Узбекистан-1996: Помнить об убийстве журналиста Сергея Гребенюка
Ежегодно 3 мая все цивилизованные страны отмечают Всемирный день свободы печати (World Press Freedom Day). А в каждой стране по отдельности есть еще и свой официальный праздник: например, День печати в России (13 января) или День работников печати и средств массовой информации в Республике Узбекистан (27 июня).
Несмотря на обилие праздников и раздающиеся с высоких трибун декларации о «росте демократии» и «абсолютной независимости» отечественных масс-медиа, Узбекистан стабильно располагается в самых нижних строчках мирового рейтинга свободы прессы. Праздновать в этой стране особенно нечего: отсюда еще десять лет назад были изгнаны почти все международные новостные агентства, выдавлены за рубеж или посажены в тюрьму десятки ярких журналистов, а доступ к независимым информационным веб-сайтам жестко блокируется властями.
О том, как и с чего начиналась в стране тотальная цензура, вспоминает сегодня колумнист «Ферганы», выходец из Узбекистана, журналист Дмитрий Аляев.
Так уж сложилось, что смертью журналистов уже никого не удивишь. Но одно дело – смерть в зоне боевых действий, куда наши коллеги едут сами и должны чётко понимать, что их там ждет. Правда, понимают не всегда. Например, неподготовленность репортеров к работе именно в таких условиях была продемонстрирована ещё в ходе российско-грузинского вооружённого конфликта в августе 2008 года. Но это уже другой вопрос. Я не об этом.
Отвратительно то, что нападения и убийства журналистов из-за их профессиональной деятельности с печальной регулярностью происходят и в «мирное» время, причём, во многих странах постсоветского пространства. Достаточно сказать, что таких случаев после распада СССР накопилось уже несколько сотен.
Однако одним из немногих государств, который остаётся «островком спокойствия» в этом отношении, как ни странно, является по общему признанию тоталитарный Узбекистан. Я далёк от мысли о гуманности узбекского режима. Журналистам там практически не дают работать. Журналистов-узбеков по национальности осуждают на различные сроки заключения, а представителей «не титульной» нации «выдавливают» из страны. Время от времени происходят даже нападения на неугодных «писак». Но их не убивают.
И опять-таки, скорее всего, не из государственного человеколюбия. Просто Узбекистан в своё время стал одной из первых стран, где журналиста убили по откровенно политическим причинам. После этого власти всеми силами придали этому делу бытовой оттенок, сделали всё, чтобы информация об этой трагедии не распространилась широко (в полном объёме её даже сейчас трудно найти в Интернете). Ну и как водится, «первым всегда труднее». У меня сложилось впечатление, что Ташкент испугался собственной смелости и с тех пор переменил тактику действий в отношении журналистов. Именно тому убийству и тому нашему коллеге, который погиб тогда, узбекистанские журналисты, как это ни цинично звучит, и обязаны тем, что их уже долгие годы стараются не убивать.
Итак, вечером, после недолгих посиделок, я пошёл провожать Сергея до станции метро, так как он торопился домой, а мы с ним ещё не обо всём договорили. Затем мы ещё долго стояли у входа на станцию и продолжали беседовать о наших профессиональных делах. Гребенюк, напомню, торопился, поэтому предложил мне ехать с ним, а там на моё усмотрение – либо я останусь у него, либо вернусь. Но я был ещё занят и не смог принять приглашение.
И очень зря… С тех пор я не раз задавался вопросом, что бы было, если бы я согласился. Вполне вероятно, что ничего бы трагического и не произошло. Не скрою, я очень долго корил себя за свой отказ.
Через два дня оказалось, что Сергей пропал и я был последним журналистом, кто с ним общался. Тело его нашли дней через десять в небольшой речке, которая протекает в том районе, где он жил.
Хоронили Сергея в закрытом гробу. На кладбище кроме журналистов, провожавших его в последний путь, чуть поодаль от места погребения среди старых могил выделялись небольшие группки людей «в штатском», которые внимательно наблюдали за всем происходящим. Ещё дальше среди деревьев стоял человек, который снимал похороны на видеокамеру, причём было заметно, что запечатлеть «для истории» он старается буквально каждого участника процессии.
После похорон родственники Сергея попросили журналистов не слишком активно освещать трагедию в своих СМИ. И их понять было можно – им ещё жить в этом городе и этой стране и они элементарно боялись, как бы наши сообщения не отразились негативно на них самих. Поэтому, собственно, коллеги и молчали – все вошли в их положение. Пусть это не профессионально, зато человечно, дело ведь касалось родных нашего погибшего товарища.
В истории гибели Сергея было много странного. Во-первых, ситуация с телом, которое было представлено в морге для опознания. По рассказам, оно не было похоже на тело Сергея вообще. По другим свидетельствам, оно не было похоже, потому что пролежало долгое время в воде. По третьим, это все-таки был Сергей, но совсем не в том состоянии, в котором должен был бы быть, опять таки, пролежав десять дней под водой. Во-вторых, удостоверение журналиста. Оно совершенно не пострадало от воздействия водной среды. То есть, оно было в таком состоянии, как будто тело где-то находилось отдельно в течение нескольких суток, а удостоверение - отдельно. В-третьих, один из родственников Гребенюка решил провести собственное расследование произошедшего. Ему не дали. Сначала, по его словам, за ним следила какая-то машина, а потом она его «напугала», сымитировав попытку наезда. На этом «расследование» и прекратилось.
Характерно, что власти, вопреки своим правилам, очень оперативно организовали по поводу гибели Сергея Гребенюка брифинг для журналистов. Прокурор, который его вёл, долго говорил о ходе расследования и о версиях произошедшего. В частности он намекнул, что, возможно, наш коллега был «не совсем трезв». При этом было видно, что прокурор если и не волновался, то явно чувствовал себя «не в своей тарелке»: он запинался, редко поднимал глаза от бумаги, по которой зачитывал заявление, все время что-то перебирал руками
На том брифинге по понятным причинам я уточнил момент с «нетрезвостью» (вот почему выше я остановился на «шампанском»). Ответ был потрясающим. Да, журналист был не трезв. Он шёл домой, ему стало жарко, он решил «освежиться», пошёл «ополоснуться» к реке, упал туда и моментально утонул. Прелестно. Единственное, что в этой версии не вязалось, так это то, что я сам провожал Сергея, я видел, в каком он был состоянии и, как человек, не чурающийся алкоголя, могу заявить, что он не был в таком «подпитии», которое ему приписывали. Тем более, напомню, всё это происходило в январе. А зима, она и в тёплом Узбекистане – зима. Ну не пили у нас в Ташкенте так, чтобы в январе «освежаться» в грязной холодной речушке.
Затем появилась версия, которая, вероятно, была подкинута в журналистский цех спецслужбами. Заключалась она в следующем. Журналист возвращался домой подвыпившим. Ему на пути попались либо районные «гопники», либо патрульные милиционеры. Между ними возник конфликт. Сергей по нашей профессиональной привычке начал «качать права», может быть, размахивая удостоверением. Его ударили, он упал в воду и утонул. Ну что взять от «гопников» или вчерашних «сирых узбекских колхозников», которые патрульными милиционерами стали три месяца назад… Но эта версия тоже имеет изъяны. Например, в Ташкенте вряд ли районные хулиганы подойдут к человеку, который постоянно живёт рядом с ними. Не принято. «Своих» обычно знают и лишний раз с ними не связываются. Что касается патрульных милиционеров, то если бы это были они, «слить» их для власти было бы выходом из создавшегося сложного положения. Они бы, эти патрульные, уверяю, быстро бы взяли на себя любую вину, если бы их об этом «кто надо» «квалифицированно попросил».
Конечно, никаких доказательств того, что Сергей Гребенюк был убит по заказу властей, у меня нет. Белорусский лидер Александр Лукашенко как-то в разговоре с российскими журналистами сообщил (смотреть с 6-й минуты), что во время одной из встреч с Исламом Каримовым узбекский президент рассказал ему, как расправился с одним своим журналистом. Лукашенко не назвал конкретной фамилии этого человека, но судя по всему, речь шла именно о Сергее Гребенюке. Так вот, по словам «батьки», Каримов сказал, что за критику этого журналиста «нашли в Москве, а присыпали в Ташкенте».
Правду ли говорит Лукашенко, кого имел в виду Ислам Каримов – неизвестно. Ясно другое. После этой трагедии, скорее всего, узбекские власти поняли, что «переборщили». Думаю, они просто испугались. И своей гибелью, по сути, Сергей Гребенюк спас жизни многим из нас.
Наверное, власти поняли, что убивать не обязательно. И нашли другие методы.
Дмитрий Аляев (Москва), специально для «Ферганы»
