Успехи, якобы достигнутые путинским режимом в деле интеграции на постсоветском пространстве, безусловно, рассматриваются в Кремле как один из наиболее эффективных пропагандистских маневров для укрепления своих позиций в российском общественном мнении. По понятным соображениям, особенно настойчиво эту тему стали педалировать с началом в России предвыборного периода, после выдвижения Владимиром Путиным осенью прошлого года амбициозного плана по созданию Евразийского союза. И хотя при этом постоянно оговаривалось, что о восстановлении СССР речи не идет, пропагандистское обеспечение было заточено именно на возбуждение у «широких народных масс» ностальгических чувств в отношении «погубленной единой великой страны», «утраченной экономической и политической мощи» и т.д. Расписывая блистательные перспективы, которые открывает восстановление «былого единства» с помощью Евразийского союза, авторы «евразийского проекта», несомненно, рассчитывают, что большинство россиян «поймет их правильно» и, по крайней мере, психологически воспримет «евразийские идеи» Путина именно как план постепенного воссоздания СССР в той или иной форме. Что, собственно, и требуется, ведь апелляция к ностальгии по Советскому Союзу, стимулирование всякого рода имперских, неоимперских и прочих великодержавных настроений считается в современной России почти беспроигрышным политическим приемом. Однако на самом деле ситуация совсем не так проста, как кажется.

Энтузиазма явно не хватает

В качестве доказательства того, что большинство россиян высказываются за «интеграцию и объединение» на постсоветском пространстве, часто приводят данные известного опроса (1600 респондентов), проведенного ВЦИОМ в октябре прошлого года. Так вот, согласно данным этого опроса, почти половина россиян, а именно 48% жителей страны, поддерживают идею интеграционного объединения на постсоветском пространстве. Принцип партнерских отношений между странами бывшего СССР без объединения (то есть примерно таких же отношений, как с Германией или с Францией) разделяет треть опрошенных россиян (34%), 8% — вообще против восстановления прежних связей, за окончательное разделение стран, 10% затруднились с ответом. При этом те 48%, которые поддержали идею объединения, выступают за весьма разные формы интеграции: 23% поддержали идею, по сути, «воскрешения» СССР («Союз Суверенных Государств»), 15% высказались за «легкую» форму интеграции в виде уже существующего Таможенного союза и лишь 10% хотели бы, чтобы Россия с соседями создала «некий аналог Европейского союза», то есть Евразийский союз (прежде всего, экономический).

По-моему, из данных этого опроса вовсе не следует, что интеграционные проекты, и, главное, предложенный Путиным Евразийский союз вызывают у большинства россиян какой-то особенный интеграционный энтузиазм. Скорее, наоборот: около половины россиян настроены против постсоветской интеграции, так сказать, в принципе. При этом сами слова «интеграция» или «объединение» имеют психологически «позитивную» заряженность, что побуждает респондентов поддерживать их как бы подсознательно. Добавим, что значительная часть тех, кто в принципе не против интеграционной идеи, выступает либо за сохранение нынешнего уровня интеграционных связей (Таможенный союз), либо за их развитие, прежде всего, в экономической области (Евразийский экономический союз). Доля же тех, кто выступает за политическое объединение, за воссоздание «великой державы», то есть какого-то аналога СССР, скорее мала, чем велика. Или, по крайней мере, совсем не так велика, как хотелось бы деятелям, мечтающим о возрождении великой евразийской империи.

Это соответствует и другим социологическим данным. Так, согласно опросам «Левада-центра», если в 2000 году жить в «восстановленном СССР» гипотетически хотели бы 30% граждан России, то в 2003 году их число снизилось до 25%, в 2007 году – до 15%, а в 2009 году и вовсе до 10%.

Ностальгии все меньше

По большому счету, ничего удивительного здесь нет. Пик ностальгии по распавшейся «большой стране» наблюдался в первые годы после развала СССР, который большинство населения тогдашней Российской Федерации действительно воспринимало как «геополитическую катастрофу» со всеми вытекающими отсюда психологическими, человеческими и социальными травмами. К тому же многим тогда казалось, что распад империи произошел как бы «понарошку» и явился лишь «временным успехом» внешних и внутренних темных сил, разваливших «великую страну». Значительная часть россиян тогда всерьез надеялись, что пройдет какое-то небольшое время, и отколовшиеся союзные республики вернуться в «братскую семью народов» (вариант – «сами приползут и попросятся обратно»).

Однако шли годы, но никто не «приползал». Бывшие союзные республики с разной степенью успеха обустраивались самостоятельно. Да и в самой России выросло целое поколение людей, вообще не живших в «братской семье советских народов», для которых не составляло большой проблемы рассматривать бывшие союзные республики в качестве обычных зарубежных независимых государств, а не временно отколовшихся частей, которые необходимо «вернуть». Для них сам факт того, что Россия и, скажем, Узбекистан с Таджикистаном когда-то находились в пределах одного государства, выглядит своего рода курьезом. Сейчас ностальгия по утраченной «большой стране» характерна преимущественно для пожилых россиян. Даже люди среднего возраста, заставшие советские времена, в массе своей к утрате империи относятся вполне спокойно, а к всевозможным интеграционным проектам – прагматично-скептически. Не говоря уже о том, что для подавляющего большинства российского населения, особенно в провинции, все эти вопросы не являются, мягко говоря, актуальными – у них своих проблем хватает. За вычетом политических маргиналов имперского и националистического толка, россияне по большей части совершенно равнодушны к идеям политического воссоединения даже с ближайшими в культурном и этническом плане Украиной и Белоруссией. О государствах Центральной Азии и Закавказья и говорить не приходится.

Надежда или тревога?

Впрочем, определенные симпатии и антипатии, а вернее, приоритеты у россиян, конечно, имеются. По данным того же октябрьского опроса ВЦИОМ, наиболее перспективной страной в плане развития интеграционных связей относительное большинство респондентов назвали Казахстан (42%), за ним идет Белоруссия (35%), третье место занимает Украина (17%), после нее с равным процентным соотношением идут Армения и Азербайджан (по 9%). Остальные государства СНГ получили от 1 до 5% (на последних местах – Киргизия и Таджикистан). Многие политологи, занимающиеся пропагандой интеграционных проектов, сетуют на недостаточность агитационных усилий и разъяснительной работы, что, дескать, обуславливает слабую информированность россиян о выгодах постсоветской интеграции, и, соответственно, понижает популярность интеграционных идей. Насчет информированности, пожалуй, можно согласиться. Однако представляется, что в ряде случаев более высокая степень информированности, наоборот, только понизила бы привлекательность постсоветской интеграции в глазах россиян.

Например, если бы россияне четко понимали, что такое позитивное понятие, как «интеграция в рамках Евразийского союза», неразрывно связано с такой институцией, как «свободное перемещение рабочей силы», то особого восторга у большинства российских граждан это точно не вызвало бы. Ведь общеизвестно, что отношение значительной части россиян к трудовым мигрантам, например, из Центральной Азии благожелательным назвать трудно. Практически все опросы фиксируют, что от 60 до 70 процентов респондентов выступают за ужесточение иммиграционного законодательства. В частности, ученые Института социологии Российской академии в 2010 году провели исследование в рамках проекта «Иммигранты в России: социальное измерение». В ходе этого исследования 54% россиян высказались за запрет принимать мигрантов на постоянное проживание в своем населенном пункте, 48% поддерживают запрет и на временное проживание. Две трети респондентов считают, что мигрантов в их населенном пункте «очень много» или «много». В ходе опроса было установлено, что к мигрантам из Молдовы или с Украины большинство россиян относятся толерантно.  В отношении же представителей других национальностей люди настроены гораздо более неприязненно. Против того, чтобы с ними рядом поселилась семья приезжих из Закавказья, высказались 47% опрошенных, семья мигрантов из Центральной Азии  - 46% респондентов. Понятно, что появление реальной перспективы облегчения условий для трудовой миграции и увеличения числа иммигрантов не прибавит россиянам желания «воссоединиться в братской семье народов».

Лишь небольшая часть российских горожан сможет назвать реальные выгоды даже от той степени интеграции с бывшими советскими республиками, которая уже достигнута. Зато определенный «джентльменский набор» неприятных проблем, возникающих вследствие так называемых интеграционных процессов, укажет практически каждый. Это не только наплыв иммигрантов (причем российскому обывателю, как правило, равно малосимпатичны как легальные иммигранты, так и нелегальные), но еще и наркотрафик, этническая преступность, а также отказ ЕС от безвизового режима с Россией. На этом фоне идея Евразийского союза, о котором власти в предвыборный период рассуждают как об уже почти свершившемся факте (и, естественно, как об огромной личной заслуге Путина), у большинства образованного городского населения вызывает не подъем «воссоединительных» мечтаний, а, скорее, подозрительность и озабоченность.

В отрыве от реальности

Таким образом, проект Евразийского союза, который в сознании избирателей должен ассоциироваться с «возрожденным СССР», вовсе не является, вопреки ожиданиям Кремля, столь эффективным козырем для завоевания общественной поддержки. То же самое можно сказать и о прочих внешнеполитических козырях (пресловутое «вставание с колен», виртуальное противостояние Западу и т.д.), предлагаемых путинским режимом не слишком восторженным в большинстве своем избирателям. Все это – по большому счету, из далекого советского прошлого. Между тем сменилось поколение, изменилось общество, поменялись проблемы, которые действительно это общество волнуют. Однако власть этого, судя по всему, не понимает, что в очередной раз свидетельствует о ее оторванности от реальности. Другой вопрос, что завоевание симпатий избирателей для Кремля далеко не главное средство обеспечения искомого результата. Для этого у правящего режима имеется еще и множество других «избирательных технологий».

Михаил Калишевский

Международное информационное агентство «Фергана»