Проблема мигрантов, вернее, иммигрантов, прежде всего, из постсоветской Центральной Азии, в последнее время превратилась в одну из главных тем российской политической жизни, что особенно ярко проявляется в ходе кампании по выборам московского мэра. При этом, условно говоря, «дискуссия» по этому поводу легко перерастает в самую настоящую антимигрантскую истерию с последующими «оргвыводами»: стоило и.о. мэра Москвы Сергею Собянину посетовать на то, что «доля выходцев из Средней Азии выросла» и в очередной раз сослаться на некую статистику, якобы свидетельствующую, что едва ли не каждое преступление в Москве совершается мигрантами, как по столице прокатилась волна полицейских рейдов по рынкам, магазинам, стройкам и т.д., был оперативно создан концентрационно-депортационный лагерь в Гольяново и проведен целый ряд других мероприятий, призванных продемонстрировать неумолимую решимость властей бороться с нелегальной иммиграцией.

Впрочем, в этой антииммигранткой кампании отметились не только власти, но и оппозиция – как известно, основной соперник Собянина Алексей Навальный, считая нынешние масштабы иммиграции чрезмерными, постоянно призывает ввести визовый режим со странами Центральной Азии. Среди оппозиционеров, которые традиционно позиционируют себя как «либералы» и «демократы», но в то же время пытаются «синтезировать», в первую очередь, с помощью антииммигрантской риторики, некую «национал-либеральную» идею, следует отметить и Владимира Милова с его «Демократическим выбором». Нельзя не сказать, что именно проблема мигрантов превратилась в основной пункт разногласий внутри внесистемной оппозиции, начиная с острейшей дискуссии из-за поддержки Координационным Советом оппозиции требования введения визового режима - до нынешних споров о том, стоит ли поддерживать кандидатуру Навального из-за его «флирта» с националистами и антииммигрантской риторики.

Безусловно, именно это обстоятельство может несколько снизить поддержку Навального традиционным «демократическим» электоратом (что совсем необязательно будет означать снижение общего числа его потенциальных избирателей), а впоследствии осложнить перспективу его трансформации в единого оппозиционного кандидата в президенты. Не говоря уже о том, что разногласия по оси «национализм – иммиграция» вообще сильно снижают шансы на консолидацию и без того не сильно сплоченных оппозиционных рядов. Что, естественно, сработает на Кремль.

Кому выгодно?

В том, что проблема иммиграции переместилась в центр политической жизни и привлекает особое внимание именно во время предвыборных кампаний, ничего удивительного нет. Прежде всего потому, что проблема эта реальная и, на самом деле, очень острая – вряд ли кто-нибудь будет это отрицать. При этом в эмоционально-психологическом плане она особо «чувствительна» для «коренного» населения, что открывает широчайшие возможности для использования этой «чувствительности» в электоральных» целях. Ясно же, что основная масса избирателей в России настроена в отношении мигрантов скорее «ксенофобски», чем «толерантно». Возьмем, например, майский опрос РОМИР, охвативший 1000 человек по России и 600 по Москве и проведенный по заказу международного академического проекта «Нациестроительство и национализм в сегодняшней России». Согласно его данным, 43% респондентов по России (и 53% в Москве) - за полное выселение всех мигрантов и их детей в регионы исхода.

В данном случае совершенно неважно, как соотносятся эти данные с реальным положением вещей: с масштабами самой иммиграции, с потребностью российской экономики в трудовых мигрантах, с тем, сколько рабочих мест мигранты «отбирают» у россиян и т.д. Как правило, опросы отражают это положение неадекватно: по РОМИРовским данным, например, 23% москвичей утверждают, что мигрантов в городе от 60 до 80 процентов. В то же время чуть больше половины опрошенных согласны, что труд мигрантов (низкооплачиваемый) необходим экономике, чуть меньше половины (наверное, отчасти те же люди) полагают, что мигранты часто не пользу приносят, а обворовывают россиян. Адекватность массового сознания реалиям мало интересует политиков, их интересует, в первую очередь, «электоральная» выгода, а на этом направлении использование «ксенофобской» составляющей – наиболее легкий и «плодотворный» политический маневр. Особенно для власти: перенаправить недовольство и протест масс на «чужаков», которые «виноваты во всех бедах» - приемчик, отлично освоенный всевозможными властителями в течение многих столетий.

В то же время следует иметь в виду, что взгляды и предложения, поддерживаемые респондентами в массовых опросах, часто не являются отражением их собственных твердых убеждений, а являются разрозненными ответами на неожиданно поставленные интервьюером вопросы. Поэтому степень той же «ксенофобии» респондентов иногда оказывается сильно «завышенной». Но это играет, прежде всего, на пользу действующей власти.

Так, по данным РОМИР, 73% респондентов по России выступают за запрет ультранационалистических организаций (например, РНЕ и «скинхедов»), а в Москве, несмотря на повышенную «мигрантофобию», таковых вообще 89%. Таким образом, средний «мигрантофоб» не только не готов делегировать экстремистам «решение проблемы», он сам их опасается и четко ориентируется не на националистическую оппозицию, а на власть и на поддерживаемые властью полуофициальные формирования: казачьи и прочие дружины и т.д. (индекс поддержки -- 45%, а в Москве вдвое выше -- 82%).

Впрочем, все это отнюдь не мешает нацистам и прочим национал-экстремистам, хорошо чувствующим, куда «дует ветер наверху», резко активизироваться, используя «благоприятную» атмосферу. И даже вступать в конкуренцию с властью за симпатии «мигрантофобского большинства». Такая конкуренция ситуацию в обществе, естественно, только обостряет – со всеми вытекающими отсюда опаснейшими последствиями.

Почему именно среднеазиаты?

Положение осложняет и запутывает еще одна проблема, напрямую с проблемой трудовой миграции в Россию из других стран СНГ не связанная. Рискну утверждать, что наибольшее раздражение, отторжение и тому подобное в массовом сознании вызывают не мигранты из бывшей советской Средней Азии, а выходцы с Северного Кавказа. Об этом свидетельствует то обстоятельство, что наиболее резонансные инциденты (Кондопога, Ставрополь, «Манежка» и прочие многочисленные инциденты в Москве, наконец, Пугачев) связаны с соответствующими диаспорами, причем не только в крупных городах. Однако выходцы с Северного Кавказа – российские граждане, живущие и перемещающиеся по территории Российской Федерации, что переводит все это в принципиально иную плоскость. Да и вообще, Северный Кавказ и все, с ним связанное, – отдельная огромная проблема, повторю, напрямую с проблемой иммиграции не связанная.

Не связанная, но сильно «фонящая» в массовом сознании, не склонном делать различия между «черными» и «черными», вникать в юридические тонкости, в частности, в незыблемость права гражданина РФ на свободу перемещения по территории России. В том же майском опросе сторонники массовой депортации мигрантов считали возможным подвергнуть этой процедуре и своих соотечественников. То есть опять же выходцев из российских северокавказских республик, которых, будем откровенны, многие россияне своими соотечественниками уже не считают. То, что педалировать эту тему в политических целях крайне опасно для самого существования РФ, понимают даже самые тупые властные конъюнктурщики. Отсюда дополнительный стимул «канализировать» фобии массового сознания на другой объект, а именно - на трудовых мигрантов из Центральной Азии.

Считаю нужным еще раз подчеркнуть, что проблема миграции из Центральной Азии реальна, очень остра и заслуживает самого серьезного анализа и оперативных, но тщательных мер, направленных на поиски ее решения или хотя бы смягчения существующих противоречий. Но это – тема для другой статьи, а потому я не собираюсь здесь рассуждать о реальной потребности российской экономики в мигрантах, о востребованности занимаемых ими рабочих мест среди россиян, о достоверности статистики о совершаемых мигрантами преступлениях и так далее. Тема данной статьи – преломление данной проблемы в российской политике, в массовом сознании, в ее использовании российскими политическими силами и, прежде всего, российской властью.

Причины, которые, помимо чисто объективных факторов, поставили именно мигрантов из Центральной Азии в центр российских дискуссий о трудовой миграции, удачно сформулировал на днях Сергей Абашин, профессор Европейского университета в Санкт-Петербурге. Позволю себе его процитировать: «На первый взгляд, да: среднеазиаты составляют большинство среди всех иммигрантов. Впрочем, не 80-90%, а не более 60%. Логично было бы говорить и об остальных 40% тоже, если уж беспокоят действительно социальные вопросы, «рабство», демпинг на рынке труда и т.д. Почему же тогда в риторике (особенно предвыборной) мы слышим почти исключительно о Средней Азии? Во-первых, среднеазиаты «виднее». Украинцы, белорусы и даже молдаване внешне выделяются не слишком. (Развив эту тему, следует отметить, что украинцы, белорусы и молдаване цивилизационно очень близки россиянам, включая конфессиональную принадлежность, а потому почти не вызывают отторжения. – М.К.) Вьетнамцы и китайцы заняты в таких сферах и ведут такой образ жизни, что вообще не появляются на глазах россиян/москвичей.

Короче, среднеазиаты - самые спокойные. И, парадокс, поэтому их легче оскорбить. Примерно такой набор причин (наверное, есть и другие) и делает именно выходцев из Средней Азии самым удобным «средством» идеологии и политики ксенофобии. Ну и самой главной жертвой последней».

Что делать?

Если бы власть, действительно, заботилась о реальном решении проблемы, то ей следовало бы, прежде всего, отказаться от опасной конкуренции с национал-радикалами и постараться повлиять на настроения граждан в пользу более рационального отношения к миграции и всему комплексу связанных с ней вопросов. Но это требует осознания грядущей опасности и готовности кардинально пересмотреть собственную политику.

Речь идет о придании российской иммиграционной политике «цивилизованного» и системного характера, что предполагает целый комплекс мер. Это, во-первых, оценка реальных потребностей российской экономики в импортной рабочей силе в сочетании с интенсивнейшими мерами по повышению социальной мобильности россиян, стимулирующими их к занятию рабочих мест в других регионах, которые ныне отдаются мигрантам. Во-вторых, еще в странах выезда должна производиться качественная «селекция» иммиграционного контингента, направленная на отбор наиболее квалифицированных, наиболее нужных российской экономике и, соответственно, наиболее перспективных в плане адаптации в российском обществе иммигрантов, включая своего рода тестирование на «цивилизационную совместимость».

Естественно, внутри страны должны быть приняты жесточайшие меры против работодателей, использующих, по существу, рабский труд, нанимающих нелегалов и т.п. Дискриминация и произвол в отношении мигрантов должны стать реально наказуемы, и одновременно должен быть принят комплекс мер по адаптации мигрантов и, не побоюсь этого слова, ассимиляции (тотальное обучение русскому языку, политика культурной интеграции, недопущение этнических анклавов-гетто и т.д.). Все это отнюдь не означает отказа от чисто полицейских мер против нелегальной иммиграции, включая жесткий контроль за своевременным возвращением домой отработавших «свой срок» и вообще за правомерностью пребывания мигранта на российской территории.

Чтобы «смягчить» натиск нелегалов, миграцию нужно ограничивать на «дальних рубежах», в том числе через введение ограничительных барьеров, включая, возможно, и визы, хотя это – совсем не панацея. Особенно в отношении стран Центральной Азии, что связано с массой очень сложных проблем, от политических до чисто технических. Разумеется, не обойтись и без рейдов по рынкам и подпольным фабрикам. Только они не должны превращаться в карательные операции и беспредельные «маски-шоу».

Это также не означает, что задерживать нужно представителей одних национальностей и закрывать глаза на экспансию других. Наконец, необходимо, чтобы появились нормальные центры временного содержания, где нелегалы могли бы в человеческих условиях дожидаться выдворения. Вполне понятно, что данный комплекс мероприятий будет совершенно бесполезен без жесткой антикоррупционной политики.

А теперь зададимся вопросом: способна ли нынешняя российская власть на такое стратегическое мышление и на такой «цивилизованный» подход, и главное, есть ли у нее желание выполнить хотя бы часть изложенных выше благих пожеланий?

Не могут и не хотят

Прежде чем ответить на это вопрос, вспомним, что начало нынешней «дискуссии» по проблемам иммиграции положил вовсе не Собянин, а сам президент Путин в своем декабрьском послании Федеральному Собранию. Как известно, именно в нем, а также в последующих указаниях он поставил задачу заставить трудовых мигрантов к 2015 году пересекать границу только по загранпаспортам. В своей статье «Парадоксы российской иммиграционной политики», опубликованной на «Фергане» в декабре прошлого года, я довольно подробно остановился на том, какое недоумение вызывают эти предложения, если учесть, что подавляющее большинство трудовых мигрантов и так уже въезжают в Россию по своим загранпаспортам или по равнозначным документам, поскольку в ряде стран СНГ, в том числе и центральноазиатских, вообще нет разделения на внутренние и заграничные паспорта.

Поэтому Путина, в принципе, можно было понять так, что речь идет о гражданах Украины, многие из которых, в первую очередь, жители приграничных районов, действительно ездят в Россию по внутренним паспортам. Однако президент говорил именно о мигрантах из Центральной Азии, что и вызвало недоумение: в таком случае было бы логичнее вести речь о визах. Но об этом в Кремле даже не заикались – ведь о каком Евразийском союзе, куда усиленно приглашают Кыргызстан и Таджикистан, в случае введения виз можно будет говорить?

Указания насчет 2015 года Путиным потом повторялись, но стало очевидно, что все «ужесточение» правил въезда – лишь пропагандистско-пиаровский ход, дабы успокоить обывателей-«мигрантофобов». Опыт лагеря в Гольяново показал, что наши миграционные власти работают в том же пропагандистско-пиаровском ключе: во время достопамятного рейда задерживали вьетнамцев (хотя не они являются главными раздражителями общества) и не слишком трогали узбеков, таджиков и киргизов. Эксперты сразу же указали на политическую причину такого «отбора»: Москва не хочет ссориться с Центральной Азией. С одной стороны, российским властям нужно ответить на фобии населения, с другой - сохранять баланс в отношениях на постсоветском пространстве. Так что можно с уверенностью сказать: ни визовый режим (Украина - тема отдельная), ни тем более массовая депортация мигрантам не грозит.

Между тем лагерь в Гольяново закрыли, но проблемы миграции остались. И осталась реальная обеспокоенность общества этими проблемами. Например, согласно опросу РОМИР, 33% граждан считают «межнациональные отношения» в регионе плохими или очень плохими, а в Москве - 48%. Так можно ли надеяться, что власти реально, а не показушно ответят на эту обеспокоенность? Однозначно нет, лучше не надеяться. Власти не могут и не хотят этого делать. И не только из-за своих «евразийских» мечтаний. У них для этого есть гораздо более веские и «земные» основания.

Дело в том, что у кипучего бездействия властей в иммиграционной области и у его идеологического прикрытия в виде «интеграционистских» неоимперских проектов имеется очень солидный экономический базис. Это выстроенный в России государственный «номенклатурный капитализм», где абсолютным собственником и властителем является правящая бюрократия, объективно стремящаяся к окончательному оформлению такой экономической системы, которую вполне можно назвать рабовладельческой. Ведь бесправный мигрант, готовый работать за мизерную плату, – это, по существу, раб. А такой дешевый раб в условиях нашего «номенклатурного капитализма» - самый простой и быстрый способ извлечения наибольшей прибыли, неоспоримое конкурентное преимущество. Добавим к этому, что трудовая миграция – мощнейший коррупционный «насос», который сам по себе - достаточный стимул для сохранения нынешнего статус-кво в иммиграционной области.

Рабовладельцам, между прочим, совершенно ни к чему инновационное развитие России, ее модернизация, повышение эффективности экономики и т.д. Рабское хозяйство не нуждается в повышении производительности труда, достаточно пригнать больше рабов. Ему также хватает таких фантастических заявлений, что было сделано в декабре прошлого года российским министерством труда: оказывается, по данным министерства, 79 процентов работающих в России трудовых мигрантов – квалифицированная рабочая сила, обладающая современными передовыми технологиями. Стоит объявить несчастных киргизов-строителей и таджиков-дворников квалифицированными специалистами – и экономике будет придан «инновационный» характер. И «креативный класс» тоже не нужен – много о себе понимает, строптив, требует свободы, независимости и (о ужас!) участия в формировании власти, а то и самой власти. Поэтому его надо либо до смерти запугать, либо вообще перебить, либо, если не получается, выдавить из страны. Первое и последнее сейчас и происходит.

Что же до повышения социальной мобильности россиян, даже власти не нужно, чтобы люди поехали работать дворниками или строителями в другие регионы. Социально мобильный человек гораздо самостоятельнее и независим от государства. А для обслуживания «трубы» и прочих техническо-«культурных» нужд достаточно люмпенизированных и превращенных в соборный «Уралвагонзавод» остатков «коренного» населения, а также прикормленной прослойки «интеллектуалов». «Естественную» убыль «коренных» можно регулярно пополнять массовым завозом рабов-мигрантов.

Однако очевидно, что под вопрос ставится стратегическое будущее России. Неужели в Кремле этого не понимают? Но в том-то и дело, что бюрократия, особенно российская, на каждом определенном историческом этапе способна мыслить исключительно краткосрочными категориями. На перспективу эти временщики вряд ли могут придумать что-то более осмысленное, чем разного рода «мобилизационные рывки» и имперскую экспансию для захвата новых рабов, сопровождаемые бесноватым поиском «унешних и унутренних врагов». В краткосрочном плане нынешняя кремлевская политика может продлить и даже укрепить власть правящей бюрократии. Этого ей как раз и надо. Дальше – хоть трава не расти.

Главное состоит в том, что нынешняя миграционная политика российских властей как часть общей политики любого авторитарного режима, сознательно или интуитивно направлена на решение двух задач: во-первых, максимизации прибыли правящего класса бюрократии, на которую работают рабы, и во-вторых, на создание системы зависимости всего остального населения от государства и его развращение - через традиционное римское «Хлеба и зрелищ!» и «канализацию» общественного недовольства путем регулярного и ритуального натравливания на «чужаков». Изменить все это может только коренная смена самой природы российской власти, когда будет первичен гражданин, а не государство (читай – бюрократия), потому что государство создается для гражданина и должно служить ему, а не наоборот, как издавна водилось на Руси.

Три «фитиля» к одной «бомбе»

Между тем, трудовая миграция-иммиграция никуда не исчезнет и, в силу целого ряда объективных и субъективных причин, будет только расти. А вместе с нею будет обостряться целый комплекс и без того взрывоопасных проблем, включая рост постоянного «инокультурного» населения за счет бывших «отходников» - иммигрантов и их семей, которым удалось «зацепиться» в России. Власть в этой ситуации ведет себя просто как диверсант, намеренный подорвать бомбу сразу несколькими фитилями.

Первый «фитиль» - сама иммиграционная политика, а вернее, ее отсутствие – из-за сохранения нынешнего статус-кво клубок миграционных проблем будет еще больше запутываться, на него будут наматываться все новые и новые «нити». Второй «фитиль», полыхающий встречным «огнем», - конъюнктурное раскручивание ксенофобии «коренного» населения, всевозможные показушные мероприятия, способствующие укреплению позиций и повышению популярности разномастных «скинхедов» и сопутствующих им человеконенавистнических идей. Впрочем, можно обнаружить и третий «фитиль», постепенно разгорающийся не без «поддува» той же властью, – беспредел, бесправие, нещадная эксплуатация, беспрестанные поборы, невозможность адаптироваться, несомненно, уже приводит к радикализации и росту нетерпимости среди самих мигрантов (а также к нарастанию враждебности к русским, еще оставшимся в странах выезда). Отсюда и участившиеся аресты исламских экстремистов из среды мигрантов, и такое, например, явление – прежде «тихие» и «забитые» среднеазиаты вдруг стали побивать российских полицейских.

Хотелось бы ошибиться, но увы – российским городам в обозримом будущем грозят, по меньшей мере, такие же неприятности, что случились в Париже, Лондоне и Стокгольме. С той лишь разницей, что на Западе, в условиях созданного там по социал-демократической модели «общества всеобщего благоденствия», инокультурные иммигранты в значительной своей части превратились в социальных паразитов. Например, у работающего британца отнимают часть заработанных денег и отдают их многодетной неработающей нигерийке. А она растит детей, которые настолько «любят» британский образ жизни и британские ценности, что, выйдя на улицы Лондона, рубят на части британского солдата-барабанщика. Забитому, ограбленному и униженному мигранту-среднеазиату в России до превращения в социального паразита очень далеко. Но вряд ли от этого он будет более «толерантен» к российскому образу жизни и российским ценностям.

Михаил Калишевский

Международное информационное агентство «Фергана»