, Кыргызстаном – 3 миллиона. Постепенно растет число офицеров центральноазиатских армий, обучающихся в китайских военных учебных заведениях. Многие эксперты подчеркивают, что по мере дальнейшего устаревания советской военной техники в странах Центральной Азии Китай поставками своего армейского снаряжения и тренингом все больше заполняет нишу, образовавшуюся после распада Советского Союза.
Несостоявшийся «гегемон»
Ни для кого не секрет, да в Москве этого никогда особо и не скрывали, что появившаяся в 2001 году ШОС, едва ли не главным «отцом-основателем» которой стал сам Владимир Путин, мыслилась, прежде всего, как инструмент противодействия США и Западу путем создания неких коалиционных «противовесов», призванных опрокинуть столь ненавистный Кремлю «однополярный» мир. Естественно, ШОС наряду с ОДКБ также должна была стать еще одним «приводным ремнем», связывающим постсоветскую Центральную Азию с Россией, то есть опять же инструментом, обеспечивающим бывшей «метрополии» господствующие позиции в ее «мягком подбрюшье». Другой вопрос, выполнимы ли эти задачи, а главное, стала ли Шанхайская организация инструментом для выполнения этих задач. Да и вообще, может ли Кремль считать ШОС именно «своим» инструментом?
ШОС трансформировалась в региональную организацию из подписанного в 1996 году соглашения о мерах военного доверия в районе бывшей китайско-советской границы. Инициатором подобной трансформации выступила, прежде всего, Москва, для которой, по словам Путина, было важно создать «еще один серьезный дееспособный инструмент, способствующий проведению политики России в Южной и Центральной Азии». Таким образом, Москва изначально воспринимала себя, как своего рода «гегемона» в этой организации. «Гегемона» прежде всего военно-политического, отсюда постоянное педалирование Путиным на первых саммитах ШОС необходимости создания региональной антитеррористической структуры и системы оперативного реагирования на угрозы региону. Такая структура и была создана, что было подтверждено в принятой в июле 2005 года на саммите в Астане декларации, где говорилось: «Государства-члены ШОС будут пресекать на своих территориях попытки подготовки и осуществления актов терроризма, в том числе направленных против интересов других государств». Казалось бы, все правильно. Общая заинтересованность стран-членов ШОС в поддержании стабильности в этом, столь неспокойном регионе понятна и естественна. Только вот «обеспечение безопасности» и «борьбу с терроризмом» каждый участник ШОС понимает не только буквально, но и вкладывает в эти термины собственный, довольно-таки своеобразный смысл. Очень быстро выяснилось, что главную угрозу безопасности и стабильности члены организации видят в «экспорте цветных революций». И как раз их потенциальных сторонников предпочитают рассматривать как террористов.
Интересен сценарий регулярных военных учений ШОС, имеющих лейбл «Мирная миссия»: штурм занятого «террористами» крупного населенного пункта. Но такая ситуация маловероятна и в России, и в Китае, к тому же совершенно ясно, что в данном случае Россия и Китай не будут прибегать к помощи друг друга. Стало быть, речь идет о «террористах», «экстремистах», «мятежниках» и т.д. в постсоветских странах Центральной Азии. Такая ситуация вполне реальна. Правительство страны, в которой начинается очередная «цветная революция», обращается к странам ШОС, и они совместными усилиями подавляют даже самый крупный мятеж.
Таким образом, серия военных маневров ШОС на Южном Урале, в Казахстане и Кыргызстане, а теперь еще и в Таджикистане (что, кстати, показательно ввиду нарастающей политической нестабильности в этой стране), стала по существу демонстрацией решимости России и Китая осуществить совместную военную интервенцию - если в одной из стран региона возникнет угроза восстания, которое местные власти окажутся не в состоянии подавить. Остальные страны ШОС призваны своим участием обеспечить легитимность силовой акции.
Неслучайно некоторые аналитики сразу же увидели связь между «Мирной миссией» и кровавыми событиями в Андижане (2005). Ташкент, как известно, объявил волнения и акции протеста местного населения «вылазкой террористов», а Москва и Пекин эту версию поддержали. И с тех пор, чем успешнее государства ШОС отрабатывали систему военного вмешательства в кризисную ситуацию, тем больше вопросов возникало относительно того, кого назовут террористом в каждом конкретном случае.
Обеспечение стабильности в Центральной Азии, безусловно, полностью отвечает как интересам России и Китая, так и интересам всех народов региона. Но в понимании Москвы и Пекина поддержание стабильности означает консервацию находящихся у власти режимов, очевидно неспособных бороться с ужасающей бедностью, которая, в конечном счете, и является источником нестабильности. Более того, на саммите ШОС в Бишкеке (2007) было принято соглашение о совместной деятельности по «противодействию использованию информационно-коммуникационных технологий во враждебных, преступных и террористических целях». Это вполне может означать попытку установить контроль над получением гражданами информации из неправительственных источников.
И вот что характерно - страны ШОС регулярно настаивали на своем исключительном праве на решение проблем региона. Так в принятой в Бишкеке совместной декларации прямо говорилось, что страны Центральной Азии могут самостоятельно обеспечить стабильность в регионе «на базе утвердившихся в нем региональных международных объединений». Таким образом, ШОС ясно давала понять, что не желает сотрудничать с Западом в решении региональных проблем.
Понятно, что за подобным подходом стояла, прежде всего, Россия, стремившаяся превратить ШОС в своего рода «Анти-НАТО». Используя раздражение центральноазиатских властителей, а также «пекинских товарищей» позицией западных государств, никак не желавших считать расстрел мирных жителей в Андижане «антитеррористической операцией», Москва добилась включения в Бишкекскую декларацию следующего пассажа: «Страны ШОС, учитывая завершение активной фазы антитеррористической операции в Афганистане, считают необходимым, чтобы США и НАТО определились с конечными сроками временного использования упомянутых объектов инфраструктуры и пребывания военных контингентов на территории стран-членов ШОС».
Другим направлением, призванным обозначить ШОС в качестве «противовеса» Западу в Центральной Азии, стал нараставший флирт с Ираном. Это встретило полное понимание в Тегеране.
Иран тут же заявил о стремлении присоединиться к ШОС и весьма оперативно получил статус наблюдателя. В Тегеране поняли, что после вступления в ШОС за спиной Ирана как бы встанут такие мощные государства, как Россия и Китай, и США будет еще труднее решать иранскую проблему силовым путем. Правда, вскоре выяснилось, что страны ШОС, включая Россию и Китай, не готовы уж слишком сильно раздражать Америку, предоставляя Ирану полноправное членство в организации. И дело застопорилось.
А это, в свою очередь, стало раздражать Тегеран. На последней встрече глав правительств стран ШОС в Душанбе первый вице-президент Ирана Мухаммад Ризо Рахими выступил с заявлением, в котором даже прозвучали угрожающие нотки. Он сказал, что без участия его страны реализация большинства совместных проектов в рамках ШОС, в частности в вопросах транзита грузов, будет нереальным. «Поэтому, на следующем саммите в Москве мы намерены поставить вопрос о принятии Ирана в члены ШОС. Если нам будет отказано в этом вопросе, то мы уже сделаем соответствующие выводы», - заявил тогда Рахими.
Обращение к США и Западу с требованием убраться из Центральной Азии стало триумфом российской дипломатии периода «вставания с колен». Но по существу последним триумфом. Во многом это было вызвано позицией Китая.
Да, Китай, как и Россия, заинтересован в сохранении стабильности в Центральной Азии, в первую очередь, ради обеспечения транспортировки товаров и энергоресурсов. Однако очевидно, что интересы России и Китая в регионе далеко не всегда совпадают. И не факт, что в случае реального кризиса они будут действовать столь же скоординировано, как на маневрах «Мирная миссия».
В китайских традициях проведение очень аккуратной политики, не предусматривающей слишком связывающих Китай обязательств. Все попытки Москвы сколотить с помощью ШОС нечто вроде антиамериканской коалиции всегда наталкивались на вежливое, но стойкое сопротивление Пекина. Китай деликатно давал понять: мы - партнеры, но мы не союзники, и, тем более, не союзники против США. Да иначе и быть не может – китайская и американская экономика как бы слились в своего рода «симбиозе», а потому обострение отношений и, тем более, конфронтация не выгодны ни Пекину, ни Вашингтону.
Вместе с тем, в Пекине прекрасно понимали побудительные мотивы, двигавшие Кремлем. Это - ностальгия по былому имперскому величию и прочие «пацанские комплексы», «родство душ» с авторитарными правителями, желание непременно доказать, что у России есть союзники, причем весьма мощные, что она еще может насолить Америке и распоряжаться на своем «заднем дворе». Подыгрывая этим комплексам, но, не слишком связывая себя, Китай в первую очередь добивался своих целей и укреплял свое влияние. Так, присоединившись к военно-политической составляющей ШОС, он обзавелся вполне легитимным правом военного вмешательства в дела Центральной Азии. И вряд ли могут быть сомнения, что реализовывать это право Пекин будет исходя только из собственных соображений, не слишком оглядываясь на мнение партнеров, в том числе, и на партнеров в Кремле.
Особенно важно, что, участников ШОС все острее начинает интересовать региональная экономика. А здесь Китаю, как говорится, и карты в руки. Пекин сразу зарезервировал за собой место экономического лидера ШОС, еще в 2004 году выделив один миллиард долларов на развитие совместной торговли. С тех пор Китай не раз подтверждал свои претензии на доминирование в региональной экономике. Достаточно сравнить показатели России и Китая по объемам инвестиций в странах ШОС и доле участия в торгово-экономическом сотрудничестве. К тому же именно Китай является инициатором развития транспортной сети и энергетических проектов. Весьма символично, что на ноябрьской встрече в Душанбе именно премьер Госсовета КНР Вэнь Цзябао выступил с наиболее развернутыми предложениями по активизации торгово-экономического сотрудничества в рамках ШОС. В частности, путем создания совместных предприятий, усиления кооперации в таможенной области, сотрудничества в сырьевой и несырьевой сферах, а также расширения энергетического сотрудничества по мере строительства газо- и нефтепровода «РФ - КНР». Кроме того, китайский премьер поддержал идею создания «энергетического клуба ШОС», а также банка ШОС, где расчеты будут проводиться в национальной валюте, что, безусловно, усилит, прежде всего, позиции Китая.
Так что России, считающей Центральную Азию зоной своих традиционных интересов, придется, мягко говоря, потесниться. В общем, «гегемона» из нее не получилось.
И кто теперь гарант?
Иллюзорность российского «водительства» в Шанхайской организации наиболее отчетливо проявилась на саммите ШОС в Душанбе в конце августа 2008 года, то есть, сразу же после российско-грузинской войны. Российская пропаганда активно цитировала абзац из принятой на этом саммите декларации, где говорилось, что страны ШОС «поддерживают активную роль России в содействии миру и сотрудничеству в данном регионе», то есть в Абхазии и Южной Осетии». Однако пассаж, предшествовавший словам поддержки Москвы, как бы не замечался. А ведь там говорилось об одобрении плана Саркози, который, по мнению Запада, Россия не выполнила. К тому же, в душанбинской декларации ШОС не было ни слова осуждения Грузии и, тем более, ни слова о возможности признания независимости Абхазии и Южной Осетии. Напротив, присутствовала чрезвычайно четкая поддержка принципа территориальной целостности стран-участниц, и от имени ШОС на этот счет подтверждались соответствующие гарантии.
А вот это, пожалуй, самый интересный момент. В Кремле, похоже, так и не поняли, что же такое подписал Медведев в Душанбе 28 августа 2008 года. А подписал он по существу декларацию о гарантиях территориальной целостности стран Центральной Азии, предоставленных этим странам не кем-нибудь, а Китайской Народной Республикой. Поскольку никаких других гарантий на постсоветском пространстве после открытого и явного попрания Россией территориальной целостности одной из стран СНГ (то есть, Грузии) попросту не осталось. И в странах Центральной Азии это должны прекрасно понимать.
После событий лета прошлого года в Киргизии, когда Россия и возглавляемая ею ОДКБ, можно сказать, оконфузились, не так уж трудно представить, что в следующий раз какая-либо из центральноазиатских стран, оказавшаяся в кризисной ситуации, обратится за помощью именно к Китаю, и просьба будет благосклонно принята. А, может быть, и просьба не понадобится. Если, например, в результате исламистского восстания в какой-либо из постсоветских стран создастся серьезная угроза дестабилизации в китайском Синцзян-Уйгурском автономном районе. Вот так ШОС из «дееспособного инструмента политики России в Центральной Азии» ненавязчиво превратили в инструмент поглощения этой самой Центральной Азии Китаем.
«Тао гуан ян хуэй»
Да, что там Центральная Азия. Если в Пекине окажутся восприимчивыми к известной кремлевской концепции насчет защиты военными средствами проживающих за пределами России граждан с российскими паспортами, столь изящно примененной в Абхазии и Южной Осетии, то для грядущей аннексии, скажем, российского Дальнего Востока китайцам даже паспортов никому раздавать не придется. Ведь «правовой» прецедент уже создан. В этой связи нельзя не обратить внимания на статью 50 конституции КНР: «КНР охраняет надлежащие права и интересы китайцев, проживающих за границей, законные права и интересы китайцев, вернувшихся на родину, и проживающих в Китае членов семей как тех, так и других». Показательно, что говорится даже не о «гражданах КНР», а о «китайцах».
Можно, конечно, возразить – никаких экспансионистских планов в Пекине не вынашивают, да и вообще, китайской цивилизации территориальный экспансионизм в целом не свойственен. Может быть, и не свойственен. Но, если покопаться глубже в китайской истории, то получится, что не всегда не свойственен. И кто поручится, что это «не всегда» не выпадет как раз на обозримое будущее. Тем более, что в Китае в последнее время все чаще поговаривают о том, что пора бы растущий экономический и военный потенциал страны конвертировать в более напористую внешнюю политику. В печати даже перестали употреблять вошедший было в моду термин «мягкое возвышение Китая». Нынешнюю политику, в традициях китайской дипломатии, зашифровали формулой «тао гуан ян хуэй», которая дословно переводится как «избегать солнечного света, скрываться в тени».
Впрочем, кое-что сквозь эту тень можно различить уже сейчас. Согласно концепции «стратегических границ и жизненного пространства», на основе которой развивается Народно-освободительная армия Китая (НОАК), «жизненное пространство используется для обеспечения безопасности, жизнедеятельности и развития страны и для сильных держав далеко выходит за рамки их государственных границ.» При этом «эффективный контроль, осуществляемый в течение продолжительного времени над стратегическим районом, который находится за пределами географических границ, в конечном итоге приведет к переносу географических границ».
Долговременная программа строительства вооруженных сил КНР предполагает, что на нынешнем, втором этапе развития китайских вооруженных сил (2010 - 2050) НОАК должна превратиться в силу, «гарантирующую расширение стратегических границ и жизненного пространства». (Цит. по «Независимая газета», 22.02.08). На этом фоне, мягко говоря, настораживающе выглядели масштабные учения китайской армии (например, учения «Куюаэ-2009» - крупнейшие за всю историю КНР), при проведении которых трудно было не заметить моделирования массированной сухопутной наступательной операции на территории России. И это заметили даже высшие российские военные, как правило, очень позитивно настроенные к братанию с Китаем и на дух не переносящие НАТО. Так, в сентябре 2009 года начальник Главного штаба российских сухопутных войск генерал-лейтенант Сергей Скоков, рассуждая о военных угрозах, заметил: «Если мы говорим о Востоке, то это может быть многомиллионная армия с традиционными подходами к ведению боевых действий: прямолинейно, с большим сосредоточением живой силы и огневых средств на отдельных направлениях».
Но в Кремле по-видимому были слишком сильно очарованы «азиопско-евразийскими» прожэктами «а-ля Дугин» и просто не хотели замечать нависающей над Центральной Азией, да и над самой Россией, мощной тени «Поднебесной». В том же сентябре 2009 года Медведев подписал «Программу сотрудничества на 2009-2018 гг. между регионами Дальнего Востока и Восточной Сибири России и северо-востока КНР», включившую более 200 совместных проектов. По этой программе Россия отдает в совместную разработку природные месторождения широчайшего спектра полезных ископаемых к востоку от Урала. Причем Китай согласен строить перерабатывающие производства и на российской территории, только в том случае, если на них будут заняты китайские рабочие и при китайском участии в административном контроле. Та же программа предполагает расширение пограничных пропускных пунктов и «укрепление российско-китайского сотрудничества в сфере трудовой деятельности».
Добавим к этому бесперебойное снабжение Китая российскими энергоресурсами (300 млн. тонн нефти общей ценой 100 млрд. долларов, то есть меньше 50 долларов за баррель), согласно «сделке века», подписанной опять же в 2009 году.
Получается, что Китай получил на то самое «продолжительное время» (9 лет) тот самый «эффективный контроль над стратегическим районом за пределами географических границ», который в самом деле может привести к «переносу географических границ».
В общем, все достаточно прозрачно. Какой уж тут «тао гуан ян хуэй».
