На снимке: солдаты Туркестанского легиона. Фото © Wikipedia

Со щитом или на щите. Открыто или тайно.

(спартанская пословица о возвращении воинов домой)

У моего знакомого умер дед. Уход близкого человека - печальное событие, и я выразил приятелю свои соболезнования. Но оказалось, не только желание поделиться болью побудило его найти меня. Он хотел передать мне фронтовые письма деда. Начав читать их, - а это была солидная стопка из ста четырнадцати пожелтевших листов бумаги, - я не мог остановиться, пока не дочитал все до конца.

Речь в письмах шла о Туркестанском легионе, в котором служил этот человек. Известно, личные письма несут в себе больше эмоций, чем фактов, точной информации в них бывает мало. Но эти послания оказались чрезвычайно интересны. И я подумал, что рассказ об авторе писем стоит публикации, несмотря на то, что это — лишь частная история, и ее издатель не претендует ни на какие обобщения.

Кайрат Жарасов (имя я решил изменить, не надо тревожить память умершего) ушел на фронт в 1942 году, в день своего совершеннолетия. По дороге на фронт (а от казахстанского Чимкента до Сталинграда путь не близкий) он несколько раз сходился в стычках с другими новобранцами. То один неграмотно рассуждает о величии Пушкина, то другой почему-то должен уступить ему лучшее место в теплушке. И все на том простом основании, что у него - законченная с отличием школа и более высокий социальный статус.

Замашки Кайрата бойцы вначале терпели, но потом не выдержали и просто-напросто устроили ему «тёмную». Кайрат замкнулся в себе и до самого фронта не проронил ни слова, вынашивая план мести. А на войне месть обидчику жестокая – автоматная очередь в спину во время боя. Или можно донос написать в особый отдел и чужими руками разделаться с обидчиком. К счастью (а к счастью ли для него?), он не успел сделать ни того, ни другого. В первом же бою с фашистами он был контужен и захвачен в плен.

От жуткой смерти, - а под Сталинградом немцы лютовали вовсю, стремясь в жестокости забыть унижение от поражения под Москвой, и танками давили связанных пленных, - Кайрата спас его отличный немецкий язык. Он стал переводчиком в одном из добротно построенных концентрационных лагерей под Рославлем. Он боялся войны, боялся советского трибунала и, чтобы остаться в живых, выслуживался перед лагерным начальством. Даже согласился агитировать за немецкую идею и вербовать пленных служить Германии. У него это хорошо получалось. Рвение Кайрата отметили и вскоре отправили служить в Туркестанский легион.

Нацистская пропаганда сделала свое дело и дремавший в Кайрате национализм проснулся. Он тоже поверил в правильность существования расы господ и расы рабов. Его изворотливый ум подсказал, что, если он не относится к первой категории, то и рабом он не может быть никак. Должна же быть прослойка грамотных простолюдинов, которые будут доносить до рабов волю господ и требовать их исполнения! Вот на такой ступеньке он готов был стоять. А то, что нацисты не считали полноценными людьми и азиатов, как-то проходило мимо его сознания. Огорчало его лишь то, что руководил Туркестанским легионом узбек Вели Каюм-хан, а не более достойный этой должности казах. Но своими мыслями он, конечно же, ни с кем не делился.

Во время учебы в школе агитаторов он много общался с выпускниками группы «Мулла-шуле» - проповедниками идей сотрудничества ислама и фашизма. Он не вникал в суть документов «Генеральный план Ост», «Зеленая папка Геринга», «Инструкции об особых областях», которые ему пришлось прочитать. Он неукоснительно исполнял написанное в них. Он не хотел понимать планы гитлеровцев по превращению народов СССР в рабов. Он был согласен стать онемеченным получеловеком, надеясь тем самым сохранить свою жизнь и немного разума. Для получения боевого опыта он был направлен в карательные экспедиции против партизан в составе частей вермахта. По его словам, в людей не стрелял, но что тогда он там делал? Ведь проведение карательных операций в белорусских деревнях не требует присутствия азиатского переводчика...

Известно, что немецкая армия освобождалась от ответственности за все преступления на советской земле. Кайрат тоже надеялся на это, стремясь избежать ответственности за предательство. Наверное, он был трусом, потому что после участия в акциях карателей он постоянно просился в головной штаб Туркестанского легиона в Вайгельсдорф, что в немецкой Силезии. Видно, в логове фашистского зверя он чувствовал себя в безопасности, чем в лагерях и на передовой. Но такие, как он, нужны в самой грязи, они должны проводить всю черновую работу и отвечать за все, случись что. Не ему работать в теплых условиях, достаточно с него и того, что ему позволили жить. Он не относится к расе господ, он исполнитель. И ему было отказано в переводе. Не послушавшись, он пробовал сблизиться с членом Туркестанского национального комитета Алимом Гулямом и написал ему письмо, но его за эту инициативу высекли. Ему не позволили встать с колен. Выше ему путь был заказан.

В 1945 году враг был разбит, но Кайрат избежал наказания, после долгих трусливых перебежек спрятавшись в Иране. На родину он вернуться не мог, а на чужбине у него не нашлось покровителей, как у лидеров Туркестанского легиона, и никто ему не помог. Да и не собирался никто помогать предателю, ведь он - всего лишь орудие исполнения чужой воли. Таких, как он, множество, выкинем этого, легко заменим другим. Он только пушечное мясо. И о нем не вспоминали вовсе. Нищета и мытарства стали его попутчиками на долгие годы.

И тогда пришло прозрение. Кайрат предал родину, нацизм воспользовался и бросил его. Его письма послевоенного периода заполнены громадным сожалением от содеянного и желанием все вернуть вспять. Отчаяние переполнило его, и он некоторое время был на грани помешательства. Не это ли божье наказание за грехи?

В письмах подробно описано презрение солдат вермахта к азиатским перебежчикам. «Вы должны работать на нас. Когда вы не будете нам нужны, вы должны умереть. Радуйтесь, что сейчас вы живы». Вот краткое резюме отношения нацистов к перебежчикам и ему подобным. Он никак не мог понять, что сам стимулировал такое отношение. А как еще относиться к предателю и трусу?

Он написал про жизнь в вынужденной эмиграции. Он скрывался от правосудия и не мог открыто заявить о себе. Перебивался редкими случайными заработками, но несколько раз ему повезло и он смог поработать полгода каменщиком у богатого перса, чуть позже ассенизатором на водоочистительном заводе. Нормальным явлением в его жизни были избиения, ночевки в грязных подворотнях, инфекционные заболевания, укусы бродячих собак. Семьей он не обзавелся, ведь на востоке женщина – ценный товар, и никто не отдаст свою дочь за нищего иммигранта.

На старости лет бог все же дал ему немного порадоваться жизни. Кайрат наладил более или менее постоянную связь с родственниками в Казахстане. Его мало кто помнил, но все-таки родня отвечала на его письма. Два года он жил этой связью, сохраняя надежду на возвращение и встречу с близкими. Но сбыться этому было не суждено. Божье наказание все еще имело силу, и он трудно умер в хосписе совершенно чужого города Исфахан.

Хаёт Хан Насреддинов

Международное информационное агентство «Фергана»