Последнее интервью Марка Вайля «Немецкой волне»: «Тотальный распад мне скучен»
9 сентября радиостанция «Немецкая волна» посвятила одну из передач памяти Марка Вайля – известнейшего театрального режиссера, трагически погибшего в прошедшую пятницу в Ташкенте. На сайте радиостанции приведены и фрагменты аудиозаписей последнего интервью Мастера. Сохранить или скачать аудиофайлы можно и с нашего сайта.
Это - возможность еще раз услышать голос Мастера, который рассказывает о своем «Ильхоме», о театре вообще, о родном Ташкенте и о последнем в его жизни спектакле «Орестея».
Марк Вайль: «Мне земного шара мало»
Марк Вайль – об «Ильхоме»
Марк Вайль – о театре вообще
Марк Вайль – о Ташкенте
Марк Вайль – о спектакле «Орестея»
А вот и расшифровка данных фраментов:
«Мне земного шара мало»
Марк Вайль: - У меня есть шрам. Однозначно: я – человек империи. Поясняю: я не человек империи, который поддерживал режим, иначе бы не родился «Ильхом». Но я-то имя сделал в Советском Союзе. Имена «Ильхом» и «Марк Вайль» - это были всесоюзные имена. Конечно же, это – ощущение простора. Мне [сейчас] тесно. Я все равно преодолеваю все эти границы. Все эти феодальные местные государства – мне это не интересно. Тотальный распад мне скучен. Я человек глобальный. Мне и этой империи было мало. Если сейчас кто-то хочет жить в изоляции, в стране, в которой мы живем – то только не «Ильхом». «Ильхом» продолжает интегрироваться, контачить с внешним миром, пытается быть, как был прежде всесоюзным, так теперь, по меньше мере, всепланетным явлением. Я понимаю, что это громко звучит, но – быть по возможности частью мира...
Об «Ильхоме»
Марк Вайль: - Мне нравится, что многие люди говорят, что это – вообще маленькое государство. Конечно, не политическое, а творческое, художественное государство. Такой творческий Ватикан. Для нас сегодня выбор – без берегов. Мы делаем ровно то, что хотим, и, к счастью, художественные задачи, которые мы ставим на наших спектаклях – безо всяких ограничений. Это театр, который создали креативные, творческие люди, который с первого дня, до сегодняшнего отвечает на вопросы: как жить в искусстве, про что сегодня говорить со зрителем, куда двигаться в своем творческом обновлении, и третье – с кем это делать. «Ильхом» постоянно отвечает на эти вопросы и, наверное, поэтому была создана своя школа. Наши новые ученики, наше новое поколение, это как обострение слуха. Главное, что происходит в моем театре – это смена поколений. Это отсутствие штата, где все доживают до пенсии, где работаешь или не работаешь – тебе все равно почему-то платят деньги… «Ильхом» никогда не боялся умирать. То есть, мы никогда не объявляли себя «бессмертным» театром. Мы менялись невероятно резко и в театральных языках. Пока хватает сил на это.
О театре вообще
Марк Вайль: - Театр жив, вне всякого сомнения. Для меня это такой риторический вопрос. Он меняется, и мало кто выдерживает планку театра. Обратите внимание на то, что театр требует душевных затрат. Театр требует ненормальных людей, которые перестанут соблазняться деньгами, которых сегодня у телевидения, у сериалов, у кино – значительно больше. Поэтому театр без конца обесточивается, лишается каких-то сил, в том числе, и актерских, потому что актеры так легко соблазняются сегодня сериалами и работой на телевидении, что они театру все меньше и меньше уделяют внимания. А театр – это энергия живая, откуда она возьмется? И тогда начинаются подмены энергии, тогда начинается что-то странное, тогда начинается суррогат, коммерческое искусство, где актеры «выезжают» на узнаваемости, на лицах, которые мелькают в медиа. И такого театра сегодня стало больше, однозначно. Театров уникальных, которые действительно создают какую-то живую энергию, их становится меньше. Театр как вид искусства становится занесенным в Красную книгу, как исчезающее на наших глазах растение, животное. Мы видим более «пластиковый» театр сегодня, более развлекательный, более коммерческий, нежели театр, в котором, как я говорил, такие сны возникают, такая фантазия, что люди выходят с какими-то чувствами…
Сегодня правят театром бухгалтера, продюсеры, они думают о том, как сделать коммерческий проект. Я счастлив, что «Ильхом» остался режиссерским художественным театром, где правлю я, иногда вопреки здравому смыслу, потому что мой продюсер может мне сказать «остановись». Потому что это такой сумасшедший театр…
Я не знаю, хорошо этот или плохо, это та граница безумия, максимализма, который я никогда не буду навязывать и адресовать другим. «Ильхом» существует в этом странном, замороженном времени в Ташкенте, с огромным потенциалом живого зрителя, явно не растасканного соблазнами чисто коммерческого развлекательного искусства, клубного искусства и прочей суеты, которая делает свое дело. То есть, удается держать некую экологическую зону, которая не совсем замусорена…
О Ташкенте
Марк Вайль: - Я родился в Ташкенте, и мой город это. Я думаю даже, что он больше мой, чем многих, живущих в Ташкенте. Я его очень хорошо знаю, я его люблю, я его помню, я переживаю по поводу исчезновения очень многого, что случилось в Ташкенте, по поводу искажения смысла целых пластов культуры или исчезновения даже пластов культуры, которые в Ташкенте были. С одной стороны, хотим мы этого или не хотим – это четвертый город пространства бывшего СССР, он все равно остается крупнейшим городом. С другой стороны, динамика этого города невероятно замедлилась… Но, чтобы не ставить вот так каменную плиту, я вам скажу: что-то происходит. Мне начинает казаться, что он начинает обходить вот эти все подводные рифы, некоторое несогласие с политической системой, которая, допустим, скучна… Она скучна! Она ведь не то что, простите меня, недемократична, она – скучна. Она слишком одноцветна, она не многообразна, она, действительно, не варьируема. И такое ощущение, что что-то человеческое, хитрое, как гейзеры, которые пробиваются сквозь толщу, сквозь асфальт, начинает пробиваться. Но, еще раз говорю: целый [длительный] период я воспринимал город заснувшим. Видимо, [работает] закон большой величины. Знаете, такие города, как Ташкент, они не умирают. Поэтому идут процессы, еще раз вам говорю. Увы, политика не помогает им идти более живо, более многообразно. И, конечно же, беда, что Ташкент потерял мощнейшие интеллектуальные силы. Вернутся они в Ташкент или возродятся [там] – покажет только время.
О спектакле «Орестея»:
Марк Вайль: - Это такая супер-классика. Мы обратились к тексту двадцатичетырехсотлетней давности (страшно сказать: пятый век до Нашей эры). Никогда в Узбекистане эту трилогию не трогали. Я вам скажу более того: лишь один немецкий режиссер Питер Штайн ее однажды поставил в России, и все. При этом это – классика классик, это урок урока, это такая тоже отстегнутость, такое подсознание человеческое, это такой раскол стандартного мышления и нестандартного, это такой на равных диалог с богами, который у греков существовал…