В Кыргызстане обнародован текст проекта новой Конституции. Специально для «Ферганы.Ру» с проектом ознакомился и высказал свои соображения видный эксперт по конституционному праву, народный депутат Российской Федерации созыва 1990-93 годов, тогдашний член конституционной комиссии РФ и один из авторов нынешней российской конституции Леонид Волков.

- Леонид Борисович, какой тип государственной власти задает - в проекте - новая конституция Киргизии?

- Проект только опубликован, и для подробного анализа требуется время, поэтому я остановлюсь на самых ключевых моментах, бросившихся мне в глаза. Нормальная конституция, неплохая. Хотя там есть немало шероховатостей, и есть места, вызывающие вопросы, над которыми, мне кажется, есть смысл еще поработать. Ясно одно: проект переносит акценты власти на парламент, на правительство и, главное, на руководство парламента. Хотя объявлено разделение властей, и президент несколько с пафосом представлен как «воплощение единства власти и народа» (что мне лично напоминает формулировки немецкого юриста Карла Шмидта, который не о президенте, а о вожде, имея в виду известный персонаж, говорил, что этот персонаж воплощает «волю народа», и поэтому его воля - есть воля народа). Но президент Киргизии по этой конституции такой волей на самом деле не обладает.

- А кто обладает?

- Хотя в проекте конституции провозглашено разделение властей, на самом деле этот принцип там не очень прописан, потому что тип власти, который предлагает эта конституция - это парламентская республика, а не президентская республика и не республика, построенная по принципу разделения властей. Во-первых, парламент определяет основные направления внутренней и внешней политики. Во-вторых, правительство, которое является высшим исполнительным органом во главе с премьер-министром, формируется парламентом. Президент в его формировании практически не участвует, и кандидатуру премьер-министра он не предлагает. Эту кандидатуру предлагает парламентское большинство. А это, в сущности, даже не просто парламентская республика, а так называемая кабинетская система, близкая к тому, что имеет место в Великобритании, в Германии и во многих других европейских странах. Отличие, скажем, от Великобритании состоит в том, что там парламент избирается по мажоритарным округам, то есть там депутаты избираются непосредственно населением. В Германии система несколько сложнее, там система двойных голосов. Но, как бы то ни было, в Киргизии, согласно проекту, правительство формирует парламентское большинство, поэтому говорить о разделении властей здесь можно с большой долей условности.

Еще один примечательный момент - это то, что конституционное правосудие осуществляется не конституционным судом, а верховным судом. Но в этом я особых недостатков не вижу, во многих странах происходит примерно то же самое. Хотя во многих странах есть специальные конституционные суды. Довольно подробно в конституции прописана система назначения премьер-министра, правительства, и в этой связи видно, что роль президента приближается (если сравнивать с европейскими конституциями) к роли президента в Германии. То есть это скорее «почетная фигура», которая в критических случаях может вмешиваться в ситуацию. Но сама процедура назначения премьер-министра и правительства парламентским большинством при соучастии президента (который, в отличие от Германии, даже формально не предлагает кандидатуру премьер-министра) прописана излишне подробно и противоречиво. Потому что чем более подробно она прописывается, тем больше двусмысленностей возникает в процедуре назначения премьер-министра. Все это, безусловно, шероховато и требует дополнительной работы, с моей точки зрения.

- На что еще Вы обратили внимание в проекте?

- Хочется отметить очень интересные моменты в этой конституции, потому что она не только намечает вариант парламентской республики и даже кабинетской системы, но в каких-то отношениях, как мне кажется, делает дальнейшие шаги в направлении демократии. Во-первых, хорошо, что в этой конституции, пусть и не слишком подробно, но обозначены основные принципы избирательного права. Например, прямо в конституции записан пятипроцентный барьер для партий (замечу, что предусмотрена заведомо пропорциональная система, то есть, выборы по партийным спискам). И этот барьер в размере 5 процентов, установленный прямо в конституции, уже нельзя законодательным образом менять.

Также интересно правило, что указан лимит численности депутатских мест, в том числе и для партий, набравших абсолютное большинство. Скажем, если депутатов 120, то партия, набравшая парламентское большинство, не может иметь больше 65 мандатов. На мой взгляд, это очень хорошее правило, поскольку оно препятствует превращению парламента практически в однопартийную систему. Хорошо бы другим «переходным конституциям» тоже подумать о подобном правиле. Интересно то, что видно: составители этой конституции неплохо знакомы и с российской конституцией, и с различными проектами, которые появлялись по ходу работы над конституцией РФ и, возможно, над другими конституциями. Вот я вижу, что там использована формула «ограничения социальной деятельности» государства, которая была в проектах Алексеева-Собчака. Там говорилось, что государство в своей социальной деятельности не должно слишком опекать граждан, чтобы не получалась ситуация, когда они сами не заботятся о своих экономических достижениях. Другой вопрос, насколько эта формула удачна. В российскую конституцию она, в итоге, не вошла. Но это показывает, что в Киргизии люди, работавшие над проектом, широко осваивали материал для этой работы.

Что еще мне представляется положительным и одновременно демократичным - это то, что конституция признает обычное право! В том числе, и право конституционного характера. То есть она вручает определенные демократические полномочия обычным традиционным формам демократии. На местах собираются курултаи, предполагается создание суда аксакалов и так далее, вообще, специально подчеркивается уважение к традициям, и это на самом деле вещь, которая особенно для переходных государств имеет большое значение. И мне как представителю российского конституционализма хотелось бы, чтобы когда-нибудь это нашло отражение и в российской конституции, в российском конституционном праве и в российской политике. Чем шире поворачивается право к народному сознанию и к народным традициям, тем больше сам народ становится ближе к праву и, в частности, ближе к конституции. Это можно рассматривать как некий избыточный традиционализм, и я уверен, что найдутся критики, которые сочтут это проявлением архаики, но лично я считаю, что такое представление не верно, и что обращение лицом к обычному праву - это достижение этой конституции.

- Нет ли опасности во введении «парламентской» конституции в ситуации, когда власть в стране и так слаба, и маловероятно, что парламент продемонстрирует единство в решении проблем, нависших над республикой?

- Конституция не пишется под сегодняшний день. Но ее роль не следует недооценивать даже тогда, когда всем кажется, что о законе никто не думает, и законы, и, что гораздо шире, право и правовое мышление не работают! Они работают, только не всегда так, как это представляется идеалистам или как это понимает обыватель. И мы видим, как в результате сработала система права, сориентированная на сильного президента: я имею в виду Бакиева!