ГОВОРИМ «ХРИСТИАНЕ», ПОДРАЗУМЕВАЕМ «МУСУЛЬМАНЕ»…

Восьмого июня ташкентский городской суд вынес решение о ликвидации представительства очередной американской неправительственной организации – Global Involvement through Education (Глобальное сотрудничество через образование). В Узбекистане эта ННО, официально аккредитованная с 1999 года, реализовывала программы, связанные с изучением английского языка и повышением уровня его преподавания, распространением компьютерной грамотности, а также осуществляла другие образовательные проекты.

Несмотря на благородные цели, заявленные в уставе организации, министерство юстиции Узбекистана сочло, что деятельность представительства Global Involvement through Education противоречит законодательству республики, поэтому его необходимо закрыть. В качестве примера таких нарушений министерство юстиции назвало деятельность, не соответствующую заявленным уставным задачам, а конкретно – миссионерскую деятельность среди местной молодежи. По утверждению Минюста, в апреле этого года в Самарканде четверо иностранных сотрудников представительства под предлогом обучения студентов местных вузов английскому языку склоняли их к смене традиционного вероисповедования - ислама и православия - на религию протестантского толка. Закон «О свободе совести и религиозных организаций» запрещает обращение верующих одних конфессий в другие (прозелитизм), а также любую другую миссионерскую деятельность на территории Узбекистана.

Агентство «REGNUM» приводит слова представителя Фонда региональной политики Улугбека Мухаммадиева, обосновывающего официальную версию закрытия представительства Global Involvement through Education и подчеркивающего негативные последствия прозелитизма для государств региона:

«В краткосрочной перспективе это, прежде всего, возникновение постоянных конфликтов на бытовой почве между представителями традиционного вероисповедания и новообращенными, как на уровне отдельно взятой семьи, так и в обществе в целом. В среднесрочной перспективе это потенциальная возможность иностранного влияния на общественно-политическую ситуацию в регионе через сегодняшнюю молодежь, вовлеченную в деятельность зарубежных религиозных организаций протестантского толка. Наконец, в долгосрочной перспективе смена местным населением традиционного вероисповедания является предпосылкой для изменения национального менталитета и внедрения западных ценностей, что в свою очередь, повышает вероятность попадания стран региона в зависимость от иностранных государств».

Не следует спешить с выводами и делать скоропалительное заключение о том, что Global Involvement through Education просто попало «под раздачу» и пополнило собою длинный ряд иностранных ННО, закрытых во избежание «цветной» революции, которой Ислам Каримов боится как черт ладана. В данном случае, похоже, дело обстоит иным образом.

Еще в мае по инициативе министерства юстиции были закрыты филиалы другой американской неправительственной организации – «Central Asian Free Exchange» («CAFE») в Фергане и Коканде, также обвиненной в пропаганде христианской религии протестантского направления. Немного раньше, в январе, на три месяца была приостановлена деятельность представительств двух корейских ННО - «Institute of Asia Culture and Development» (Институт азиатской культуры и развития) и «Korean Foundation for World Aid» (Фонд Всемирная корейская помощь). Сотрудникам этих организаций были предъявлены обвинения в пропаганде протестантского течения «Евангелие» и распространении религиозной литературы.

Таким образом, ограничение христиан-протестантов, активно расширяющих свои приходы за счет представителей традиционных конфессий, налицо. И даже если позволить себе усомниться в истинных мотивах закрытия представительств упомянутых организаций (сообщения министерства юстиции и прочих официальных ведомств доверия не вызывают), то общее усиление борьбы против миссионеров протестантского толка заметно невооруженным глазом. К примеру, с улиц узбекской столицы почти исчезли вездесущие «патрули» свидетелей Иеговы, еще недавно досаждавшие жителям назойливыми попытками обратить их в «истинную веру».

Очевидно, что ни одна из перечисленных ННО не претендовала на роль вдохновителя или организатора «оранжевой» революции в Узбекистане. Чем же они тогда провинились? Разве свобода выбора веры не гарантирована Конституцией страны? Или Ислам Каримов внезапно превратился в завзятого исламиста и гонителя прочих вер? Или филиалы подлежащих закрытию ННО и впрямь несли узбекскому народу зловредные западные ценности?

На самом деле, пресловутые западные ценности, коими стращают узбекистанцев придворные политологи, здесь совершенно ни при чем, поскольку истинной причиной закрытия поименованных ННО послужили ценности восточные, точнее традиционная ориентация подавляющего большинства населения страны на ислам. По этой причине предоставление свободы миссионерской деятельности христианам протестантского толка не могло не вызвать вопроса у большинства верующих мусульман: почему христианам в Узбекистане разрешено заниматься миссионерской деятельностью, а мусульманам не разрешается пропагандировать даже свою собственную религию? Получается, что в исконно мусульманской стране практикуется дискриминация мусульман?..

Практическим следствием такой постановки вопроса мог бы стать общий рост экстремизма и ненависти - не только к правительству, но и к баптистам, иеговистам (в общем-то, безобидным) и иже с ними. То есть, к христианам вообще, без разбора их конфессиональной принадлежности, шире – ко всем европейцам, еще шире – ко всем немусульманам.

Подобного развития событий узбекское правительство, разумеется, допустить не может, ибо прекрасно понимает, что предоставление равной возможности пропаганды своей религии также и мусульманам способно привести отнюдь не торжеству толерантности (что бы ни твердили имамы), но к краху всей борьбы против «экстремизма», которую власти ведут уже более десятка лет и к тому, чем логически завершаются твердые следования предписаниям ислама – к построению теократического государства. Отсюда максимальное ограничение ислама, как религии, которое наблюдается сегодня в Узбекистане (и не только в нем, но и во многих других мусульманских странах) – регулярные отправки в тюрьмы очередных выявленных «экстремистов» и попытки сведения религиозной жизни в республике к традиционно-церемонным функциям, то есть, преимущественно к выполнению религиозных обрядов, разумеется, тоже являющихся неотъемлемой частью духовной культуры узбекистанцев.

И здесь мы приближаемся к опасному вопросу, задавать который публично осмеливаются немногие: содержится ли экстремизм в самих постулатах ислама, в его первоначальной основе (я говорю именно о религии, а не об ее искажении несведущими и невежественными людьми)?

Отвечать на этот вопрос откровенно осмеливаются немногие. Однако, как правило, дела говорят больше, чем слова. Поэтому путь, по которому пошли узбекские власти – путь максимально возможного ограничения ислама – свидетельствует о том, что для себя на этот вопрос они уже ответили: стабильность страны, путь даже стабильность мрачная, коррупционная, загнивающая, все же, по их мнению, лучше возможного хаоса, чреватого диким разгулом насилия (примеры – события в Таджикистане, Ираке, Афганистане). На этом соображении и базируется практикуемая, но невысказанная идея жесткого ограничения всех вер и религий без исключения, в том числе и мирных протестантских течений.