Когда город не чужой. Про детей беженцев и московских волонтеров
Фото - с сайта «Нужна помощь», где собирают пожертвования для Центра адаптации и обучения детей беженцев
Наше знакомство с московским Центром адаптации и обучения детей беженцев при Комитете «Гражданское содействие» началось с небольшой заметки Ольги Николаенко, нового директора Центра, в «Фейсбуке».
«Заметки на полях новой работы.
...вот, например, невероятно многодетный папа рассказывает, что когда они из своего ужаса приехали в Москву, был Новый год и салют. Дети выключили свет, задернули шторы и попросили отца придвинуть стол к двери. «Да все хорошо, - сказал им папа, - это салют, у людей праздник». - «Папа, - серьезно ответили дети, - не надо нас успокаивать, мы понимаем, что стреляют. Придвинь стол».
...или, например, молодой человек в модных узких брюках меня отчитывает и рассказывает про рыбу и удочку. Развращаете, говорит, вы их, вы им все даете, и они никогда не научатся самостоятельности. Молодой человек закончил одну из лучших московских школ, ездил учить языки за границу, занимался с лучшими репетиторами. Глядит серьезно из-за своих стильных темных очков.
...или африканская мама невероятной красоты судорожно объясняет, почему у нее нет таких-то документов, сует мне какие-то потрепанные листки. Нам не нужны документы, говорю, Ваш ребенок может приходить заниматься. Не верит, переспрашивает, поняв - плачет.
...или приходит в Центр адаптации и обучения детей беженцев мама из Луганска и хвалит меня: какая вы светленькая, какая русская, как хорошо! А то всякие хачи и жиды понаехали.
...или, например, родитель говорит, что эти вот дети будут ходить, а этот очень хочет, но не сможет - замерзнет. Может, весной. Не понимаю, что это значит. Оказывается, на этого ребенка есть только летняя одежда. Толстовско-горьковский какой-то сюжет. Ничего, принесут мерку, обуем-оденем.
...другой модный юноша на мои вопли о чиновничьем и полицейском ужасе глубокомысленно говорит «ну здесь все так неоднозначно, они же забирают наши рабочие места».
Центр адаптации и обучения детей беженцев занимает подвал особняка на Долгоруковской улице в Москве. Ремонт только закончили, стены раскрасили, но когда я пришла знакомиться, штор на окнах еще не было, и комнаты просматривались с улицы. В тот день у администратора украли сумку с деньгами Центра и документами.
Никакой паники и подозрительных взглядов это не вызвало, как и никаких вздохов: «Я так и знал», - я не услышала. Центр работает, за каждым столом сидела пара, учитель-волонтер и ребенок, занимаются, в комнате жужжание. Русский язык, физика, английский, математика. Директор Центра Ольга Николаенко объясняет, что да, они поедут в РУВД, но не сейчас, а когда занятия закончатся, и что нужно срочно купить карнизы и шторы. Одновременно наливает мальчишке, нормально говорящему по-русски, чай:
- Дэни, а ты почему не записал на доске, чем хочешь заниматься?
- Я написал. Стерли.
- Так. Вот бумага, пиши.
Парень - ему лет 10 на вид - спокойно пишет.
- «Рок-гитара, столярка, рисование», - читает Ольга. - Столярка - это мастерить что-нибудь из дерева?
Мальчик кивает.
- Хорошо, поняла. Найдем.
- И что, в Центр придет кто-то учить его столярничать? - заинтересовалась я.
- Столярку, наверное, нет, для нее место специальное нужно… Рисование и гитара - вполне возможно. Про рок-гитару… (Обращаясь к Дэни). А если это будет не рок-гитара, а акустическая? Не то? Не годится?
- Я не знаю, что такое акустическая…
- Ну, это которая без… Рок-гитара - это электронная… А обычная?.. (Дэни смотрит внимательно, но молча). Ладно, решим.
Дэни из Чечни. Он нормально справляется с уроками, прекрасно говорит по-русски. «Наверное, для помощи в школе мы ему не нужны, - говорит Ольга. - Но почему бы ему не помочь в чем-то другом, если мы можем? По-моему, не почему».
Аднавримьен…
Отправляюсь послушать уроки. Физика, класс, наверное, девятый. Идет спокойный разговор про свободное падение тел.
- Вот мы берем два тела разной массы… (учитель поднимает обе руки, как будто в каждой - эти шары). И что делаем?
- Кидаем на пол, - ученик смугл, улыбчив, очень внимателен.
- А сначала? (пауза) Сначала поднимаем их на одинаковую высоту… (мальчик записывает). Дальше?
- Бросаем!
- Лучше сказать «отпускаем». Отпускаем одновременно. Чтобы у них была начальная нулевая скорость.
- адновримьен… одноврен… (слово не дается).
Учитель терпеливо и медленно: «од-но-вре-мен-но». Одна высота. Разная масса. Одновременно. Что это значит? Мальчик не знает. Записывает. Потом снова спотыкается, когда речь заходит об ускорении. Что это?
«Мы проходили сегодня», - напоминает учитель. Сегодня? Начинает рыться в бумагах, листает, перелистывает… Не видит. Наконец, с помощью учителя находит формулу. Вдруг выясняется, что совсем не помнит, что такое «v» (скорость).
- Ты же английский хорошо знаешь?.. - Ученик смущен и улыбается. - Есть русское слово «велосипед», он происходит от слов…
- Педаль!
- «Пед» - нога, педаль тоже оттуда. А «вело»? Что такое «вело»? (тишина). Ты знаешь слово velocity? Скорость?
- Скорость! Да, это скорость!
Ученик - афганец Белал. Учитель - Михаил Лашкевич, кандидат физических наук, работает в институте теоретической физики им.Ландау. Волонтерит при Центре адаптации с 1998 года.
Михаил Лашкевич и Белал, занимаются физикой. Фото ИА «Фергана.Ру»
- Часто вы сюда приходите? - спрашиваю у Михаила Лашкевича.
- Когда есть возможность, то два раза в неделю. Когда тяжелее со временем, то один раз.
- Сколько у вас учеников?
- Сейчас два. А бывает от одного до трех.
- У Белала приличный русский язык? Достаточно, чтобы понимать физику?
- Достаточно. Есть, конечно, проблемы, но мы не делаем с ним уроки: он хочет именно понимать, и мы разбираемся в понятиях.
- Упущенная база?
- Есть некоторые упущения в математике, из-за этого работа с формулами проваливается. Но у него по математике отдельный учитель, и это правильно. Мы занимаемся раз в неделю, хотя лучше бы два, но не получается.
Пару лет назад я тут вел киноклуб, было интересно показать детям классику, которую сейчас по телевизору или в кино не часто увидишь… Дети ведь привыкли снимать первый смысловой слой, а интересно поговорить с ними о вещах неочевидных. Да, мы по-русски смотрели, и дети понимали - не знаю, полностью ли. Оказалось, что есть вещи, которые захватывают в любом случае, например, «Полет над гнездом кукушки» или «Чучело».
- У вас есть опыт репетиторства?
- Небольшой очень. Я иногда помогал кому-то, но это другие отношения, более напряженные. Здесь спокойнее, легче, дружеская обстановка. Ты не должен непременно и сейчас все объяснить, можно отложить, можно переключить тему, ты не так привязан к подготовке к экзамену. Мне интересно сделать так, чтобы люди начали понимать физику.
- Были ситуации безнадежные?
- Да, конечно. Примерно в 50% случаев продвижение оказывалось совсем небольшим. Но ребенок все равно чему-то научается, у каждого что-то оставалось после продолжительных занятий, и я удовлетворен. Моя прошлая ученица Мавзуна поступила в Бауманку. Она была очень мотивирована, хорошо занималась, сама приходила со своими задачами, мы их разбирали. Вот у нее был большой прогресс, но сильно мотивированный ребенок - это редкость.
- Самая большая трудность какая во время занятий?
- Пробелы в математике. Не знают таблицу умножения, не умеют раскрывать скобки, не понимают основные принципы. А в физике дети часто формально применяют формулы: ребенок видит знакомые величины, хватает первую попавшуюся формулу и применяет ее первым попавшимся способом. Самое сложное - научить понимать задачу. Но в массовой школе нет возможностей научить этому всех, когда в классе 30 человек…
- И не важно, из какой массовой школы ребенок приехал? Из Кыргызстана, Узбекистана, Чечни или Таджикистана?
- Не важно. Это вопрос уровня. Где-то лучше, где-то хуже. Но у нас сейчас снова появились дети, которые не учились несколько лет, а если даже год не учился - все, он выключается из процесса. Когда-то у нас были чеченские дети, не ходившие в школу 3-5 лет. А сейчас это афганцы.
«У меня свое мнение о вашем издании»
Мальчишка лет 17-ти, который занимался русским языком, разговаривать со мной отказался, имени своего не назвал и откуда приехал - тоже, сказал только с вызовом: «Я из Центральной Азии, и все! Какая разница! Я это не люблю! Мы все живем в общем мире! И фотографировать меня не надо, я против. Я прекрасно знаю «Фергану.Ру» и имею свое мнение». Видимо, осудил.
Но послушать урок минут пять разрешил, правда, потом попросил отсесть: стеснялся, не мог сосредоточиться и раздраженно путался в наречиях и местоимениях. Хороший парень.
Вечерние занятия в Центре адаптации и обучения детей беженцев. Фото ИА «Фергана.Ру»
За соседним столом девочка в хиджабе учила английский с девушкой-волонтером, которая сама не слишком понимала по-русски, объяснялась больше улыбкой, быстрыми рисунками и жестами. Как оказалось, волонтер была немкой, но по-английски говорила идеально. Обе, и учитель, и ученица, были внимательны, стараясь не упустить ни одного непонятного слова, хотя обе говорили очень тихо, почти шепотом. Пока я минут семь сидела рядом, они успели пройти конструкции «мне нравится» и «мне не нравится». Я еще час торчала в Центре, разговаривала, пила кофе, а они все учились, учились…
«Место, где детям рады»
Под крылом Центра адаптации сегодня - около 50 детей из Африки, Филиппин, Афганистана, Киргизии, Узбекистана, Чечни. С ними занимаются примерно столько же волонтеров. В штате всего два человека - директор Ольга и администратор Аминат. Занятия идут четыре дня в неделю, как правило, индивидуальные, это эффективнее, но по пятницам приходят веселые маленькие африканцы, уже немного понимающие по-русски, и с ними играют все вместе, коллективно.
- Какими проблемами, кроме образования, занимается Центр?
Ольга Николаенко: Главная наша задача - не образование, а адаптация. Это место, где детям рады, где с ними занимаются, чтобы они комфортно себя чувствовали в нашем городе. Ребенку очень важно уважительное отношение и личное внимание взрослого. Кроме того, у нас бывают праздники, совместные поездки, и это важно детям. Поэтому они и остаются тут и до семнадцати, и до восемнадцати лет, уже прекрасно говоря по-русски и даже найдя работу…
- То есть если у ребенка нет проблем с русским языком или с учебой, но он трудно входит в детский коллектив, ему можно прийти к вам за помощью?
- У нас есть такой принцип: чем хуже, тем лучше. В первую очередь мы помогаем тем детям, которым плохо. Но если у нас есть возможность помочь (оглядывается) прекрасному Дэни, - почему нет?
Ольга Николаенко. Фото ИА «Фергана.Ру»
На 5 ноября 2014 года на территории РФ, по официальным данным, находилось 1.117 мальчиков и 785 девочек (до 17 лет) из Афганистана, 3.943 мальчика и 2.327 девочек из Вьетнама, 11 мальчиков и 2 девочки из Казахстана, один мальчик - из Кыргызстана, 115.360 мальчиков и 38.230 девочек из Таджикистана, 3.160 мальчиков и 1.544 девочек из Туркмении, 125.684 мальчика и 45.894 девочки из Узбекистана (речь идет об иностранных гражданах).
В 2012 году на учете ФМС России состояло 826 беженцев. Всего же с 2007 по 2012 годы в России было признано беженцами 669 семей (961 человек).
- Да. Понятно, что школы неохотно берут таких детей – у них нет ни навыков, ни ресурсов отдельно с ним заниматься, а сейчас рейтинговая система, если ребенок плохо сдал экзамен, то школа теряет баллы… И брать таких детей нехорошо, и не брать плохо. Но если с ребенком приходим мы и говорим администрации школы, что поможем, подтянем, будем заниматься, что мы рядом - это помогает.
Такой проблемы - устройство в школы - долгое время не было, но сейчас она снова возникла. В Москве появились дети, которые нигде не числятся и ни в сады, ни в школы не ходят. Например, у нас много таких афганских детей. Один человек четыре года пытается получить документы, добивается предоставления убежища. И все эти четыре года его детей никуда не берут, тем более и живут они где-то под Москвой. Мы надеемся, что сейчас проблема с документами решится, и все будет налаживаться.
Бывает, что к нам приходят дети, которые совсем не говорят по-русски, и им рано в школу, нужно сначала вытянуть на нормальный уровень понимания языка. Если они совсем маленькие, мы успеваем что-то сделать, позаниматься, проследить, чтобы их взяли в школу. Идеально, если потом у нас получается их «вести», пока они учатся.
- В Москве есть Школы русского языка, вы с ними сотрудничаете?
- Налаженной системы сотрудничества нет сейчас. Кого-то туда не берут, бывают, например, сложности, если человек живет под Москвой… Но одно другое не отменяет – у нас с ними немного разные задачи и подходы. Есть дети, которые в ШРЯ отходили, в обычную школу их не берут, и они ходят к нам.
- А если у ребенка проблемы с медобслуживанием? Тоже помогаете?
- Мы - волонтерский проект при Комитете «Гражданское содействие», у нас нет устава и очерченного круга задач. Медпомощью занимается Комитет, и если приходит ребенок, которому нужно обследование или дорогие лекарства, мы сначала обращаемся туда, и уже потом, если у Комитета нет возможности помочь, начинаем что-то придумывать с помощью волонтеров.
Вы же знаете, как появился наш Центр? В 1996 году Комитет «Гражданское содействие» столкнулся с большим потоком беженцев, и дочка сотрудницы Комитета, Анна Вершок, занимала детей, пока взрослые обсуждали свои взрослые дела. Это были дети с Северного Кавказа, с травмирующим опытом, несколько лет не учившиеся, и она поняла, что нужен отдельный проект по адаптации и реабилитации таких детей. Собрала своих друзей, однокурсников, - и началось. Люди сменяли друг друга, кто-то работал дольше, кто-то приходил реже, менялись конкретные задачи, но необходимость в таком Центре не отпала до сих пор.
А задачи самые разные. Вот только что деньги собирали: детей из Таджикистана приняли в московскую школу, но они должны были появиться в Москве до осенних каникул, а денег на билеты у семьи не было. Все удалось, будут учиться.
У меня есть мечта, чтобы мы имели возможность платить хоть какие-то деньги тем, кто много работает в Центре. Еще нам очень нужен нейропсихолог: почти всем детям хорошо бы провести когнитивную диагностику, понять, почему ребенок, хороший, разговаривающий и понимающий по-русски, никак не может освоить элементарные вещи, например, в математике. Дело только в языке или запущенности, или проблема глубже, и нужны какие-то специальные упражнения и игры, которые помогут? Нам всем нужны обучающие семинары.
Еще нужен человек - назовем его «соцработник», - который бы знал биографии детей, поговорил бы с родителями, съездил бы домой к ребенку и посмотрел, в каких условиях он живет, может ли нормально учиться, можно ли ему задавать уроки на дом… И этот же человек, как я мечтаю, будет общаться со школами, если возникают проблемы в обучении: нам нужна обратная связь.
Мы сейчас будем искать на это деньги, придется научиться.
В Центре адаптации и обучения детей беженцев. Фото со страницы Ольги Николаенко в «Фейсбуке»
В конце октября Центр адаптации и обучения детей беженцев искал теплую одежду: наступают холода, и некоторым ученикам не в чем ездить на занятия: «Холодает. Чтобы наши ученики добрались до нас, не простудившись, мы ищем самым малообеспеченным из них зимние вещи. Сейчас актуальнее всего куртки и зимняя обувь на мальчиков. Куртки размеров 52, 48, 40\42, 36, 38. Обувь размеров 38, 40, 41,42. Также очень ищем сумки\рюкзаки для мальчиков».
Центру адаптации и обучения детей беженцев все время нужны волонтеры. И помощь. Чем именно можно помочь, написано на сайте Центра. У Центра есть страница в «Фейсбуке». Приходите к ним.
Мария Яновская
Международное информационное агентство «Фергана»