Недавние события в Таджикистане возродили опасения, что конфликт, унесший в начале 90-х годов XX века сотни тысяч мирных жизней, может вспыхнуть вновь. Почему через 13 лет после успешного начала процесса национального примирения призрак войны все еще витает? Где искать причины - во внутренней политике, географической близости к неспокойному Афганистану или в геополитических притязаниях соседних стран?

Кто виноват?

Афганистан и «некие страны» СНГ не раз упоминались таджикскими комментаторами, пока в отдаленной Раштской долине войска вели войну не то с бывшими оппозиционерами, не то с пришедшими из-за кордона боевиками Исламского движения Узбекистана (ИДУ). Афгано–таджикская граница протяженностью 1400 километров охраняется слабо, о чем свидетельствуют идущий с той стороны поток наркотиков и боевиков из числа «непримиримой» оппозиции. Однако по общим оценкам, в горах находятся несколько отрядов, каждый из которых насчитывает всего по 10-15 человек, и особой угрозы дестабилизации страны они не несут. Таджикистан также не является объектом экспансии афганских группировок.

Версия «заговора» со стороны соседних стран вроде тоже не находит подтверждения. Министр иностранных дел Таджикистана Зарифи, пригрозивший назвать страны, якобы приложившие руку к организации выступлений боевиков, впоследствии опроверг свои собственные слова. Трудно представить, чтобы Россия и Узбекистан (считается, что именно эти страны имел в ввиду таджикский министр), при всех имеющихся сложностях в отношениях с Таджикистаном, стали бы всерьез заниматься организацией локальных конфликтов. Но туманные фразы про «Большую игру» и интересы крупных держав все еще фигурируют в речах высоких чиновников. А президент Рахмон, отчитывая таджикских журналистов за «поиск сенсаций» в то время, когда льется кровь таджиков, посоветовал им «не надеяться на своих зарубежных покровителей».

Скорее всего, эти кивки в сторону соседних стран, а также Афганистана и ИДУ, призваны отвлечь внимание от противоречий во внутренней политике Таджикистана.

Снова те же фамилии

Три года подряд правительство отправляло военнослужащих в регион, являвшийся оплотом оппозиции, используя при этом разные предлоги. Прошлой весной – якобы для уничтожения маковых посевов (которых здесь не было никогда). В результате при странных обстоятельствах был застрелен бывший деятель оппозиции, экс-министр МЧС Мирзо Зиеев. За год до этого спецназ неудачно пытался задержать другого видного оппозиционера - Мирзохуджу Ахмадова, в то время когда тот проводил совещание с приезжими чинами МВД (Ахмадов занимал пост главы районного отдела по борьбе с организованной преступностью). Под пулями охранников Ахмадова погиб командир спецназа Олег Захарченко, сам оппозиционер со сторонниками укрылся в горах, но позднее был амнистирован в обмен на уход в отставку. Во время нынешней войсковой операции дом Ахмадова был разбомблен, несколько человек погибли под развалинами. Сам Ахмадов заблаговременно скрылся в горах и вернулся после объявления властями гарантий безопасности и амнистии.

Нынешним летом правительственные войска вводились в район якобы для задержания 25 сбежавших из изолятора Государственного комитета национальной безопасности заключенных. Однако по другим сведениям, части Минобороны были отправлены в Рашт задолго до побега заключенных, якобы для обеспечения безопасности президента Рахмона во время его рабочей поездки в Раштскую долину (Рахмон действительно там побывал 27 августа). Однако очевидно, что настоящей целью являлось устранение бывших командиров оппозиции, а когда это не удалось, пришлось идти на попятную и отказаться от ранее выдвинутых обвинений в адрес бывших оппозиционеров. Понятно, что это все лишь тактическое отступление. В телефонном разговоре с одним таджикским журналистом Мирзохуджа Ахмедов подытожил: «Рахмон играет с нами, и мы с ним играем».

Стабилизация через Семью

Возобновление противостояния между бывшими противниками вряд ли случилось бы, если бы руководство страны придерживалось принятых при подписании мирного соглашения обязательств. Однако продолжение курса на национальное примирение потребовало бы от президента Рахмона и его ближайших соратников очень многого. К примеру, сменяемости лидера путем состязательных выборов, отказа от концентрации власти (и богатств) - и все ради формирования конкурентной политической и экономической системы, не представляющей ценности для чиновников. Вопрос о том, пошли бы на добровольное самоограничение президент и его команда из «Народного фронта», ощущавшие себя победителями и хозяевами страны, звучит риторически. Конечно, нет. Согласие с оппозицией на раздел власти было вырвано под колоссальным давлением российской дипломатии, патронировавшей переговорный процесс. Если бы стремление к мирному сотрудничеству с оппозицией со стороны таджикских элит было осознанным актом, а не навязанным извне, в первую очередь, Россией, – страна могла бы пойти по другому пути.

Речь, конечно, не идет о формировании демократического управления, об этом мало кто задумывался в то время. Возвратившиеся лидеры оппозиции довольствовались обещанной безопасностью, должностями и приобретенной собственностью. А стабилизация крайне неустойчивой системы с сохранявшимися зонами влияния полукриминальных фигур, командиров Народного фронта и оппозиции, больше похожих на феодальные уделы, требовала укрепления центральной власти. Вероятность, что в результате усиления власти появится принципиально новая для региона (и для Таджикистана!) конкурентная политическая система с такими элементами демократии, как состязательные выборы, была мала. В стране, где о демократии имели самое приблизительное представление, стабилизация могла идти только по авторитарному типу. Так и случилось, и по ходу выстраивания вертикали отсекались лишние элементы в лице оппозиционных и региональных лидеров, способных составить конкуренцию власти. В итоге была отброшена политика национального примирения, тем более что к этому времени стало угасать и влияние Москвы на внутриполитическую ситуацию.

Справедливости ради следует сказать, что какие-то усилия (так и не увенчавшиеся успехом) по выдвижению в руководство Таджикистана фигур, не принимавших участия в гражданской войне и, соответственно, способных поддерживать национальное примирение, были проделаны. Эти попытки связаны с именем Евгения Примакова, занимавшегося таджикским урегулированием на протяжении нескольких лет, когда он поочередно занимал должности главы СВР (Службы внешней разведки), руководителя МИДа и премьер-министра. Уход с российской политической сцены Примакова совпал с постепенным откатом в Таджикистане от курса национального примирения.

По мере концентрации власти сначала были ликвидированы (с помощью бывшей оппозиции) не подчинявшиеся правительству полевые командиры. Затем настал черед видных представителей оппозиции, лишившихся своих постов. А уж потом отпала необходимость в ближайших сподвижниках, помогавших Рахмону бороться с оппозицией. Следующим шагом должно стать окончательное устранение потенциальной опасности в лице бывших командиров, способных при определенных условиях поднять мятеж.

Однако противоречие заложено в самой укореняющейся системе семейного правления, требующей, чтобы на уровне принятия решений находились только «свои». Отталкивая конкурентов, система в то же время способствует появлению новых противников. Чем сильнее укрепляются во власти зятья и родственники президента, тем больше влиятельных людей выводится из круга избранных и тем больше становится недовольных. Концентрация власти в Таджикистане ускоряет раскол правящей верхушки со всеми вытекающими «неудобными» последствиями в виде дворцовых заговоров, скрытой помощью боевикам и сплочением региональных элит против президентской семьи.

Таким образом, Таджикистан, пройдя через стабилизацию, снова оказался у той же кризисной точки, что и в начале 1990-х годов, когда открытая борьба власти и региональных элит вылилась в гражданскую войну. Вопрос в том, какую форму примет кризис и когда он может наступить. Но он неизбежен, если не снять вовремя внутренние противоречия.

Осознают ли это в Душанбе? Во время недавних событий поиск врагов велся по самым разным направлениям, что продемонстрировало сильное желание политиков изобразить Таджикистан в качестве объекта притязаний исламских боевиков, враждебных соседей или жертвой близости к афганской войне. Однако внешние факторы, которые, естественно, присутствуют, не способны принципиальным образом определять внутреннюю ситуацию в стране. Сегодня цена мира для Таджикистана измеряется теми мерами, которые необходимы для достижения консенсуса в таджикском обществе.

Санобар Шерматова (Москва), журналист, эксперт по Центральной Азии, специально для «Ферганы.Ру»