Где ночует киргизская революция
Революции в Кыргызстане активизировали людей, о трудном существовании которых в незаконно выстроенных вокруг Бишкека поселках мало кто ведает, а власти не обращают на них внимания. Люди, исключенные из общества, стали силой, скинувшей бывшего президента и указавшей на нового. Но они оказались не способны озвучить собственные интересы и даже не внесли в политическое поле новых действующих лиц. Внеся свою лепту в процесс смены власти, обитатели бишкекских окраин вернулись в свои нелегальные поселения. Никто не знает, сколько людей живет в них и как протекает их жизнь. «Фергана» предлагает вниманию читателей рассказ москвича, побывавшего в постреволюционном Бишкеке и на его задворках.
* * *
Я прилетел в Бишкек со словами одного приятеля: там пахнет свободой. И вот я здесь. Уже несколько дней. Но пока еще не встретил ни одного человека, вдохновленного революцией.
В чем же дело? Один из веселых парней лет тридцати, протягивающих интернет к моему компьютеру, отозвался о революции скорее с неприязнью: он не бездельник, чтобы участвовать в беспорядках. Наверное, ему, столичному жителю, просто удалось неплохо устроиться? Но я оказался прав лишь наполовину: парень родился в деревне. Работы там нет. Никакой, кроме животноводства. Он нанимает односельчан, которые выращивают его баранов, чтобы наш мелкий предприниматель затем продавал их скупщикам шерсти и мяса. Сам он при этом работает в городе. Все средства от продажи баранов пускает на развитие производства, а заработанные в городе - на жизнь.
В период правления Бакиева предприятия, поднявшиеся выше мелкого предпринимательства, были обложены данью до 70 процентов в пользу «семьи» или вытеснены в Казахстан и другие страны. Поэтому предприниматели вне «семьи» были непосредственно заинтересованы в восстании. Поскольку для буржуазии главная опасность исходила от правящей группы, и в той мере, в какой она способна обеспечить распространение своего взгляда на мир, она способствовала артикуляции восстания как антибакиевского и не более того. После свержения Бакиева для них появился «свежий воздух», например, заказы в строительной сфере.
Представители креативного класса смотрят на происходящее иначе. Часть из них обслуживала нужды правящей группы, часть лишалась финансовой поддержки, которую они получали раньше от исчезнувшего при Бакиеве бизнеса. Но с революцией ни те, ни другие не связывали надежд. Кто-то акцентировал внимание на непосредственной опасности, ужасах – разворачивающихся в воображении или в действительности – революционного момента, «когда ты сидишь в квартире и не знаешь, кто ходит за твоей дверью, что он сделает в следующую минуту, возможно, с тобой». Кто-то говорил о том, что во время протестов и ограбления магазинов люди превращаются в вооруженных монстров. И те, и другие склонялись к риторике безопасности, так распространенной во всем современном мире, десять лет назад нашедшем абсолютное зло в образе «международного терроризма» для того, чтобы оправдывать терроризм государственный. Кто-то говорил о том, что апрельские события - это не революция, а смута без каких-то ясных политических целей.
В городе действуют полтора десятка университетов, из них три - международные. Вместе со множеством не вытесненных из страны, в отличие от России, западных фондов и социальных организаций - от фонда Сороса до Красного полумесяца, - они составляют места обитания тонкой прослойки местной интеллигенции. Здесь можно встретить буйный дух коллективного воображения переходного периода; кажется, что возможно многое, и отчасти это действительно так. Часть молодых людей проходит через школу волонтерства. Тех же, кто не попал в университет или в такую организацию, но ищет идеи для своего существования, потерявшие позиции американские протестантские проповедники оставляют набирающим силу мусульманам.
Городская молодежь ходила на площадь, чтобы вернуть долг милиции. Потом возвращалась туда, когда становилось известно, что нужна помощь раненым. К примеру, для художников прошлая революция стала шагом к установлению связей между творчеством и коллективной жизнью, кто-то из них вышел на улицу именно как художник, для того, чтобы проявить свою политическую позицию. Во время парламентских выборов 2007 года политические активисты осваивали форму театрализованных акций. Уже три года в Бишкеке действует уличный театр «Место Д», впрочем, не ставящий перед собой никаких политических целей, кроме того, чтобы растворять в городской повседневности капли театрального представления. Но в этот раз революция не стала для художников той силой, тем движением, на волну которого они могли бы пустить свои умения, чтобы те обрели полноту звучания, порождая новые желания, преобразуя человеческие отношения. Сегодня молодые художники Бишкека больше ориентированы на международную сцену, которая не так далека от них. В Американском университете я застал лекцию американского критика о современном искусстве на тему диалога культур. Некоторые молодые художники отправлялись на Иссык-Куль, чтобы бесплатно участвовать в недельном мастер-классе современных американских фотографов. Только одинокий Чоро, называющий себя последним гражданином СССР, пять часов стоявший с советским флагом под пулями у Дома правительства 7 апреля, сооружает свои агитационные установки рядом с памятником Мученикам Революции, чтобы напоминать прохожим о референдуме 1991 года.
Акция Чоро в Бишкеке
Осенью Бишкек производил впечатление живого, но спокойного города, где революцию нужно еще поискать. В первые дни, передвигаясь по оживленным улицам, вы очарованы раскованностью и непосредственностью отношений между людьми, не переходящих в то же время в фамильярность или агрессию. Свежий, легкий воздух лишь ободряет это очарование. Величие заснеженных горных вершин сопровождает вас почти в любой точке города, и даже ансамбль центральной площади своей выразительностью больше обязан им, чем своим архитекторам. Милиции почти не было, виденная мною была вежлива и предупредительна, воспитанная революцией. Уличная жизнь богата сюрпризами вроде играющих в шахматы или состязающихся в борьбе за клиента таксистов. В каждом переулке, особенно в центре, вы найдете кафе, цены в которых не отличаются от цен на окраине. Уличные торговки стоят вдоль тротуаров, предлагая на своих лотках всякие мелочи. Сигареты на этих лотках и в киосках продаются поштучно, указывая на уровень доходов торговли. Но нельзя сказать, что люди гоняются за деньгами: дважды мне дали сигарету бесплатно - в центре города и в одном из самых бедных пригородов.
Ближе к вечеру несколько раз я наблюдал, как прилично одетый подросток, наверное, студент, сильно набравшись, бесцеремонно шатался по одной из центральных улиц прямо среди трафика, ругался и махал руками на дорогие джипы. Студенты в Бишкеке часто не имеют прописки и, значит, имеют представление о бесправном существовании. Восстание стало для них важным опытом периода инициации, которым является для студента время обучения.
Позже, добираясь из погруженного в сумерки центра на край города, вы утопаете в ночи, даже если поднимаетесь, а не спускаетесь по центральной Советской улице в неспешно бегущей маршрутке. Улица заканчивается на самой окраине, рядом с большим парком и местами молодежных тусовок на ступеньках пустующих в ночи общественных строений, освещенных только приглушенным светом витрин. Несколько девушек останавливаются у дороги, чтобы поймать машину, или оказываются у арыка, или в самых неожиданных местах прямо посреди тротуара. Парни группками стоят здесь и тут. Остальные идут по своим делам. Ночью, когда фонари и окна потухают, вы встречаетесь с людьми в полной темноте, выплывая иногда на встречных прохожих или целующихся влюбленных. Во дворах, еще более освещенных из-за близости окон, чем периферийные улицы, вы, находясь рядом с небольшими компаниями жителей, оказываетесь в уютной тени.
В поселке Ак-Жар
В деревнях мальчики останавливаются и в знак приветствия протягивают вам руку, даже если они при этом едут на лошади. В столице этот жест тоже распространен, но уже не среди детей. На одной из темных улиц, неподалеку от респектабельной Московской, какой-то человек за сорок окликает меня: «Эй, земляк, ты в ту сторону?» Я оборачиваюсь, он жмет мне руку. Сначала, когда мы идем вместе в полутьме, обитатель напряженной Москвы, я не исключаю возможности ограбления, нападения сзади на иностранца, у которого, возможно, есть чем поживиться, – многие здесь принимают меня за американца. Но Бишкек не Москва, позже ты понимаешь, что здесь это не жест, отграничивающий круг семьи или коллег по работе, и это не фамильярность, это жест открытости незнакомцу. Но все, кажется, обходится без неприятностей, и я спрашиваю, что он думает о революции.
- Когда премьер-министр ходит за советом к сыну президента, крупнейшему олигарху, революция – это правильно. У нас свободная страна! У нас свобода печати! Правда, силен трайбализм.
Он строитель.
- Мы подходим к водителю автобуса, давай заправляйся и поехали. К чертям твой план, или мы убьем тебя прямо сейчас!
Похожая операция проходит с владельцем заправки. Они едут в Ош, чтобы «посреди провокаций бакиевцев, натравливающих узбеков и кыргызов друг на друга, предотвращать конфликты и кровопролития. Стоять с оружием на блокпостах».
В поселке Ак-Жар
Революция вызвала множественные и противоречивые последствия, обусловленные правовыми отношениями, наложившими на сложную сеть территориальных, языковых, профессиональных различий жесткие противоречия экономических интересов. Самыми острыми из этих последствий стали узбекские погромы в Оше, что сместило акценты с освободительного течения революции на взрывы вызванного разницей в экономическом положении людей, но этнизированного насилия. Возможно, именно это и привносит в ощущение кыргызов чувство вины за всю революцию целиком.
Речь о революции пришла извне. От коррумпированного олигархического правительства жителей Кыргызстана, как и жителей Туниса или Египта, освободили не представители буржуазии, среднего класса и интеллигенции, хотя многие из них были на стороне восстания. Это сделали бедные слои, жители пригородов, показавшие силу и вольный нрав своего народа, но не формулирующие и не формирующие господствующие мнения. Те, за кого привыкли говорить другие. И это важный момент для оценки события и для понимания того, как оно оценено в Кыргызстане.
Власть на улице
Седьмого апреля, после арестов лидеров оппозиции и попыток разогнать митинг в Бишкеке, в столкновениях с полицией и последующем шествии к центру города возникло то, что уже было невозможно остановить. С крыши Дома правительства снайперы стреляли в повстанцев, и те отступали, относили убитых и раненых в безопасные места, прятались за колоннами здания напротив, но когда стрельба прекращалась, они снова возвращались к воротам Дома правительства. В тех, кто протестует за деньги, нет и доли решимости, которую демонстрировал народ на площади 7 апреля. В момент решающего судьбу режима силового противостояния лидеров на площади не было. Они появились позже.
В поселке Ак-Жар
Один живущий в Бишкеке турецкий ученый рассказал мне, что, несмотря на свою внешность и на то, что плохо владеет русским и кыргызским языками, он не смог усидеть дома и вечером вышел на улицу. Весь центр города заполонили люди. Курсируя между ними, он не был в абсолютной безопасности, случиться могло все что угодно, но даже его любопытная фотокамера не принесла ему неприятностей. Только однажды выходящие из разбитой витрины молодые люди, угрожая ему палкой, потребовали прекратить съемку и уйти, но чаще они просто выбегали из магазина, захватив что-нибудь с собой.
В отличие от «тюльпановой» революции 2005 года, в этот раз не все магазины были атакованы. Больше всего пострадала сеть супермаркетов «Народный» и другие торговые площади, принадлежащие Бакиеву, а также тем, кто его поддерживал. Это делали не просто дикие люди, они были некоторым образом политически организованы. Другим примером самоорганизации служат народные патрули, возникшие вместо государственной милиции, изгнанной с улиц. В этот раз патрули были сильнее, возобновляя связи, возникшие в «революцию тюльпанов».
После восстания 7 апреля людское море затопляло площадь еще четыре дня. Затем людей становилось все меньше и меньше, но кто-то возвращался, помня о более сотни убитых снайперами с крыши Дома правительства повстанцах… 16 апреля, когда стало известно о том, что свергнутый президент Бакиев, коррумпированность правления которого была выдвинута в качестве причины восстания и ради защиты власти которого были совершены эти убийства, смог покинуть территорию Кыргызстана, на площади снова возник митинг. На нем были избраны семь народных представителей, которые оказались в кабинете министра обороны и потребовали объяснений случившегося.
Но процедуры принятия решений постепенно снова перекочевали на уже недостижимую высоту. Потом пришлось выбирать парламент из политических партий, к которым никто не питал излишнего доверия, ведь их участники были связаны с режимами Акаева или Бакиева, других политиков в Кыргызстане просто не существует. Такова местная история власти улиц, за незнанием других идей и практик, к которым можно было бы приложить революционное воодушевление, всегда сопровождающее появление новых, непредсказуемых возможностей совместной жизни.
В поселке Ак-Жар
Кыргызстан становится территорией вторжения политтехнологий, выборы представляли собой легальную часть этого вторжения. Отличались не столько программы, сколько тактики убеждения политических партий. Кто-то вкладывал в свою избирательную компанию большие деньги, кто-то пытался любыми средствами зацепить внимание, кто-то пригласил московских политтехнологов, кто-то щегольнул желаемой или действительной поддержкой Путина, кто-то выбрал социальную проблематику, кто-то - конструктивистский дизайн. Офисы партий с кипами агитационных материалов встречались на каждом шагу. На улицах листовки и плакаты вступали в игру с заборными надписями и с угольными рисунками первого в городе граффитиста, уже 15 лет выплескивающего свое гражданское бессознательное на заборы и здания Бишкека. На висящих над дорогой баннерах политическая реклама теснила коммерческую, несколько расширяя визуальный выбор автомобилистов, пассажиров общественного транспорта и прохожих, чтобы после выборов добавить еще больше разнообразия вдруг опустевшей вздувшейся жестью, не предлагающей уже больше ничего, кроме причудливости своей фактуры. В более монументальных и постоянных формах соседство этих реклам продолжается в горах, по дороге на Иссык-Куль.
Во время предвыборной компании, размышляя о будущем страны, ответственности за ее настоящее, на кыргызских форумах и в статьях писали о необходимости чьей угодно активности: России, которой необходимо стать примером для стран Средней Азии; Америки, которая должна помочь с разрешением острых проблем, государственной власти… Но никогда - о гражданской активности, активности индивидов, активности коллективов по отношению к другим коллективам, самостоятельно решающих свою судьбу, судьбу сообщества. В результате, несмотря на все многообразие изображаемой на плакатах политики, подлинную интригу кампании составила бедная игра между желанием нового или старого лидера, реформ или порядка. Оба эти желания принесли решающее и почти равное количество голосов симпатизантам Бакиева и партии Отунбаевой, которую она покинула, чтобы стать временным президентом.
В это время правительство ищет новое. Администрация президента проводит всеобъемлющие реформы, вплоть до радикального пересмотра программы преподавания математики в школах, корректирует мнения и имиджи. Президент интересуется современным искусством. Налажено сотрудничество с местным правозащитным сообществом. Образовано Министерство по делам молодежи Кыргызской Республики, ведь половину населения составляет молодежь, перспективы которой неопределенны. Во дворе дома, в котором я жил на окраине города, гуляют большие компании детей, они строят шалаши, играют, громко поют песни... Подростки же выглядят очень сосредоточенными, вероятно, для тех, кто немного повзрослел, беспечное детство переходит вовсе не в бесшабашную юность.
На окраине Бишкека
Сейчас в Кыргызстане установлена парламентская республика вместо президентской. Но очертив ряд преобразований после апрельского восстания, мы найдем в них лишь то, что касается жизни политических и экономических «элит» и способов их правления. Что же стало с низовым движением, частично подвергавшимся манипуляциям, не имевшим никаких артикулированных целей, кроме отставки Бакиева? Движением, которое без непосредственного участия лидеров стало самим телом оспаривания власти его семьи, занявшей ключевые посты государственного аппарата и владеющей стратегическими предприятиями Кыргызстана? Кто эти люди, в ответ занявшие центр города, Дом правительства и на какой-то момент оказавшиеся просто фактом своего физического присутствия включенными в принятие важнейших решений, касающихся общей жизни, вне зависимости от того, считал ли кто-то их голоса легитимными, а их участие в принятии таких решений возможным?
То, чему незачем быть увиденным
Я был на центральной площади Ала-Тоо через несколько месяцев после решающих событий. В начале октября в бассейне рядом с огромным государственным флагом купался юноша. От статуи свободы ступеньки с обрамленной гранитом террасы ведут в пустующие подземные залы, где в одной из небольших служебных комнат иногда поселяются на неопределенное время бездомные. Напротив, на другой стороне площади чернеет спаленная в день восстания Генеральная прокуратура, ставшая памятником апрельской революции. Ее охраняет семья внутренних мигрантов, и вовсе несложно, договорившись с отцом семейства, побывать внутри этого живого музея. В отличие от всюду перегороженной шлагбаумами, воротами, заборами и будками с сидящими в них охранниками Москвы, Бишкек еще сохраняет советское ощущение общего – хотя и несвободного – пространства. Но отношения с этим пространством политизировались в 90-х. 15 лет назад почти в центре города, у крупнейшего на его территории рынка, мигранты заняли пустующее здание общежития, чтобы до сих пор вести за него жестокую тяжбу с расположенным рядом мясокомбинатом. Среди жителей общежития распространены очень подвижные отношения собственности. Не имея прав на жилье, время от времени внутри дома они переезжают из одной квартиры в другую в случае, если их выселяют, или если освободилось жилье получше. Когда жители находятся дома, двери в квартиры часто остаются открытыми. В Кыргызстане огромная часть жизни людей находится за пределами контроля и регуляции государственных служб, аппаратов и министерств. Бишкекские окраины представляют собой самостоятельно заселенные и затем частично легализованные территории, принимающие ток внутренней миграции, впадающий здесь в столицу. 7 апреля большинство пришли на площадь оттуда, где в полусотне поселений, расположенных вокруг города, живет треть или половина – это никому не известно точно – жителей города, «в тени» того, что называется обществом. Впрочем, это не повод для солнца отказывать им в своем ярком свете.
В одном из поселений под Бишкеком
Кому-то из них повезло больше, кому-то меньше. Кто-то основал поселок в непосредственной близости от городской свалки. Кто-то занял территорию неподалеку от захоронения очага сибирской язвы. Кто-то поселился на земле, отведенной под дачи. Кому-то удалось построить дом рядом с Дордоем и жить недалеко от места работы. Там, где объездное шоссе подводит к этому расположенному неподалеку от города крупнейшему в Средней Азии рынку, «новостройки» тянутся вдоль, почти не прекращаясь. Часть из них была основана во время прошлой революции, часть еще раньше - 10 и 15 лет назад.
Я решил выйти из маршрутки рядом с «кирпичным заводом», площадкой земли, на которой практикуемое большинством жителей для личных нужд кустарное производство глиняных кирпичей поставлено на коммерческую основу. Поселение справа от трассы отделяет от нее десяток метров покрытой травой земли. Когда я подошел к мужчинам, сооружавшим рядом с домом гараж, мы обменялись парой слов, их родители пригласили меня в дом, чтобы угостить местным самодельным пивом. Эти пожилые люди, бывшие школьные преподаватели, приехали в Бишкек с юга Кыргызстана после падения СССР, когда для них больше не было работы в родном селе. Около пятнадцати лет назад из Бишкека они пришли сюда, на дальнюю окраину города, вместе с другими внутренними мигрантами, жившими на квартирах в столице. В тот день они жгли костры, готовили на костре мясо и в момент общего праздника дали новому поселку название, которое переводится на русский как «Свободный». Сейчас эти пожилые люди говорят, что правительство вовсе не заботится о них, здесь нет медицинского пункта, их внукам приходится ходить в школу в соседнее поселение, расположенное в нескольких километрах от «Свободного». Когда на прощанье я решил сделать несколько снимков, их дети зашли в дом, чтобы переодеться, они попросили снять их получше. Эти взрослые мужчины вели себя совершенно свободно. Попасть в объектив - желаемое событие для многих жителей «новостроек», для них это - контакт с большим миром, обретение видимости, но только не призыв к соблюдению дисциплины.
Еще одно старое поселение с противоположной, северной стороны города существует уже больше десяти лет, но было легализовано только два года назад. Теперь сюда провели электричество, последние полгода есть вода. Это территория в несколько квадратных километров, разделенная сеткой улиц. Пройдя поселок насквозь, до восточной окраины, за каналом вы найдете десятка два юрт и странных сооружений. Это маленькое племя живет здесь уже четыре года в ожидании положенных им, как и каждому гражданину Кыргызстана, достигшему 18-ти лет, пяти соток. Согласно принятому в 1998 году закону, процедура получения земли проста. Вы подаете документы, встаете в очередь и ждете. Кто-то ждет в городской квартире. Азиза последние четыре года ожидания провела в юрте, ей 50 лет. Вместе с тремя тысячами других горожан, тоже ждущих земли, они создали организацию. Действуют более или менее успешно, через суды. «Это законно и мы землю получим, а если в судах от нас отвернутся, мы все равно будем бороться, соберем митинг, будем действовать уже по-другому».
«Кирпичный завод»
Жилища демонстрируют изобретательность своих обитателей. Они не стали строить на этом клочке земли саманные дома в надежде в будущем получить более пригодную для жизни территорию, поэтому те, кто не может позволить себе купить юрту, сделали дома из фургона, железных листов или другого подручного хлама. Пожилая женщина, потерявшая память, живет с дочерью на обочине дороги. Ее лачуга могла бы присниться в страшном сне Незнайке, заброшенному на Луну.
Ала-Тоо был построен рядом с местом захоронения очагов сибирской язвы. Эти земельные участки, конечно, не могут быть зарегистрированы. У этих домов просто не существует адреса.
Калыс-Ордо расположен на заболоченной местности, вблизи городской свалки, где каждую весну и осень случается нашествие малярийных комаров. На свалке жители собирают то, что можно будет сдать в приемные пункты, сортируя отдельно картон, пластик, железо. Это неплохо оплачиваемая работа нелегальна, она контролируется мусорной мафией. Сборщики двигаются по свалке как зомби, кутаясь от запаха.
Поселок Ак-Жар начал строиться на отведенных под дачи территориях пять лет назад. Если вы выбирали землю со вкусом, то ваш сделанный собственными руками из насыщенной глиной земли дом стоит на вершине холма, а вид из окна этого дома украшает большое озеро. Но этот удачный выбор не является поводом для безграничного воодушевления местных жителей, потому что хорошая территория воодушевляет не только внутренних мигрантов. Под предлогом того, что поселок находится на тектоническом разломе, его отказались легализовать. Расположенный рядом Арча-Бешик не разрешали строить по той же причине, но со временем там выросли дворцы чиновников, разлом, как можно увидеть, напротив, помог им в обустройстве своего жилья. В Ак-Жаре нет воды, электричества, больницы и школы. Здесь не встретите и милиции.
В поселке Ак-Жар
Большинство детей остается без образования. Те, кто достаточно настойчивы в стремлении к знаниям, должны пройти четыре километра до соседней «новостройки» «Ак-Бата», начиная свой путь по устланной гравием дороге, вдоль которой стоят электрические столбы без проводов. Это следы инициатив государства. Дорога была проложена им в начале 90-х, во время первого захвата этой земли, но тогда почти все были переселены. В 2005 другие люди заняли это место. После апреля 2010 года тут были поставлены электрические столбы, но продолжение состоится уже на коммерческой основе. Некое частное лицо, имя которого здесь не известно, спонсировало строительство мечети. Теперь это самое большое здание Ак-Жара. На вершине другого холма маршрутки ждут своих пассажиров, чтобы везти их в любую точку Бишкека.
Дикая жизнь этого поселения с не лишенными изящества постройками, привносящими в местный ландшафт особенности южной саманной архитектуры, возбуждает воображение. Пятнадцать тысяч человек построили здесь дома, треть из них живут в них постоянно, большинство зарабатывают деньги, катая тачки с товаром по улочкам Дордоя. Но у всей этой земли только один владелец - бывший депутат парламента Арслан Малиев. И когда этот человек оказался в чаше весов правосудия напротив чаши с пятнадцатью тысячами своих соотечественников, чудесные весы, поколебавшись некоторое время, склонились все же под тяжестью пятнадцати тысяч. Запланированный уже снос поселка остановлен.
На земле Ак-Жара встречаются три разных логики.
Первая логика - логика общего, она заключена в действиях мигрантов, которые занимают часть общих благ, к коим относятся земля, вода, воздух, полезные ископаемые. Занимают просто потому, что им надо где-то жить. Ведь эти блага принадлежат всем, потому что они общие. Земля необходима для существования, так как без нее мы не можем спать, отдыхать, включаться в жизнь сообщества, лечиться, поддерживать чистоту тела. Логика общего подкреплена в сознании мигрантов несколькими аргументами. Английский исследователь моральных аспектов экономических отношений Балиар Сангера выделяет несколько из них. «Все их основные гражданские права (на труд, свободу перемещения, бесплатное образование и медицину, участие в голосовании…) нарушены, поэтому они не видят смысла соблюдать права собственности других. Особенно в ситуации, когда земля распределена так неравномерно. Семья Бакиева и «элиты» присваивали национальные богатства, чтобы обладать огромными состояниями и поддерживать свой расточительный образ жизни. Поэтому гражданам Кыргызстана, приехавшим в столицу из бедных областей страны, кажется разумным захват клочка земли для того, чтобы свести концы с концами. Земля необходима для существования, так как без нее мы не можем спать, отдыхать, включаться в жизнь сообщества, лечиться, поддерживать чистоту тела». В этой же логике действовали - пример из другой статьи английского социолога о Кыргызстане - лишенные здоровья жители, которые заняли разрушенный дом Максима Бакиева, чтобы устроить там приют и место работы.
Вторая логика, осуществляющаяся на земле Ак-Жара, это логика частного: права собственности на землю находятся в руках одного человека и, значит, поселок должен быть разрушен.
И третья логика - общественного, государственного обобществления и распределения благ. В этих рамках сейчас происходит судебное урегулирование процесса сноса поселка. Впоследствии, если государство вступит на эту территорию, согласно этой логике здесь будет происходить оформление собственности на землю и создание инфраструктуры.
В одном из поселений под Бишкеком
Но поселок не легализован, что создает уникальность ситуации, в которой все зависит только от самих жителей Ак-Жара. Они не обязаны государству ничем, кроме дороги. Все, что они построили, они сделали своими руками. Не имея прописки, они могут пользоваться услугами медицины только за деньги, школы также требуют платы за каждого ученика. Рабочие места им нелегально дает самый крупный рынок Средней Азии. Они не участвуют в выборах. Ситуация осложняется тем, что все эти логики переплетаются в собственном существовании местных жителей. Занимая территории в логике общего, они затем стремятся к оформлению прав частной собственности на земельные участки. Утеряв традиционные формы жизни кочевых животноводов, они видят в государстве возможность улучшить свое положение и хотели бы отправлять детей в государственную школу, лечиться в больнице, построенной государством. Именно с такими требованиями, а также с требованиями получения прописки и проведения коммуникаций они перекрывали объездную дорогу в июне 2010 года. Но даже если бы они были последовательны в своей изначальной логике и решили самостоятельно построить школу, больницу, самостоятельно учить детей и, получив медицинское образование, стать врачами, то сделать это им было бы сложнее, чем государству, распоряжающемуся природными благами и облагающему налогами в том числе и торговлю на рынке Дордой, а значит, и их пусть и нелегальную зарплату перевозчиков товара. К тому же у жителей Ак-Жара нет идей о самостоятельном существовании, о том, что это вообще может представлять собой ценность, несмотря на то, что они фактически осуществляют его. Их социальное положение оказывается скрытым от них в их собственных представлениях. Так проходит здесь линия противоречия между обществом и тем, что находится за его пределами. Так здесь практическим образом встает вопрос о власти как утверждении тех, а не иных форм жизни.
На изнанке общества
Для того чтобы оказаться на той стороне общества, в которое нас втягивает логика общественного распределения благ, им достаточно всего лишь уехать в другой город. Согласно информации Эмиля Насретдинова, участника группы киргизских ученых, исследующих дискриминацию мигрантов в Бишкеке, процедура прописки в Бишкеке даже для тех, для кого она в принципе возможна, очень сложна и затратна. Поэтому вы оказываетесь без доступа к бесплатному здравоохранению, образованию и остальному социальному обеспечению. Без возможности легального, а часто и любого заработка. Без права на голосование. Потом милицейские рейды, издевательства и ограбления, презрительные взгляды сограждан. Теперь вы - настоящий иммигрант.
В одном из поселений под Бишкеком
Если вам не удалось занять землю рядом с Бишкеком и ваш доход недостаточен для оплаты жилья в городе, вы вынуждены снимать крохотные комнаты без всяких удобств в «новостройках». Если же вам нечем платить, вы ночуете в люках, рядом с трубами теплоцентрали, просыпаясь до 8-ми часов утра, чтобы избежать рейдов милиции. Иначе при отсутствии денег, чтобы откупиться, вам придется бесплатно работать в течение нескольких дней.
Вы не нужны ни медикам, ни учителям, ни милиции, ни работодателям, всем нужны только произведенный вами продукт или ваши деньги. Горожане смотрят на «мырков» свысока. В то же время Ошский базар, Дордой, швейные цеха, вся эта неформальная экономика, составляющая половину ВВП Кыргызстана, держится на мигрантах. Вы работаете по двенадцать часов в день семь дней в неделю. Те, кто устроился на рынке, имеют более или менее постоянный доход и возможность откупаться от милиции, платить за образование детей в школе и давать взятки в больнице, в которую вас без взятки не примут даже на острой фазе заболевания. Такой возможности нет у тех, кто предлагает свои услуги на улице, будь то «девушки за 105 сомов», занимающиеся проституцией, или строители на объездной дороге и рядом с Ошским базаром. В результате они подвергаются просто чудовищной эксплуатации и издевательствам. Скорая просто не приезжает. Женщины рожают дома. Часто это приводит к летальным исходам. Но если все происходит успешно, то новый человек не имеет никаких документов для того, чтобы пройти сначала все эти круги жизни, организованной обществом на своей изнанке. Или для чего-то другого.
Политический смысл восстания
Обитатели саманных построек не могут ни быть вне государства, ни стать его частью. Большинство людей, которые вышли на площадь, были жителями пригородов. Им нужна была революция, чтобы водрузить в центре города и в центре общего внимания свое промежуточное и невидимое существование. О чем же говорят нам их действия, приостановившие отправление государственной власти?
Как пишет Сангера, «начиная с 1991 года, правительство Кыргызстана приняло программы всесторонней капитализации и приватизации земли и собственности. Эти реформы стали результатом неолиберальной экономической политики, навязанной Кыргызстану и множеству других развивающихся стран Международным валютным фондом, Всемирным банком и Всемирной торговой организацией в обмен на ссуды, прямые инвестиции и другую финансовую помощь. Были расформированы колхозы, сократились субсидии, открылся внутренний рынок, снизились тарифы на импорт, отпущены цены, урезаны государственные расходы, смягчились правила осуществления иностранного владения в ключевых секторах (таких, как добыча золота) и прочее».
В одном из поселений под Бишкеком
Закрытие заводов и исчезновение рабочих мест в маленьких городах и деревнях. Недостаточное распределение земель в сельской местности. Нехватка начального капитала для разворачивания предпринимательской деятельности. Обедневшее деревенское сообщество, составляющее большинство населения Кыргызстана, уехало в крупные города. Процесс занятия земель стал нарастать, когда после приватизации жилого фонда и земли бездомность оказалась массовым явлением, поскольку жилье превратилось в недоступный для многих товар. Жители первых «новостроек», появившихся еще в 1989 году, заняты, в основном, городским типом труда и хорошо образованы. Потом земли стали занимать те, кто приехал сюда в поисках средств к существованию, а не знаний. И это значительное большинство обитателей «новостроек».
С развитием экономического кризиса бедняки Кыргызстана, чей доход часто составляет меньше пары десятков долларов в месяц, оказались вытеснены за грань выживания. Помощь от внешних иммигрантов из России иссякала. В начале 2010 года были подняты коммунальные платежи. В апреле Россия объявила о резком повышении цен на топливо. Последней каплей стало желание сына бывшего президента и крупнейшего олигарха Максима Бакиева получать деньги с каждого вызова мобильного телефона, даже если на вызов не последовало ответа. Они не были настроены революционно. У них уже был Акаев, затем Бакиев, кто следующий, Вакиев? Большинство их составляла молодежь из пригородов. Не представляя себе всех возможностей политического действия, они вышли на улицу только для удовлетворения простейших нужд в жилье и еде. Бедность и отсутствие перспектив в деревнях. Дикая жизнь городских окраин. Жестокая коррупция правящей группы. Такую шутку с ними сыграла логика частного.
Восстание стало ответом на вызов, брошенный жителям крайне неравным распределением благ и собственности. Но проблемы экономического неравенства, о которых люди заявили на центральной площади страны ценой своих жизней, не были даже обсуждены новым правительством. Революция показала жизни, нужды и надежды тех, кого игнорируют в качестве того, кто принимает участие в решении ключевых вопросов совместной жизни. Но и теперь они не вошли в обращение официальной политики. И даже дискриминирующий институт прописки был сохранен.
Новое поколение нелегалов?
К нелегальности земельных захватов
В масс-медиа принято изображать занятие земель как преступление, совершенное исключительно в корыстных целях. Эта точка зрения с готовностью подхватывается представителями среднего класса населения Бишкека, опасающимися за свое имущество. Кто защитит их квартиры, если и их потребуют люди с окраин? Не сталкиваясь непосредственно с рейдерством, коснувшимся предпринимателей, с бесправием и дискриминацией, определяющими положение мигрантов, им привычнее в этом вопросе надеяться на помощь закона и его официальных гарантов. Легальность и легитимность - вот два главных заклинания политиков, последние аргументы общественного мнения. Но что стоит за этими словами?
Процедуры, совершаемые учреждениями, которые призваны осуществлять функционирование закона, всегда продолжаются и за пределы публичного, минуя область публичных дебатов через тайные ведомственные инструкции, не имеющие под собой законодательной основы; так и за пределы законного - в действиях, противоречащих установленному законодательству. Учреждения, первенство среди которых в совершении таких действий принадлежит – лишь на первый взгляд парадоксальным образом – самим службам охраны порядка, безопасности и силовым ведомствам, в состоянии совершать тайные или противозаконные действия постольку, поскольку под вопрос их деятельность ставится лишь время от времени и косвенно. Это происходит в ходе выборов или скандалов, которые выводят на поверхность тайные и противозаконные процедуры государственных учреждений. И так как ни одному государству не приходится действовать исключительно явными и легальными методами, то вопрос о легальности всегда подразумевает сложную композицию принятия и исполнения закона, включающую свою тайную, незаконную и противозаконную грани.
Активисты, работающие с жителями «новостроек», подробно рассказывают об одной довольно распространенной модели занятия земель. «В этом участвуют и некоторые люди в правительстве, госрегистре и местном самоуправлении. Все происходит организованно, они выделяют участки и потихонечку продают. Это происходит каждую революцию, захваты проводятся по плану». Другой продолжает. «Иногда события развиваются следующим образом, как в Ак-Жаре. Какой-нибудь чиновник говорит своим знакомым, из которых таким образом получаются «лидеры», что есть определенный участок земли, который нужно постепенно распределять. «Лидер» собирает своих близких и сообщает им о возможности захвата земли, обещая, что через пару лет ее легализуют. Слух распространяется очень быстро. Таким образом, на этом участке земли собираются люди, привлеченные «лидерами» так или иначе - через родственные отношения или личное знакомство, - знакомые с этим чиновником, но не связанные с ним документально, юридически. И когда происходит захват, чиновники остаются в стороне, получив часть денег, которые собирают «лидеры» с каждого жителя под предлогом последующего оформления документов собственности на участок. Это могут быть суммы в 1000 или 2000 долларов».
Один из жителей другой «новостройки» рассказывает о своем опыте участия в подобном занятии земель: «Первые человек двести, захватившие земельный участок, получают землю бесплатно, остальным же приходится платить, и сумма постепенно растет. Легализация может произойти, а может и не произойти, поскольку она уже не связана непосредственно с интересами инициировавшего процесс чиновника, а государственные службы не склонны легализовать земли, занятые неофициально. Иногда легализация происходит только под давлением местных жителей. Или не происходит вообще».
В то же время, как отмечает английский социолог, новое правительство, пришедшее к власти революционным путем, слишком быстро стало оценивать захваты земель в терминах порядка и закона, а не восстановления неравенства. Им важнее было заверить локальных и интернациональных финансовых лидеров в сохранении распределения земли и защите частной собственности.
В речи вице–мэра Бишкека по «новостройкам» Бакытбека Дюшембиева перспективы ситуации выглядят следующим образом:
– Мы проводим политику стирания грани между городом и «новостройками», они должны войти в административные границы Бишкека.
– Развитие жилого фонда «новостроек» является вопросом рыночной регуляции. Привлекательность этих участков растет. В Кок-Жаре и Арча-Бешике стоят такие хоромы, которые можно сравнить с особняками на Рублевке.
В логику этого государственного чиновника встраиваются только те немногочисленные «новостройки», земли под которыми были заняты или выкуплены чиновниками и предпринимателями. В его речи просто нет места для тех, кто занимает земли именно потому, что не в состоянии купить жилье, у кого хватает ресурсов только на строительство домов из бесплатного материала, каковым для них является занятая ими земля. По его мнению, разрешить проблему жилья в «новостройках» должны механизмы частной собственности, а проблему инфраструктур - кредиты Всемирного банка, то есть источники возникновения «новостроек» как проблемы.
Какая политика?
Вернемся в Ак-Жар, где люди, проведя трудовой день на изнанке общества и возвращаясь домой к своим семьям и безработным соседям, оказываются и вовсе за пределами социума.
В одном из поселений под Бишкеком
Здесь также пустил свои всходы дух конкуренции и индивидуализма. В одном поселении оказываются люди из разных областей Кыргызстана, и проходят годы, пока они познакомятся друг с другом. Здесь происходят кражи и ограбления. Но история бывших сельских жителей, составляющих большинство обитателей «новостроек», началась все же не в 90-е. Они сохранили некоторые народные обычаи коллективной жизни, каковых в Кыргызстане существует множество. В случае необходимости быстро построить дом, сарай или вырыть колодец семья готовит угощение и зовет родственников, друзей, соседей и знакомых... Они вместе пируют и работают, празднуют и трудятся,. Такой обычай называется Ашар, бывает, что таким образом даже строят больницы. Распространены практики сбора денег на разные случаи: от смерти человека до отъезда на заработки в другую страну. Для этого целыми поселками вносят небольшие суммы в общую кассу, из которой потом можно взять деньги в случае необходимости. Или, например, покупают вместе целую корову, а потом делят мясо на всех, так получается дешевле. И это касается не столько родственных связей, сколько соседства, совместного проживания. Для обустройства совместной жизни в Ак-Жаре проводят общие собрания. Из постоянно живущих здесь 5000 человек в таких собраниях участвуют около пятисот - те, кто в данный момент не работает и хочет что-то предпринимать вместе с другими. На таких собраниях назначают квартального, выбирают председателя сельсовета, выбирают переговорщиков с чиновниками… Такие практики распространены и в других поселках, бывает, что в них участвует 3000 семей.
Здесь появляются не только официальные политики, чтобы заручиться силой, которую представляют собой жители «новостроек». Здесь действуют активисты неправительственной организации «Арыш», которые проводят совсем другую политику. 80 процентов активистов организации сами являются жителями «новостроек». Ее основатель участвует в земельном движении с 1989 года. Садыр уулу Жумагазы занимал пост вице-мэра по «новостройкам» с момента его учреждения в течение года, но был вытеснен с него еще при Акаеве. Затем участвовал в оппозиции и на четыре месяца угодил в тюрьму. Теперь он действует иначе. Написал книгу о народных обычаях, инициировал создание организации, участники которой развивают потенциал самоуправления в «новостройках». Они создают «группы самопомощи», в которых местные жители учатся действовать сообща. Группы объединяются по территориальному, профессиональному или другим принципам. Все участники группы платят небольшие взносы - в несколько сотен сомов ($1=47,4 сома), точный размер они устанавливают сами и сами ведут отчеты. Это дает им возможность брать беспроцентные ссуды. Группы вырабатывают свой устав, права, обязанности участников. По два представителя от группы входят в «кластер», который представляет собой объединение нескольких групп, решающее задачи квартала. Эти представители могут быть в любой момент отозваны. Следующей ступенью объединения является «федерация». Таков их взгляд на будущее «новостроек», в котором могла бы осуществиться народная демократия. В том виде, в каком она может быть практически представлена в конкретных условиях жизни и труда. На данный момент в различных «новостройках» создано около 100 таких групп и 14 «кластеров».
Кроме того, вместе с Красным полумесяцем «Арыш» организует медицинский ликбез, курсы швей, закройщиц, обучения работе на компьютере. Но обустройство совместной жизни - только одна сторона самоорганизации. Другой задачей является контроль над государственными службами: над распределением финансов, созданием инфраструктуры; связь с политиками, которые агитировали за себя местных жителей во время выборов и еще не выполнили данные им обещания; развитие гражданской культуры. Так, через сельскую управу удалось добиться, чтобы детей принимали в школу бесплатно. Решение этого вопроса происходило на улице. Политическая активность жителей Бишкека и пригородов создает соотношение сил, позволяющее менять ситуацию.
Политический шум
Революции, вспыхнувшие после финансового кризиса в разных частях света, вновь поднимают вопрос о принципах совместной жизни. Нет готовых моделей для оценки таких ситуаций, так же, как нет и готовых рецептов преодоления колоссального неравенства, ставшего их причиной. Этих рецептов не существует не только потому, что революции возникли в новых условиях глобальной неолиберальной экономической политики и современных средств связи. Но и потому, что освобождение и равенство не являются блюдами, которые способен приготовить какой-нибудь умелый политический кулинар. Это вопросы, которые могут быть по настоящему поставлены только в жизни и при взаимодействии коллективов.
Демонстранты в Тунисе до сих пор остаются на улице, поскольку не хотят доверять управление политикам, связанным со свергнутым режимом. В Египте растет забастовочное движение, в недрах которого формулируются экономические и политические требования. Борьба с коррупцией является там не предметом правительственных деклараций, а ставкой в подвижном соотношении противоборствующих сил трудящихся и коррумпированной верхушки.
В одном из поселений под Бишкеком
Народ Кыргызстана занял улицы столицы, чтобы жить по-другому. Под пулями снайперов и в борьбе с ОМОНом он доказал свое право на это. Текебаев и Отунбаева появились там позже. В бурлении людского моря они возникали на трибуне, говорили, и люди их поддерживали. Их слава оппозиционеров дала им кредит доверия возмущенных жителей и возможность занять места в правительственных учреждениях. Но пока ничто не указывает на стремление этих политиков к более справедливому распределению благ.
Обитатели бишкекских окраин вернулись с площади в свои поселения. Их глиняные хижины окружают весь город. Никто не знает, сколько людей живет в них. Хижины тянутся, не прекращаясь, на подъезде к крупнейшему в Средней Азии рынку Дордой. Поток миграции не останавливается ни на день. Не прекращается и строительство. Всегда можно улучшить дом, восстановить обветшалые глиняные стены или возвести рядом служебные постройки. Но, может быть, этим людям придется построить нечто большее, чем частное жилище, отгораживающее четырьмя стенами личные интересы обитающей в нем семьи. Может быть, они смогут построить то, что происходит между этими семьями, между людьми, ранее не знакомыми, то, что будет определять жизнь больших коллективов.
В апреле улицы не знали, как можно взаимодействовать по-новому, не представляли себе ни как можно управлять государством, ни как обойтись без него. Даже на уровне города. В последнюю революцию они стали силой лишь частично политической: да, именно они вынесли на всеобщее рассмотрение новую логику правления республикой, но эта логика была сформулирована вовсе не ими. Люди, исключенные из общества, стали силой, скинувшей бывшего президента и указавшей на нового. Но они оказались не способны озвучить собственные интересы. Они даже не внесли в политическое поле новых действующих лиц.
Возможно, в будущем исключенные из общества жители Кыргызстана обретут свойства силы не только физической, но и политической, то есть - способность самостоятельно формулировать и вносить новую логику в общую повестку дня. Возможно, нам еще предстоит услышать как речь то, что до сих пор звучало только как шум.
Павел Митенко
Международное информационное агентство «Фергана»
