На фото слева: фрагмент сюзане из Джизака (Узбекистан)

В 2013 году в Москве в издательстве «Фонда Марджани» вышла книга «Сады небесные и сады земные». Ее автор - главный научный сотрудник Института искусствознания Академии наук Узбекистана, доктор искусствоведения Эльмира Гюль. «Монография представляет собой исследование традиционной вышивки Узбекистана во всем разнообразии ее видов и локальных особенностей орнаментального стиля. Основное внимание уделяется раскрытию смысла композиций и узоров. Выявляя семантику декора, автор пытается прочесть скрытые под напластованиями веков «тексты культуры». При этом не упускаются из виду изменения в трактовках и значении орнаментов, происходившие во времени», - говорится в аннотации к изданию.

Тираж книги очень мал. Для широкого читателя она доступна сегодня на популярном сайте Academia.Edu. Однако, редакция «Ферганы» посчитала ля себя важным опубликовать один из фрагментов книги на нашем сайте. Что мы и делаем с любезного разрешения автора публикации.

* * *

В разнообразном видовом спектре прикладного искусства Узбекистана особое место занимает декоративная вышивка – красочные панно с завораживающими узорами и энергетически насыщенным колоритом. Если керамика – традиционно мужской вид ремесла, то вышивка – царство женского самовыражения, удивительно самобытный, еще до конца не познанный феномен узбекской национальной культуры.

Вышивкой занималась каждая женщина – и потому этот вид искусства можно считать самым массовым и демократичным. Развивавшаяся в форме домашнего рукоделия, вышивка стала самым ярким и выразительным достижением народного творчества, превратившись в подлинно национальный символ. Хлопок и шелк, чувство стиля и ритма, искусные руки и безграничное терпение – вот, казалось бы, и все, что было необходимо для создания этих шедевров.

С самого детства девочек учили владеть иглой – ведь созданные их руками покрывала и занавеси были непременной частью приданого, наиважнейшими свадебными атрибутами, способствовавшими, по поверьям, продолжению рода. По количеству вышивок судили о состоятельности и достатке семьи, мастерстве и трудолюбии невесты. Традиции рукоделия заботливо передавались от матери к дочери. Удивительно, с каким чувством внутренней свободы женщины проявляли свой творческий потенциал в условиях замкнутого образа жизни.

Ныне классическую узбекскую вышивку высоко ценят во всем мире за ее художественное своеобразие, ювелирную тонкость шитья, гармоничные цвета натуральных красителей. Вместе с тем, помимо зримых эстетических достоинств, вышивка, как атрибут обрядовых церемоний, является носителем сакральных знаний. В ее ритуальной роли и узорах зашифрованы древние магические знания и поверья.

Искусство вышивки можно рассматривать с трех точек зрения: как произведение материальной культуры (используемые материалы, виды швов, красители), как художественную традицию (стиль, композиции, мотивы декора, колорит) и, наконец, как важную часть духовной культуры народа – с точки зрения информативности и смысловой наполненности ее узоров.

Образ храма в узорах сюзане

Сюзане – один из самых распространенных видов традиционной вышивки крупных форм в Узбекистане. Такие вышивки были непременной частью приданого невесты и использовались как покрывало для постели новобрачных либо как декоративное панно на стенах их комнаты. Использование в свадебной обрядности предопределило сакральность декора сюзане, общее значение которого сводилось к защите молодоженов от сглаза, пожеланию плодовитости. В целом орнаменты на сюзане могут рассматриваться не только как эстетический феномен, но и как выражение религиозно-идеологических представлений породивших их эпох.

Исследователи уже не раз предлагали различные трактовки смысла текстильного декора, однако многие положения, связанные с интерпретацией генезиса и семантики форм, до сих пор вызывают разночтения.

В данной статье мы представим свою версию понимания одного из популярных типов композиции, в основе которой использованы мотивы ой (буквально «месяц»), также Луна в полной фазе. Такие композиции типичны для Ташкента, Самарканда, Джизака, Сурхандарьи; вышивка Джизака, провинциального центра, где декор в меньшей степени подвергся изменениям, взята нами за основу.

Джизакские сюзане – это всегда крупные элементы декора, брутальный, экспрессивный рисунок и насыщенный колорит. В орнаменте доминируют крупные розетки ой в обрамлении декоративных венков; они выглядят как массивные однотонные круги с зубчатым контуром, а обрамляющие венки распадаются на несколько «орбит». Внутреннее обрамление таких «венков» представляет собой круг с фестончатым внешним краем, следующее кольцо состоит из чередующихся черно-белых W-образных элементов, наконец, наружный – это круг, декорированный своеобразными зубчато-лиственными элементами, концы которого в верхней и нижней части розетки отогнуты наружу в разные стороны. Девять одинаковых розеток на серединном поле в три ряда составляют типичную композицию покрывала.

Между основными розетками-Лунами расположены крестообразые мотивы поменьше, которые назывались мастерицами чор-чирог. Чахар-чирог или чор-чирог (четыре лампы) – масляный светильник; такого рода светильники с рожками для хлопковых фитилей – керамические либо металлические – были популярны в народном быту на протяжении длительного времени. Количество рожков варьировалось – от одного до четырех; в вышивке встречается орнаментализированный четырехрожковый светильник. Сами светильники широко использовались во время свадебных обрядов – зажженным чирогом обводили вокруг головы жениха и невесты при первом их свидании во время свадьбы» (Сухарева О.А. Сузани. Среднеазиатская декоративная вышивка. М.: Восточная литература, РАН, 2006.). Сам обряд был связан еще с зороастрийской верой в очищающую силу огня. Соответственно, в декоре сюзане чор-чирог выступает также как олицетворение Божественного света, священного огня или аташдана – переносного алтаря в виде сосуда. За века ислама этот мотив стал трактоваться как растительный, превратившись в цветочную розетку средней величины, от которой в четыре стороны на тонких ветвях расходятся пальметты. Но его сохранившееся изначальное название по-прежнему апеллирует к зороастрийским временам.

Особое внимание джизакские мастерицы уделяют оформлению углов серединного поля, помещая туда треугольные мотивы туморча – обязательный мотив джизакской вышивки. «Видимо», – пишет О. Сухарева, – «этот мотив действительно означает амулетик, которому в Средней Азии придавалась традиционно треугольная форма. «Подвески» на «амулете» джизакского орнамента говорят о том, что это ювелирное украшение». Действительно, такого рода украшения в виде футляров разных форм, в том числе треугольной, – туморы – были популярны у населения еще с доисламского времени; они имели как декоративное, так и сакральное значение, связанное с верой в их защитную, магико-охранительную функцию. Изначально туморы содержали колюще-режущие предметы – иглу, острый кусочек коралла или просто стекла с режущим краем, лечебно-заговорные травы, соль, клочья овечьей или верблюжьей шерсти, запах которой оберегал от скорпионов и змей, пряные специи, с резким ароматом – все это распугивало злых духов и помогало уберечь человека от злых чар. Позже, с приходом ислама, в тумор стали вкладывать небольшие листки бумаги с текстом молитвы из Корана. В любом случае тумор на протяжении многих веков играл роль сильного оберега, в связи с чем не случайно его появление в народной вышивке, по углам серединного поля, как гарантированная защита всего пространства.

Итак, мотивы чор-чирог апеллируют к зороастризму, а круги – к астральной символике; какая связь может существовать между ними? Чтобы разобраться в этом вопросе, обратимся к средневековым письменным источникам. Хроники ат-Табари (IX–XI вв.), упоминают наряду с согдийскими «храмами огня» и «храмы идолов», намекая на отличие иранского зороастризма от родственных зороастризму культов Согда; арабский хронист Белазори в рассказе об осаде Самарканда Кутейбой также пишет о передаче арабам «домов идолов и огня» (Беленицкий А.М. Вопросы идеологии и культуры Согда (по материалам Пянджикентских храмов) // Живопись древнего Пянджикента. М., 1954., с. 56). Обычно «культ идолов» выступает в источниках как более древний, чем культ огня, и, более того, враждебный зороастризму. Однако очевидно, что на территории Средней Азии происходит слияние элементов обоих верований: «сосуществование различных религиозных систем в Средней Азии до вторжения арабов давало широкий простор для синкретизации отдельных культов и их взаимного воздействия» (Беленицкий, с. 62). Возможно ли связать этих загадочных идолов с медальонами джизакских сюзане? Те же источники сообщают, что идолы изображались в виде антропоморфных фигур и символизировали небесные светила, планеты (Беленицкий, с. 61 – 62). В этой связи вполне логично предположить, что медальоны ой выступают как отголосок астрального культа, где антропоморфные символы заменяются в народной интерпретации кругами-Лунами, – шире – планетами в целом.

Известно, что астральный культ, включавший в себя поклонение планетам – Солнцу, Луне и прочим, возник еще в эпоху бронзы в Месопотамии как дитя ассиро-вавилонской астрологии. Позже он был привнесен в Среднюю Азию манихеями, которые, в частности, основали в Самарканде свою общину. Вместе с тем поклонение светилам было издавна известно и в самой Средней Азии. В частности, близ Джизака еще в 1960-е гг. был обнаружен курганный комплекс, культовое предназначение которого связывается с сакским календарем (Булатов М. Геометрическая гармонизация в архитектуре Средней Азии IX–XV вв. М., 1988.); такого рода сооружения отражали астрономические познания кочевых племен.

Последователи астрального культа верили, что планеты «предводительствуют людьми», оказывают влияние на их общественную и семейную жизнь. Они призывали в своих молитвах «Солнце, Луну и еще пять планет, называя их «лучезарными богами» и считая тенями духов предков»; в честь священных планет возводились храмы, где поклонялись олицетворявшим планеты антропоморфным идолам (Беленицкий, с. 49). Средневековая литература сохранила описание этих идолов – фигур, олицетворявших планеты: Луны, Марса, Меркурия, Юпитера, Венеры, Сатурна и, наконец, Солнца; предположительно, известны также их изображения на согдийских оссуариях. Поклонение идолам сопровождалось верой в их покровительствующую, оберегающую силу.

В Согде культ планет, восходящий к анимистическим представлениям, сосуществовал с зороастризмом, создавая некие синкретичные формы: «когда арабы пришли в Согд, они увидели, что в храмах, в которых горел огонь, почитали и изображения богов, «дома огня» одновременно выполняли функции «домов идолов» (Беленицкий, с. 56). Это своеобразие согдийской религии нашло отражение в строках договора 712 г. самаркандцев с арабами: «И заключил Кутейба с ними мир на [условиях выплаты] 2 тысяч дирхемов сразу и 200 тысяч дирхемов каждый год, и трех тысяч голов рабов, среди которых нет ни ребенка, ни старца, и того, что в домах огня из украшений идолов» (ал-Куфи)».

Таким образом, согдийская религия представляется как форма зороастризма, в которой «основным ритуалом было возжигание огня перед изображениями богов. Именно это своеобразие согдийского зороастризма позволило мусульманским авторам первых веков ислама назвать согдийские храмы «домами идолов».

Культ семи планет способствовал и формированию известного согдийского календаря, самого прогрессивного на то время, насчитывающего 27 – 28 лунных станций, с членением месяца на недели, а недели – на семь дней, где каждый день был посвящен определенной планете: «Михш заман – день Митры (Солнца) – воскресенье; Мах заман – день Луны – понедельник; Варахан заман – день Марса – вторник; Тир заман – день Меркурия – среда; Ормазд заман – день Юпитера – четверг; Анахид заман – день Венеры – пятница; Кайван заман – день Сатурна – суббота» (пер. А. Фреймана); этот календарь VIII в. был обнаружен в руинах замка на горе Муг (Беленицкий, с. 48).

С приходом ислама храмы в честь небесных богов-планет разрушались или переустраивались в мечети, их статуи сжигались. Расплавленные слитки золота и серебра – все, что оставалось от фигур и пожертвованных им ювелирных украшений. Но, несмотря на гонения, культ идолов сохранялся почти до середины IX в. (Беленицкий, с. 60, 61), а его след в народном искусстве сохраняется еще более длительное время.

Этот экскурс в историю позволяет предположить связь между древним астральным культом и декором джизакских сюзане: очевидно, вышивки сохранили отголоски поклонения одновременно и небесным планетам-богам, и алтарям огня, что, судя по всему, было широко распространено в народной среде. Медальоны могли символизировать божеств-покровителей, планеты на небесном своде, чор-чирог – алтари огня. Сохранение отголосков поклонения планетам свидетельствует о вере в очищающую, оплодотворяющую силу Солнца, Луны, других звезд (Борозна М. Некоторые материалы об амулетах – украшениях населения Средней Азии // Домусульманские верования и обряды в Средней Азии. М., 1975., с. 289).

Таким образом, декор вышивок складывается в логичную, законченную картину: перед нами возникает символический образ храма, где алтари с горящим огнем (мотивы чор-чирог) устанавливались перед изображениями богов-планет (круглые медальоны ой). Одновременно это и картина гармоничного мира – Вселенной с планетами-звездами, охраняемыми горящим огнем. Такой сюжет можно рассматривать как отголосок древнейшего астрального культа, который был известен на территории Согда в домусульманский период.

Также вероятна версия о связи декора сюзане с согдийским календарем, где каждый круг-медальон мог символизировать определенный месяц или день недели. В этой связи количество кругов на сюзане также, очевидно, имело определенное значение.

Аналогичный декор имели и многие самаркандские вышивки, где на центральном поле изображались круглые крупные розетки-светила и мотивы чор-чирог. Если рассматривать самаркандские композиции как символическое храмовое пространство, то эта идея также находит подтверждение в средневековых источниках. Так, в одном из пехлевийских текстов сасанидского времени говорится: «В Самарканде семь святилищ огня… Проклятый Афрасиаб, туранец, сделал каждое из них пристанищем демонов…» (Альбаум Л. Балалык-тепе. Ташкент, 1960., с. 31). Цитата показательна: она вновь намекает на непростое положение зороастризма в Согде, а также свидетельствует о том, что храмы огня одновременно были домами идолов, которые, как мы отметили выше, ассоциировались со священными планетами на небесном своде.

В дальнейшем эти композиции встречаются в Самарканде все реже и реже, под влиянием новых веяний и вкусов чор-чирог заменяется более мелкими по форме розетками, а сам мотив ой воспринимается как растительный (лола), однако провинциальный Джизак сохранил архаичную версию, вполне убедительно подтверждающую сведения средневековых источников о специфике доисламских храмов и верованиях Согда.

Тема небесных светил-планет доминирует и в вышивке Ташкента. Здесь даже не использовалось слово сюзане (от тадж. сюзан – игла, т.е. вышитый иглой) – местные покрывала так и назывались – палак – от арабск. фалак – небо, небесный свод.

Палак – почти квадратное по формату панно, в среднем 3х3 м; основным мотивом его декора являются круги ой, понимаемые как астральные знаки, которые плотно заполняют поверхность ткани основы. Считается, что, чем старее палак, тем больше этих медальонов ой. В колорите доминирует локальный темно-красный, бордовый цвет, несущий сильный энергетический и эмоциональный заряд. Насыщенность и богатство цвета палаков достигалась за счет крашения нитей мареной (руян).

В представлении носителей культуры палак наделялся огромной магической силой: «символизировавшая само небо вышивка должна была защитить молодую от злых духов в самый опасный период ее жизни – чилля»; «даже в тех случаях, когда в приданом невесты не было палака, его ничто не могло заменить, и обычно брали на временное пользование таковой у родственников или знакомых» (Бикжанова М.А. Ташкентская вышивка XIX–XX вв. Рукопись ИИ АН РУз. Инв. Б-60. 260, 124., с. 24).

Тема небесных светил в палаках была разнообразной: ой-палак – вышивка с изображением Лун (лунное небо), юлдуз-палак – вышивка с изображением звезд (звездное небо), беш ойлик-палак – вышивка с пятью Лунами, он икки ойлик палак – вышивка с двенадцатью Лунами, фалак – небосвод и проч. Пожилые информаторы сообщали, что в прошлом были даже кырк ойлик палак – вышивки с 40 Лунами ой (Бикжанова, с. 26). Ряды однотонных кругов образно словно передавали «парад планет» на небесном своде. Что касается чор-чирогов, то в ташкентской вышивке этот мотив значительно упрощается, редуцируется и воспринимается как геометрическая вставка между кругами. Тем не менее, генетическая близость джизакских, самаркандских и ташкентских композиций весьма явна.

Как и самаркандские, ташкентские мастерицы не могли остаться в стороне от «моды» на растительный декор – во второй половине XIX в. они предпринимают попытку отойти от традиции и превращают круги-планеты в более привлекательные, с их точки зрения, цветочные мотивы. К кругу с одной стороны «прирастает» черешок-веточка; получившийся таким образом «цветок» берется в полукруг тонких зеленых ветвей. В Ташкенте такой мотив становится известен как олма-гул, он используется в качестве основного элемента серединного поля, а также в декоре бордюра. Череда олма-гулей в полосе бордюра стала пониматься как следы верблюда – туя-туеги изи. Визуальное сходство здесь действительно просматривается, однако более интересно парадоксальное сочетание в одном мотиве нескольких смыслов – изначально астральный знак трактуется как растительный, но получает название, связанное с образом животного! Такого рода чудесные перевоплощения были типичны для народного искусства, где зооморфные узоры с легкостью трансформировались в растительные, и наоборот.

Если круги-олмагули украшали плотными рядами серединное поле, то между ними размещались мотивы саусан (ирис), калампир (перец), бодом (миндаль); такие «цветочные» палаки были особенно популярны в 1880-е гг.

С течением времени облик палаков меняется кардинально: количество кругов становилось меньше, их величина – больше. На рубеже веков преобладают палаки с одним огромным кругом, образованным несколькими концентрическими кольцами, со звездой в центре. Такой палак называется бир ойлик палак (с одной Луной), кыз-палак (девичий, т.е. часть приданого), или тогора-палак (тогора – большой таз) (Бикжанова, с. 26). Узор в целом напоминает схему Вселенной с орбитами планет, охраняемую с четырех углов серединного поля треугольными вставками – стилизованными амулетами-туморами. Однако название мотива – тогора – весьма показательно: древние символы постепенно десакрализуются в народном сознании.

Тогора-палак. Ташкент, первая половина XX века.

Иногда вместо туморов по углам серединного поля палаков рисовальщицы помещали «букетик» из трех калампиров, мотивов, которые также обладали магической охранной силой, способностью отпугивать духов и пери. Перец выступал как сильный оберег благодаря своей жгучести – известно, что гирлянды из нанизанных стручков вешали в жилых помещениях для защиты беременных и детей от злого духа албасты (Сухарева, 2006, с. 86). Считалось также, что духов отпугивает запах перца, лука и чеснока: по поверьям, почувствовав «свой» запах, духи думают, что он исходит от их собратьев, и не причиняют находящемуся рядом человеку зла (Борозна, 1975, с. 286). Соответственно, аналогичными свойствами наделялись и изображения стручков перца.

В любом случае вся образная система этого вида вышивок была связана с идеей охраны центрального мотива – Луны. Вместе с тем, вполне возможно, что она ассоциировалась в народном сознании с образом самой «луноликой» невесты – известно, что с Луной в народной магии связывалось женское, материнское начало.

Крупный центральный медальон тогора-палака полностью заполняет поверхность ткани, при сплошном зашиве фона швом босма. Это был самый трудоемкий вид палаков: при вышивании одним цветом значительных площадей требовалось соблюдение одинаковой плотности стежков, ровности шва, и потому такие вышивки доверялись рукам одной мастерицы. Также большое значение уделялось цветовой гамме: при использовании доминирующего малинового, розового, бордового или почти фиолетового в деталях использовались желтый, коричневый, черный.

В целом декор этой группы вышивки отличается монументальностью форм, четкой организацией рисунка, производящего при этом впечатление стихийной, непостижимой мощи Вселенной. Сохранившееся аутентичное название основных элементов – ой – вновь связывает содержание декора с миром небесным, божественным, – звездами и планетами. Мастерицы полагали, что эти орнаменты обеспечивали магическую защиту – «небесным светилам отводилась роль оплодотворяющего начала» (Борозна, 1975, с. 290), и потому палаки были незаменимы во время свадеб. Логично также предположить, что мы вновь сталкиваемся в данной ситуации с отголосками рассмотренного выше астрального и анимистического культов. Вместе с тем «космические» узоры ташкентских палаков – дань древней традиции наблюдения за небесными светилами, управляющими ритмом жизни и земледельцев, и скотоводов, которая положила начало формированию соответствующих культов.

За многие века ислама культ небесных светил канул в лету, однако «информация» о нем закодирована в вышивках Самарканда, Джизака, Ташкента, Сурхандарьи (здесь также доминирует мотив ой). В разных центрах мотивы-планеты испытали разный уровень трансформаций: если в Ташкенте и Джизаке сохранилась их четкая связь с небесной сферой, то в Самарканде и Сурхандарье бывшие астральные символы уже ассоциируются с объектами растительного мира и зачастую получают новые названия. Народное искусство сохранило веру в их магическую силу, но композиции в целом были переосмыслены с точки зрения бытовой магии. Так, девять кругов на джизакских сюзане стали восприниматься как девять месяцев, положенных для вынашивания ребенка. Это время – самое важное и одновременно опасное в жизни женщины, и потому к символам девяти месяцев были привлечены многочисленные амулеты, обеспечивающие защиту и предохраняющие от сглаза. В числе амулетов – и светильники чор-чирог, и упомянутые заговоренные туморы по углам серединного поля, и магические круги защиты (охранные кольца) вокруг медальонов-месяцев – круг из знаков W предохранял от сглаза, как и внешний разомкнутый круг, который трактовался как изображение двух ножей («в Джизаке… ножи приобрели форму полуколец, сохранив от реального прототипа лишь отгибающиеся концы») (Сухарева, 2006, с. 97).

Абрисы лиственных мотивов на серединном поле принимали столь причудливую форму, что ассоциировались у мастериц с изображениями ящериц и сов, которые будто бы также защищали будущую мать. Так древний культ небесных светил трансформировался в народном сознании в защитную магию, направленную на благополучный исход родов.

В аналогичной стилистике были выполнены джизакские свадебные простыни джойпуши (также для них используется наименование яккандоз); они несли в себе символы покровительствующих небесных светил, охраняемых пестрыми защитными поясками, а также двумя треугольными туморами в верхней части композиции. В оформлении этого вида изделий выработался некий стандарт, что позволяет говорить о серийном производстве, по заказу. В качестве основы использовалась хлопчатобумажная ткань оранжевого цвета, в узорах – синий, бордовый, черный, белый цвета. В верхней части П-образной композиции размещалась крупная розетка ой, в нескольких кольцах магической защиты; по две меньшие розетки располагались в левой и правой боковых частях. Специфика джизакских джойпушей заключалась в том, что узоры располагались и внутри арочного проема, который в других центрах обычно оставлялся невышитым – здесь располагался такой же небольшой медальон, в сопровождении цветочных мотивов. Мы можем лишь строить предположения о смысле этого приема; возможно, дополнительный медальон символизировал идею слияния, плод, новорожденного, и вышивался позже, после появления на свет ребенка.

Более поздняя джизакская продукция демонстрирует упадок стиля – декор становится массивным, грубоватым, мелкие элементы орнамента исчезают, шов укрупняется, придавая вышивке небрежность. Тем не менее джизакские сюзане и яккандозы все еще сохраняют особую экспрессию рисунка, тяготеющего к абстракции, стихийную брутальность форм, пронзительность цветовых решений, где по-прежнему доминируют оранжево-малиновые сочетания.

В целом вышивка Самарканда и ближайших к нему центров – Угрута, Джизака, Ташкента, а также Сурхана, – представляет собой устойчивую, самобытную школу, сохранившую архаичные формы декора. Большая часть ее узоров связана с зороастрийским наследием, а также солярными и астральными культами раннего Средневековья.

Интересно, что призывы в честь небесных светил сохранились даже в практике таджикских и узбекских шаманок Самарканда, которые во время обрядов пели:

Во славу Неба, которое держится без столбов,
Во славу Звезд, которым несть числа,
Во славу прекрасного Солнца,
Во славу прекрасной Луны,
Во славу прекрасной Земли

(Муродов О. Шаманский обрядовый фольклор у таджиков средней части долины Зеравшана // Домусульманские верования и обряды в Средней Азии. М., 1975., с. 112).

Международное информационное агентство «Фергана»