Человек, над которым смеялись. Как делается революция по-армянски
На фото РИА Новости: лидер армянской оппозиции Никол Пашинян
У настоящей революции цель может быть только промежуточная. Когда она достигается, назначается новая, о которой поначалу никто не думал, и так по кругу, пока не иссякнет ресурс.
До Армении мы этого не знали, не знали, видимо, и сами армяне, соразмеряя свои шаги по тому опыту, который накопился в Тбилиси и Киеве. То есть, особого отношения к тому, что случилось в Ереване, не имевшему, несмотря на внешнее сходство.
В Тбилиси и Киеве кумиры, которым рукоплескала площадь, сами еще вчера были властью, но оказались этой властью отторгнуты, как Ющенко или Тимошенко, или были ею обмануты, как Саакашвили, который не дождался своего назначения преемником, но площадь была вторична, как бы, ликуя, не ощущала, совершенно, впрочем, по делу, себя главной.
Мы привыкли называть «оранжевой» революцией внутриэлитный переворот. Так было везде, от Украины до Бишкека. Кое-где даже дважды, правда в Киеве не все заметили, когда жизнерадостный второй Майдан превратился в восстание, а в Бишкеке второй дубль «революцией» уже не называли.
В Ереване впервые все прошло совершенно не так, и разница принципиальна. Здесь все было по-настоящему, а в настоящее никто уже не верит. Никол Пашинян властью никогда не был, и не мог стать. Никол Пашинян принадлежит к тому известному в каждой стране политическому типу профессиональных площадных оппозиционеров, имя которых вызывает улыбку, причем не всегда добрую.
Даже став депутатом он не изменил своему стилю, открыв под смех зрителей социальных сетей то, что вскоре назовут революцией, пиротехническим шоу в парламенте. После которого отправился в пеший поход по Армении собирать силы для революции, и все опять смеялись. Теперь этот человек может получить все.
Повод для пробуждения масс был для наших широт стандартным. Неудачное проведение операции «Преемник» в конечном счете стоило будущего Леониду Кучме (вместе с самим преемником Виктором Януковичем), Эдуарду Шеварднадзе, Аскару Акаеву. Трудности пересадки властного мозга становятся питательной средой для цветной революции именно в силу неминуемого раскола власти на тех, кто пересаживается, и тех, кто ждал этого момента, но обманулся.
В Армении же элита выглядела полностью консолидированной, Сержу Саргсяну удалось в рамках одной правящей Республиканской партии собрать едва ли не весь политический спектр Армении. О ждущих Саргсяна трудностях контроля над элитой наблюдатели говорили, но в контексте будущего, через несколько лет или к новым выборам. А без раскола элиты в протест снизу, да еще возглавляемый человеком, которого вдобавок все знали, как Никола Пашиняна, никто не верил.
Как оказалось, напрасно. Пашинян мастерски использовал то, что недооценили все, и в первую очередь сама власть: свою уверенность в своем успехе. Власть будто забыла, что ее не любят, и в отличие от соседнего Азербайджана, не боятся. Серж Саргсян, в отличие от своего предшественника Роберта Кочаряна, предпочитал не подавлять, а договариваться. Поэтому гостей страны из постсоветских соседних стран всегда удивляло смелое разноголосие в эфире, размашистая свобода слова в интернете.
И кому было интересно, что львиную долю этой свободы финансировал и грамотно контролировал один человек – зять президента Микаэл Минасян, выстроивший ненавязчивую и такую выигрышную на соседском фоне систему.
Словом, власть вела себя примерно так же, как любая другая власть на наших широтах, но в армянском варианте она вызывала особое раздражение.
Во-первых, Карабах. За последние три-четыре года после нескольких столкновений на фронте, крупнейшее из которых произошло в апреле 2016 года, стало понятно: граница не защищена, страна к войне не готова, и все, от чего призывала власть патриотично отказаться ради фронта и победы, разворовано и растрачено.
Во-вторых, продолжавшаяся эмиграция, которая выглядела диагнозом и приговором всей экономической политике власти. И на этом фоне Серж Саргсян затеял свою конституционную реформу. В соответствии с ней, президент становился фигурой церемониальной, вся полнота власти, в чем-то даже больше, чем у президента прежде, переходила к премьер-министру.
Вдобавок ко всему, внешне эта модель выглядела вполне по-европейски, в связи с чем Саргсяну удалось обезопасить себя и со стороны Запада. В России же за подобными нюансами и вовсе особенно не следили, совершенно не интересуясь технологиями власти в Армении, которая в любом случае и при любых персоналиях оставалась бы в той комфортной для России внешнеполитической нише, в которой работала все годы независимости.
Однако в самой Армении эти намерения вызвали кризис. Референдум по изменению конституции, по общему мнению, был сфальсифицирован по части необходимой явки. И хотя протесты сравнительно быстро улеглись, недовольство осталось. Однако, как и везде на постсоветье, это недовольство выглядело обыденным и обреченным, а, стало быть, совершенно не опасным. Власть обманулась. Впрочем, обманулись и наблюдатели. Не говоря о самих гражданах, для которых победа стала не меньшим сюрпризом.
Пашиняну удалось то, что не удавалось еще никому: вскрыть нарыв внутреннего протеста, с которым все давно привыкли жить безо всякой потребности его вскрывать. Отчасти успех объяснялся простотой лозунга, объединившего всех, вне зависимости от любых политических пристрастий: «Серж, уходи!». Правящая партия, еще не понимая, к чем у идет дело, готовилась к его выдвижению, а Пашинян уже был на шаг впереди, убеждая с каждым днем все более количество людей в том, что третий срок человека, который за десять лет обессмыслил сам институт, оскорбительно, во-первых, и, во-вторых, это же очень просто – взять и выйти с протестом. Он еще не был политическим, еще никто не знал, что лозунг изменится и требования станут революционными. «Серж, уходи!» - это все, с чем шел в мир Пашинян, а с ним тысячи, потом десятки тысяч, сотни.
Кроме вызывающей простоты протеста, Пашинян, профессиональный уличный трибун, успешно использовал все возможности социальных сетей, и даже оптимизировал эти технологии с помощью молодых айтишников. Колонны, которые поначалу составила восторженная молодежь, постепенно стали пополняться людьми всех возрастов, профессий и социальных слоев.
Уже через несколько дней Пашиняну удалось сделать участие в протесте образом городской жизни, хэппенингом, непременным элементом личного пространства. А потом проснулись регионы, по которым, как оказалось, Пашинян ходил не напрасно. За крупными городами последовали небольшие, за городскими проспектами последовали республиканские автотрассы, перекрытие которых добралось до госграницы с Грузией. «Уличное движение против меня» - скажет потом, отрекаясь, Саргсян, и дело было не только в парализации инфраструктур, а в демонстрации того, что один человек из полукомической политической силы может это сделать в стране третьего срока Сержа Саргсяна.
Вдохновению уже не нужен был интернет, оно передавалось воздушно-капельным путем, будто множась отражениями в тысяче зеркал. Убедить народ в том, что успех возможен, можно было только самим успехом, который завтра должен стать шире, чем сегодня, причем не на одной площади, а равномерно, по всей республике. Закон массы сработал: стало понятно, что при необходимости протестный потенциал может оказаться сопоставим с населением страны. А впереди был день годовщины Геноцида, когда уже могли выйти все. До этого Саргсян благоразумно один день не дотянул.
За президента не вступился никто. И даже когда, по некоторым сведениям, он обозначил готовность к чрезвычайному положению и силовым методам, власть, наконец, стала фатально раскалываться. Утро того дня, который закончился отставкой Саргсяна, Ереван встретил практически без полиции, которая отдала город протестующим окончательно.
Однако, заявленная цель, как теперь нас научила настоящая революция, идущая снизу, оказывается промежуточной. Власть в лице Республиканской партии и ставшего и.о. премьер-министра Карена Карапетяна консолидировалась в попытке спастись от участи украинской Партии Регионов, после революции фактически прекратившей свое существование, хоть и сохранившей фракцию-наследницу благодаря причудливости политического спектра Украины.
Против площади у Карапетяна оставался только аппарат и возможности чиновника. Срочный созыв Совбеза, апелляция к собратьям по московской олигархии этнических армян, попытки выхода на дипкорпус. Пашинян в ответ с привычной легкостью отказывается от договоренностей и правил игры. Вместо переговоров с Карапетяном он идет снова на площадь. Город, отдохнув один день, возвращается на веселый хэппенинг в ожидании новой победы. Но проект уже поменялся. Пашинян легко поменял лозунги, и колонны, идущие за ним, эту смену легко приняли, почти не поредев. Вместо «Серж, уходи!» - «Уходи, вся эпоха Сержа!».
Пашинян торопит: выборы должны пройти в течение месяца. Понятно: популярность того рода, которую он получил, неимоверна, но преходяща. На это и рассчитывают его оппоненты. Как и на то, что на площадь вышли все-таки не все. За Пашиняна проголосуют те, кто благодарен ему за исполнение того, что все считали неисполнимым, а это много. За него проголосуют те, кто надеется, что он сломит хребет олигархам, а это уже меньше. Те, кто надеется на смену внешнеполитического курса, а их еще меньше. Но всего этого более чем достаточно, чем стать не просто премьер-министром временного правительства, а, возможно, четвертым правителем независимой Армении.
И если революция, действительно, ею впервые окажется, мы, наконец, узнаем, цену и смысл тех невиданных полномочий, которые Серж Саргсян готовил для себя.
Вадим Дубнов, обозреватель Радио «Свобода», специально для «Ферганы»
