В центральноазиатском регионе, похоже, начался новый цикл милитаризации. Воздвигаются стены на границах между соседями, открываются новые военные базы, снова проводятся военные парады… Каково геополитическое значение милитаризации региона? Корреспондент «Ферганы.Ру» расспросил политолога Расула Жумалы, автора книги «Геополитика Центральной Азии».

Расул Жумалы – редактор журнала «Эксклюзив», арабист, карьерный дипломат, политолог. Около 15 лет проработал в системе государственной службы Казахстана, в 2001 году был пресс-секретарем премьер-министра, работал в МИДе. Возглавлял дипломатические и консульские представительства в ОАЭ и Ливийской Джамахирии.

- Ташкент не хочет участвовать в военных учениях и уже много лет пытается быть в стороне от подобного сотрудничества со странами СНГ. Почему?

- Военная политика неотделима от политики вообще, а та неотделима от экономики. Все интересы переплетены. Если посмотреть на узбекскую дипломатию, скажем, с начала 1990-х и по сегодняшний день, можно заметить, что она очень часто меняла вектор своего развития. То Узбекистан как бы замыкался на себе, на своих внутренних делах и не сильно проявлял интерес к каким-либо интеграционным структурам. Были времена, особенно после 11 сентября 2001 года, когда произошло резкое сближение Узбекистана со странами Запада, прежде всего с США. Тогда в Узбекистане появилась военная база. После андижанских событий происходит резкое дистанцирование от США, начинается сближение с Россией и странами СНГ. Тогда Узбекистан начал активно сотрудничать в рамках и СНГ, и ЕврАзЭС, и ОДКБ. Последние два года идет обратный процесс – сближение с Западом и некоторое замораживание активности узбекской дипломатии на постсоветском пространстве.

- И к чему может привести такое отношение Ташкента к военным инициативам в рамках СНГ?

- Сейчас Россия реанимирует ситуацию, которая возникла после знаменитой Фултонской речи Черчилля, когда мир разделился на два лагеря. Особенно это стало заметно после мюнхенской речи Путина. В этом, конечно, есть доля вины или ответственности Запада, но так или иначе, сегодня существует конфронтация политическая и отчасти экономическая между Россией, которая считает себя правопреемницей СССР, и Западом во главе с США. И страны постсоветского пространства должны определяться, занимать ли им пророссийскую или проамериканскую позицию. Я не буду комментировать американскую политику, но Россия желает из структур СНГ, будь то ЕврАзЭС, будущий Таможенный союз или ОДКБ, создать противовес структурам западным. Из ОДКБ, например, - противовес НАТО. В этом активно участвуют Казахстан и Белоруссия, а некоторые страны, в том числе Узбекистан, воздерживаются…

- Новый цикл милитаризации региона стал очевидным после того, как Россия объявила о создании новой военной базы в Кыргызстане, в Оше. Туркменский президент объявил о строительстве новой военной базы в прикаспийском регионе. Наблюдая за военным парадом в Астане, начинает казаться, что регион готовится к войне. Что происходит?

- Я бы не стал сгущать краски. Но в регионе есть причины для того, чтобы государства уделяли серьезное внимание усилению своей обороноспособности и оснащению национальных армий современной боевой техникой: это и Афганистан, и недавние события в СУАР, и противостояние между Индией и Пакистаном, это ситуация вокруг ресурсов Каспийского моря… Я уже не говорю о постоянной большой игре между Россией, Китаем и США за контроль над ЦА, а эти страны оказывают большое влияние на экономически ослабленные государства.

Я думаю, что повышенной угрозы возникновения новой войны в регионе не существует, в этом большинство игроков не заинтересованы.

- Тогда зачем и кому страны демонстрируют свои «мускулы»?

- Военные парады, появление собственной, национальной военной базы – все это признаки строительства независимого государства, которое может постоять само за себя. Иностранная военная база – признак внешнего влияния. А в демонстрации силы я не вижу ничего неестественного. Американцы постоянно демонстрируют свою силу, проходят военные парады в Пекине, в Москве. Это смотр вооруженных сил, который дает возможность поднять дух патриотизма. Это мероприятие «для внутреннего пользования», будь то в Казахстане или Узбекистане. Нужно продемонстрировать обществу, что у нас – боеспособная армия, атрибут сильного государства. Это не угроза. Тем более, если сопоставить потенциал всех вместе взятых национальных армий стран Центральной Азии, то они не составят и десятой доли того потенциала, которым обладают армии Китая или, скажем, России.

- А что будет с нейтралитетом Туркменистана?

- Нейтралитет Туркменистана был объявлен в начале 1990-х, но он не был похож на классические образцы нейтралитета – как, скажем, в Швейцарии или Норвегии. Туркменистан входил в интеграционные структуры, например, в СНГ, а статус нейтралитета этого, в принципе, не позволяет. Тем не менее эта политика худо-бедно выдерживалась. Но с приходом нового руководства в Ашхабаде стала меняться не только внутренняя, но и внешняя политика, Туркменистан становится более активным игроком, особенно на международном газовом рынке. Он пытается активно сотрудничать в торговых и инвестиционных проектах с Россией, Ираном, странами Запада. Наблюдается отход от нейтралитета. Туркменская дипломатия стала более предметна…

- В каких направлениях?

- У Туркменистана превалируют экономические интересы. Учитывая, что прибыль от экспорта газа составляет львиную долю ВВП, сейчас Туркменистан хочет снизить свою зависимость от России, в частности, от «Газпрома». Реанимируются инициативы Туркменистана по присоединению к газопроводу «Набукко», который должен пойти в обход российской территории. Россия всегда очень нервно и раздражённо реагировала на любые газо-нефтетранспортные проекты, которые идут в обход ее территории, потому что прекрасно понимает, что любые подобные проекты – не только экономически выгодны, но и являются достаточно сильным политическим инструментом влияния.

- Многие военные инициативы в рамках СНГ открыто раздражают президента Узбекистана Ислама Каримова. А намерение разбить новую российскую базу в Оше многие расценивают как защиту от Узбекистана, а не от внешних угроз… - Зачем строить базу на границе с Узбекистаном?

- Если посмотреть на увеличение военных бюджетов любой страны, то везде угроза номер один – международный терроризм и религиозный экстремизм. Аль-Каида, которая непонятно где находится. Бен Ладен, который тоже неизвестно где… Но именно это дает железный повод проводить военные операции, вооружать армию и так далее. Угроза эта есть, конечно, но ее сильно демонизируют…

Теоретически все базы – будь то российская, американская или НАТОвская – имеют цель противодействие терроризму. Нигде не произносится, что база в Кыргызстане нацелена против Узбекистана. Может, это и подразумевается, - но все говорят об антитерроре: и в рамках ШОС, и в рамках ОДКБ, и в рамках НАТО. Но я не исключаю, что есть оборонная подоплека появления российской базы именно в Оше, поскольку между Кыргызстаном и Узбекистаном имеются серьезные противоречия. Это печально, но пять центральноазиатских республик, которые очень близки и ментально, и духовно, и культурно, и в религиозном плане, через двадцать лет независимости умудрились не решить базовые вопросы, а обострить их: территориально-пограничные вопросы, водно-энергетические проблемы, миграция, наркотики, неудовлетворенные политические амбиции…. Если бы государства, между которыми остро стоят эти вопросы, могли бы сесть за стол переговоров, обсудить все – эти проблемы бы решались…

А пока третьи страны, в том числе и Россия, могут, играя на этих противоречиях, решать свои проблемы. Объединенная Центральная Азия внешним игрокам не нужна. Проще иметь дело с разрозненными, слабыми государствами и решать через них свои узкие стратегические вопросы.

Я думаю, что в случае с появлением новой российской базы Ташкент опасается не столько самого Бишкека, сколько того, что на плечах Кыргызстана могут проводиться антиузбекские дела. Если помните, в конце 1990-х годов в Узбекистане возникло мятежное движение полковника Худойбердыева, и Каримов напрямую обвинил в этом российские спецслужбы.

- Руководители стран Центральной Азии усваивают уроки истории?

- Если посмотреть на историю региона пятисот-шестисотлетней давности, можно найти очень простую, но обидную закономерность. Страны региона часто оказывались разрозненными, возникали взаимные противоречия, которые иногда доводили до конфликтных ситуаций, до вооруженных конфликтов, порой серьезных. Ослабляя друг друга, они оказывались либо под прямым, либо под косвенным влиянием иностранцев: то России, то Китая. Мы превращались в удобную, слабую жертву. Путём неимоверных усилий – а это было не раз - нам удавалось отстоят независимость, достичь свободы, но после периода эйфории снова проявлялись взаимные дрязги, противоречия и обиды, которые провоцировали проблемы, и история снова повторялась. Мы снова попадали под чужое экономическое, политическое влияние третьих сил.

Конечно, это гипотетические рассуждения, но хотелось бы, чтобы наши руководители помнили об этих закономерностях, делали бы выводы… Об этом часто говорил наш президент Нурсултан Назарбаев, который с начала 1990-х отстаивает идею интеграции центрально-азиатского региона, но эти инициативы не всегда получают поддержку других стран.

- Как будет развиваться регион после появления военной базы в Оше?

- Если мы и дальше сохраним разрозненность, то продолжится борьба за политическое влияние на ЦА, за контроль над энергоресурсами региона. Но если Россия и Китай заинтересованы в том, чтобы ЦА была безопасным регионом, без вооруженных конфликтов, то нельзя сказать, что к тому же стремятся и США, у которых один из базовых принципов внешней политики – это управление кризисами и конфликтами. Мы это видим и на примере Ирака, и в Латинской Америке, где США, провоцируя конфликты, продвигают свои интересы. Я не думаю, что США кровно заинтересованы в сохранении стабильности и безопасности в ЦА.

Збигнев Бжезинский говорил, что тот, кто контролирует Евразию, будет контролировать весь земной шар. А известный английский геополитик Хэлфорд Маккиндер говорил, что тот, кто контролирует Центральную Азию, будет контролировать всю Евразию. Это большая игра между Британией и Россией, которая идет с начала ХХ века. Если мы сплотимся, сможем решить наши проблемы. Если будем продолжать обижаться друг на друга и капризничать – место наших амбиций займут амбиции и интересы других государств.

Сейчас кризис, в регионе есть потенциальные «горячие точки», в случае с Узбекистаном это, прежде всего, Ферганская долина. Многие страны региона нуждаются в финансовой поддержке. Я не исключаю, что в ближайшее время одним из результатов сближения Узбекистана с Западом может стать появление в республике военной базы США – под предлогом борьбы с террором, действительно, в Афганистане очень непростая ситуация. Но среди истинных причин появления американской базы будет и борьба за влияние в регионе – и, конечно, финансовые дивиденды для узбекского руководства.

- Почему вслед за открытием военных баз в страны ЦА не идут инвестиции, как это было во времена холодной войны?

- Вы имеете в виду финансовое влияние США на азиатско-тихоокеанский регион после Второй мировой войны? Когда произошло экономическое чудо в Японии или в Южной Корее? Та массированная экономическая и финансовая помощь, которая была оказана Японии, Южной Корее или странам Западной Европы, сыграла роль толчка, импульса – но сама возможность развития уже была в этих странах, с их развитым гражданским обществом, представлениями о рынке… Эти страны ставили во главу угла идею национального возрождения на основе развития образования и науки…

У нас инвестиции – даже в Казахстане, где в нефтегазовую отрасль было привлечено огромное количество иностранных денег – не сыграли роли такого трамплина. Эти инвестиции давали возможность для развития других отраслей экономики, проведения политических реформ. Но процессы, происходящие в регионе, и процессы, которые шли в той же Японии или Южной Корее послевоенного времени, слишком отличались – и в результате все закончилось развитием именно тех отраслей, куда и были вложены деньги. В случае с Казахстаном – это нефть и газ. Казахстан не перестал быть сырьевым придатком, не развил альтернативные источники доходов. Ситуация принципиально остается на том же уровне, как и была в 1990-е годы.

- Смена президентов может изменить ситуацию в регионе? Если исходить из опыта Кыргызстана или Туркменистана?

- Я бы не сказал, что новое руководство Туркменистана сильно отличается от прежнего. Происходят некоторые изменения во внутренней политике, возможно, появляется бОльшая предметность, исчезают некоторые признаки культа личности. Но если посмотреть по туркменскому телевидению заседание Совета министров – министры стоят, все в одинаковых одеждах, записывают… Нет большой разницы между этими заседаниями и теми, что проходили при Туркменбаши, и в этом я вижу преемственность власти.

Или взять Кыргызстан: я не вижу разницы между политикой, которую проводил Акаев, и ту, что проводит Бакиев: те же приоритеты во внутренней политике, то же в экономике и во внешней политике, это, как говорили в 1990-е, «политика протянутой руки».

Когда мы говорим о смене президентов, нужно говорить не о том, кто именно придет к власти, а о том, представителем какой элитной группы будет тот или иной новый президент. Какими политическими и экономическими ценностями руководствуется эта элита, заинтересована ли в построении гражданского общества, в развитии интеграции, построении сильного государства. А сильное государство – это политически монолитное общество, гражданское общество, это рыночная экономика, сильный средний класс, независимость от сырья, цивилизованное решение проблем, которые возникают между государствами региона. Отдельные личности ситуацию не переломят, но если к власти придёт элита, которая выражает интересы большинства - своего народа, - то это будет только приветствоваться.

- Можно ли говорить, что сегодня внешние игроки не настроены менять режимы в регионе?

- Кремль заинтересован в консервации тех отношений, которые существуют у Москвы с прежними или нынешними руководителями. У Акаева были достаточно тесные, близкие отношения с Россией, об этом он сам много раз говорил. Именно пророссийская ориентация Акаева вызвала в 2004-2005 годах его жёсткие критические выпады по отношению к американской базе «Манас». В конце концов, произошли события весны 2005 года, в результате которых Акаев лишился своего поста. Многие наблюдатели тогда говорили, что к волнениям в Бишкеке имело отношение американское посольство. Это наталкивает на мысль, что американцы умеют, используя внутренние тенденции и внутриполитические проблемы, способствовать смене режима в стране. Это происходило и в Чили, и в Никарагуа, и в Гренаде – во многих странах. Вполне возможно, что в Центральной Азии американцы тоже могут инспирировать подобные моменты.

Не думаю, что Москва заинтересована в резкой смене политической элиты в той или иной центральноазиатской стране. Для них главный приоритет это сохранение устойчивых стабильных отношений со странами Центральной Азии, которые являются соседями России и одновременно буфером между Россией и проблемными регионами, прежде всего, Афганистаном.

Соб.инф.