Pусские крестьяне, наверное, напрочь разлюбили свою землю, потому что работать на ней не хотят. Однако свято место пусто не бывает, утверждает русская поговорка. Насильно мил не будешь, - вторит другая. Юрий Ли, бригадир интернациональной бригады, которая выращивает в Подмосковье овощи на заброшенных колхозных полях, убежден, что только иностранная рабочая сила, получающая 100 долларов в месяц, способна поднять аграрный сектор России на небывалую высоту. Сам при этом живет в картонной коробке и верит в светлое будущее. Еще бы! Ведь одна его дочь учится в престижном вузе, а другая собирается переезжать в Америку.

Если правда, что вопрос о земле лежит в основании любой революции, то нынешняя ситуация в Подмосковье напоминает революционную. Страсти по земле перехлестывают через край. "Зачем оно нужно, это сельское хозяйство под боком у столицы, если земля здесь стоит баснословные бабки?! А картошку привезем из Голландии... или там Брянска", - горячатся одни мыслители. "Не позволим продавать Родину-мать. Землю - крестьянам!" - возражают другие. Сами крестьяне при этом соблюдают полный нейтралитет. Иными словами - пьют водку. Единственная проблема, которая их занимает, - успеть бы вовремя загнать свой земельный пай. Да так, чтобы не продешевить по сравнению с соседом. Между тем поля кое-где возделываются и подмосковные овощи в магазинах и на рынках еще встречаются.

Кибуц по-азиатски

- Понаехали узкоглазые, - женщина пенсионного возраста на автобусной остановке как-то болезненно реагирует на вопрос о том, что это за живописное поселение раскинулось на берегу Оки, в нескольких километрах от шоссе. Какие конкретно у нее претензии к "узкоглазым", выведать не удается. Понаехали - и все тут. "Корейцы, таджики всякие"...

Издалека это больше всего напоминает ряд парников, в каких подмосковные огородники выращивают свои вечнозеленые помидоры. При ближайшем рассмотрении оказывается, что в качестве строительного материала для халуп наряду с полиэтиленом широко используется картон. Из него сделаны... крыши. На звук подъехавшей машины из крайнего домика выходит "лицо азиатской национальности", мужчина лет сорока. По первым же его словам становится понятно, что журналисты здесь - гости не совсем желанные:

- Зачем про нас писать? Работаем, никого не трогаем. Наркоманов здесь нет, пьяниц нет. Мы приехали заработать, нам не до того. С утра до ночи - в поле.

Рассказывать о себе Эдуард отказался: "Приедет бригадир, с ним и поговорите".

В ожидании бригадира есть время осмотреться. Два десятка целлофаново-картонных домиков образовывают сельскую улицу. На веревках сушится белье, бегают собаки, расхаживают куры - все как полагается в русской деревне. Людей почти не видно: предобеденное время, часа два как закончился дождь, самое время полоть, рыхлить и окучивать.

Над одной из крыш из трубы поднимается дымок. Решив пообщаться с хозяевами, хотим постучать в дверь. Но сделать это оказывается не так-то просто - двери нет, ее заменяет занавеска все из того же целлофана. На зов выходит женщина лет шестидесяти. На плохом русском приглашает зайти.

В помещении три на три - солдатская кровать, стол да буржуйка в углу, земляной пол застелен картоном. Из предметов роскоши - маленькое зеркало на стене. С возрастом хозяйки вышла, однако, промашка: женщине по имени Зайна всего 43. Приехала на заработки из Таджикистана. Семья - 25 человек: десять своих детей, а еще невестки, внуки. Муж погиб в междоусобных разборках: в Таджикистане до сих пор тлеет гражданская война. Зайна, плохо говорящая по-русски, то и дело загадочно повторяет: "Когда будет война, когда будет война..." То ли - когда война припрет, на край света поедешь, то ли - знаменитое советское "лишь бы не было войны"...

Первым делом - самолеты

Наконец из райцентра вернулся бригадир. Ездил хлопотать насчет дизельного топлива: несколько избушек отапливается солярочными "чудо-печами". Жилище бригадира по сравнению с "квартирой" Зайны - пятизвездочные апартаменты: две комнаты, кухня с газовой плитой, есть даже душевая кабинка (как не размокают ее картонные стены - загадка природы). Пока жена готовит для гостей кофе, Юрий Ли рассказывает свою историю:

- Родители - советские корейцы - до войны жили в Приморье. Потом были депортированы Сталиным в Среднюю Азию. Я родился уже в Таджикистане. Закончил Ленинградскую академию гражданской авиации, летал 10 лет, но потом потянуло на землю...

Фермером Юрий, по его словам, стал еще в советское время, в конце 70-х. Брал в колхозе участок земли и выращивал лук и бахчевые. Крестьянствовал в Узбекистане, Туркмении, Ставропольском крае - там, где давали землю. Последние пять лет живет в Подмосковье, работал бригадиром овощеводов в совхозе, пока тот не развалился. Уже второй год - на вольных хлебах, предприниматель без образования юрлица.

- Корейцы - дружная нация. В СССР нас было 450 тысяч. Если копнуть, почти все - дальние родственники. Когда я взял здесь 35 гектаров земли, сообщил на родину, друзья приехали помогать.

Сейчас у Юрия работает настоящий интернационал - корейцы из Таджикистана, Казахстана, с Украины, а также узбеки и таджики.

От традиционного корейского лука в Подмосковье пришлось отказаться. "Маркетинговое" исследование показало, что выгодней выращивать капусту, морковку и зелень - петрушку, укроп, салат. Урожай Юрий отвозит в Москву на рынок, сдает перекупщикам. Если их цены не устраивают, ставит на рынке своего продавца.

В поле все работы выполняются вручную. На каждого работника приходится гектар пашни. Работа сдельная, ударники производства за месяц могут заработать максимум 150-200 долларов, минимальный заработок - 100 у.е. Питание - за счет "фирмы". Если командированный в Москву работник привезет домой в Таджикистан или Узбекистан 500 долларов, этой суммы хватит на год семье из пяти человек. Средняя зарплата там - 10 долларов в месяц. Притом что работа, даже такая малооплачиваемая, на дороге не валяется.

У Ли есть своя теория спасения сельского хозяйства в Подмосковье.

- Если бы меня спросили большие начальники, - рассуждает Юрий, - я бы ответил: единственный выход - приглашение рабочей силы из Средней Азии. Там у людей земледелие в крови. А здесь народ обленился. В сезон уборки мы даем объявление, приглашаем местных на работу - 10-20 рублей в час. Иногда придут три пьяницы, заработают ровно на бутылку и уходят, больше не появляются.

Мечта Юрия - купить или взять в аренду на 50 лет участок гектаров на двести и построить фамильную усадьбу.

- Будет крепкое хозяйство, будет офис с компьютерами и Интернетом, тогда и дети останутся со мной, будут продолжать дело, - говорит бригадир.

Младшая дочь Юрия, гостящая сейчас у родителей, учится в Протвине на юриста, сын - школьник, попутно овладевает премудростями карате, а вот старшая дочь вышла замуж за американца и собирается за океан на ПМЖ.

Ниже травы

Пока беседовали с "хозяином", приехал постоянный клиент-покупатель. Все не занятое в поле население "шанхая" расселось вокруг кучи укропа сортировать и вязать пучки. Журналистов встречают настороженно. Самая бойкая - узбечка Света (настоящее имя говорить не стала) - объясняет:

- Вы напишете, а к нам милиция придет. Мало нам от них достается в Москве. На каждом углу документы требуют.

С регистрацией у гастарбайтеров проблемы. Кого-то бригадир "прописал" в своем доме в соседнем селе, кому-то удалось заручиться справками от местных, но половина - на птичьих правах. Поэтому посторонних боятся, стараются сидеть, что называется, тише воды, ниже травы.

Света живет в Таджикистане в городе, училась в русской школе, поэтому по-русски говорит очень хорошо. Но это, пожалуй, единственное по нынешним временам преимущество городской жизни в Средней Азии. У селян есть огороды, хоть с голоду не умрешь, а городским путь один - на заработки. Дома у Светы остались муж и двое детей.

- А почему не муж поехал?

- А мы с ним жребий бросили, мне выпало.

50-летний Бурхан - тоже горожанин, приехал из Узбекистана. 30 лет работал водителем автобуса, но теперь в его городе автобусы - редкость, все больше ишаки да лошади. Билет от Ташкента в плацкартном вагоне стоит 150 долларов, но, если договоришься с проводником, можно доехать и за 100.

- Что же случилось, Бурхан? Ведь раньше считалось, что "Ташкент - город хлебный".

- Он и сейчас хлебный. С продуктами проблем нет, фрукты-овощи выращиваем, овцы есть. Но продать ничего нельзя. За границу наши власти вывозить не разрешают, а дома у всех все свое. А мне деньги нужны: трех дочерей надо замуж выдавать...

Если не считать общения со столичной милицией и некоторыми москвичами во время вылазок на рынок ("понаехали тут, работу отнимают"), и Света, и Бурхан своим подмосковным житьем-бытьем очень довольны. Зарплата устраивает, какая-никакая крыша над головой есть, отношения с жителями близлежащей деревни нормальные. Только постоянный страх, что придет какой-нибудь уполномоченный дядя и разгонит всю эту коммуну, отравляет существование.

- Вы обязательно напечатайте, что мы никому ничего плохого не делаем, - просят наши бывшие соотечественники на прощание. - И место, где мы находимся, пожалуйста, не пишите! Мы и не пишем...