В своем недавнем выступлении на встрече с журналистами в Бразилии президент России Дмитрий Медведев дал довольно развернутое объяснение причин, которые привели к свержению Курманбека Бакиева: «Крах действующей политической системы в Киргизии, того режима, который находился у власти, связан именно с тем, что не удалось решить сложные вопросы социально-экономического плана, и, с другой стороны, то, что было создано, очень напоминало предыдущую систему управления. Систему, которая была основана на клановости, семейственности, дележке бизнеса и которая не очень сильно занималась другими проблемами». При этом российский президент особо подчеркнул, что «такой сценарий может повториться где угодно в тот момент, когда власти теряют контакт с народом».

Уместны ли советы из Москвы?

Со всем этим трудно не согласиться, только вот интересно: означают ли слова г-на Медведева о том, что «киргизский сценарий» может повториться «где угодно», так же и допущение, что он может повториться собственно в России? Ведь упреки в «клановости» и особенно в «дележке бизнеса», в нежелании заниматься «другими вопросами» и в потере «контакта с народом», то есть, в ликвидации системы обратных связей между властью и обществом с полным основанием можно предъявить и нынешнему российскому руководству. Да и взглянув ретроспективно на историю «бакиевщины», нельзя избавиться от ощущения, что изгнанный ныне незадачливый претендент в диктаторы использовал для формирования своего режима не столько собственные заготовки, сколько уже успешно опробованную в России модель построения «управляемой демократии», лишь несколько переработав ее под киргизскую специфику.

Другой вопрос, что в распоряжении у Бакиева, в отличие от его российского коллеги, не было энергетических и прочих природных богатств, позволяющих поддерживать социально-экономические показатели на определенном уровне. И благодаря этому достаточно длительное время тыкать подведомственное население носом в достигнутую «стабильность». Бакиеву же предъявить было нечего, но он и окружавшие его абсолютно некомпетентные, безответственные личности с очень провинциальной, торгашеской в худшем смысле этого слова психологией продолжали действовать так, будто власть дана им исключительно для улучшения своего личного материального положения. И это в нищей стране с довольно сильной традицией неподчинения власти. Ведь киргизы, как и казахи, считают себя носителями «степной» или «кочевой» демократии. Но присущая такой демократии давняя традиция выборности власти имеет и оборотную сторону – легкость ее свержения. Последний же прецедент такого свержения был создан, в том числе и самим Бакиевым, совсем недавно – в 2005 году.

Впрочем, ни «клановость», ни «семейственность», ни, тем более, разрушение Бакиевым всех демократических институтов и репрессии режима против оппозиции, Кремль, и, естественно, подконтрольные ему российские СМИ довольно долгое время не волновали -- вплоть до самого бегства Бакиева из Бишкека. Ведь лишь тогда прозвучали известные ламентации Путина насчет «граблей», на которые наступил Бакиев. Причем прозвучали с удивительной для Кремля оперативностью, если вспомнить, что прежде в Москве всегда очень настороженно, более того, враждебно относились к любым революционным переменам на постсоветском пространстве. Это, кстати, касалось и пресловутой «революции тюльпанов», но только до тех пор, пока Бакиев не убедил Москву, что может стать еще более пророссийским президентом, чем Акаев.

«Черная кошка» между Москвой и Бишкеком пробежала только после того, как Бакиев вульгарно «кинул» Кремль с закрытием американской базы в Манасе. Но ни тогда, ни даже после того, как стало известно о нецелевом использовании выделенного под закрытие базы российского кредита, никакой публичной критики режима Бакиева из Кремля не прозвучало. Лишь выделение самого кредита было приостановлено совсем незадолго до последних событий, которые для Москвы, согласно заявлению все того же Путина, якобы оказались полной неожиданностью.

Но если для Москвы эти события оказались полной неожиданностью, то, учитывая ее прежнее отношение к режиму Бакиева (а еще раньше – к режиму Акаева) и сами взаимоотношения с этими режимами, возникает вопрос: а насколько уместно именно Москве давать новым киргизским властям советы типа «не увлекаться дележкой бизнеса» и «грамотно заниматься управлением собственным государством»? Тем более что Россия впервые выступила в непривычной для себя роли страны, поддержавшей народное восстание против диктатуры, в то время как раньше любые демократические изменения на постсоветском пространстве в Кремле встречали, мягко говоря, без энтузиазма, считая их «диверсией» Запада. И, напротив, весьма доброжелательно относились к самым одиозным и, видимо, очень «социально близким» постсоветским диктаторам, напрочь игнорируя попрание ими прав человека, в том числе, как, например, в Туркмении, прав русскоязычного населения, предпочитая использовать весь свой обличительный пафос для пресловутой защиты русскоязычных в «социальной чуждых» им демократиях Балтии.

Если вернуться собственно к Киргизии, то опять же возникает вопрос: а могут ли советы из Москвы, вернее, может ли нынешняя кремлевская политика способствовать созданию в Киргизии условий, исключающих повторение пресловутого «сценария»?

Нужны общенациональные политики

Ведь где же еще, как не в самой Киргизии, может в первую очередь снова повториться «киргизский сценарий»? Потому что все составляющие и основная часть действующих лиц этого «сценария» никуда не делись. Прежде всего, никуда не делась регионально-клановая структура киргизского общества с ее системой патронажно-клиентельных связей, во многом определяющей общественно-политическую и социально-экономическую жизнь страны.

В дни, когда Бакиев укрывался в своем родовом селе на юге страны, довольно много говорилось о возможности прямого столкновения между Севером и Югом республики, раскола страны и ее «афганизации». После того, как Бакиев покинул Кыргызстан под охраной российских десантников, президент Медведев возвестил миру, что спасла Киргизию от гражданской войны и расчленения Россия в сотрудничестве с Казахстаном и США. Однако еще до счастливого разрешения «проблемы Бакиева» многие эксперты весьма скептически оценивали перспективу полномасштабной гражданской войны, которая якобы может возникнуть из-за того, что южане в массовом порядке выступят на защиту своего земляка.

И скептицизм этот был вполне обоснованным - уж слишком мало «пассионарности» было в митингах в поддержку Бакиева, организованных на юге страны. Выражая солидарность со свергнутым президентом, собравшиеся скорее просто отдавали дань традиции, выполняли обязанность, от которой нельзя отвертеться, и явно не горели желанием проливать кровь за возвращение Бакиеву президентского кресла.

Надо думать, если бы Бакиев имел возможность организовать «поход на Бишкек», он это сделал бы. Но очень скоро стало ясно, что низложенный глава государства не только не может превратить юг в свой плацдармом для борьбы с новой властью, но даже для более-менее равноправного торга с Бишкеком у него нет на юге достаточной поддержки. В этом никто, кроме самого Бакиева, не виноват – да, при президенте-южанине южные кланы получили некоторые преимущества перед кланами северными, занимавшими многие важные позиции при Акаеве. Отсюда, кстати, резко возросшее число южан среди жителей киргизской столицы. Но в конечном итоге Бакиев подмял под себя все и сконцентрировал практически все властные и экономические ресурсы в руках одного, своего собственного клана, сильно «обидев» не только северян, но и значительную часть южан. А потому конфликт режима с оппозицией не имел четко выраженной «северно-южной» окраски, ведь в рядах оппозиции оказалось не так уж мало южан.

Тем не менее, это совсем не значит, что соперничество между северянами и южанами испарилось. Самое неприятное, что может произойти, так это «зеркальное» повторение процессов, происходивших сразу после победы «революции тюльпанов» в 2005 году, когда южане начали интенсивно теснить северян, бывших в фаворе при Акаеве. Теперь в принципе может начаться обратный процесс – северяне начнут изгонять из властных и экономических структур южан, объявив их «ставленниками Бакиева». Консолидации общества и общей стабильности в стране это, естественно, не поспособствует. Впрочем, достаточно сложный в плане регионального представительства состав коалиции, свергнувшей Бакиева, делает более вероятным не столь конфронтационный сценарий. Скорее всего, будут предприняты попытки конструирования некого компромиссного межкланового баланса, способного удовлетворить большинство регионально-клановых структур и одновременно обеспечить хотя бы относительную устойчивость новой власти. В том, что эта власть будет формироваться именно на клановой основе, вряд ли следует сомневаться, ведь большинство лидеров антибакиевской оппозиции – выдвиженцы кланов.

При этом у представителей различных кланов при формировании такого баланса есть серьезный объединяющий стимул – не допустить появления какой-либо властной группировки или «правящей семьи», способных в обозримом будущем занять монопольные позиции, как это уже было при Бакиеве и в меньшей степени при Акаеве. Отсюда ставшие весьма популярными проекты конституционной реформы, превращающей Киргизию из президентской республики в парламентскую. Знаковым также является отказ от назначения даже временного президента, как это было в 2005 году. В данном случае подозрения кланов по отношению друг к другу и взаимное соперничество сыграли, можно сказать, позитивную роль, заставляя обратиться к форме коллегиального управления.

Несмотря на то, что для Киргизии с учетом ее тяжелейшего социально-экономического положения, сейчас, может быть, более пригодно централизованное управление, интересы политической стабильности в условиях клановой структуры общества диктуют необходимость перехода к парламентской форме правления, возможно, даже вообще без поста президента.

Безусловно, «классической» парламентской республики в Киргизии не получится, увы, такова суровая центральноазиатская реальность, когда основу общественно-политических структур образуют не только и не столько партии и парламенты, но «традиционные» институты – лидеры тех же кланов, советы старейшин, местные общины и т.д. И демократические структуры в таких государствах нельзя создавать, не учитывая роли подобных институтов в общественно-политической жизни. Разумеется, речь не идет о всевозможных «исконно-посконных» изысках типа «совещательной демократии», проталкивавшейся тем же Бакиевым и призванной стать украшенной национальным орнаментом ширмой, прикрывающей прямую диктатуру. Если новые власти сумеют реально встроить сложившуюся систему «традиционных» институтов в демократическую структуру, то она заработает, тогда заработает и парламент.

В этих обстоятельствах сильно возрастает востребованность политических фигур, которые могли бы претендовать на роль общенациональных политиков, тем более, что степень общенационального самосознания у киргизов за последние «революционные» годы, безусловно, выросла. Об этом свидетельствуют, в том числе, и совсем недавние события в Оше и Джалал-Абаде, где «общекиргизский подход» к ситуации, судя по всему, возобладал над «южным патриотизмом» местного населения, толкавшим его к борьбе за возвращение Бакиева в президентский дворец.

Среди представителей новой киргизской власти самым ярко выраженным «общенациональным» политиком, несомненно, является Роза Отунбаева. Хотя г-жа Отунбаева родилась на юге, в Оше, она не связана с южными и вообще какими-либо клановыми структурами - ее отец, партийный работник, трудидся в разных городах Киргизии, а сама она в основном жила и работала в Бишкеке.

Еще одной фигурой, сравнительно слабо связанной с клановой поддержкой, по мнению ряда обозревателей, можно считать Омурбека Текебаева. Он тоже южанин, но у него есть электорат и на севере.

Как отмечают эксперты, в случае удачного перехода к парламентской республике и последующего более-менее устойчивого развития эти фигуры, скорее всего, могли бы стать эффективными руководителями, скажем, на постах спикера парламента и премьера соответственно (или наоборот). Но в том-то и дело, что таких людей, как, скажем, Отунбаева, клановые структуры, использовав их авторитет на определенном этапе, очень быстро отторгают. Как это случилось почти сразу после «революции тюльпанов». И сегодня никакой гарантии от все того же «сценарного» повторения нет. Ведь уже имеются все признаки, что ряду персонажей, недавно получивших власть, отнюдь не чужды приемы, свойственные свергнутым предшественникам – от острого соперничества за «хлебные места» во власти и прямого рейдерства до попыток цензурировать СМИ.

Скорее всего, межклановое, межгрупповое соперничество затронет и внешнеполитическую сферу - в плоскости выбора того или иного внешнего ориентира, а, проще говоря, покровителя. По крайней мере, нельзя не обратить внимание на разницу в заявлениях о судьбе американской базы, которые делались одними лицами во время пребывания киргизской делегации в Москве, и другими лицами, несколькими днями позже, в Бишкеке. Между тем, для Киргизии, в силу ее тяжелейшего экономического положения и ограниченности внутренних ресурсов, отношения с внешним миром приобретают сейчас особое значение.

В поисках очередного «баши»?

Разумеется, сами эти ориентиры не намерены пассивно ждать, пока в Бишкеке определят главный вектор новой внешней политики Кыргызстана. Первой, причем необычайно быстро, если опять же учитывать заявления о неожиданности для Москвы переворота в Бишкеке, активизировалась Россия, очень энергично подключившаяся к решению самого широкого спектра проблем, вставших перед новыми киргизскими властями – от оказания немедленной гуманитарной, финансовой и прочей экономической помощи вплоть до самого непосредственного участия в разруливании ситуации с Бакиевым.

А вот США, ради сохранения базы тоже цинично закрывавшие глаза на бакиевские безобразия, были явно шокированы стремительностью киргизских событий и весьма неуклюже замешкались. Потом в Вашингтоне, правда, попытались наверстать упущенное, но все равно уступили Москве пальму первенства в налаживании контактов с новой киргизской властью.

На первый взгляд, вроде бы нет ничего удивительного в том, что после переворота в Киргизии на передний план в треугольнике Москва – Бишкек – Вашингтон сразу же вышла проблема американской базы в Манасе. Вот уже не первый год Кремль настойчиво пытается убрать эту базу из Киргизии. Однако на тему о том, что настойчивость эта заслуживает гораздо лучшего применения, написано уже не мало, потому что по большому счету никакой рациональной основы под российской «фобией» в отношении базы нет – ведь она обслуживает войска НАТО в Афганистане, которые защищают там, как это уже многократно признавалось и самим Кремлем, в том числе, и интересы России.

Закрытие базы создаст затруднения для выполнения их миссии, а, значит, и угрозу российским интересам. И кому это надо? Можно усмотреть лишь единственный более-менее рациональный мотив в стремлении Москвы выставить американских военных из Киргизии: закрыв базу в Манасе, Россия надеется получить некий дополнительный рычаг давления на США при определении нового маршрута транспортировки грузов в Афганистан. Но рациональность и этого мотива весьма сомнительна: у США достаточно политических и экономических ресурсов, чтобы компенсировать потерю базы в Манасе такой альтернативой, которая не предоставила бы России никаких дополнительных рычагов. А вот то, что Кремль, рассуждая о «перезагрузке» и своем стремлении к партнерству, особенно в такой приоритетной области, как Афганистан, одновременно сует своему партнеру палки в колеса, не останется ни незамеченным, ни безнаказанным.

И, тем не менее, Кремль продолжает долбить в одну точку. Как известно, заявление главы посетившей Москву киргизской делегации вице-премьера Алмазбека Атамбаева о практически неизбежном закрытии базы по истечении срока действия соглашения о ее создании (в июле этого года) было тут же дезавуировано решением правительства об автоматическом продлении срока ее работы еще на один год. Оно и неудивительно, хотя бы потому, что при нынешнем положении дел в Киргизии отказываться от 60 миллионов долларов годовой арендной платы, да еще портить отношения с США – мягко говоря, неумно. Однако после решения киргизского правительства некий анонимный кремлевский источник выразил разочарование тем, что киргизы, дескать, опять «кинули» Москву, и это без последствий не останется.

Все-таки, похоже, что в этом вопросе Кремль руководствуется отнюдь не прагматическими соображениям, если не считать таковым природное желание нагадить американцам. А руководствуется он чувством обиды за то, что его именно «кинули». Ведь настоящий «реальный пацан» такого никому не спускает. Недаром же президент Медведев, не ответив, кстати, на прямой вопрос, хочет все-таки Россия закрыть базу или нет, со столь злой иронией рассуждал о «последовательной политике» Бакиева по отношению к базе и о том, чем такая политика для него кончилась. Можно было понять, что говорил Медведев при этом не только о Бакиеве.

Надо думать, судя по драйву, с которым Кремль подключился к решению киргизских проблем, Россия использует все имеющиеся у нее рычаги для того, чтобы «корректировать» новую внешнюю политику Кыргызстана. А рычаги эти, прежде всего экономические, объективно таковы, что любое киргизское правительство заведомо не может позволить себе никакой антироссийской политики. То есть действительно враждебной политики в отношении России (ну, скажем, укрывать у себя террористов с Северного Кавказа). Другой вопрос, что в самом Кремле понимают под «антироссийской» политикой. Ведь Кыргызстан, в силу хотя бы своего географического положения и характера экономики, столь же объективно нуждается в многовекторности своих внешних связей – здесь и Россия, и Китай, и соседние страны, и, безусловно, США с ЕС. Причем эта многовекторность опять же объективно должна соотноситься с многовекторностью внешней политики главного регионального «патрона» Киргизии – Казахстана. И в любом случае вряд ли следует ожидать каких-либо колебаний внешнеполитической линии Бишкека, резко превышающих амплитуду соответствующих внешнеполитических колебаний Астаны.

Однако, в Кремле, видимо, даже такой уровень многовекторности считают чрезмерным, особенно в нынешних, весьма затруднительных для Киргизии условиях, предоставляющих России отличные возможности для полного подчинения ее внешнеполитического курса.

Хотелось бы, конечно, верить, что российская политика в отношении Кыргызстана будет направлена на то, чтобы гарантировать эта страну от повторения пресловутого «сценария», то есть, - на поддержку модернизационных реформ, становления демократических институтов, защиту прав человека, наконец. Между прочим, этого от нынешней российской власти требует Конституция РФ, в частности, статья 2 («Человек, его права и свободы являются высшей ценностью. Признание, соблюдение и защита прав и свобод человека и гражданина - обязанность государства»), и статья 18 («Права и свободы человека и гражданина являются непосредственно действующими. Они определяют смысл, содержание и применение законов, деятельность законодательной и исполнительной власти, местного самоуправления и обеспечиваются правосудием»). Потому что деятельность власти, «смысл» и «содержание» которой, согласно конституции, определяется высшей ценностью прав и свобод, включает в себя и внешнюю политику.

Понятно, что ссылки на конституцию в данном случае вызовут у многих только смех. Но в том-то и дело, что в современной России о конституции не вспоминают даже при проведении внутренней политики, что уж говорить о политике внешней. Потому-то на постсоветском пространстве Москва с завидным постоянством ставит на всевозможных «батек» и «баши», а отнюдь не на реформаторов. Сама природа нынешней российской власти делает «баши» для нее «своими», а реформаторов – «чужими». В общем, это объективно обусловлено – перспектива ориентации на нынешнюю Россию и ее «цивилизационную» модель неизбежно отталкивает подлинных реформаторов-модернизаторов в постсоветских странах и уводит их на поиск других, скажем так, более симпатичных ориентиров, ускоряя тем самым нарастающее расхождение России и бывших союзных республик.

Чтобы остановить это расхождение, России нужно самой превратиться в привлекательный «магнит». Но это невозможно без изменения самой природы российской власти.

Впрочем, это уже совсем другая история. А пока Кремль уже, несомненно, подыскивает среди новых киргизских лидеров подходящего человечка. Наверняка, в такие человечки не годится Отунбаева – ее в Кремле считают слишком «прозападной». Нужен другой, хорошо проверенный тип политического деятеля – «сильный руководитель», желательно с хорошей советской закваской и мощной клановой подпоркой. Вот такие как раз и выходят в очередные «баши», в данном случае в очередные «бакиевы-акаевы». Чтобы рано или поздно слететь в результате очередной реализации «киргизского сценария».

Михаил Калишевский (Москва) – журналист, обозреватель «Ферганы.Ру»