В конце минувшей недели представитель Генеральной прокуратуры Таджикистана Шохин Талбакзода высказал недоумение по поводу того, что международные организации, европейские страны и даже государства-партнеры по ОДКБ до сих пор не внесли в «черные списки» Партию исламского возрождения (ПИВТ) и «Группу 24», которые признаны в республике террористическими и экстремистскими организациями. Более того, некоторые страны «оказывают им поддержку и рассматривают их в качестве оппозиции властям Таджикистана». «Председатель запрещенной Партии исламского возрождения Таджикистана Мухиддин Кабири значится в списке Интерпола под красным грифом как разыскиваемый и подлежащий немедленному аресту. Но некоторые европейские страны вместо того, чтобы арестовать и выдать преступников Таджикистану, предоставляют им убежище», - сказал Шохин Талбакзода.

По всей вероятности, власти Таджикистана встревожило сообщение о том, что лидер ПИВТ недавно получил политическое убежище в одной из европейских стран. А до него убежище за рубежом получили и некоторые оппозиционеры - активисты «Группы 24», которых на родине также обвиняют в тяжких преступлениях.

До сентября 2015 года в течение 16 лет ПИВТ была единственной официально действующей партией религиозного толка на постсоветском пространстве. В августе 2015 года министерство юстиции Таджикистана потребовало от ПИВТ прекратить деятельность. А в сентябре руководство ПИВТ и, в частности, Мухиддин Кабири были обвинены в причастности к военному мятежу бывшего замминистра обороны страны Абдухалима Назарзода. Партия была объявлена Верховным судом террористической организацией, ее руководство арестовано. В июне 2016 года 14 членов политсовета ПИВТ были приговорены различным срокам заключения, двое из них — к пожизненному.

Лидер же ПИВТ Мухиддин Кабири покинул Таджикистан сразу после парламентских выборов 1 марта 2015 года, на которых ПИВТ не получила ни одного мандата, то есть за полгода до драматических событий сентября. Позже он заявил, что сделал это, опасаясь, что на родине против него может быть сфабриковано уголовное дело. Кабири отвергает все обвинения против своей партии, считая, что сентябрьский мятеж был поводом для запрета деятельности ПИВТ.

Властями республики Кабири объявлен в международный розыск, и в сентябре прошлого года его данные появились на сайте Интерпола. Тем не менее Кабири заявил о намерении продолжать деятельность партии в изгнании.

Родственники лидера ПИВТ, как и семьи многих других активистов партии, после ее запрета подверглись жесткому прессингу со стороны силовиков — некоторые из них, в частности, двоюродный брат Кабири Джамшед Нарзуллоев, брат супруги лидера ПИВТ Махмадулло Рахматуллоев и водитель Кабири, также являющийся родственником его супруги, Хикмат Сайфов были осуждены за несообщение о готовящемся преступлении. За другими был установлена слежка, и их неоднократно увозили на «беседы» сотрудники органов безопасности. Таким «беседам» был подвергнут и 95-летний отец Мухиддина Кабири Тилло Кабиров, которого просили призвать сына вернуться на родину. В январе 2016 года в душанбинском аэропорту Тилло Кабиров был снят с рейса в Стамбул, куда он собирался вылететь на лечение, а в октябре отец лидера ПИВТ скончался.

Несмотря на преследования со стороны таджикских властей, Мухиддин Кабири в изгнании продолжает заниматься политической деятельностью, выступает с разных трибун, делает заявления, дает интервью СМИ, пытаясь привлечь внимание международной общественности к политической ситуации в Таджикистане.

Главный редактор «Ферганы» Даниил Кислов побеседовал с лидером ПИВТ по Skype. Мухиддин Кабири рассказал о своем нынешнем статусе, о том, как из легальной ПИВТ в одночасье превратилась в «террористическую» организацию, почему, зная о предстоящем аресте, большинство его соратников не покинули Таджикистан, а также - о планах таджикской оппозиции в изгнании.

- Вы получили убежище в одной из европейских стран. Это правда? Пожалуйста, подтвердите.

- Да, это правда, но, с вашего позволения, я не буду называть страну. Единственным критерием выбора страны была близость к другим таджикским мигрантам.

- Вы находитесь в списках Интерпола. Можете ли вы куда-то путешествовать, переезжать из той страны, где вы находитесь, в другое место?

- Да, я путешествую, как и путешествовал раньше, правда, немного ограничил географию поездок, поскольку теперь рискованно ехать в те государства, где особо не соблюдаются законы и не уважают права человека. Что касается Интерпола, то после того, как Генпрокуратура Таджикистана заявила о том, что отправила туда запрос, я официально обратился в Интерпол через моих адвокатов, и мне ответили, что запрос есть, но меня пока не включили в список. Оказалось, что Интерпол — тоже бюрократическая полицейская организация, правда, более широкого масштаба. Субъектами этой организации являются именно правительства. Позже Интерпол включил меня в список. После того, как я получил статус политического беженца, решением этого вопроса будет заниматься страна, давшая мне этот статус. Кстати, большинство оппозиционных деятелей из нашего региона находились или все еще находятся в этом списке, и это не мешает им, как и мне, ездить по миру.

- Правильно ли я понимаю, что вы говорите о Европе. Вы можете путешествовать по Европе, но не можете приезжать в Россию, Кыргызстан или в Белоруссию?

- Я не стану называть конкретно какое-то государство. Как я сказал, есть список стран, где отсутствует традиция соблюдать международные правила и уважать права человека, при этом есть коррумпированная власть. Но у меня сейчас и нет необходимости посещать эти государства.

- Если официальный Душанбе подает ваши данные в Интерпол, у него должны быть какие-то основания. Ваша партия и вы лично были объявлены на родине террористами. Но есть ли какой-то приговор суда в отношении вас?

- У меня нет никаких документов и достоверной информации о том, что по отношению лично ко мне был вынесен приговор. То, что они считают нашу партию террористической, опять же не имеет под собой никаких фактов. Это политическое решение, а не юридическое. Хочу отметить, что буквально через два дня после событий сентября 2015 года политическое руководство страны, охарактеризовав их как «терроризм», публично дало поручение наказать партию самым строгим образом. Когда первое лицо государства прямым текстом дает указание правоохранительным органам, считать любое решение суда правомерным или справедливым уже нельзя.

Кто следил за информацией вокруг этого дела, помнит, что в начале октября 2015 года председатель Верховного суда Таджикистана Шермухаммад Шохиён дал пресс-конференцию журналистам. Журналисты спросили: как суду удалось вынести столь быстрое решение по такому запутанному, огромному и важному делу, как запрет политической партии? Ведь Генеральная прокуратура отправила ходатайство о закрытии ПИВТ только в конце сентября, и надо было изучить дело, перелистать большое количество документов, опросить огромное количество свидетелей и только потом выносить решение. Обычно такие дела занимают несколько месяцев, если не год. Шермухаммад Шохиён при ответе выдал очень важные детали и практически признался в том, что власть тщательно готовила дело, и оставалось только придумать причину. Конечно, при этом он не осознавал суть своего ответа, ему тогда нужна было просто опровергнуть сомнения журналистов в том, что решение было принято поспешно. Он ответил так: «А почему вы считаете, что мы вынесли это решение очень быстро, в срочном порядке? Дело готовилось очень тщательно, еще до этих событий, и вопрос закрытия партии нами изучался давно».

Таким образом, сам председатель Верховного суда выдал весь сценарий действий властей по закрытию нашей партии. Единственным открытым вопросом оставалась окончательная формулировка ярлыка: закрывать партию как «расформировавшуюся», «не соответствующую требованиям закона» или как «экстремистско-террористическую». Поскольку власть особо не скрывала своих планов и готовилась к этому, многие наблюдатели, в том числе международные, особо не доверяют всему тому, что говорит власть. Кстати, недавно на одном международном форуме была высказана серьезная претензия к Интерполу, что в последнее время эта международная полицейская организация стала удобным механизмом для преследования и даже нейтрализации оппозиционеров из стран третьего мира. И диктаторские режимы все чаще стали использовать Интерпол в своих целях. Таджикистан имеет самый длинный список разыскиваемых через эту организацию среди всех государств СНГ.

- Власти Таджикистана объявили вас «террористом» за то, что вы связались с «террористом» Назарзода — дело Назарзода и дело ПИВТ проходили в «одной связке». Во всех СМИ, в выступлениях на площадках ОБСЕ и ООН таджикские власти говорят, что «террористы» Назарзода и ПИВТ — это одно и тоже. Поясните, какая у вас связь с «террористом» Назарзода?

- Конечно, поясню. Но из ваших уст прозвучало несколько раз слово «террорист»...

- Это власти вас так называют, а не я.

- Я понимаю. Они любого, кто с ними не согласен, считают террористом или потенциальным террористом. К сожалению, идет явное злоупотребление этим термином во всем мире. Нет единого подхода к этому явлению. Наверное, пора уже на каком-то международном уровне, скажем, Генеральной ассамблеи ООН, принять документ, который должен определять, какие действия можно охарактеризовать как «терроризм», а какие к терроризму не имеют отношения, чтобы мировое сообщество знало, о чем речь, и кого считать террористом, против кого бороться. Одни группы — для кого-то террористы, для других они — герои. Для одних они — борцы за справедливость, для других — сепаратисты, бунтовщики или просто преступники. То есть, каждый сам себе выбирает «террориста», исходя из собственных интересов.

Кстати, в последние годы все чаще оппозиционные силы тоже стали использовать термин «терроризм» по отношению к действиям властных структур, и не без основания. Поскольку, основная задача любого террора — запугать людей, вызвать чувство страха и беспомощности у человека. В этом плане диктаторские и тоталитарные режимы по уровню жестокости, устрашения собственного населения и масштабов насилия давно уже обошли многие общеизвестные террористические организации. Например, многие действия нынешних властей Таджикистана можно охарактеризовать как «террористическую деятельность», поскольку они направлены именно на устрашение населения. Поэтому не стоит злоупотреблять этими термином долго и постоянно, иначе вся страна скоро будет «бороться с терроризмом», и непонятно, кто против кого и с какой целью.

Что касается взаимоотношений между генералом Назарзода и нашей партией, то мы должны вернуться немного назад, в 2010 год, когда мы явно выиграли парламентские выборы, и об этом свидетельствовали и международные, и местные наблюдатели. А нам тогда дали всего два места в парламенте. Все знали, что голоса украдены, активисты партии были очень эмоционально настроены, и все ждали, как будет реагировать партия — будем ли мы выходить на митинги, на демонстрации протеста или нет.

Ситуация была очень сложная. Я помню, в воскресенье были объявлены результаты выборов, и мы уже в среду созвали расширенное собрание активистов, чтобы решать, как нам быть с объявленными результатами. Около тысячи активистов собрались в зале, и некоторые горячие головы требовали выходить прямо из зала на улицы. Обстановка была очень накалена, особенно молодежь настаивала на акциях протеста. Мне сообщили, что вокруг офиса и на соседних улицах появились «газели» с людьми в камуфляже и в штатском. В это время мне позвонил Назарзода. Кстати, мы не только были соседями, но и хорошими друзьями. Тогда он еще не был генералом и служил начальником какого-то управления Минобороны. Я сейчас не процитирую его слова, но смысл сводился к тому, что они сидят в кабинете его министра вместе с представителями других силовых министерств и в онлайне следят за обстановкой в нашем зале. И добавил, что все тут понимают несправедливость объявленных процентов и сожалеют об этом. Но ничего уже не поделаешь, результаты объявлены. Он с сожалением добавил, что первое кольцо вокруг нашего здания — милиция, второе кольцо — силы безопасности, а третье — армия, военные.

- Он имел в виду, что они расположились такими кольцами вокруг вашего офиса?

- Именно. Конечно, я бы не поверил, если бы мне не доложили еще раньше об этой ситуации. Я уже был в курсе, что здание окружено.

- То есть, ваш друг, тогда еще не генерал, Назарзода вас таким образом предупредил, что нужно сидеть тихо?

- Скажем так, он как друг попросил, а как офицер выполнял свой долг. Слышно было, что у них включена громкая связь, и ему было поручено позвонить мне, чтобы снять эскалацию. Были слышны голоса, что они готовы пойти на больше число жертв, чем в Андижане, но не должны допустить протеста. Они имели ввиду андижанские события, когда, по данным правозащитников, погибло более 700 человек. Говорили, что есть приказ стрелять на поражение.

Ситуация была драматичной. С одной стороны, партия должна была защищать свои голоса и протестовать против несправедливости. С другой стороны, был риск нового кровопролития и больших человеческих жертв. И самое главное, опять бы обвинили ислам, мусульман и нашу партию в эскалации ситуации и начале нового конфликта. Как это делали и делают до сих пор. Это тот случай, когда любое решение является проигрышным, и я выбрал наиболее проигрышное для себя, но менее проигрышное для народа и партии. Но вернемся к генералу Назарзода, и, если исходить из того, что тогда мы правильно поступили, не выйдя на улицу, здесь есть и его заслуга.

Я сразу же после этого направил два письма президенту страны, в которых попросил о встрече: одно — как депутат парламента, другое — как председатель партии. Но, видимо, он посчитал, что диалог с оппозицией — уже лишний. А может, у него не было аргументов для ответа. Он знал примерно о том, о чем я буду говорить, потому что я в обоих письмах указал, какие вопросы я хочу обсудить. Видимо, у него не было ответов на эти вопросы. А когда нет аргументов, люди избегают прямых встреч.

- По официальным данным, на парламентских выборах 2010 года ваша партия получила менее 8 процентов голосов, откуда у вас данные, что вы получили больше?

- Да, официально мы получили менее 8 процентов и два депутатских мандата. Но, по протоколам участковых избиркомов, мы получили в разы больше. Я исхожу из того, что политические силы должны всегда реально взвешивать свои силы и возможности. Можно немного приуменьшать их, но ни в коем случае не преувеличивать. Например, на парламентских выборах 2015 года наши голоса были ниже 2010 года. Я отдаю себе отчет, что ситуация была другая, и пропагандистская работа у властей была поставлена сильнее за счет того, что использовали весь административный ресурс и очень жестко препятствовали агитации оппозиционных партий.

А в 2010 году у нас была новая молодая команда, да и ситуация в стране была более демократичной, чем в 2015 году. Не только по анализам экспертов и наблюдателей мы получили больше голосов, у нас в руках были протоколы участковых и окружных избирательных комиссий, мы имели факты. Мы обратились с этими документами в суд, но ни в одном суде наши заявления не были приняты. Кстати, мы тогда наняли лучших адвокатов, но и они не смогла зарегистрировать в судах хотя бы одно заявление по результатам выборов.

Мы прошли все инстанции и потом поняли, что искать справедливости по этому вопросу просто не имеет смысла. Кстати, все эти документы и копии протоколов у нас в архиве сохранились до сих пор.

- Так сколько голосов вы получили?

- Наша оценка — до 60-ти процентов голосов.

- То есть большинство?

- Да. Было где-то ниже, где-то выше, но в целом по стране мы получили большинство голосов. Возможно, процентов 15-20 были просто протестными голосами. То есть часть людей голосовали за нас не потому, что нас поддерживали, а потому что меньше не любили, чем власть, и хотели таким образом не отдавать ей свои голоса. Но уверенно могу сказать, что процентов 35-40 — это были наши чистые голоса. Это и стало, на мой взгляд, причиной того, что власти сильно испугались. Вы, наверное, слышали о секретном протоколе №32-20, подписанном самим президентом. В нем четко указано, как и каким образом госструктурам работать против нашей партии, какие меры предпринимать, и какие ведомства отвечают за это.

Когда этот документ попал в прессу, я как депутат обратился в Генпрокуратуру с официальным запросом показать мне как депутату и председателю партии оригинал или копию протокола Совета безопасности. Я написал, что готов подписать документ о неразглашении гостайны, поскольку там стоит гриф секретности. Ответ Генпрокурора был таким: да, такое заседание Совбеза имело место, есть такой протокол под таким номером, но в опубликованном варианте кое-что изменено. Я сказал, что у нас есть копия протокола, покажите мне оригинал, и мы сравним, где, в каком месте сфальсифицирован этот протокол. Тогда я скажу общественности, что да, общество хотят ввести в заблуждение. Но поскольку вы этого не делаете, то я имею право верить тому документу, что опубликован.

Другого ответа со стороны Генпрокуратуры я не получил. Мне неофициально сказали, что им запретили переписку по этому вопросу и вообще всякие контакты теперь запрещены. Как депутат я направил официальный запрос в администрацию президента. И тоже без ответа. Но потом мы получили другой ответ — в виде повсеместного давления и правонарушений в отношении партии. То есть после принятия этого документа они начали планомерно, систематически на всех уровнях давить на партию, чтобы до следующих парламентских выборов нейтрализовать ПИВТ как главного оппонента.

- Давайте вернемся к Назарзода. Почему генерал, который исполнял волю власти, который мог по приказу расстрелять людей для того, чтобы не было гражданской войны, почему именно этот человек, уже в ранге замминистра обороны, поднял мятеж. Какое отношение к этому мятежу имеете вы?

- Это один из вопросов, на который только он сам мог дать ответ. Я всегда знал его, как порядочного человека и настоящего офицера. Он действительно был мужественным, очень умным человеком и как офицер честно выполнял свой долг. Причём, искренне верил, что все это он делает ради нации, мира и стабильности.

Я познакомился с Назарзода в 1997 году, когда он был командиром 25 батальона Минобороны, который специализировался на охране Комиссии по национальному примирению (КНП) во главе с покойным устодом Сайидом Абдулло Нури и был гарантией безопасности комиссии. И по долгу службы он часто бывал в КНП. Мы впервые встретились там и позже, по воле судьбы став соседями, подружились. В первые годы мы встречались чаще, позже эти встречи стали реже, поскольку он уже был частью системы и соблюдал правила игры. Мы иногда спорили и не соглашались друг с другом. Он мыслил, как офицер, как сотрудник министерства обороны. Я же рассуждал как политик, как депутат парламента, как оппозиционер. Но он был очень честным, порядочным и мужественным человеком, он никогда не скрывал свои взгляды. И он часто критиковал оппозиционеров. Кстати, он всегда был в первых рядах, когда правительство отправляло свои войска против Мулло Абдулло в Рашт и во время других спецопераций.

- А во время операции в Бадахшане в 2012 году он тоже был там, тоже участвовал?

- Да, он был в Хороге. Я прекрасно помню, как я его увидел тогда в камуфляже, и он сказал, что приехал из Хорога. То есть, этот человек всегда выполнял приказы руководства, и поэтому его назначили заместителем министра обороны. Кстати, его назначение случилось после того, как началась кампания против нашей партии. Если бы у нас были общие политические взгляды, то никогда бы его не назначили заместителем главы Минобороны страны. То есть человек находился в полном доверии властей, как и полковник Гулмурод Халимов.

Почему это произошло? У меня самого много вопросов и сомнений — был ли там мятеж или нет, но мой анализ всего происходящего говорит о том, что он в последний день или в последнюю ночь действовал спонтанно — взял оружие, собрал своих друзей и бывших подчинённых и ушел в горы. Что послужило мотивом к таким действиям, до сих пор неизвестно.

Когда я внимательно прочитал решение суда по делу наших однопартийцев — это более ста страниц на таджикском языке, — то пришел к выводу, что его надо перевести на несколько языков, прежде всего — на английский, а, может, потом и на русский, чтобы люди поняли, на основе каких фактов и аргументов вынесено решение по отношению к нашим однопартийцам. И второе — во время слушаний проявились очень важные и интересные моменты. Мой заместитель Махмадали Хаит спросил то ли прокурора, то ли судью (у нас даже есть аудиозаписи этого разговора): «Почему вы не обращаете внимания на вчерашние заявления заместителя председателя Комитета госбезопасности в суде, когда он был допрошен как свидетель? Он вчера давал показания и сказал, что за несколько дней до сентябрьских событий генерал Назарзода спрашивал его, заместителя председателя ГКНБ, правда ли, что в отношении него [Назарзода] открыто уголовное дело?». И об этом говорит заместитель председателя ГКНБ в суде! И он ответил, что «да, есть такое дело, но ты не беспокойся, мы этот вопрос как-то решим и закроем дело». То есть, получается, что генерал Назарзода за несколько дней до этих событий получил информацию о том, что против него заведено дело, и его скоро арестуют. Кстати, позже этот заместитель главы ГКНБ был снят с должности — видимо, за «неправильное» свидетельство.

Теперь давайте проанализируем другой момент: почему именно в это время Назарзода из верного офицера превращается в подозреваемого? Если вы следили за информационным потоком того времени, к августу 2015 года представители всех слоев населения, начиная от спортсменов, учителей, студентов до имам-хатибов выступили с «заявлениями» против ПИВТ и потребовали от властей закрыть нашу партию. Это было похоже на общенациональную эстафету, где каждый хотел показать себя «патриотом» и требовал, чтобы власть нашу партию закрыла. И с такими же заявлениями выступили военнослужащие, в том числе бывшие полевые командиры оппозиции. Таким образом они хотели показать свою лояльность властям.

Генерал Назарзода

Этот текст заявления прочитал генерал Шох Искандаров, сейчас он возглавляет ОВД Турсунзадевского района. Оказалось, что им принесли текст из аппарата президента и сказали, что есть поручение Верховного главнокомандующего подписать и зачитать данное заявление. Причем, заявление должно быть зачитано именно бывшими командирами ОТО, чтобы доказать свою лояльность. Конечно, не все офицеры и генералы были согласны с подписанием, часть не подписала, а другая часть подписала, но при этом высказали мнение, что они как офицеры выполняют приказ Верховного главнокомандующего, зная, что этот приказ является незаконным и противоречит чести и достоинству офицера и каждого порядочного человека.

Я точно не знаю, подписал ли лично Назарзода текст или нет, но есть достоверная информация, что он и некоторые другие офицеры высказались очень резко и заявили, что их толкают на незаконные и нечестные игры. Они были недовольны по двум причинам: во-первых, они военные и не имеют права по закону вмешиваться в политическую жизнь и работу политических партий, во-вторых, некоторые из них, в том числе Назарзода, в свое время были в составе вооружённых сил ОТО, и согласиться на такой поступок с их стороны было бы недостойным. Свидетели говорят, что ряд офицеров не подписали тогда заявление, которое противоречило как законам страны, так и закону чести.

Несомненно, все это было передано, куда надо, и, скорее всего, власти после этого поменяли сценарий и план против нашей партии полностью. Мы еще весной 2015 года назначили очередной съезд на 20 сентября и объявили, что предстоит большая реформа партии. Власти, конечно, знали об этом и по-своему готовились. Им очень не хотелось, чтобы партия была реформирована, чтобы были выборы и ПИВТ получила новый состав руководства, новое название, новый Устав, новую программу.

- И новый имидж?

- Да, и новый имидж. Поэтому они стали форсировать события, и в конце августа министр юстиции отправил нам официальное письмо с ультиматумом, что в нашем распоряжении всего 10 дней для объявления о самороспуске партии. Все очень просто и удобно. Якобы сами распустились, мы тут ни причем. Чтобы все это провести через суд, как требует того закон, время у них не оставалось. Партия должна была быть закрыта до съезда.

Мы подготовили официальный ответ Минюсту, и наша делегация во главе с моим первым заместителем Сайидумаром Хусайни встретилась с министром. По их словам, министр все время уходил от вопросов, прятал свой взгляд, и чувствовалось, что человека мучает совесть. Он все время повторял заранее заготовленные слова о необходимости расформирования — что так будет лучше для всех. В своём ответе Минюсту мы указали на Конституцию страны, на действующее законодательство, и что мы готовимся к съезду. Также попросили Минюст выполнять свои законные обязанности — содействовать проведению нашего партийного мероприятия.

По моему мнению, при более глубоком и тщательном анализе и сопоставлении всей информации, фактов и действий властей летом 2015 года, особенно в августе, можно получить ответы на многие вопросы. Как только офицеры отказались подписать заявление против нашей партии, Минюст тут же отправляет нам ультиматум, срок которого заканчивается 5 сентября. После этого Политсовет ПИВТ собрался, чтобы обсудить возможные варианты действия партии, если все-таки власть не допустит проведения съезда и объявит о запрете. Во время обсуждения выдвигались разные сценарии, в том числе возможные акции протеста возле Минюста. Было решено, что партия будет действовать, исходя из ситуации. Но в целом общее настроение было в пользу проведения акции протеста. Скорее всего, власть пришла к выводу, что часть офицеров и солдат не будут участвовать в подавлении мирной акции, если будет приказ. Особенно те, которые не подписали заявление или пописали неохотно. Это и напугало власти и побудило их еще до запрета партии или проведения съезда нейтрализовать не очень лояльных офицеров.

Наверняка, генерал Назарзода получил информацию, что против него заведено дело, и его скоро арестуют, и начал беспокоиться. Об этом свидетельствуют слова зампредседателя ГКНБ в суде о его диалоге с генералом всего за пару дней до 4 сентября. Думаю, мотивы его дальнейших действий кроются именно в этих фактах. Они не атаковали ни одно госучреждение, а взяли оружие и ушли в горы — хотели таким образом избежать ареста.

Скорее всего, генерал Назарзода хотел избежать печальной участи других опальных генералов, таких как бывший Генпрокурор страны и глава администрации президента Махмадназар Салихов, экс-министр по чрезвычайным ситуациям Мирзо Зиёев. Оба генерала погибли при невыясненных обстоятельствах. Или участи таких генералов, как Якуб Салимов, Гаффор Мирзоев, Махмадрузи Искандаров. Человек не хотел так просто сдаваться, хотел защищать себя до последнего и, если погибнуть, то как генерал, а не в клетке.

Вот такая «связь» между нашей партией и генералом Назарзода. И тут возникает вопрос: почему судебное расследование было проведено за закрытыми дверями? Почему власти не хотели показать общественности, журналистам, международным наблюдателям, в чем виновата наша партия? Если бы у них были аргументы, факты, они должны были быть заинтересованы в том, чтобы провести открытое судебное разбирательство и доказать, что мы виновны в чем-то. Но поскольку у них не было доказательной базы, поскольку власть заранее, еще за несколько лет до этого, готовилась к тому, чтобы закрыть нашу партию, они провели эти судебные заседания за закрытыми дверями и использовали эту реакцию генерала Назарзода на самозащиту для того, чтобы выставить нас, как экстремистскую группу.

- Бывшие соратники Эмомали Рахмона, бывшие управленцы, министры правительства, которых вы перечислили, тоже пострадали из-за того, что они были несогласны в чем-то с его линией, или у всех какие-то свои истории?

- У всех разные истории, но есть одно общее — эти люди имели свои собственные взгляды, иногда их высказывали публично или в узком кругу. Нынешнему руководству страны всегда не нравилось, когда с ним кто-то несогласен, даже по мелочам. Сейчас тем более — даже думать по-другому нельзя, потому что он уже не президент, а Лидер нации. Можно не согласиться с президентом страны в душе, но не соглашаться с Лидером нации — это уже предательство. Вдвойне опасно, если несогласный человек еще имеет вес и авторитет в обществе, опыт работы в структурах власти и финансово независим. Таких людей не терпят, в этом и заключается трагедия всех этих людей, и не только военных.

Зайда Саидова заключили в тюрьму только потому, что он, бывший министр, представлял собой тот редкий случай, когда человек имеет признание, авторитет, деньги, мозги, совесть и собственное видение будущего страны. Такие люди для диктаторов считаются взрывоопасными — их надо уничтожать быстро и любыми методами. Поэтому Зайд Саидов считался очень опасным конкурентом. Человек только успел заявить о создании новой партии, как тут же был объявлен преступником. Причина проста — за ним могли пойти люди. Если ты ни чем не выделяешься в обществе, да и еще немного глуповат, они сами создают тебе партию и еще посадят в парламент для фона. Все эти перечисленные мной личности при всех недостатках имели свое «я». Так что есть некая общность между генералом Назарзода и этими людьми.

- Скажите, у вас остались родственники в Таджикистане? Им там угрожают?

- События развивались так стремительно, что всех нас застали врасплох, в том числе и мою семью. Часть семьи успела вырваться буквально за несколько часов до того, как их могли арестовать, а другая часть, к сожалению, не смогла выехать. Моя невестка с внуками, сестра, брат и покойный отец, все остались в Душанбе. Мы несколько раз пытались их вывести, но власти отобрали все документы, отца сняли с рейса в последний момент. Их держат в качестве заложников. Они не только не имеют права покидать территорию Таджикистана, еще они не имеют права посещать родственников и друг друга. Даже сноха с внуками за два года не могли посетить наш родной дом, моего старого отца, хотя расстояние между ними всего пять километров. И им не позволили даже принять участие в похоронах отца.

Я не знаю, какую опасность для государства и лично для президента представлял 95-летний старик, если бы он встретился со своим пятилетним правнуком перед смертью? Моим внукам запрещено разговаривать по телефону со своим отцом и со мной, также моим братьям и сёстрам каждый раз спецслужбы напоминают, что любой контакт будет иметь последствия. Им запрещено получать какую-либо помощь от нас. Приходится узнавать о них через третьи лица. И это совершается не в Северной Корее или в каком-нибудь средневековье, а в государстве-члене ООН, ОБСЕ и других международных организаций. Это совершает руководитель «демократического государства», которого по местному телевидению показывают как любящего сына, заботливого отца, который любит фотографироваться в окружении своих и чужих детей и обещает всем детям, старикам, женщинам светлое будущее. Как бы не было тяжело, надо принимать все, как есть, и идти дальше. Они решили наказать и детей, и стариков, и женщин. У каждого свои моральные и ценностные установки, мы должны показать другое отношение и другие ценности. В этом и разница.

- Кроме семьи, у вас есть еще и такая большая семья — это коллеги по вашей партии, это ветераны ПИВТ. Многие из них — пятнадцать или двадцать человек — были арестованы и уже осуждены. Сегодня, когда я рассказывал своим друзьям в Москве о том, что я буду брать у вас интервью, они просили задать вам важный вопрос: предпринимали ли вы какие-то попытки спасти от тюрьмы ваших соратников?

- Сразу скажу, что количество моих однопартийцев, которые были осуждены, вовсе не 15 и не 20. Их около ста. Более 20-ти человек получили максимум — пожизненный срок или более 20-ти лет тюрьмы. Это все арестованные члены Политсовета и члены президиума партии. А местные активисты, председатели местных партийных ячеек получили от 10-ти до 20-ти лет. То есть список достаточно большой, но почему-то все международные организации и информационные агентства говорят только о 13-ти людях, о задержании которых пошла первая информация. На самом деле их количество намного больше.

Теперь, что касается наших действий по их спасению. Как только мы получили информацию о том, что после саммита ШОС, который проходил в Душанбе 15 сентября 2015 года, всех арестуют, я тут же позвонил моим заместителям, и мы провели заседание Политсовета партии. Кстати, информацию мы получили из достоверных источников в самом правительстве — все-таки совесть у многих есть. Даже в гитлеровской Германии люди пытались спасать людей от фашистского правительства, многие за это поплатились жизнью, но вошли в историю. Такие герои и у нас есть, и они войдут в историю таджикского народа как спасатели многих невинных людей. Их потомки будут гордиться ими.

Оказалось, что до других членов руководства партии тоже дошли слухи, и каждый располагал какой то информацией. Конечно, все знали природу действующей власти, но опять всех подвело чувство или уверенность в своей невиновности. Я понял, что убедить всех нет возможности. У каждого были свои доводы и аргументы, почему не надо выезжать. Потом, все важные решения у нас в партии всегда принимались не единолично лидером, а большинством голосов. Все говорили: почему мы должны покидать страну, когда не имеем ни малейшего отношения к этим событиям? Даже если партию закроют, то мы будем действовать дальше в рамках закона. Все исходили из того, что если мы невиновны, нечего поднимать панику и выезжать из страны. Это наша природная таджикская наивность и прямота. Если я не виновен, почему я должен покидать страну? Уезжаю, значит, виновен.

Точно такая же логика была у Зайда Саидова, когда он хотел доказать свою правоту в таджикском суде и приехал в страну из-за рубежа. Вот и мои соратники не верили, что их арестуют. Даже мои дети не хотели покидать родину, и мой сын все время со мной спорил, что он должен оставаться и быть рядом со всеми. Как только гости саммита уехали, пришла информация, что у нас есть не более двух суток. Нам сказали: вопрос обсуждается на самом верху, и если будет решение арестовать, мы вынуждены будем. Я понял что, обсуждать вопрос выезда на каком-либо партийном уровне уже не имеет смысла, и каждому дал персональное поручение покидать страну в срочном порядке. И кто ослушается, берет ответственность на себя.

Это подействовало, и люди начали покидать страну. Многим не хватило ни дней, а каких-то часов. Одни хотели попрощаться с родителями в дальнем районе, другие все еще сомневались в необходимости выезда. Некоторых взяли в аэропорту или на границе. То есть ситуация была такова, что какие-то минуты решали судьбу того или иного человека. Поэтому, когда спрашивают, «имели ли вы какой-то план по спасению людей?», я говорю, что у нас, конечно, такого плана не было и не могло быть. Но мне кажется, что все-таки удалось спасти часть людей благодаря тому, что вовремя получили информацию о готовящейся против ПИВТ операции разгрома из надежных источников. К сожалению, не всех. Каждый из них мне дорог, как брат или отец. Особенно люди в возрасте, мне их очень жаль. Но теперь одним сожалением им не поможешь. Опять, как в случае с детьми, надо воспринимать все, как есть, и делать все для того, чтобы их освободить или облегчить их жизнь. Это уже другой вопрос.

Кстати, адвокат Бузургмехр Ёров, который взялся за защиту моих однопартийцев, тоже был уверен в невиновности наших ребят. Теперь он и сам нуждается в защите и справедливости. Когда государственная репрессивная машина работает на полную мощность и безжалостно, искать справедливость и спасать кого-либо практически невозможно.

- По делу Ёрова. Вы знакомы с Бузургмехром? Что можете сказать о нем?

- Конечно, я знаю этого человека лично. Это бескорыстный, честный адвокат, просто справедливый и порядочный человек. Он верил и верит в закон и справедливость. Может, опять наивно, но он такой. Почему я говорю бескорыстный? Когда мэр Душанбе подал на меня в суд за мою критику экологической ситуации в городе, Ёров пришёл ко мне и сказал, что готов защищать меня в суде. Он был уверен, что дело носит политический характер. Я как депутат и как член экологической комиссии парламента не только имел право критиковать повальные вырубки тысяч деревьев в Душанбе, но и обязан был это делать. Ведь это не только нарушает экологический баланс, но и портит красоту города. Душанбе всегда славился своими чинарами и зелёными аллейками, а вместо них сейчас строят какие-то непонятные, безвкусные здания из бетона.

И городские власти подали на меня в суд, якобы я нанес ущерб имиджу города Душанбе. Представьте себе, что депутата парламента, члена комиссии по экологии судят только за то, что он выступил с критикой какого-то решения! Такого в истории парламентаризма в мире не было еще и, наверное, в будущем не будет. Это только в Таджикистане возможно такое. И адвокат Ёров взялся за мою защиту. Он пришел ко мне и сказал: я знаю, что вы правы по всем законам, вы имеете иммунитет неприкосновенности, в том числе от судебного преследования, тем более за свою депутатскую работу, которую вы выполняли по закону. Это ваша обязанность как члена комиссии по экологии. Конечно, дело мы проиграли, и суд вынес решение, что я должен извиниться за критику, чего я так и не сделал.

Второй раз он взялся за мое дело, когда власть начала отбирать у меня бизнес. Это было еще в 2014 году. Я ему всегда говорил: «Бузургмехр, я знаю, что все мои дела носят политический характер, и я иду до конца только по той причине, что не хочу так просто сдаваться. Но твой оптимизм иногда порождает во мне маленькую надежду». А он всегда говорил, что правда и закон на нашей стороне, так что в конечном итоге мы победим. Мы так и не выиграли с ним ни одного дела. Но я всегда его уважал, любил, и мы всегда были вместе. А потом он взялся за защиту моих однопартийцев, причем опять добровольно, бескорыстно. Даже не посоветовался со мной. Просто он посчитал своим долгом защищать тех людей, которые нуждаются в помощи. Поэтому он и стал жертвой своей бескорыстности и честности.

Я думаю, что он не только войдет в историю Таджикистана — его поступки заслуживают мирового признания. Человек рисковал своей жизнью ради свободы других и не ждал от них ничего взамен. Единственный его недостаток — он таджик, и делает это в Таджикистане, а не где-то в Европе, даже не в Африке. Надо выдвинуть его кандидатуру на престижную международную премию. Это будет моральная поддержка не только для Бузургмехра, но и для всех политзаключенных и несправедливо осуждённых. Поэтому, считаю своим долгом помогать ему, чем смогу.

- Сегодня таджикская оппозиция, активисты, адвокаты, разбиты на две группы. Одна группа — это те люди, которые осуждены или находятся под судом и могут получить большой срок в Таджикистане. Вторая группа — это люди, которые убежали из страны. Скажите, что вы планируете делать в изгнании? Будете ли вы создавать какой-то комитет, движение, общество? Будете ли вы продолжать какую-то открытую политическую деятельность?

- В последний год мы специально взяли информационную паузу для анализа и оценки всего прошедшего, чтобы взвесить все плюсы и минусы нынешней ситуации, решить многие организационные вопросы. Мы начали с реформы внутрипартийной структуры. За год мы закончили этот процесс, нами создана новая структура. Мы сократили количество партийных структур, объединили несколько департаментов в один, для того чтобы минимизировать партийную бюрократию и привести все в соответствие с новой реальностью. Мы создали пять региональных представительств — три в Европе и два в нашем регионе, то есть ближе к нашей стране. Если в дальнейшем будет необходимость, создадим новые.

Нам помешали завершить партийную реформу внутри, придется провести ее в изгнании. Некоторые вопросы, например, изменение названия партии и устава мы отложили на чуть более позднее время, сегодня они не очень актуальны. Сегодня более актуальным является создание работоспособных структур в условиях разбросанности и эмиграции, с учетом того, что мы потеряли огромное количество партийных лидеров, достойных кадров. Конечно, мы их потеряли физически, поскольку они находятся в тюрьмах, но морально они оказывают молодому поколению огромную поддержку. Известно, что иногда человек, сидящий в тюрьме, может больше влиять на ситуацию, чем многие люди, которые находятся на свободе. Этому учит история многих великих оппозиционеров, которые прошли через тюрьмы, например, того же Нельсона Манделы и других. Все политзаключённые Таджикистана являются частью нашей общей борьбы, их мужество и самоотверженность дают новому поколению борцов за свободу силу и вдохновение.

Что касается создания нового движения или общей структуры в изгнании, я думаю, что это — вопрос времени. Все осознают, что ни одна политическая структура не способна в одиночку решать те задачи, которые стоят перед таджикским народом. Все созидательные силы как в изгнании, так и внутри страны обречены на то, чтобы объединиться и вести совместную борьбу. Но я против того, чтобы подходить к этому вопросу поверхностно, гнаться за очередной громкой сенсацией или из-за банального желания кому-то насолить.

Создание нового оппозиционного движения или коалиции — это очень серьезный шаг, и он нуждается в очень серьезном подходе. Иногда нас обвиняют в том, что мы не хотим объединиться с другими политическими силами. Это не так. Мы заинтересованы в объединении не меньше других, если не больше. С другой стороны, мы испытали на себе горький опыт таких коалиций несколько раз. Когда коалиции создаются в виртуальном мире или ради сенсации, они там же сенсационно распадаются. Серьезная и прочная коалиция — это когда люди серьезно готовятся, разрабатывают общую платформу, общие принципы и рамки совместной деятельности. Залог успеха любой коалиции — это готовность участников работать в команде, соблюдать общие правила и принципы.

Поэтому мы без особой спешки и тщательно готовимся к созданию коалиции и рассматриваем в качестве союзников не только уже действующие оппозиционные силы, но и те группы и личности, которые еще не заявили о своих намерениях и ждут соответствующего момента. Такие силы есть как за пределами страны, так и внутри. Большинство хотят перемен, все устали от бесконечной лжи и алчности нынешней власти. Страна катится в пропасть, и многим небезразлично, в какой стране будут жить их дети и внуки. Нынешняя ситуация пагубна как для нашего народа, так и для каждого из нас, и все это понимают.

И самое главное, общий противник, то есть нынешняя власть, не должен быть единственным объединяющим фактором будущей коалиции. Это большая ошибка, которая является миной замедленного действия. Нас должно объединять нечто большее и важное, а именно — будущее страны. Мы должны думать более широко: какая страна нам нужна, в каком обществе мы все хотим жить? Прежде чем войти в более серьёзную фазу действий, мы должны определиться с принципиальными вопросами будущего устройства страны и обеспечить их постоянство, чтобы ни у кого не возникло желания или соблазна потом подменивать понятия или трактовать их в своих интересах, как сделала власть с Общим соглашением о мире или с Конституцией несколько раз. Некоторые думают, что сначала надо разобраться с нынешней властью, дальше посмотрим и договоримся. Это очень недальновидная позиция. Если не мы, то сама жизнь разберётся с этой властью, такова судьба любого авторитарного правления. Мы должны думать о будущем страны, чтобы не допустить повторения в Таджикистане таких событий, как в Сирии или Ливии.

- Спасибо за беседу.

Беседовал Даниил Кислов

Международное информационное агентство «Фергана»