Таджикистанцу Вахиду 38 лет, у него жена и трое детей. Он работал в России, пока его не депортировали в 2015 году. Как и многие мигранты, попавшие в «черный список», он рад, что во время недавнего визита президента Владимира Путина в Таджикистан, шел разговор об открытии въезда в Россию трудовым мигрантам, совершившим незначительные правонарушения. Сейчас Вахид в Душанбе занимается частным извозом, но ждет, когда сможет снова уехать в Россию, и, возможно, навсегда. Слово — самому Вахиду.

Нас было 12 мужиков в 3-комнатной квартире в Москве. Почти все одного возраста. Только Усман был взрослее нас, но ненамного. Работали кто где: одни — на стройке, другие — грузчиками. А я шоферил, нашел место в одном автопарке — курсировал от метро «Петровско-Разумовская» до платформы «Бескудниково». Я водитель с 20-летним стажем, и мне нравится моя работа. Трудно, конечно, в чужой стране вначале, а потом привыкаешь. Работал каждый день с 8 утра до позднего вечера. Платили хорошо. Мои дети в Душанбе ни в чем не нуждались.

Я душанбинец, у нас во дворе жили люди разных национальностей, и мы с детства во дворе говорили по-русски. Поэтому с языком у меня проблем не было. И еще одно качество меня всегда выручало — быстро схожусь с людьми. На работе сначала ко всему придирались — и то не так, и это не этак, и машина после рейсов грязная, и сиденье порезано. Было такое. Но я в споры не лез, старался, как мог, быстро все починить, помыть. И, конечно, чувства собственного достоинства не терял. И постепенно отношение ко мне изменилось. Наша диспетчер Мария Алексеевна сказала мне: «А ты мужик мировой. Мы с тобой сработаемся».

Бедолага Усман

Я не знаю, почему наши таджики такие бедолаги неприкаянные. У них всегда комплекс вины в глазах. Даже если они ни в чем не виноваты, они все равно чувствуют себя виноватыми. И так жалко земляков до слез. Почему так происходит? Не по своей же воле мы приезжаем сюда, в Россию. Нас вынуждает то, что нам надо зарабатывать деньги, кормить свои семьи, родителям помочь.

Вот наш Усман работает дворником недалеко от метро. У него заискивающий вид и виноватые глаза. Я ему все время говорю: «Ты ни в чем не виноват, ты ни перед кем не должен заискивать. Ты же свою работу делаешь хорошо, целыми днями на работе. У тебя везде чисто, порядок. Чего ты боишься? А он мне: «Я все время боюсь, что меня с работы выгонят. Тогда кто моих детей прокормит?». И такая тоска была в глазах, что я не выдержал и отвернулся. Вот такие наши таджики здесь. Поддерживать друг друга боятся, кабы чего не вышло.

И только дома Усман себя чувствует хорошо. Он любит готовить. И часто в чьё-то дежурство берет на себя обязанности повара. Таджики хорошо готовят. Это у нас в крови, любим мы это дело. Но Усман готовит лучше всех. Добрый он очень. У меня душа за него болит, причем всегда. Он из дальнего кишлака в Согдийской области. Он старше всех нас, но у меня такое впечатление, что он младше всех. У него жена и 4 детей в Согде. И он изо всех сил старается заработать больше и домой отправить. Там его отец и его семья, и еще младшая сестренка, которую надо выдавать замуж. Для этого нужны деньги. Но жена у Усмана хозяйственная, экономная, умеет содержать семью. Усман подрабатывает еще электриком и слесарем. И жильцы домов ему за это платят. Хороший человек Усман. Но именно он стал источником моих несчастий.

Мигрантская жизнь — не малина

Это было в воскресенье, около 9 часов утра. В дверь раздался громкий стук, властный голос потребовал открыть. Мы сразу догадались, кто там. Полиция не зашла, она ворвалась. Нас всех обыскали и вывели на улицу. Документы у всех нас были в порядке, но полиция их забрала. Непонятно, зачем мы им нужны были. Затолкали нас в машину и повезли в отделение. Соглашусь, что в каждой нации есть и хорошие, и плохие, но полицейские — это особая нация, они и у нас дома такие же — жестокие. У меня такое впечатление, что в полиции служат те, у кого от природы нет совести. Говорят, что там тоже есть хорошие люди. Я таких, к сожалению, не встречал.

В полицейском отделе нам поставили условие, что мы должны собрать 30 тысяч рублей и отдать им, тогда они нам вернут документы и отпустят. И тут голос подал тихий и неприметный Усман. С отчаянием он вдруг закричал: «У нас сейчас нет таких денег. Вы разве не знаете, что мы домой отправляем, за квартиру с нас дерут, и еще вы?». Один из полицейских, толстый и большой, подошел к нему и наотмашь его ударил. От удара Усман упал. Наши все даже не шелохнулись. Я подошел к Усману, поднял его и повернулся к полицейским: «Что же вы на и так униженных нападаете и избиваете их. Что же вы за люди-то такие!».

Толстый полицейский двинулся на меня. Я не знаю, откуда у меня это взялось, но я собрал все свою волю в кулак и сказал: «Тронешь меня, я тебя засужу. Я пойду к твоему начальнику. Если это не поможет, пойду выше. Если это не поможет, я пойду к журналистам. И я добьюсь справедливости. Я тебе не дам спокойно жить». Мои слова возымели действие. Он отошел от меня: «Много чести с тобой связываться, мы тебя депортируем. Уезжай в свой Чуркистан и качай там права». Наши молчали. Мне так было их жалко за их трусость и безволие. Но сделать я ничего не мог. Ребята молча собрали деньги и отдали полиции. Они ушли, а я остался. На следующий день Усман и Анвар привезли в отделение мои вещи, и полиция отправила меня в аэропорт.

Я уехал домой, но не жалел о том, что сделал. Хотя на сердце было тяжело. Я не знал, что буду делать дома. Дети же не могут ждать — их кормить нужно. Уже из Душанбе я позвонил Марии Алексеевне и сказал, что меня депортировали. Она выразила свое сожаление и мою оставшуюся зарплату пообещала переслать мне. После разговора с ней вдруг мне стало радостно. Полтора года я не был дома. Сейчас увижу всех, прижму к себе детей, почувствую их тепло. Я что-нибудь придумаю. Я ехал в такси, разглядывая свой город, пока не доехал до дома.

Отцовские назидания

Мы все вместе живем в одном дворе — и родители, и три брата. Наши сестры уже давно замужем. Но каждую субботу они с семьями приезжают к нам на плов. Наша мама свято соблюдает эту традицию нашей семьи. Тихо открыл калитку, думал — пройду сначала на свою половину. Но не тут-то было. Мама увидела меня первой. Она всплеснула руками, побежала ко мне навстречу, обняла меня. Я прижал ее голову в белом платке к себе, и мне стало так хорошо и спокойно, как только бывает под крылом у мамы.

Тут все наши высыпали, каждый со своей половины, начался переполох, и я уже не различал, кто меня обнимает. А потом все расселись в родительской комнате. Младший четырехлетний Зафар — у меня на коленях, мои дочь и сын сидели, прижавшись ко мне. Заррина, моя жена, тактично сидела рядом с моей мамой и смотрела на меня с нежностью. Я рассказал, что со мной произошло. Все ждали реакции отца — папа у меня справедливый, он и нас всех такими воспитал: «Правильно сделал, сынок, слабых надо защищать. Ты сильный, ты всегда свою дорогу найдешь, а Усман слабый».

И тут передо мной пронеслись мои школьные годы. В 8 классе я избил одноклассника за то, что он случайно наступил мне на ногу, на мою больную мозоль. Я взвыл от боли и ударил его. Он заплакал, он был меньше меня ростом, слабый и тщедушный. От злости на то, что он плачет, я ударил его еще раз. Он закрыл лицо руками и плакал, а я бил его, пока меня учителя от него не оторвали. Наш классный руководитель позвонил отцу. Папа тогда работал инженером на кирпичном заводе. Я был уже дома, и никому ничего не сказал. Вечером папа пришел с работы. Молча прошел к себе в комнату, позвал туда старшего брата. Я понял, что головомойки мне не миновать, хотел убежать, но не стал — все равно накажут, уж лучше сейчас, чем потом.

Минуты тянулись долго. Наконец, брат позвал меня. Я зашел в кабинет отца и молча отпустил голову. В комнате стояла звенящая тишина. Я поднял голову, папа смотрел на меня. И такое у него было страдальческое лицо, что мне захотелось плакать. Но я не мог плакать, что-то мешало. Папа заговорил. «В 5-ом классе вы изучали классика Рудаки, я с тобой учил его стихи. Тогда ты сказал, что ты понял, о чем они. А теперь я вижу, что нет. Повтори эти стихи», - сказал он мне. Я механически повторил слова поэта:

Слепую прихоть подавляй — и будешь благороден!
Калек, слепых не оскорбляй — и будешь благороден!
Не благороден, кто на грудь упавшему наступит.
Нет! Ты упавших поднимай — и будешь благороден!

«Сынок, нельзя обижать людей, нельзя бить тех, кто слабее тебя. И вообще, надо разговаривать и слушать друг друга. Надеюсь, ты меня понял», - заключил он. Тогда я на всю жизнь запомнил слова моего отца. И вот он их опять повторил. Он всегда понимал нас, своих детей.

Неделю я отдыхал. В субботу пришли наши сестры. Род у нас большой, нас шестеро у родителей, да еще наши жены и мужья, и еще дети. Весело и хорошо в нашей семье. Как-то умеют мои родители нас организовать. Мысленно всегда я посылаю им свою благодарность.

И на родине не слаще

А потом на семейном совете мои братья решили, что отдадут мне наш домашний «Опель», чтобы первое время я на нем работал. Махмуд, мой средний брат, который старше меня всего на 4 года, пошел со мной в налоговую — у него там одноклассник работает. Оформили мне патент, сделали лицензию, и утром, поцеловав свою старшую дочку, которая уже проснулась и собиралась в школу, я поехал в рейс.

Каждый день я работал с утра до поздней ночи. И не было бы дня, чтобы меня не остановили. Здесь, дома, милиция тоже лютует. Они ведут себя, как хозяева и боги, они всесильны перед тем, у кого нет родственников, начальников или крутой тачки. Половину заработанных денег мы просто так отдаем им. Просто так, не за что. Я опытный водитель, я в Москве никогда не нарушал правила движения. Но меня местные гаишники останавливали просто так и вымогали деньги, даже когда придраться было не к чему.

Жизнь в Душанбе изменилась. Народ стал дерганный и злой. Везде деньги решают все. И кто как может, так и делает деньги. И я вдруг почувствовал, что мне плохо тут, плохо на моей родине, где мои папа и мама, где мои сестры и братья, где моя жена и мои дети. И вечером за чашкой чая с моими братьями и папой я рассказал о том, что меня мучает, и если бы не депортация, я бы уехал сразу. Мои молчали — что уж тут можно было сказать.

Говорят, что в России тяжело, плохо, там наших унижают. А разве нас здесь не унижают? Многие депортированные приезжают сюда, работы нет, они выстраиваются около «Зеленого» базара и стоят там часами. Ждут хоть какой-то работы. Тяжело жить, когда твои дети нуждаются даже в самом необходимом. У меня семья, и мне надо обеспечивать им достойную жизнь. Но через такое тут проходишь, что иногда бы проклял все и убежал, куда глаза глядят. Гаишники останавливают на каждом шагу, придираются, унижают человеческое достоинство. Иногда не выдерживаешь и грубишь. Так они под угрозой ареста отнимают все заработанные деньги.

Да, в России было тяжело, не спорю. Но там мы могли заработать деньги. Иногда мы сталкивались с полицией. Они тоже вымогали у нас деньги. И мы вынуждены были платить. А куда денешься. Но это чужая страна, чужой монастырь, как говорится, - там свой устав. А тут, на родине, каждый день меня останавливают мои же таджики, родная милиция, которая, казалось бы, должна, наоборот, мне помочь. А она меня грабит, отнимает все, что я заработал. Поэтому лучше уехать, постараться получить российское гражданство и сюда уже больше не возвращаться. Там хоть дети получат хорошее образование, найдут работу и будут жить достойно.

От редакции: Если вы хотите поделиться своей историей, случаем из жизни, рассказать о проблемах, в которыми вы столкнулись, будучи трудовым мигрантом, о том, как живет ваша семья, оставшаяся на родине или приехавшая вместе с вами в Россию, напишите или позвоните нам, и мы обязательно опубликуем ваш рассказ. E-mail главного редактора – dan@kislov.ru. Телефон редакции: +7(495)132-62-58. Связь с редакцией также возможна с этой страницы.

Международное информационное агентство «Фергана»