«Кыргызская демократия спустилась с гор», - говорил в свое время Аскар Акаев. Президенту вторил его яростный оппонент Адахан Мадумаров: «Демократия в Кыргызстане не является продуктом нового времени. Элементы народовластия присутствовали у нас с древних времен. Но на пути демократического развития определенные проблемы испытывают все государства».

Эти «определенные проблемы» хорошо известны – острейший социально-экономический кризис, всепроникающая коррупция, грызня между собой региональных кланов, аморфность государственных институтов, национальный и религиозный экстремизм. Но «султанистские» режимы в этой стране действительно не приживаются. Тому свидетельство судьба того же Акаева и его «сменщика» Бакиева. Известный киргизский ученый и общественный деятель Зайнидин Курманов заметил по этому поводу: «Кыргызский президент не может «заткнуть» парламент или гражданское общество, окрикнуть, остановить или запугать независимых политиков и даже рядовых граждан, которые не боятся выходить на акции протеста и говорить свободные речи. СМИ и ТВ, электронные сайты пишут и говорят о киргизском президенте такие вещи, от которых у некоторых диктаторов случился бы нервный шок или приступ истерии». В любом случае, по мнению Курманова, Кыргызстан можно рассматривать «как своего рода зеркало для соседей, через которое они могут заглянуть в свое будущее и хотя бы не допустить тех ошибок, которые делали мы».

Оправданы ли ожидания?

А вот мнение одного из таких соседей, казахского аналитика и публициста Берлибека Алимова: «В особенности большую надежду на позитивные перемены в Кырыгзстане возлагают либерально-демократические силы соседних государств. Особую актуальность эти процессы имеют для Казахстана, который в последнее время, ведомый бессменным «лидером нации», упорно движется в обратном направлении - в сторону махрового авторитаризма… Руководителей соседних авторитарных стран буквально выворачивает наизнанку при одном лишь упоминании о парламентской республике. Ведь любое проявление реального парламентаризма является страшным сном для автократов, которым сподручнее иметь президентские формы правления, которые в наших условиях легко превращаются в президентские монархии… У нас в большинстве малообразованному населению постоянно вбивали в подкорку, что Казахстан - это райские кущи на фоне соседних убогих стран. И при этом непременно показывали пальцем на Кыргызстан… Можно сколь угодно подвергать критике события в Кыргызстане и откровенно стебаться над кыргызами. Но надо признать, что в то время, как Казахстан барахтается в авторитарном болоте, в Кыргызстане произошло уже две революции снизу. И если первый блин «тюльпановой революции» в итоге вышел бакиевским комом, то дубль-2 имеет реальные шансы достигнуть положительных результатов».

Безусловно, подобные ожидания могут вызвать вполне оправданный оптимизм. Но, возможно, одной из предпосылок для их реализации являются достаточно давние традиции демократического движения в Кыргызстане.

«Демократы» первой волны

В годы «перестройки» зарождение в Киргизской ССР демократической оппозиции (пожалуй, самой мощной в Средней Азии) происходило примерно по той же схеме, что и в других союзных республиках. Все началось с появления «неформальных» групп, носивших преимущественно характер дискуссионных клубов. Среди таких «неформальных» организаций следует назвать дискуссионный клуб «Демос», созданный во Фрунзе (ныне Бишкек) в 1987 году при газете «Комсомолец Киргизии», политклуб «Современник», киноклуб «Поиск» и другие. Однако в условиях полного господства КПСС реальное участие этих организаций в общественной жизни было крайне невелико, не говоря уже о том, чтобы кто-то из входивших в эти группы «неформалов» открыто заявлял о своей оппозиционности советскому режиму и выражал намерение вступить в борьбу за власть. Более того, часть этих организаций, безусловно, появилась по инициативе самой партноменклатуры, выполнявшей директиву Горбачева о развитии «социалистического плюрализма».

Совершенно другое дело - формирование реального национально-демократического движения, которое началось с борьбы за придание киргизскому языку статуса государственного. Примерно с весны 1989 года все еще «неформальные» группы, в частности, появившиеся в Ошской области организации «Национально-демократический фронт Киргизии» и «Ош аймагы», стали поднимать вопросы сохранения национально-культурного наследия, формирования национального самосознания и развития киргизского языка. После дискуссий в обществе 23 сентября 1989 года Верховный Совет Киргизской ССР принял закон «О государственном языке», согласно которому киргизский язык был объявлен государственным. Между тем, в той же Ошской области было создано объединение местных узбеков «Адолат» («Справедливость»), которое выдвинуло требование создания узбекской автономии в республике и признания узбекского языка государственным. Однако советские власти, враждебно относившиеся к любой «неорганизованной» общественной деятельности, старались не допустить легализации ни киргизских, ни узбекских национальных организаций. Это, по мнению ряда экспертов, в частности, Эльвиры Мамытовой, усилило радикальные элементы как в киргизской, так и в узбекской общинах и в конечном итоге способствовало кровавым ошским событиям 1990 года.

Формирование еще одного отряда оппозиции связано с чисто киргизской спецификой. Еще с 1960-х годов усилился отток киргизской молодежи из сельской местности в города, что резко обострило проблему жилья. Властные структуры фактически игнорировали просьбы молодых людей, вынужденных долгие годы снимать жилье у горожан, о предоставлении им земельных участков для постройки домов. В конце концов, подобное поведение властей привело к социальному взрыву - в апреле-июне 1989 года начались самозахваты пустующих земельных участков вокруг Фрунзе. Власти развернули кампанию против самозахватчиков (в СМИ их называли «басмачами»), а также использовали административные меры. Это заставило молодежь создать для защиты своих интересов организации «Ашар» («Взаимопомощь»), «Единство застройщиков», «Кок-Джар» и другие. По мере того, как давление властей нарастало, усиливалась политизация этих организаций. Они наладили контакты с прибалтийскими «народными фронтами», перенимая у них опыт политической борьбы, и в январе-феврале 1990 года организовали ряд оппозиционных митингов. В феврале-апреле представители молодежи несколько раз выходили на открытые дискуссии с лидером республиканской компартии Абсаматом Масалиевым, на которых выдвигали требования экономических реформ и улучшения экологической обстановки.

Параллельно весной 1990 года в некоторых регионах республики возникли политические организации национал-демократического толка - «Асаба» («Знамя»), «Атулдук демилге» («Гражданская инициатива») и другие. Первого мая во время праздничной демонстрации члены «Асаба» вышли на улицы столицы, держа в руках вместо красного флага синие транспаранты, на которых были написаны призывы типа «Да здравствует демократия!». 25-26 мая во Фрунзе 24 общественные организации, включая неформальные общества рабочих, научной и творческой интеллигенции в столице, молодежные организации в Караколе, Оше и других местах, объединились в «Демократическое движение Кыргызстана» (ДДК). К наиболее влиятельным организациям, входящим в его состав, относились: «Асаба», «Ашар», Демократическая партия свободной Киргизии (радикальных демократов), «Народное единство» (левоцентристы), Аграрная партия, Союз гражданского согласия (коалиция национально-культурных движений нацменьшинств, проживающих в Киргизии). В программе движения были указаны цели: обеспечение самостоятельности республики, установление многопартийной системы, введение различных форм собственности, свободное функционирование частного сектора и так далее.

Одновременно в Верховном Совете сформировалась фракция «За демократическое обновление и гражданское согласие в Киргизии», выступившая с резкой критикой властей и предложениями по демократизации и выходу из экономического кризиса. Коммунисты обрушились на оппозиционные силы с обвинениями в «экстремизме» и «жажде власти». В октябре 1990 года члены ДДК объявили политическую голодовку со следующими требованиями: отставка председателя Верховного Совета Масалиева, введение системы президентского правления, лишение компартии статуса «руководящей и направляющей силы», политическая оценка ошских событий. ДДК также распространила «Декларацию о суверенитете». Эти акции поддержали 114 депутатов Верховного Совета. В результате 24 октября на внеочередной сессии Верховного Совета, фактически легализовавшей политическую оппозицию, был принят закон «Об учреждении поста Президента Киргизской ССР».

Коалиция оппозиционных фракций и политических партий не допустила избрания президентом Киргизской ССР Абсамата Масалиева – Верховный Совет избрал Аскара Алиева, главу республиканской Академии наук, ученого, статусного «демократа», близкого к академику Андрею Сахарову и Борису Ельцину. Чтобы уменьшить влияние республиканского ЦК, Акаев создал Президентский совет, состоявший из демократически настроенных представителей интеллигенции и специалистов. Тем не менее, фактическая власть оставалась в руках номенклатуры во главе с Масалиевым.

2 марта 1991 года на центральной площади столицы члены ДДК провели митинг, на котором протестовали против сохранения СССР в прежнем виде. 17 марта по всей территории СССР был проведен референдум с весьма замысловатым вопросом о будущем СССР. 94 процента кыргызстанцев проголосовали за сохранение «обновленного» Союза. За это же выступил и Акаев. В то же время широко распространялась идея о необходимости преобразования Союза в конфедерацию без жесткой централизации.

После многочисленных дискуссий с президентом Акаевым в апреле 1991 года Масалиев вышел в отставку. Первым секретарем был избран Джумгалбек Аманбаев. Однако коммунисты продолжали проводить «охранительную» политику. Они выступили против проведения мероприятий, посвященных 75-летию национально-освободительного восстания 1916 года. Третьего июня по инициативе ДДК и движения «Ашар» в селе Асылбаш состоялся митинг памяти жертв национально-освободительной борьбы. В августе в Москве произошел путч ГКЧП, Акаев оказался единственным из среднеазиатских руководителей, осудившим попытку переворота. Более того, он обратился в ООН и попросил помощи в противостоянии путчистам. Посла краха ГКЧП республиканская компартия, поддержавшая путч, по решению парламента прекратила свою деятельность, ее собственность была национализирована. К сентябрю 1991 года завершился процесс снятия коммунистов с руководящих постов. На всенародных президентских выборах 12 октября 1991 года, впрочем, безальтернативных, был избран Аскар Акаев. Таким образом, к моменту распада СССР в Киргизии уже существовали демократическое правительство и многопартийная система. Правда, многопартийность получилась слишком «дробной» - в ноябре было зарегистрировано 65 партий и движений. Неудивительно, что вскоре, по мере структуризации политического пространства, значительная часть этих партий исчезла.

Формирование партийно-политической системы

После обретения независимости руководство Кыргызстана неоднократно декларировало, что государственная стратегия быстрого перехода к свободному рынку должна быть дополнена укреплением демократических основ общества, поскольку самой благодатной почвой для развития экономики и культуры является свобода, которую может дать только демократия. Все это было суммировано Акаевым в тезисах «Кыргызстан – наш общий дом» и «Кыргызстан - страна прав человека». Гражданские, демократические принципы построения нового государства были закреплены в конституции 1993 года, при этом администрация Акаева демонстрировала готовность идти по пути совершенствования демократии при неуклонном курсе на глубокие рыночные преобразования. И действительно делались шаги в направлении рыночных реформ, например, принят закон о приватизации, а внутренняя политика властей отличалась невиданным для региона либерализмом. Ведь в соседних странах ударными темпами строились жесткие «султанистские» режимы. Все это принесло Кыргызстану, и, в общем, заслуженно, репутацию «островка демократии в Центральной Азии».

Продолжался процесс формирования партийно-политической системы. Практически все партии объявляли себя демократическими, то есть декларировали свою приверженность принципам «классической», иными словами - западной демократической системы, позиционируя свое место в политическом спектре с использованием той же «классической» терминологии – ну, скажем, «справа – налево»: национал-консерваторы, либералы, центристы, левоцентристы, социал-демократы, коммунисты. (Восстановленная в 1993 году компартия - Партия коммунистов Кыргызстана (ПКК) - пошла на существенную модернизацию коммунистических установок, признав необходимость многоукладной экономики при сохранении социальной направленности реформ, госконтроля за жизненно важными отраслями и так далее).

Еще в 1991 году из ДДК выделилась Прогрессивно-демократическая партия «Эркин Кыргызстан» (ЭрК), декларировавшая национал-либеральную программу. С леволиберальными идеями выступили возникшие в 1992 году партия «Ата-Мекен» («Отечество»), вскоре превратившаяся в заметную политическую силу, и Республиканская народная партия. Зарегистрированная в 1993 году партия Демократическое движение «Кыргызстан» (ДДК) объявила своим программным принципом демократический центризм, а образованная в том же году Социал-демократическая партия Кыргызстана (СДПК) предпочла социальную концепцию, построенную на принципах западноевропейской социал-демократии. В том же году была создана Аграрная партия, провозгласившая своими приоритетами реализацию аграрной реформы, достижение приоритетности агропромышленного комплекса в экономике.

На «правом» фланге еще в 1991 году появилась Партия национального возрождения «Асаба», провозгласившая своей основной задачей защиту прав и интересов киргизского народа; содействие возрождению киргизских национальных духовных ценностей, традиций и обрядов; содействие восстановлению истинной истории возникновения, становления и развития киргизского народа, его государственности; борьбу за сохранение экофонда киргизской земли, сохранение и улучшение генофонда киргизской нации и так далее. «Асаба», таким образом, являлась одной из главных организаций киргизских «национал-патриотов», которые в своей идеологии начинали ставить права нации выше прав человека. Националистический «уклон» со временем получил преобладание также и в идеологии партии «ЭрК».

В 1994 году было зарегистрировано еще четыре партии, а на 1 июля 1995 года всего было зарегистрировано уже 12 политических партий и 6 общественно-политических движений. В общем, киргизская многопартийность вроде бы вступила в стадию устойчивого поступательного развития.

От «либерализма» к авторитаризму

Однако очень быстро выяснилось, что с многопартийностью, да и вообще с демократией и «демократами» все очень непросто. В январе 1994 года Акаев провел референдум о доверии себе как президенту (его поддержали 96,3 процента избирателей), чтобы подтвердить свою легитимность после принятия в 1993 году новой конституции. Одновременно президиум Верховного Совета, избранного еще в советское время, предложил парламенту самораспуститься, однако депутаты отказались. В сентябре 1994 года, когда оппозиционное большинство депутатов, в основном коммунистов, объявило о бойкоте заседаний парламента, Акаев провозгласил парламент «самораспустившимся» и согласился с предложением провести новые выборы - одновременно с референдумом о внесении в конституцию изменений, которые позволили бы создать лояльный президенту законодательный орган – двухпалатный Жогорку Кенеш (парламент), состоящий из 35 членов Законодательного собрания и 70 членов Собрания народных представителей. Прошедшие в феврале–мае 1995 года двухтуровые парламентские выборы проводились по мажоритарной системе с одномандатными округами, при этом своих кандидатов выдвинули 11 партий, которые в совокупности получили 31 место (из них 11 - в Законодательном собрании).

Сами выборы вызвали множество протестов и нареканий – они проходили с явными нарушениями законодательства, манипуляциями Центризбиркома, административным давлением властей, а то и с откровенным произволом. Избирательная кампания показала, что и партии, и партийные лидеры, и политические платформы почти ничего не значат для избирателей. Сами же партии представляли собой малочисленные объединения, группировавшиеся вокруг отдельных персонажей. При этом на первое место выступила дифференциация по национальному и религиозному признаку, в целом же избирательная кампания ознаменовались ярко выраженным регионализмом и трайбализмом. Показательно, что ни один кандидат, будучи выходцем с севера, даже не пытался быть избранным на юге, и наоборот.

Выборы также показали, что большое число партий в Кыргызстане еще не свидетельство возможности сформировать как полноценную правящую коалицию, так и полноценную оппозицию. Считалось, например, что сторонники президента получили в новом парламенте большинство. Однако, когда Акаев по примеру коллег-соседей выступил с просьбой о продлении своих полномочий до 2001 года, в обеих палатах это предложение было заблокировано (вообще-то, невиданное дело для Центральной Азии), и парламент настоял на новых выборах, которые прошли 24 декабря 1995 года. С одной стороны, это, конечно, свидетельствовало о слабости высшей власти, но с другой - также и о том, что Кыргызстан все-таки не Узбекистан или Туркмения, и даже не Казахстан.

Впрочем, это не помешало Акаеву переизбраться на второй срок, причем победил он своих соперников с вполне «пристойным» результатом (71,6 процента голосов, а не, скажем, 99,99 процента). Кандидат от компартии Абсамат Масалиев получил 24,4 процента голосов, третий и тоже левый кандидат – Медет Шеримкулов – 1.7 процента.

В целом же, многие эксперты стали отмечать, что Кыргызстан неуклонно сворачивает на традиционный для постсоветских стран авторитарный путь. В феврале 1996 года был проведен новый референдум, который значительно расширил полномочия президента и ограничил власть парламента. Поправки в конституцию, внесенные по результатам референдума октября 1998 года, фактически установили президентскую форму правления. Наконец, в том же 1998 году Конституционный суд и парламент «разрешили» Акаеву баллотироваться на третий срок в декабре 2000 года.

Конституционные изменения 1998 года были также призваны стимулировать, естественно, в выгодном для власти ключе, развитие партий за счет введения голосования по партийным спискам – 15 процентов депутатов нижней палаты. (Законодательное собрание теперь должно было состоять из 60 депутатов, Собрание народных представителей - из 45). Эта мера дала, прежде всего, количественный эффект. Появилось довольно много новых партий, в том числе такие относительно крупные партии, как «Адилет» («Справедливость») во главе с Чингизом Айтматовым, «Моя страна» (лидер - Джоомарт Оторбаев), «Ар-Намыс» («Достоинство») во главе с бывшим премьером Феликсом Куловым. Первая позиционировала себя, как «центристская», вторая, как «правоцентристская», а партия Кулова – как «правоконсервативная».

Всего же к выборам 2000 года число зарегистрированных партий достигло 27, однако из-за весьма жесткого законодательного «барьера» в выборах по партийным спискам смогли участвовать только девять партий и два избирательных блока (в числе отсеянных оказались, в частности, «Адилет» и «Ар-Намыс»).

В процессе подготовки к выборам некоторые партии объединились в блоки, самыми мощными из которых стали провластный Союз демократических сил (СДС), куда вошли социал-демократы (СДПК), Партия экономического возрождения и Партия «Биримдык», и оппозиционный блок во главе с Демократическим движением «Кыргызстан» (ДДК), неформально объединившимся с партией «Ар-Намыс». Однако список ДДК был лишен регистрации «за нарушение внутрипартийного порядка выдвижения кандидатов в депутаты». Намечавшийся Конгресс демократических сил, призванный стать основой широкой оппозиционной коалиции, не сложился как из-за внутренних разногласий, так и благодаря усилиям администрации президента, сделавшей все возможное, чтобы не допустить создания такой коалиции. Этого, в частности, удалось добиться предоставлением некоторым оппозиционным лидерам постов в высших органах власти. В целом же парламентские выборы 2000 года повторили весь негатив предыдущих выборов, разве что административное давление и произвол властей были гораздо сильнее.

В ходе выборов и сразу после них власти прибегли к прямым репрессиям. Так, например, после победы в первом туре в одномандатном округе был снят с выборов, а потом арестован лидер партии «Эл» («Народ») Данияр Усенов. Феликс Кулов, тоже лидировавший в своем одномандатном округе в первом туре, проиграл во втором из-за очевидных нарушений властями законодательства, затем его арестовали. Арестовали также лидера ДДК Жыпара Жекшеева. Лидер партии «ЭрК» Турсунбай Бакир уулу был избран, но привлечен к суду после второго тура по обвинению в подкупе избирателей.

В итоге пятипроцентный барьер преодолели всего пять партий и один избирательный блок: Партия коммунистов Кыргызстана получила 27,65 процента (5 мандатов); «Союз демократических сил» - 18,64 процента (4); пропрезидентская «Демократическая партия женщин Кыргызстана» - 12,69 процента (2); тоже пропрезидентская Партия ветеранов войны в Афганистане - 8,03 процента (2); «Ата-Мекен» - 6,47 процента (1); опять же пропрезидентская партия «Моя страна» - 5,01 процента (1). Оставшиеся четыре партии и блок «Манас» не смогли преодолеть пятипроцентный барьер. В результате уверенное большинство в обеих палатах получили сторонники Акаева. Оппозиция заявила, что результаты в большинстве случаев были сфальсифицированы.

Состоявшиеся в октябре того же года президентские выборы носили еще более скандальный характер. С помощью лингвистической комиссии, проверявшей претендентов на знание государственного языка, и необоснованного аннулирования подписей избирателей в подписных листах кандидаты, способные создать реальную конкуренцию президенту, снимались с выборов. В ходе кампании были возбуждены дела против двух лидеров оппозиции – Данияра Усенова и Феликса Кулова (это было уже новое дело против Кулова, окончившееся семилетним сроком). Намеревавшийся баллотироваться в президенты один из лидеров «ЭрК» Топчубек Тургуналиев был арестован в мае 2000 года и обвинен в подготовке покушения на президента (его приговорили к 16 годам, потом срок сократили до 6 лет). В итоге Акаев победил с 74,47 процента голосов, а ближайший из конкурентов, лидер «Ата-Мекен» Омурбек Текебаев получил 13,89 процента. За Алмазбека Атамбаева, представлявшего СДПК, проголосовали 6 процентов, за самовыдвиженца Мелиса Эшимканова - 1,08 процента, за Турсунбая Бакир уулу из «ЭрК» - 0,96 процента, за правозащитника Турсунбека Акунова - 0,44 процента.

Между тем, социально-экономическая и политическая обстановка в стране быстро обострялась. Свидетельством тому стали, в частности, Аксыйские события 17-19 марта 2002 года, связанные с арестом 5 января 2002 года оппозиционного депутата парламента, лидера партии «Асаба» Азимбека Бекназарова и кровавым разгоном манифестантов, требовавших его освобождения. Эти волнения, а также приближение конца третьего президентского срока и невозможность вновь баллотироваться по действующей конституции подтолкнули Акаева к тому, чтобы вынести на референдум 2 февраля 2003 года помимо очередного вопроса о доверии президенту текст новой конституции, которая несколько усилила полномочия правительства и парламента. Правда, президент сохранял за собой основные рычаги власти. Жогорку Кенеш при этом стал однопалатным численностью в 75 депутатов, избираемых только по одномандатным округам (выборы по партийным спискам были отменены «из-за слабости партийной системы», и это при том, что официально они и вводились ради преодоления этой слабости). Непрозрачный характер обсуждения и принятия конституции вызвал протесты оппозиции, подозревавшей, что Акаев из-за невозможности вновь переизбраться президентом пойдет в премьеры, которому, после очередной конституционной реформы, и будут переданы основные властные полномочия.

Важность предстоящих выборов депутатов Жогорку Кенеш определялась дальнейшим ухудшением социально-экономической обстановки, влиянием «цветных революций» в Грузии и Украине, а также, как уже отмечалось, истечением последнего срока президента Акаева. В этих условиях контроль над парламентским большинством имел для власти решающее значение. Характерно, что на выборы в качестве кандидатов пошло рекордное число родственников как самого президента, так и его ближайшего окружения.

На голосование 27 февраля и 13 марта 2005 года оппозиция шла уже без Кулова (он отбывал срок), однако среди ее лидеров появились прежде лояльная президенту Роза Отунбаева (уроженка северной Таласской области, как и жена Акаева Майрам) и ушедший с поста премьер-министра после Аксыйских событий бывший губернатор Джалал-Абадской области Курманбек Бакиев. Именно Отунбаева и Бакиев воспринимались как наиболее явные кандидаты от оппозиции на осенних президентских выборах. Еще 29 декабря 2004 года пять оппозиционных блоков подписали меморандум о сотрудничестве. В этот оппозиционный альянс вошли «Народное движение Кыргызстана» во главе Бакиевым (его объединение вобрало в себя порядка 9 партий, среди которых компартия и «Асаба»), движение «Ата-Журт» («Отечество») во главе с Отунбаевой (в него вошли также О.Текебаев, И.Масалиев и ряд других деятелей), движение «Жаны-Багыт» («Новый курс») бывшего главы МИДа Мурата Иманалиева, «Народный конгресс Кыргызстана» Алмазбека Атамбаева (СДПК, «Ар-Намыс», Партия бедняков), и Гражданский союз «За честные выборы» бывшего секретаря Совета Безопасности М.Аширкулова. Однако оппозиционное единство было в известном смысле условным – реального штаба фактически не создали, каждый боролся сам за себя, общими были только призывы и заявления. Причем сам термин «оппозиция» тоже довольно условен. «Давних» оппозиционеров было не так уж много, зато многие кандидаты превращались в оппозиционеров уже в ходе избирательной кампании, после того как стали объектом давления властей. Фактически бесцеремонным нажимом в пользу «семейных кандидатов» в оппозицию выталкивались все остальные.

По скандальности выборы 2005 года превзошли буквально все предыдущие избирательные кампании. Они сопровождались вопиющими нарушениями и фальсификациями, в результате которых в парламент прошли в основном провластные кандидаты, включая «семейных». В то же время многие оппозиционеры были объявлены проигравшими. Оппозиция не признала итогов выборов и стала активнее требовать отставки президента Акаева. Эти требования с каждым днем получали все более широкую поддержку, в то время как база правящего режима сужалась с каждым днем.

Все по новой

Итак, Аскар Акаев, пришедший к власти на волне протеста против коммунистического тоталитаризма, в начале своего правления проводил либерально-демократические преобразования. Однако первый президент оказался по существу заложником регионально-клановой системы, имевшей в республике глубокие исторические корни. Авторитаризм и коррупция, являющиеся системообразующим элементом регионально-кланового и патронажно-клиентельного уклада, относительно быстро подавили демократические тенденции и привели к формированию режима, фактически лишенного «обратных связей». В этой замкнутой системе Акаев сосредотачивал в своих руках все больше властных полномочий, позволявших ему вести, по сути, единоличную политику. Как отмечает исследователь Александр Кынев, «в Кыргызстане была реализована столь близкая российскому опыту модель сильного президентства, который, обладая всеми ключевыми полномочиями по формированию, текущему руководству органами исполнительной власти, формально не отвечает за ее деятельность».

Более того, подобная модель «сильного президентства» в Кыргызстане, по существу, выродилась в правление узкосемейной клики, когда реальную, но неформальную власть осуществляли жена президента Майрам, его дочь Бермет и сын Айдар. Основные властные посты и самые доходные сферы бизнеса были распределены либо между членами «семьи», либо между их фаворитами. С постепенным ростом влияния «семьи» стал разрушаться хрупкий и годами выстраиваемый регионально-клановый баланс. Основой правящей элиты к весне 2005 года были даже не коалиция северных кланов, а лишь таласский (Талас – родина М.Акаевой) и чуй-кеминский кланы (Кеминский район Чуйской области – родина А.Акаева). Но мало того, каждый член семьи стал тащить во власть своих любимчиков, а это значит, что под них нужно было освобождать места. И это в условиях, когда коррупция набирала обороты, а население нищало стремительными темпами. В результате под Аскаром Акаевым образовалась зияющая пустота, куда он и провалился в дни «тюльпановой революции».

Однако крах Акаева вовсе не означал краха оформившейся при нем системы. И пришедшие к власти оппозиционные «демократы» были связаны с этой системой неразрывными узами, вне зависимости от субъективной искренности и верности демократическим идеалам того ли иного политика. Общим интересом у неожиданно пришедшей к власти разнородной оппозиции было, главным образом, избавление от режима Акаева, но во всем остальном их интересы существенно отличались. Традиционное противостояние «северян» и «южан» со сменой власти приобрело новые формы.

Под угрозой установления полного господства «южан» во главе с Бакиевым многие «северяне» из числа бывших сторонников Акаева стали переходить на сторону самого значительного на тот момент политика-«северянина» - Феликса Кулова. Необходимость консолидации интересов «северян» понимали и сами оппозиционные лидеры из числа уроженцев Севера, то есть тот же Кулов и Отунбаева. Это, в частности, выразилось в резкой смене их отношения к тому избранному 27 февраля и 13 марта парламенту, который они первоначально называли нелегитимным (в этом парламенте позиции северян были существенно сильнее, чем в старом). С другой стороны, Бакиев был заинтересован в скорейшей легитимации себя как лидера страны путем президентских выборов, что было весьма затруднительно без действующего парламента, куда к тому же попало немало влиятельных людей. В результате Бакиев и Кулов признали новый парламент, а новый парламент 28 марта подтвердил избрание Бакиева премьер-министром. Таким образом, был достигнут своего рода двойной компромисс: между новой властью и частью акаевской элиты в лице «нелегитимного» прежде парламента (с «точечным» пересмотром результатов голосования по отдельным округам); между Бакиевым со стоявшими за ним «южанами» и Куловым с его «северянами».

Результатом этого компромисса стало относительно безболезненное избрание Бакиева президентом на досрочных выборах 10 июля 2005 года (Бакиев обошел пятерых соперников, получив 88,71 процента голосов). Согласно оценкам экспертов, несмотря на все имевшиеся нарушения (ведь избирательные «технологии» не могли измениться в один момент), это были, пожалуй, самые свободные выборы со времен обретения независимости. Крах режима Акаева сопровождался невиданным расцветом демократических свобод – с одной стороны, новая власть была слаба, а с другой, это создавало максимально благоприятную среду для роста общественной активности и расширения гражданского диалога. Впрочем, по сути, исход кампании решило соглашение от 12 мая между Бакиевым и Куловым: в случае победы на выборах Бакиев обещал добиваться от парламента одобрения кандидатуры Кулова на пост премьер-министра. Что и было сделано, при этом тандем двух «тяжеловесов» - самого главного «южанина» и самого главного «северянина» - должен был служить залогом долговременной политической устойчивости. Наличие еще ряда крупных самостоятельных фигур на ключевых постах в стране - Текебаев (глава парламента), Отунбаева (министр иностранных дел) – вроде бы позволяло выстраивать высшую власть по принципу сдержек и противовесов. Это означало бы не только взаимный контроль, но теоретически могло бы уберечь страну от скатывания к новой клановости и семейственности.

Увы, все это оказалось именно чистой теорией. Вскоре тандем Бакиев–Кулов распался, причем камнем преткновения стало конституционное устройство страны. Бакиев, став президентом, выступил в пользу «сильной» президентской власти, а его оппоненты из быстро формировавшейся оппозиции, в основном «северяне», требовали создания парламентской республики, прекрасно понимая, чем им грозит сильное президентство в лице Бакиева. Работавшее с весны 2005 года Конституционное Совещание не смогло выработать компромиссную редакцию основного закона.

Затем в ноябре 2006 года оппозиция с помощью многотысячного митинга в Бишкеке заставила президента подписать проект конституции, который лишил Бакиева ряда полномочий. Киргизия была объявлена парламентской республикой. Но спустя месяц Бакиев, воспользовавшись отставкой правительства Кулова, в ситуации, когда невозможно было сформировать кабинет министров, под угрозой роспуска заставил депутатов принять «президентскую» конституцию. Но «перетягивание каната» продолжилось: в сентябре 2007 года Конституционный Суд, удовлетворив иск двух депутатов, признал, что эти две конституции были приняты с нарушением норм действующего на тот момент Основного закона, и отменил обе редакции. Затем 19 сентября президент вынес на референдум свой «компромиссный» вариант Основного закона, правда, с уклоном все же в президентскую республику, который, судя по данным ЦИК Киргизии, народ поддержал. Успех Бакиева был закреплен на досрочных парламентских выборах в декабре 2007 года (парламент из 90 депутатов избирался только по партийным спискам). К тому времени многопартийность в Кыргызстане опять расцвела пышным цветом - было зарегистрировано аж целых 104 партии. Об участии в выборах первоначально заявили 50 партий, но в бюллетени после жесткой процедуры «отсеивания» попали лишь 12. Причем объединенная оппозиция в лице созданной в 2006 году Народной коалиции демократических сил (НКДС), объединившей 18 партий, включая «Ар-Намыс» Кулова, «Ата-Журт» Камчибека Ташиева (в ноябре 2007 года Отунбаева перешла в СДПК) и «Ата-Мекен» Текебаева, шла на выборы единым списком под «лейблом» всего лишь одной «Ата-Мекен». Главным лозунгом стало требование перехода к парламентской республике. А потом произошло удивительное – победителем стала партия «Ак-Жол» (71 мандат), созданная Бакиевым всего за два месяца до выборов. Главный скандал был связан с «Ата-Мекен». Ее список хоть и занял по количеству голосов второе место, но не смог преодолеть полупроцентный региональный барьер, и объединенная оппозиция оказалась вне парламента. Вместо нее туда вошли социал-демократы (СДПК) с 11 мандатами. Партия коммунистов Кыргызстана получила 8 мандатов.

Ну, а дальше Бакиев стал все быстрее двигаться по пути, проторенном еще Акаевым, – через усиление авторитарности власти к насквозь коррумпированному «семейному правлению». Причем во многом превзошел своего предшественника. В частности, в начале 2010 года Бакиев, публично раскритиковав основы «классической» демократии, объявил, что стране больше всего подходит «совещательная демократия» в лице «традиционных» структур – системы «народных курултаев» во главе с верховным «Народным Курултаем». Этим заявлением был начат процесс изменения конституции, в результате которого вместо всенародных выборов главы государства предлагалась процедура передачи высшей власти из рук в руки под эгидой этого самого Народного Курултая. То есть речь шла о концептуальном изменении всей политической системы. В парламенте появились законопроекты, направленные против деятельности НПО, а в марте был принят закон, допускающий упреждающие прослушивания телефонов и перехват электронной почты без санкции суда. Это означало тотальный контроль властей и попрание прав граждан на тайну переписки. Стоит отметить, что кураторами спецслужб тогда были брат и сын президента. Однако апрельская революция 2010 года, заставившая Бакиева бежать из страны, прервала этот законотворческий процесс.

«Родовые болезни» киргизской демократии

Таким образом, все повторилось – как будто какие-то «родовые болезни» гоняют киргизскую демократию по замкнутому кругу. Всепроникающая регионально-клановая система рождает коррумпированный авторитаризм и как следствие – общее снижение роли политических партий, лишение их функции института гражданского общества, выхолащивание партийной идеологии. В результате избиратели мало что знают о партиях, не особо стремятся отличать одну от другой, не интересуются ими. Партии превращаются в инструмент регионально-клановых клик, в элемент патронажно-клиентельной системы, в центре которой стоят отдельные личности - конкуренция или союз между ними становится важнее идеологий и партийных интересов. Отсюда и «коммерциализация» партий, когда для их лидеров коммерческая деятельность становится важнее политической работы, в результате чего многие вчерашние ярые демократы превращаются в циничных дельцов.

Это препятствует формированию полноценной оппозиции – власть стремится политически уничтожить своих оппонентов, либо репрессиями, либо привлекая их лидеров на должности, либо создавая ложную оппозицию. На это работают слабая связь оппозиции со значительной частью избирателей, что обусловлено патриархально-подданническим типом политической культуры и вытекающей отсюда традиционной ориентацией населения на «начальство», а также политическая регионализация общества. Приглашение же партийных лидеров во власть ставит их перед выбором: или попытаться реализовать часть своих политических программ в рамках исполнительной власти, или отказаться от такого сотрудничества и тем самым оставить предлагаемый пост своим соперникам. При этом вчерашняя оппозиция, став властью, порой до мелочей воспроизводит модель поведения своих предшественников-«врагов».

Неразвитость политической культуры, «незначимость» партий при авторитаризме, их «прикладное», конъюнктурное использование теми же кланами рождают не только идейную, но и организационную расплывчатость, низкую партийную дисциплину, проблему утраты идентичности, вызванную идейными шатаниями. Отсюда низкий уровень массовой поддержки, неудачный выбор стратегии и тактики. Например, склонность демократической оппозиции к созданию опасных коалиций, которые, в конечном счете, способны либо толкнуть ее в ложную оппозицию, либо растворить в антидемократическом лагере (националистическом, исламистском, коммунистическом). Впрочем, если говорить об отдельных политиках, то речь идет уже об их открытом переходе в этот лагерь.

Интересно, что подобные метаморфозы с «демократами» наиболее отчетливо стали наблюдаться именно после второй киргизской революции. Казалось бы, крах режима Бакиева привел к широчайшей демократизации политической жизни, в июне 2010 года на референдуме была, наконец, принята новая конституция, установившая парламентскую республику, в стране совершенно свободно действовали многочисленные партии, которые вроде бы являлись носителями самых различных идеологий – от национал-консервативной и либеральной до социал-демократической и коммунистической. Однако целый ряд политиков, принадлежащих к этим партиям и ранее позиционировавших себя в качестве последовательных сторонников демократии, счел необходимым подравняться под набравший силу (особенно в период ошской трагедии) идеологический «тренд» - ультранационализм. Оно и понятно: в условиях кризиса обращение к самым примитивным инстинктам нищающего населения сулит самые большие политические дивиденды.

Так, например, Камчибек Ташиев, лидер партии «Ата-Журт», которая стала занимать откровенно ксенофобские позиции, неоднократно открыто заявлял, что в Кыргызстане могут проживать лишь те представители нацменьшинств, кто готов повиноваться киргизам и будет служить им верой и правдой. И это сработало – в октябре 2010 года на досрочных выборах «Ата-Журт» заняла первое место (28 мандатов из 120, СДПК – 26, «Ар-Намыс» - 25, «Республика» - 23, «Ата-Мекен» - 18). Уже упоминавшийся представитель партии «ЭрК» Топчубек Тургуналиев, заняв пост советника президента переходного периода Розы Отунбаевой, прославился своими инициативами по тотальному внедрению киргизского языка и вытеснению русского. Идеи Тургуналиева сразу же подхватил Эмильбек Каптагаев, ставший главой администрации Отунбаевой (позднее президент Алмазбек Атамбаев назначил его своим советником по межнациональным отношениям, а потом представителем в Иссык-кульской области). Известный специалист по Кыргызстану Александр Князев характеризует этого деятеля как «главного идеолога формирующегося национал-фашизма». Да что там «идеологи национал-фашизма», когда даже такой авторитетный и респектабельный политик, как председатель «Ата-Мекен» Омурбек Текебаев отметился рядом «нетривиальных» высказываний, среди которых и такое: «Везде есть негласное правило, что заниматься политикой – это удел титульной нации».

В свете резкого возрастания угрозы исламского экстремизма эксперты также отмечают наметившуюся тенденцию взаимодействия, а то и сращивания исламистских структур с регионально-клановыми группировками и политическими партиями. В результате формируются весьма причудливые коалиции с участием исламских радикалов, ультра-«патриотов» пронацистского типа, клановых «клиентелл» и просто уголовных элементов. Так, например, лидер «ЭрК» Турсунбай Бакир улуу открыто требовал исключить из конституции положение о светском характере государства – как известно, это как раз одно из основных требований радикальных исламистов. Упомянутые выше Эмильбек Каптагаев, Топчубек Тургуналиев, Камчибек Ташиев стали выступать еще и с исламистских позиций. Публицист Айрат Ахметшин привел список политических партий, которые, по некоторым данным, сотрудничают с исламистами: «Партия «Ата-Мекен» Омурбека Текебаева, «Ак-Шумкар» Темира Сариева, Партия зеленых и организация Азимбека Бекназарова, образованная на базе Объединенного народного движения (ОНД)».

И все же, несмотря на все эти опаснейшие тенденции, Кыргызстан остается единственной в постсоветской Центральной Азии демократической страной и единственной парламентской республикой (если быть абсолютно точным – все-таки парламентско-президентской). Вопреки состоянию почти клинической смерти государства, удалось обеспечить первую за всю историю независимости мирную передачу власти от временного президента Розы Отунбаевой новоизбранному президенту Алмазбеку Атамбаеву. Кыргызстану сулили распад на север и юг, но этот апокалипсический прогноз не оправдался.

Впрочем, недостатка негативных прогнозов по-прежнему не ощущается. Так, по мнению Александра Князева, «парламентская система в Киргизии себя полностью дискредитировала, парламент выполняет две основные функции: во-первых, депутатство - это инструмент лоббирования своих корыстных интересов «народными избранниками»; во-вторых - дискуссионная площадка, где, вовремя и правильно пропиарившись, можно расширить возможности лоббирования (см. первую функцию)». Беспорядки осени 2012 года в Бишкеке и весны-лета 2013 года в Джалал-Абаде и на Иссык-Куле, связанные с рудником «Кумтор» и осуждением по делу об организации этих беспорядков трех депутатов фракции «Ата-Журт» во главе с пресловутым Ташиевым, Князев считает «попыткой реванша отодвинутых от власти кланов, уже не только южных, но и большой части северных». Предполагается, что Кыргызстан ждет очередной раунд жестокой схватки регионально-клановых группировок, поскольку, согласно ряду оценок, установление парламентской республики не смогло предотвратить концентрации власти в традиционно «узком» кругу и вытекающих отсюда кадрово-коррупционных последствий.

Князев, например, отмечает: «Кадровая политика Атамбаева в плане регионально-клановых предпочтений еще более сужена, нежели попытки Акаева что-то как-то сбалансировать или стремление Бакиева опираться хотя бы на южан… Принцип один - личная преданность. Критерий, кстати, в котором так легко ошибиться». Отсюда следует такое предположение: теоретически ситуацию могло бы выправить установление опять же «сильной» власти, но чисто теоретически – поскольку Кыргызстан якобы уже вступил в стадию «афганизации». Недавний (март 2014 года) и третий по счету развал правящей коалиции из-за разрыва партией «Ата-Мекен» союза с СДПК и «Ар-Намыс» некоторые эксперты тоже склонны рассматривать как признак обострения борьбы между регионально-клановыми группировками. Как и образование в феврале этого года нового оппозиционного объединения во главе с депутатом Равшаном Джеенбековым, куда вошли Камчыбек Ташиев, Азимбек Бекназаров, Мелис Мырзакматов и его партия «Улуттар Биримдиги», Омурбек Суваналиев и «Народно-демократическая партия Кыргызстана» (НДПК) во главе с Артуром Медетбековым. Как сообщил Джеенбеков, у объединения будут три основные цели: «Первая - восстановление нынешней Конституции. Фактически, она неплохая, но президент ее полностью нарушил. Сейчас нет парламентской республики, так как всю власть захватил президент. Он у нас и премьер, и суд, и все остальное. Вторая цель - укрепление парламентаризма, третья - борьба с авторитаризацией власти».

Есть ли «рецепт»?

В Кыргызстане, да и за его пределами, ведутся острые дискуссии о судьбах киргизской демократии и предлагаются различные рецепты выхода из блуждания по замкнутому маршруту: коррумпированная формальная демократия – коррумпированный авторитаризм – революционный хаос – опять коррумпированная формальная демократия – коррумпированный авторитаризм – революция и так снова по кругу. Профессор Киргизско–Турецкого Университета «Манас» Жылдыз Урманбетова предлагает отойти от «эмоциональной», а не рациональной ориентации на демократию, в результате которой «некоторые универсальные принципы демократии мы внедрили», но «все эти «демократические штучки» имеют внешний характер и не становятся внутренней составляющей самого общества».

Считая, что принципы либеральной демократии плохо воспринимаются, а то и вовсе не понимаются в пространстве традиционной культуры, Урманбетова видит причину этого именно в культурной специфике, которую «необходимо интерпретировать не как абсурдное объяснение невозможности установления демократии в Кыргызстане, а скорее как стратегическое направление», учет которого даст возможность понять, «что происходит не так в установлении демократических норм, и самое главное – почему». В этой связи, по мнению профессора, нынешняя «кыргызская демократия в большей степени сопоставима с нелиберальной демократией, нежели с либеральной, шансы которой в локальных условиях Кыргызстана бесперспективны».

Термин «нелиберальная демократия» (illiberal democracy) ввел в обиход американский аналитик Фарид Закария. Собственно, его синонимом могло бы стать определение «формальная демократия». Ведь соблюдение формально демократических принципов, то есть как раз «нелиберальная демократия» по Закария, совсем не мешало появлению во многих странах кровавых диктаторских режимов, развязыванию этнических чисток и гражданских войн. И, наоборот, многие успешно развивающиеся территории, как, например, Сингапур и Гонконг, строго говоря, не являются демократическими, но отвечают требованиям, предъявляемым к либеральному правовому государству. Отсюда Закария делает вывод - адекватное решение нынешних проблем, особенно в развивающихся «транзитных» странах, может быть предложено не демократией, а системой, где «имеют место разделение властей, сдержки и противовесы, верховенство закона, защита прав личности и определенная степень представительства (но отнюдь не всеобщее избирательное право)».

А вот экономист и политолог Искендер Шаршеев предлагает концепцию некоего «креативного прагматизма» - идеологии «иного Кыргызстана» - Кыргызстана «честного труда, умственного напряжения, чувства собственного достоинства и мечты об экономической свободе», противника «советского, исламского, националистического и иных идеологических Кыргызстанов». Кыргызстан – «с идеологией без идеологии, со стратегией без стратегии. Кыргызстан, идущий по пути наименьшего сопротивления, наибольшей логики, научно-технического прогресса».

Существуют и другие «рецепты». Но в данном случае хотелось бы закончить не «рецептом», а чем-то вроде констатации, которая, при всех преувеличениях и излишней пафосности, внушает, скорее, оптимизм, чем пессимизм. Принадлежит она киргизскому политологу Урмату Иманалиеву: «Прежде всего, в стране произошла радикальная денационализация экономики, либерализация политической системы, деколонизация общественного сознания и избавление от рабской психологии. В результате состоялся радикальный слом веками утвержденных эгалитарных порядков общинного и социалистического прошлого, идеалами которого являлись внеэкономическая эксплуатация, консервативная стабильность, стагнирующие устои, неприятие новации и самое главное – покорность и иждивенчество… В итоге, общественно-политическая жизнь Кыргызстана стала многовариантной и многофакторной. В этом контексте кажущаяся временная слабость кыргызстанского «демократического организма» имеет изрядную положительную потенцию. И сила «слабости» демократического Кыргызстана заключается именно в том, что здесь, несмотря на системную слабость государства, сформировано относительно сильное гражданское общество, заряженное пассионарной энергетикой, которое раз за разом доказывает, что единственным и надежным гарантом соблюдения, а также осуществления демократических преобразований в стране является только он - кыргызстанский пассионарный демос».

Михаил Калишевский

Международное информационное агентство «Фергана»