На фото: Бахадыр Намазов. Снимок с личной страницы в Фейсбуке

Власти Узбекистана продолжают подавлять все формы свободы выражения мнений в стране и не допускают существования никакой политической оппозиции, независимых СМИ, профсоюзов, свободных гражданских или религиозных организаций.

Согласно Отчету международной правозащитной организации Human Rights Watch за 2014 год, выдержки из которого о странах Центральной Азии можно прочитать здесь, «ради сохранения репрессивного режима правительство Узбекистана держит за решеткой по политически мотивированным обвинениям тысячи человек – правозащитников и оппозиционных активистов, журналистов, верующих, деятелей культуры и других предполагаемых критиков власти.

В число этих людей чуть не попал известный правозащитник Бахадыр Намазов, который рассказал историю своей оппозиционной и правозащитной деятельности нашему изданию.

- Я родился в Ташкенте и всю свою сознательную жизнь оппонировал диктаторскому режиму Каримова. Себя я считаю диссидентом. Еще в 1984 году, находясь во Владивостоке, где я временно проживал, я был увлечен диссидентскими идеями.

В самом Узбекистане я начал занимать диссидентскими делами перед началом перестройки, в 1989 году. В то время я был членом Клуба юных экономистов. Наш клуб посещали многие диссиденты и демократы Узбекистана. Мне нравилась их позиция и идеи, и в 1992 году я вступил в Демократическую партию «Эрк» («Свобода», - прим.ред.), которая выступала против жестокого разгона властями студенческих волнений в Ташкенте».

«В то время эта партия была официально зарегистрирована, хотя и была оппозиционной. Правда, деятельность партии запретили уже спустя два года, в 1994 году, а всех ее руководителей репрессировали: кого-то посадили, кто-то успел покинуть страну. Я тогда был рядовым членом партии и гонения меня не коснулись. Также в те времена я работал в народном хозяйстве, затем начальником отдела в Минфине. Думаю, что тогда стране были нужны специалисты.

В 2003 году в стране началась так называемая оттепель, подвижки в сторону демократии. Дело в том, что в 2002 году в Узбекистан приехал известный шведский правозащитник, экс-спец докладчик ООН по пыткам Тео ван Бовен. По итогам своего визита он написал очень критичный материал об Узбекистане, где рассказал о пытках и других нарушениях прав человека.

После этого власти дали послабление для деятельности оппозиции и инакомыслия. Знаете, так было всегда, когда власти хотели пустить пыль в глаза международным представителям и показать, что ситуация в стране меняется. Пользуясь «оттепелью» я совместно с другими оппозиционерами начал создавать партию «Озод декхонлар» – «Свободные крестьяне». Я занял должность председателя центральной ревизионной комиссии этой партии. В декабре 2003 года мы подали документы для регистрации партии, однако ответа, будет партия зарегистрирована или нет, нам так и не дали. Это нас не смутило и мы начали работать: мы набирали членов и организовывали акции протеста. С 2004 по 2006 год мы провели много пикетов. Правда, только пикетов, так как хотя демонстрации и митинги не были официально запрещены, находилось много бюрократических препон для их проведения. Пикеты проводились против политики Каримова, мы даже требовали его отставки. Конечно, люди боялись выходить на акции протеста и обычно мы собирали не более 50-100 человек. Самый большой пикет нам удалось собрать в 2005 году, после Андижанского событий, около 200 человек. Конечно, все пикеты разгоняли, арестовывали наших членов, но что-то серьезное в отношении партии власти не предпринимали. Все-таки в то время в стране было много международных организаций и властям было невыгодно, чтобы из-за нас поднимали шум.

Потом стало сложнее, нас могли блокировать в офисе или домах, не давали выходить на улицу для проведения акций протеста. Однажды, когда мы хотели устроить пикет напротив Генеральной прокуратуры, власти на том же месте выставили мусороуборочные машины между нами и зданием. Потом против нас начали использовать женщин с базара или цыган. Нет – это не аналог киргизского ОБОНа. Это немного другое явление. Милиционеры всегда могут найти нарушения у торговцев или цыган и таким образом припугивая их, они «вербовали» этих людей, которые криком и шумом срывали наши пикеты.

Одна из наших акций протеста касалась нарушения прав мардикоров (люди, нанимающиеся на временную работу, - прим.ред.). Мне даже удалось уговорить их пойти на митинг против использования рабского труда. А потом с ними начали «работать» милиционеры и когда в следующий раз я пришел к ним, уже мардикоры стали нападать на меня и советовали больше не появляться среди них.

Я несколько раз подвергался незаконным арестам. В феврале 2006 года было совершено покушение на мою жизнь. Неизвестный ворвался в наш офис и нанес мне удар в челюсть забинтованной рукой, под бинтами был спрятан кастет. После этого я потерял сознание. Тогда только случайное прибытие в офис правозащитницы Елены Урлаевой спасло меня от более тяжких последствий.

После Андижанских событий 2005 года населению было запрещено выходить даже на пикеты. За нами началась слежка, а в 2006 году офис партии был закрыт. Однако свою правозащитную деятельность я продолжил. Тем более, годом ранее, в ноябре 2005 года я организовал Комитет освобождения узников совести Узбекистана. Мы публиковали все сведения про политических заключенных в республике, защищали их интересы в судах, помогали их семьям благодаря международным гуманитарным организациям.

Конечно, что-то получалось. Не только из-за нашей работы, но и опять же благодаря приезду официальных лиц других стран. Например, во время визита в Узбекистан Хилари Клинтон были освобождены два правозащитника.

Наряду с успехами были и сложности. Например, нас никогда не пускали в места заключения оппонентов власти. Иногда нас не пускали и на суды, обо всех приговорах мы узнавали через родственников репрессированных. Более того, до 2009 года я был «не выездным», мне три раза отказывали в выдаче разрешения на выезд за границу. Всегда по одной и той же причине, знаете, есть такая формулировка в Узбекистане, которая гласит, что «выезд такого-то человека нецелесообразен».

С 2009 года я начал сотрудничать с первой правозащитной организацией в Узбекистане - «Общество прав человека Узбекистана» (ОПЧУ). На втором конгрессе данной организации, который проходил в 2011 году в городе Анже (Франция), она была признана международной, а я был избран ее первым вице-президентом.

Бахадыр Намазов

Летом 2009 года мне наконец-то дали разрешение на выезд, и я посетил Норвегию в качестве наблюдателя во время выборов в парламент. Потом был на саммите ОБСЕ в Польше. Таким образом, я ездил на различные мероприятия, которые проводились в других странах до 2012 года.

В 2012 году известный оппозиционер Ислама Каримова Мухаммад Салих решил создать Народное движение Узбекистана, и мы стали сотрудничать. Подчеркну, что мы не были соучредителями НДУ, но были сочувствующими. А для узбекских спецслужб это был серьезный аргумент и за нами стали следить. Мне пришло приглашение на съезд этой партии, который был должен пройти в Швеции, правда, потом его перенесли в Чехию. Мне и моей семье начали поступать угрозы, чтобы я не связывался с партией Салиха, иначе мне не поздоровится. Потом мне отказали в визе и намекнули, что если я попробую вылететь в Европу, мне в аэропорту что-нибудь подкинут и посадят. Я не стал дожидаться, пока произойдет что-то подобное и покинул страну. Я выехал в Казахстан. Но тогда там произошли Жанаозенские события, работало много спецслужб, и мои казахские коллеги посоветовали мне покинуть Казахстан. Так я оказался в Кыргызстане и в мае 2012 года оформился как лицо, ищущее убежище.

Тогда я подумал, что мне будет лучше уехать в Москву, тем более, я всегда хотел работать с трудовыми мигрантами. Однако там получить статус беженца оказалось еще сложнее. Пока я занимался бюрократическими делами и собирал документы, я начал сотрудничать с правозащитным обществом «Мемориал» и даже подумывал остаться трудовым мигрантом в России. Надеялся, что, может, в Узбекистане что-то изменится, тем более, в связи с болезнью лидера слухи ходили разные. Но жить в Москве становилось все сложнее, цены высокие, из-за возраста было сложно найти постоянную работу. Пару раз приходилось делать въезд-выезд через Украину. Потом я понял, что если еще раз так же пересеку границу, меня депортируют. И в июне 2012 года я снова вернулся в Кыргызстан, где в итоге получил статус беженца. Сейчас я жду пока мне предоставят страну для проживания.

Однако с лета 2014 года началась травля моей семьи, которая осталась в Узбекистане. Вначале у моих родных участковый постоянно расспрашивал, где я, намекал, что мол власти хотят объявить меня в розыск. Потом им начали угрожать, что если они покинут страну, то больше никогда не смогут вернуться на родину. Вынудили уволиться мою старшую дочь, которая работала в Университете международной экономики и дипломатии.

А теперь добрались и до меня. 18 марта утром ко мне в квартиру в Бишкеке пришли двое в гражданском, когда я открыл дверь они сразу вошли в комнату, где я живу, и быстро ее осмотрели. Попросили показать документы. В свою очередь, я попросил их показать документы и один из мужчин показал мне удостоверение участкового. На подоконнике в моей комнате лежали материалы HRW с фотографиями. Вошедшие начали внимательно рассматривать их и расспрашивать о моей деятельности. Узнав, что я беженец, начали пугать, что отправят запрос в Узбекистан, чтобы узнать, кто я такой, а пока подержат меня в СИЗО. По дороге в участок я успел позвонить своим друзьям правозащитникам и они тут же приехали в милицию. Благодаря их вмешательству меня отпустили, но предварительно взяли объяснительную, что я не состою в религиозных и экстремистских организациях в Узбекистане и сняли копию моего паспорта.

Я думаю, что это наши силовики работают через киргизских коллег. В Москве в отделе «Мемориала», где я работал, меня часто видели узбекские беженцы. Я не могу сказать точно, что думаю, что кто-то из них мог рассказать о моем местонахождении нашим силовикам. Кстати, спустя месяц после моего отъезда из Москвы одного из них выкрали узбекские спецслужбы, несмотря на то, что в России он получил статус беженца. Не исключаю, что что-то подобное может приключиться со мной.

Как бы то ни было, прекращать свою работу я не собираюсь. Тем более, что бывших оппозиционеров и правозащитников не бывает.

Международное информационное агентство «Фергана»