Тамара Калеева: Из-за новых поправок в законы о СМИ журналист будет виновен во всём и всегда
Уже почти полгода в Казахстане продолжаются баталии в связи с инициированными министерством информации и коммуникаций дополнениями и изменениями в регулирующее деятельность СМИ законодательство страны. Несмотря на демонстрируемую министерством открытость обсуждения вносимых в него поправок, немало казахстанских журналистов и правозащитников выражают опасения, что такие предлагаемые нормы, как обязательная проверка журналистами получаемых ими сведений на достоверность или требование о получении персональных данных всех людей, указанных в материалах СМИ, ведут к окончательному уничтожению свободы слова в Казахстане. Но в министерстве не сдаются и, ссылаясь на прозрачность дискуссий, периодически публикуют сравнительные таблицы того, что было и как это будет.
Вот «как это будет», похоже, и смущает журналистские организации Казахстана, которые с первых чисел февраля начали сбор подписей под открытым письмом против принятия дополнений и изменений в регулирующее работу СМИ законодательство страны. Прежде всего, из-за того, что они не соответствуют ратифицированной Казахстаном статье 19 Международного пакта о гражданских и политических правах. О нюансах продвигаемых поправок - в интервью «Ферганы» с президентом международного фонда защиты свободы слова «Адил соз» Тамарой Калеевой.
- Тамара Месхадовна, месяц назад практически все СМИ Казахстана растиражировали ваши слова благодарности министерству информации и коммуникаций за небывалую открытость при обсуждении поправок в законодательство о СМИ. Прочитав их, немалое число представителей СМИ обрело надежду, что наконец-то с чиновниками найден некий консенсус, и наиболее одиозные статьи поправок не войдут в окончательный вариант спорного законопроекта. Но вдруг в начале февраля среди журналистов начинается сбор подписей под открытым письмом, в котором звучит призыв вообще отказаться от всех этих дополнений и изменений, поскольку они несут угрозу свободе слова в Казахстане. Что происходит на самом деле?
- На самом деле работу над проектами поправок в действующее законодательство о СМИ министерство информации и коммуникаций начало очень так публично. В рабочую группу были включены все желающие НПО. Это 37 участников. Поэтому я и отметила образцовую коллегиальность и открытость. От этих своих наблюдений я не отказываюсь до сих пор. Всё было открыто. Мы подавали свои предложения, а их было очень много и от неправительственных организаций, и от отдельных СМИ, и от ряда телекомпаний, и все они вносились в сводные таблицы, а после публиковались. Ни к чему не придерёшься!
- Надо признать, что подобного ранее действительно не наблюдалось.
- Да-да! Но в последующем у нас стали возникать сомнения в этой самой образцовости. Скажем, министерство сформировало таблицы, куда вошли десять предложений от десяти организаций. Возникает вопрос: а кто решает, какое из предложений является правильным? Вот здесь и проявились наши привычно-традиционные чиновничьи дела - выбор за министерством! А что такое министерство? Это масса специалистов, среди которых есть люди очень умные, есть люди случайные, а есть и такие, кто при погонах. Последние особенно интересны, поскольку, совмещая свои обязанности по развитию СМИ, рассматривают прессу через призму установления контроля над ней в так называемых интересах государственной безопасности.
- Очевидно, в итоге получился весьма занятный коктейль?
- Совершенно верно. В январе эту таблицу, уже сформированную чиновниками, то есть последний вариант, который отправлен на согласование в правительство, нам на согласование уже не дали. Дали только для сведения.
- То есть поставили перед фактом?
- Да. И поставили перед фактом даже не всех: только тех, кто приехал в Астану на очередное рабочее совещание. Это огромная стопка - около 200 страниц, и, естественно, в формате полутора часов обсуждения всё это прочитать, сравнить и осмыслить очень сложно. Но уже тогда мы стали говорить, что в последнем варианте много ухудшений.
- Например?
- Мы говорим, например, о праве властей приостанавливать деятельность СМИ за ошибки в выходных данных или за не предоставление в срок курирующим органам обязательных экземпляров. Вот эти нормы о приостановлении выбросили.
- Наверное, потому, что печатные СМИ уже не столь влиятельны, как ранее?
- Нет, не поэтому! Ну, в конце концов, поняли, что эти нормы ничего не решают. Как пишется в последнем документе, приостановление деятельности СМИ - это тяжкая санкция, которая противоречит праву на получение информации. И она несоизмерима с проступком, поскольку это сугубо технические ошибки. Хорошо, выбросили. Кстати, широко разрекламировав этот шаг. Но, к сожалению, этим шагом всё и исчерпывается. Кто там кромсал этот окончательный проект, кто вносил какие изменения, предложения, дополнения - нам непонятно. Возможно, это люди, у которых десять «красных» дипломов, но эти люди абсолютно не разбираются в специфике работы СМИ. Мне кажется, что это чиновники, которые всегда абсолютно одинаково злобно реагируют на любые критические публикации. Им мало судов с их решениями о возмещении моральных ущербов за острые материалы. Теперь вводится норма, согласно которой, как только кто-нибудь предъявил претензию к СМИ с требованием опровержения, редакция издания обязана в пятидневный срок дать ответ: будет она это делать или нет. Если нет, то должна пояснить, почему она идёт на этот шаг. И неважно, что гражданский кодекс Казахстана предусматривает месяц на то, чтобы разобраться в возникшей ситуации. Идём дальше. В международной практике есть норма, что не существует сроков исковой давности при совершении преступлений против человечества, а у нас в Казахстане нет срока по исковой давности по делам о защите чести и достоинства.
- То есть, если казахстанский журналист написал десять лет назад критическую статью о деятельности того или иного чиновника, то последний, увидев её сегодня, имеет право подать исковое заявление за нанесённый ему ранее моральный ущерб?
- Но вслед за «просим прощения, опровергаем» могут же последовать и претензии финансового характера?
- О, это уже следующий этап возмещения морального вреда. Это тоже внесено.
- Есть подозрение, что есть и ещё ряд «интересных» поправок. Или на этом всё?
- Ну, что вы! Есть, например, предложение, которое мы пока только в устной форме слышали от разных чиновников. Это очень серьёзный и парадоксальный момент. Суть его в том, что журналист обязан перед публикацией проверять любую полученную информацию. Сейчас это право журналиста. А будет обязанностью. Когда мы встречались в министерстве в рамках работы рабочей группы, то объясняли, что не можем проверять информацию, которая исходит, например, от Генеральной прокуратуры. Или - почему мы должны проверять пресс-релизы правящей партии «Нур Отан»? Они же сами за себя отвечают.
- И какова была реакция?
- Появился промежуточный вариант, что журналист обязан, но в пределах своих полномочий. В итоговом же варианте всё вернулось к первоначальному: журналист обязан проверять информацию и точка. Есть и ещё один пункт о защите чести и достоинства граждан, которые для нас превыше всего. Причём честь и достоинство не задевают нищета, плохие дороги, грубость чиновников, бесконечные обвесы в магазинах, международные санкции, - задевают только публикации СМИ. Поэтому, как только журналист получил информацию, связанную с личной жизнью какого-либо человека, он должен получить письменное разрешение от этого гражданина на свою публикацию. Подчёркиваю, письменное разрешение! Но что такое «личная жизнь»? В нашем законодательстве такого понятия нет. Есть понятие частная жизнь. В научно-практическом комментарии к нашей Конституции от Конституционного совета, написанном в 2010 году, объясняется, что такое личная семейная тайна. Цитирую дословно: личная семейная тайна - это часть частной жизни, которая охраняется Конституцией и законами страны. Такой охране подлежат сведения о человеке, дающие оценку его характеру, облику, здоровью, материальному состоянию, семейному положению, образу жизни, отдельным фактам биографии.
- Получается, что ни об одном человеке писать вообще ничего нельзя?
- Абсолютно! То есть, вижу, скажем, участника бега на марафонскую дистанцию, но написать о нём, что он здоровяк, права не имею. Должна спросить у него разрешение на такой комментарий, поскольку речь идёт о тайне его личной жизни, о его здоровье. Абсурд же!
- А если некий чиновник разместил в социальных сетях с публичным доступом свои фотографии, на которых демонстрируется его отдых со своей семьёй где-нибудь в Доминикане или на Мальдивах, что явно не соответствует его официальным доходам, а СМИ без разрешения их опубликовали у себя, он может подать на журналистов в суд?
- Да, может. И не только на основании этих поправок, но и в соответствии со 145-й статьёй Гражданского кодекса Казахстана о праве на изображение. У нас её никто не отменял. Практика показывает, что мы и дальше будем жить по понятиям. Если вы журналист, который постоянно хвалит чиновников и пишет понемножку обо всём, то это всё нормально, всё хорошо. Но если вы занимаетесь журналистскими расследованиями и на вас кто-то из чиновников заточил зуб, вам припомнят всё, не говоря уже о публикациях фотографий о поездке на Мальдивы, пусть и взятых из Instagram. Вы же не получили на это разрешения! То есть, журналист будет виновен во всём и всегда.
- Значит, в соответствии с этими нормами в текущей судебной тяжбе между журналистами интернет-издания ratel.kz и бывшим министром государственных доходов, ныне бизнесменом Зейнуллой Какимжановым правда будет на стороне последнего? Ведь ребята из ratel.kz, например, брали фотографии Какимжанова из Facebook…
- И фотографии брали, и сведения опубликовали, которые характеризуют его личную жизнь, его частную жизнь. Да, да, совершенно верно. Но я не думаю, что все те, кто заварил всю эту историю с поправками, хотели парализовать нашу журналистику. Они думали о себе любимых, чтобы себя защитить, таких бесценных. Пока эти поправки находятся в правительстве. И, наверное, какие-то попавшие туда очевидные глупости будут убраны, как почти наверняка появятся и новые. Мы нашим законодательством занимаемся уже 17 лет, и я не помню, чтобы после рассмотрения правительством какого-либо законопроекта он становился лучше. Там будут новые дикие предложения, поскольку наши чиновники не уважают ни свободу выражения мнений, ни свободу слова, ни свободу получения информации, они уважают только себя.
- Как-то невесело всё это выглядит.
- Можно и продолжить. Много ещё интересного. Например, вначале министерством информации и коммуникаций была опубликована концепция предстоящих изменений в законодательство о СМИ. Мы её раскритиковали. Потом появилась публикация законопроекта, о котором мы говорим. В последнем варианте, который нам прислали, появились изменения в закон об информатизации и сопутствующие ему дополнения в Административный кодекс. Там уже наблюдается полностью гармонизированная новация, направленная на (новое для нас слово) деанонимизацию Интернета.
- Понятно, значит против анонимов в Сети: все должны быть зарегистрированы, никаких ников больше быть не должно.
- Нет, нет и ещё раз нет. Они совершенно спокойно относятся к никам, поскольку закон позволяет публиковаться под псевдонимами, которые недостаточно чётко регламентированы. Там есть предложение, суть которого в том, что если хочешь оставить комментарий, позвони по определённому номеру. Там тебе дадут код, который надо ввести на сайте, тебя персонифицируют и пиши то, что ты хотел. Естественно, те, кому надо, а надо это уполномоченным людям в погонах, тебя быстренько разыщут. Всё, никаких анонимов больше нет.
Журналисты Казахстана проводят акцию в защиту свободы слова и прав человека. Астана, 16 октября 2009 года. Фото RFE/RL
- Но подобная регистрация перед тем, как оставить комментарий на интернет-форумах существует уже достаточно давно. Что здесь нового?
- Да, но это индивидуальные условия каждого из интернет-ресурсов. Сейчас же эту регистрацию предлагают сделать повсеместной и обязательной для всех. Более того, было предложение штрафовать провайдеров связи за несохранение сведений об оставивших комментарии людях в течение определённого времени. Потом, правда, от этого отказались. Приняв во внимание мнение общественности, министр сообщил, что принято решение не применять эту норму. Я думаю, появилось понимание, что достаточно большое число ресурсов из-за этой нормы стали бы уходить из казахстанской зоны Интернета. Возможно, что свою роль могли сыграть и значительные материальные расходы на внедрение этого предложения. Тем не менее, полагаю, нечто подобное всё равно появится, поскольку наше законодательство уже регламентирует каждую мелочь, каждый чих, каждый взгляд, а предлагаемые поправки всё это ещё больше усиливают.
- Была колония общего режима, а станет строгого режима?
- А ведь именно так! Очень похоже, что к этому и идём.
- Да, но подобные тенденции наблюдаются во многих странах мира. И в Штатах такие желания прослеживаются, и в Великобритании, про Россию вообще говорить не приходится.
- Знаете, ссылка на международные процессы, международные тенденции, особенно в рамках борьбы с экстремизмом и терроризмом, - это во многом спекуляция. На самом деле международный опыт очень разнообразен. Там есть очень много исключений и очень много нюансов. Но у нас в Казахстане собирают только то, что выгодно властям в данный момент. Когда у нас принимали новую редакцию Уголовного кодекса и мы говорили, что необходимо декриминализировать клевету, нам всё время тыкали в глаза опытом Европейского Союза, где многие страны сохраняют в законодательстве уголовное наказание за клевету. Про США тогда не было издано ни звука. Потому что там есть первая поправка к Конституции, которая неприкосновенна. Но как только мы начинаем говорить о гласности судебных процессов, что надо её расширять, что нельзя запрещать пользоваться диктофонами и фотоаппаратами, нам тут же напоминают об опыте Соединённых Штатов, где всякая техника недопустима.
- Да, там только ручка, карандаш да бумага. Оттого и художники востребованы.
- Совершенно верно. Эта ссылка на международный опыт в Казахстане имеет избирательный подход и в частных случаях, и на коллективном уровне. К сожалению, в наших нормотворческих регламентах есть правило, что, презентуя любой законопроект, надо, предварительно проанализировав, обязательно показать, в каких странах нечто подобное имеется. И это стало предметом спекуляций. Например, лоббируя те или иные изменения в закон «О СМИ», у нас ссылаются на опыт Сингапура, на опыт Малайзии…
- А Саудовской Аравии?
- Ну да, разве что на опыт Северной Кореи не ссылаются, и это прямо-таки странно. Естественно, мы не можем принять проект этих поправок. Ведь вся эта кампания, как бы не убеждал нас министр информации и коммуникация Даурен Абаев на первом заседании рабочей группы, имеет цель усилить контроль над средствами массовой информации. Кстати, в 2018 году ожидается принятие принципиально нового закона «О СМИ».
- Так если будет новый закон «О СМИ», зачем нужны нынешние поправки?
- На самом деле этими поправками выполняется план законопроектных работ, утверждённый ещё несколько лет назад. И как новое законопослушное ведомство, министерство его выполняет. Соответственно, сразу же после принятия нынешних дополнений и изменений министерство в теории должно приступить к работе над новым законом. Правда, в правительственном плане законопроектных работ нового закона «О СМИ» пока вроде нет, а вот поправки будут приняты, да ещё и с формулировкой, что они одобрены гражданским обществом. В общем, нас обдурили и сделали ещё хуже.
- Помнится, в 2003-2004 годах в Казахстане уже была подобная ситуация. Тогда журналистское сообщество выступило резко против принятия в тот момент нового закона «О СМИ». Было много публикаций в газетах, на телевизионном «31 канале» выходила специализированная программа «ПрессА», в итоге президент Назарбаев наложил вето на тот законопроект. Так что же изменилось за эти годы?
- Да, действительно всё это было. Но то была романтическая эпоха веры в демократию или следования принципам демократии. Мы тогда петиции подписывали без использования каких-либо сервисов в интернете. Но с того времени в Казахстане сильно изменилась общественно-политическая ситуация, и такого количества подписей среди журналистов, как ранее, сегодня мы вряд ли наберём. Сегодня, чем громче гражданское общество выступает за или против какого-либо законопроекта, тем жёстче это мнение отторгается властными структурами.
- И как тогда выходить из сложившейся ситуации?
- Увы, но у меня рецептов нет. Я написала в министерство письмо, в котором выразила обеспокоенность по поводу принятия поправок. Получила ответ, что мы и дальше будем с вами работать. Хорошо, давайте будем работать дальше, посмотрим, что выйдет после правительственных кабинетов. У нас есть ещё парламент, где сидят вменяемые люди, просвещённые, есть даже журналисты. Веры в успех у меня мало, но будем работать. Хотя я понимаю всю абсурдность ситуации: мы будем работать над поправками при том, что нам предстоит разработать принципиально новый закон «О СМИ». Кстати, я проанализировала действующий закон, там свобода слова упоминается только два раза - в преамбуле и в названии второй статьи. Всё остальное: контроль, мониторинг, учёт, запрет, что противоречит Конституции.
- Тамара Месхадовна, а есть ли в таком случае смысл играть с государством в азартные игры?
- А что, гордо отстраниться?
- Но ведь вас всё равно не слышат.
- Понимаете, у нас в стране зарегистрировано 27 тысяч неправительственных организаций. У нас множество однодневок, которые создаются для того, чтобы аккуратненько скушать государственные гранты, госзаказы. Их очень, очень много! Не будет нас, они будут счастливы, что оказались вдруг востребованы.
- Позвольте, но если вместо вас придёт какой-нибудь «Баспасоз гулдер» («Цветочки прессы»), кто же им поверит? Их никто не знает.
- А и надо, чтобы их знали. Будут знать, особенно когда они скажут, что какие замечательные поправки, какой замечательный закон. Им такой пиар сделают, что они ещё и жутко популярными станут. Такая у нас страна.
По мнению президента международного фонда защиты свободы слова «Адил соз» Тамары Калеевой, вероятнее всего, скандальные поправки в законодательство Казахстана, регулирующее деятельность СМИ, будут приняты уже в мае 2017 года. После чего казахстанские журналисты столкнутся с новой реальностью, где очень много «нельзя» и крайне мало «можно».
Соб. инф.
Международное информационное агентство «Фергана»
