Эксперимент по мирному сосуществованию оленя и человека в Зарафшанском заповеднике продолжается
Исчезающий вид
Припозднившиеся водители отказывались верить своим глазам: в нескольких километрах от Самарканда на автомобильной трассе, ведущей в Ташкент, при свете фар обнаружился …олень. Высокий рогатый красавец стоял посреди дороги, не подозревая, что именно его появление служит причиной возникшего затора. «Ну и ну, - доносилось из машин. – Откуда же он тут взялся?..» Вскоре на трассе скопилось несколько десятков автомобилей. «Скорее доставай ружье, - послышалось из одного. – Смотри, какие рога!» Но люди из остальных машин вступились за оленя, а потом стали отпугивать, прогонять его. Медленно, словно бы нехотя, он сошел с асфальта и растворился в темноте.
Какими же судьбами оказался на оживленной магистрали этот лесной гость? Возле второй столицы Узбекистана давно уже не осталось лесов, где он мог бы обитать: окрестные земли густо заселены, поделены на участки и распаханы. Загадка объясняется просто: несколько месяцев назад в Зарафшанском заповеднике, который начинается в пятнадцати километрах от Самарканда, из вольера на волю были выпущены пять бухарских оленей. Это событие стало своеобразной точкой отсчета в многолетней программе по расселению этих животных, тестом, призванным показать, сможет ли лесной олень жить в близком соседстве с человеком. Обретя свободу, олени разбрелись по территории заповедника и его округе. Одного из них, видимо, и занесло на автотрассу Ташкент-Самарканд.
В наше время бухарский олень или хангул (по-тюркски - царский цветок) – вымирающий вид. Когда-то эти грациозные животные населяли пойменные леса по всей Средней Азии, однако в результате повсеместной вырубки лесных массивов и браконьерской охоты оказались на грани уничтожения. Трудно сказать, сколько сегодня их еще остается в мире: считается, что это число не превышает тысячу.
Неизвестно, что было бы с бухарскими оленями дальше, если бы их участь не взволновала международные природоохранные организации. К середине девяностых общая численность хангулов сократилась до 350-400 особей. А в 1995 году начала действовать программа Всесоюзного института охраны природы по сохранению бухарских оленей в Узбекистане, Таджикистане, Казахстане и Туркмении. Ее поддержали Французский национальный центр научных исследований (CNRS), министерство иностранных дел Франции, фонд Мак-Артуров и программа Европейская инициатива по крупным копытным (INTAS). В настоящее время ее финансирует Всемирный фонд дикой природы (WWF).
В рамках этой программы в 1996 году в Зарафшанский заповедник и были доставлены первые четыре оленя из заповедника Бадай-Тугай, а на следующий год еще два - из Кызылкумского заповедника. Новоселов поселили в отдельном вольере. О том, чтобы выпустить их на волю, не было и речи: Зарафшанский заповедник – это, по сути, просто полоска тугайного леса вдоль берега реки Зарафшан, берущая начало недалеко от Самарканда и вместе с рекой уходящая к границе с Таджикистаном. Вокруг заповедника располагаются несколько десятков густонаселенных кишлаков, жители которых воспринимают заповедную территорию как отличное пастбище и загоняют туда на откорм стада коров и баранов, а также заготавливают там дрова, собирают ягоды и лекарственные растения, охотятся. Выпускать туда оленей было бы крайне рискованно. Поэтому в программе предусматривалось дождаться увеличения их общей численности в вольере, и лишь после этого понемногу выпускать в заросли заповедника, наблюдая за тем, смогут ли олени приспособиться к существованию на ограниченной площади, постоянно посещаемой человеком.
Как оленям «амнистия» вышла
Переломным моментом в жизни освобожденных хангулов стало бурное совещание в Государственном комитете по охране природы. Обсуждался один вопрос: можно ли выпускать их на волю или следует по-прежнему содержать их в вольере, пусть и расширенном. Дебаты шли эмоционально и горячо. Наконец был достигнут консенсус: отпустить нескольких и посмотреть, что из этого получится.
- Мы отвоевали это разрешение, поскольку программа по сохранению популяции оленей изначально предусматривала их выпуск, - рассказывает Наталья Мармазинская, заместитель директора заповедника по науке и ответственный исполнитель проекта WWF. - Держать в вольере столько оленей бессмысленно и дорого, возникает перенаселенность, повышенная агрессивность. За девять лет их количество увеличилось до двадцати семи, в вольере им уже тесно. К тому же возрастающее поголовье надо обеспечивать кормами, а каждый олень ежедневно съедает по два килограмма смеси ячменя, кукурузы и пшеницы, помимо сена и корнеплодов.
Десятого августа дверцы вольера распахнулись и в ночь на одиннадцатое пятеро оленей ушло. Первая вылазка за пределы обжитого пространства далась им нелегко. Чтобы выманить их, сотрудникам пришлось даже насыпать дорожку из ячменя, ведущую наружу. Олени осторожно вышли, похватали корм, и тут же вернулись. И только поздно ночью они решились покинуть питомник. А один из самцов так и не ушёл. Утром сотрудники обнаружили, что он лежит в родном вольере, жует ячмень. Всего было выпущено четверо самцов и одна самка. Подобный выбор обусловливался тем, что, во-первых, самцы быстрее осваивают новую территорию, а во-вторых, после их выселения количество драк между оставшимися самцами должно было поубавиться.
Здешний вольер – не просто большая клетка. Это кусок настоящего леса площадью в пятнадцать гектаров - с деревьями, кустами, пнями и корягами. Некоторые из оленей подходят к металлической сетке вплотную, надеясь получить что-нибудь вкусное. Не все, а несколько ручных, те, кого сотрудники заповедника когда-то выкармливали вручную. Они совершенно не боятся людей, видя в них не источник опасности, а источник угощения. Наблюдая этих животных в непосредственной близости, испытываешь чувство, будто встретился с чем-то полузабытым, но когда-то близким и хорошо знакомым. «Знаете, выпущенные олени почти каждую ночь приходят к вольеру пообщаться с остальными», - произносит Наталья.
Возле коттеджа для сотрудников выстроен отдельный загон, в котором проживает олений молодняк. Старшая из трех его обитательниц родилась в мае. Причина их изоляции заключается в том, что находиться в одном вольере со взрослыми молодым оленям небезопасно. В июне там уже погибло двое оленят, которым было по несколько дней от роду. Отсутствие жизненного пространства повлияло на то, что они спутали своих мам со взрослыми самцами и стали неотступно следовать за ними. Пытаясь отделаться от навязчивых малышей, те пару раз взбрыкнули копытами. Оленятам этого оказалось достаточно: они получили серьезные травмы и вскоре скончались.
Александр Коршиков, научный сотрудник заповедника, берет в руки бутылки с молоком и входит в вольер. На бутылки надеты соски. Оленята с жадностью набрасываются на них. Кроме этого они жуют связанные в пучки веточки акации, туранги. Едят и кукурузу, и вишню, и черешню - так что в будущем это гроза фермерских огородов, тесно обступающих заповедный лес. А пока Саше приходится даже спать возле вольера, на топчане: как бы с ними чего-нибудь не случилось. По его словам, два дня назад поблизости выли шакалы: учуяли оленят. Шакалы – это серьезная опасность, они ведь стаей нападают…
Тут мы узнаем страшную тайну. Оказывается, первый выпуск оленей – не совсем первый. Три года назад из вольера сбежала олениха, которая все это время спокойно жила в заповеднике, никем не обнаруженная. Ночами она часто подходила к вольеру, навещала сородичей. Ученые видели ее следы, места лёжки, однако саму ее удалось встретить лишь два раза: она вела скрытный образ жизни. Поэтому о том, что в заповеднике уже проживает один олень, в течение всего этого времени никто не знал.
Следы на дороге
Ближайшая к конторе управления часть заповедника одновременно и самая заросшая. Тугайный лес перемежается полянами, заросшими столь высокой травой, что пока мы их пересекаем, из нее торчат только наши головы. Окружающая растительность переплетается в трехметровые шатры, продраться через которые нет никакой возможности. Но можно туда и не лезть – вокруг протоптано много тропинок. Однако отыскать укрывшегося в этой чащобе оленя практически невозможно, если, конечно, не наткнуться на него чисто случайно.
Вдоль тропки пламенеют кусты облепихи. Осень густо обсыпала их янтарно-оранжевым бисером. Это тоже своеобразная особенность Зарафшанского заповедника: в нем произрастает семнадцать сортов крушиновидной облепихи, отличающихся друг от друга величиной, цветом и вкусом ягод.
Но вот на пыльной дорожке мы замечаем раздвоенные оленьи следы. Здесь хангул вышел из чащи, прогулялся по дороге, потоптался, а затем снова нырнул под сень деревьев. Ветви ободраны на более чем двухметровой высоте – здесь олень чесал рога. Следы от раздвоенных копыт попадаются уже на расстоянии несколько километров от вольера - это говорит о том, что постепенно олени осваиваются, обживают незнакомую для себя территорию.
Скота в заповедной зоне мы не встретили, однако, как нам рассказали, на участках, отдаленных от конторы управления, его по-прежнему полно. От штатных инспекторов по охране толку немного: все они набраны из близлежащих кишлаков, и озабочены не столько тем, чтобы разгонять коров да баранов, сколько возможностью заработать. За службу государство начисляет им зарплату в 25 тысяч сумов (23 доллара), поэтому ход мысли у них примерно таков: «Лучше я продам налево тележку дров за 15 тысяч, чем ждать этих денег целый месяц». Видимо, пастухи тоже что-то подкидывают инспекторам, поскольку чувствуют себя в заповеднике весьма вольготно. А порядок, согласно которому инспектора должны получать 30 процентов от суммы выписанных штрафов, практически не действует – судебные исполнители штрафы взимают крайне редко, обыкновенно дело спускается на тормозах. Как итог - система наказания нарушителей не работает.
По этим причинам ловить и изгонять нарушителей Мармазинской и Коршикову приходится самолично. Вверенную им территорию они патрулируют на автомобиле «Нива», в свое время выделенном WWF. Поэтому поблизости от конторы управления скота относительно немного. Зато в отдаленной части заповедника, куда добираться слишком долго… об этом лучше не вспоминать.
Мечта Саши – взять нарушителя за руки и за ноги и закинуть в кусты ежевики, чтоб впредь неповадно было. Территорию заповедника он обходит с ружьем – на всякий случай. Камуфляжная одежда и черные очки придают ему вид американского рейнджера. На нарушителей подобный облик действует устрашающе.
Новая среда обитания
Предполагается, что выпущенные олени будут жить на территории примерно в 900 гектаров. Это часть заповедника, покрытая зарослями, кустарником. Олень - животное чрезвычайно осторожное, днем он обычно отсиживается в зарослях, а ночью идет питаться и выяснять отношения с соперниками, зашедшими на его участок. Но выстрел браконьера может оказаться для него роковым. Дело усугубляется тем, что охотиться позволяют себе, как правило, не просто жители окружающих кишлаков, а представители власти – менты, гаишники, судейские чиновники. Ведут они себя при этом крайне нагло, вызывающе, ощущая свою полную безнаказанность. Столкновения с подобными «хозяевами жизни» - составная часть работы сотрудников заповедника. Эти конфликты отнимают немало нервов и часто заканчиваются угрозами, поэтому вспоминают об этих случаях биологи крайне эмоционально, возмущенно.
- Как-то нам сообщили, что в природоохранной зоне возле заповедника кто-то стреляет, - рассказывает Наталья. – Прибываем туда и видим машину и трех охотников. Один оказался обычным жителем, другой капитаном милиции Джамбайского РУВД, а третий подполковником, проверяющим РУВД из Ташкента. Они убили лысуху. Мы отобрали у них три ружья. Потом начальник местного РУВД долго меня уговаривал, чтобы мы протокол не составляли. Ну что прикажете делать с такой публикой?
Подобные истории – суровая обыденность. К примеру, недавно в заповедник заехали самаркандские гаишники – капитан и майор. Оба были «подшофе» и на машине пытались проехать к вольерам. На требования покинуть территорию один из них начал «гнуть пальцы»: «Хотите проблемы? У меня ружье 12-го калибра, я приеду сюда охотиться на фазанов…» Затем перешел к прямым угрозам: «Я сделаю так, что вашу машину арестуют…» Тем не менее, оба гаишника были выставлены за пределы заповедника, а машину с символикой WWF никто не тронул.
Однажды биологи поймали даже охотинспектора. Не в заповеднике, а неподалеку - в природоохранной зоне, где охота тоже запрещена. Услышав выстрел, подъехали и возле озера заметили автомобиль и трех человек. Выяснилось, что метким выстрелом внештатный охотинспектор Джамбайского района уложил белую цаплю. При этом он пытался уверить научных сотрудников, что это не цапля, а гусь. Стволы у ружья были срезаны, что само по себе считается серьезным правонарушением. Браконьера оштрафовали, однако, несмотря на это, он до сих пор занимает должность охотинспектора.
Но больше всего биологов возмущают даже не периодические набеги браконьеров, а подобострастное поведение штатных охранников: «Наши инспектора такие – заедет сюда какой-нибудь начальник, они ему: хоп, майли…»
Что касается директора Зарафшанского заповедника, то он хоть и есть, но в то же время его как бы нет. До момента своего назначения директором он возглавлял расположенное поблизости ширкатное хозяйство (колхоз). Там он пропадает и сейчас - занимается близкими его душе сельскохозяйственными делами, а в заповедник наведывается редко. Так что особо охраняемая природная территория уже два года находится фактически без управления. И если бы не активность нескольких научных сотрудников, то от заповедной фауны остались бы только рожки да ножки.
Последние хангулы
Если проект по расселению бухарских оленей увенчается успехом, то в Зарафшанском заповеднике будет обитать от нескольких десятков до сотни этих благородных животных. Больше развести не удастся - не хватит кормовой базы. Всего же ареал обитания бухарских оленей охватывает территорию пяти среднеазиатских государств, включая Афганистан и исключая Киргизию.
Самая большая популяция хангулов в свое время существовала в Таджикистане, однако во время и после войны их практически всех перестреляли. В Ромитинском заповеднике последних убили в 1998 году. Считается, что около 70 оленей остается в заповеднике Тигровая балка. Но, по словам Натальи Мармазинской, на недавнем совещании по биоразнообразию выступали специалисты, рассказавшие, что оленей там уже не осталось. В Таджикистане ведь почти у каждого чабана припрятан автомат… Тем не менее, олени в этой стране еще есть, о чем будет сказано ниже.
Предполагается, что в Туркменистане тоже живет порядка 70 бухарских оленей – в Амударьинском заповеднике. Но в начале этого года туркменский президент Сапармурат Ниязов разрешил районным администрациям использовать заповедники под пастбища, заявив, что будет больше пользы, если люди станут пасти там скот. Так что, как в них сегодня обстоят дела, неизвестно.
В Казахстане на сегодняшний день насчитывается порядка 400 хангулов. В районе города Туркестан вдоль Сырдарьи образован заказник – Капчагайское охотничье хозяйство. Бухарские олени были туда завезены и успешно там расплодились. Нынешней весной в Сырдарье было много воды, вольеры подтопило, и оленей временно вывезли в Алматинский зоопарк.
Некоторое количество бухарских оленей, возможно, остается и в Афганистане: на Пяндже. Сохранились популяции оленей и в верховьях Амударьи, недалеко от границы с Таджикистаном, там, где раньше был узбекистанский заповедник Арал-Пайгамбар. Эти олени могут обитать как на узбекской стороне, так и на афганской.
А самая большая популяция сегодня находится в Узбекистане – около 450 особей. Возрастает численность оленей в заповеднике Бадай-Тугай на Амударье (Каракалпакия) – если в прошлом году ученые визуально насчитали там 216 особей, то в этом году – уже 260. А в Кызылкумском заповеднике насчитывается примерно 130 оленей. Ситуация в долине реки Амударьи меняется довольно часто: то наводнение, то засуха, поэтому резервную популяцию в Зарафшанском заповеднике было решено создать еще и на всякий случай: если что-нибудь случится на Амударье, то олени здесь останутся.
Примечательно, что бухарские олени уцелели не только в заповедниках. Отдельные группы этих животных по-прежнему встречаются в маленьких тугайных участках по среднему течению реки Амударьи. Всего их насчитывается там от нескольких десятков до нескольких сотен. Неизвестно, сколько их осталось в районе острова Арал-Пайгамбар на Амударье, но несколько десятков точно есть.
Некоторое количество диких оленей сохранилось и в Таджикистане, в зарослях вдоль реки Зарафшан, возле узбекской границы. Они обитают в районе кишлака Раватходжа, где расположен Зарафшанский заказник (не путать с одноименным Зарафшанским заповедником). Согласно имеющимся данным, всего там проживает порядка 30 особей, часть которых иногда пересекает узбекско-таджикскую границу и заходит на дальние участки Зарафшанского заповедника, преодолевая открытое пространство длиной в 15 километров.
- Мы были там в сентябре, - рассказывает Наталья Мармазинская, - в охраняемой пограничниками зоне на границе с Таджикистаном. В этом месте находится разделенный границей лесной массив – приблизительно 500 гектаров тугайных зарослей, где проживает около 35 бухарских оленей. Там небольшой заказник: кроме оленей водятся кабаны, барсуки, фазаны. Мы общались с начальником заставы: они оленей хорошо охраняют, никакой охоты. Даже в случае приема-передачи заставы указывают приблизительное количество оленей на участке. В прошлом году указывалось 25 особей, в этом году – уже 35. Пограничники ежедневно встречают самок с молодняком, самцов. Все это говорит о полноценности этой маленькой популяции, о том, что она развивается нормально. Несмотря на то, что и скот там пасут (рядом кишлак Фармантепа), и огороды жителей – все они мирно сосуществуют. Самое главное – нет браконьерской охоты. На то, что олени посещают эти огороды, жители реагируют спокойно.
Биологи полагают, что если численность оленей в Зарафшанском заповеднике возрастет до определенного уровня, то обе эти популяции смогут смешиваться, что позволит избежать их постепенной деградации, как это часто бывает в замкнутых зонах.
Пока все хорошо
Уже по приезду в Ташкент я поделился со своей знакомой: «Вы знаете, в Зарафшанском заповеднике оленей выпустили на волю …» «На съедение»? – искренне удивилась она. Действительно, вероятность того, что они смогут здесь сохраниться, вызывает большие сомнения. Сами хангулы не подозревают о том, что заповедник имеет границы, поэтому, осматривая новые владения, выходят на участки лесхозов, где находятся тополиные посадки, пересекают реку и появляются в садах Тайлякского района на левобережье Зарафшана.
Биологи надеются, что через некоторое время олени все-таки будут больше держаться в лесу. А пока эти путешествия могут закончиться для них трагично - об отношении местного населения к окружающей природе я уже говорил. Поэтому, чтобы как-то подстраховаться, за убийство краснокнижного оленя был официально установлен высокий штраф - 45 тысяч долларов, и 300 долларов тому, кто укажет на убийцу. Возможно, столь внушительная сумма поможет отпугнуть браконьеров. С другой стороны, в природоохранной зоне возле заповедника продолжают постреливать. Охотятся на уток, фазанов. А поскольку охотники - люди азартные, то если на них случайно выйдет хангул, они могут не удержаться от выстрела.
В общем, эксперимент по мирному сосуществованию оленя и человека продолжается. Убьют или не убьют – вот в чем вопрос. Тем не менее, с момента освобождения первых оленей прошло уже три месяца, и пока ни один убит не был. Это внушает определенные надежды. Посмотрим, что будет дальше…
Алексей Волосевич
© Фото автора
