Вы находитесь в архивной версии сайта информагентства "Фергана.Ру"

Для доступа на актуальный сайт перейдите по любой из ссылок:

Или закройте это окно, чтобы остаться в архиве



Новости Центральной Азии

Дмитрий Сухарев: «Влюбленность в Туркестан – важная часть правды»

29.03.2009 18:01 msk, И.Ильина

Россия Интервью
Дмитрий Сухарев: «Влюбленность в Туркестан – важная часть правды»

Дмитрий Антонович Сухарев (Сахаров) родился 1 ноября 1930 года в Ташкенте. Окончил биофак МГУ (1953). Как ученый, доктор биологических наук Д.А.Сахаров известен трудами в области нейроэтологии – науки об элементарных (клеточных и химических) механизмах поведения. Лауреат премии имени Л.А.Орбели, член редакционных коллегий международных научных журналов, действительный член РАЕН, профессиональных сообществ США и Швеции, почетный член Венгерского физиологического общества.

Стихотворные и журналистские публикации Д. Сухарева - с конца 1950-х годов. В 60-х был одним из постоянных авторов журналов «Новый мир» и «Юность», в последние годы — автор «Знамени» и «Иерусалимского журнала». Он автор многих песен, ставших любимыми для поколений соотечественников. Первая книга стихов - «Дань» - вышла в 1963 году. Последние книжные публикации — «Холмы» (стихи, 2001, Иерусалим), «Все свои. Венок сонетов» (проза, 2005, СПб), «Много чего» (стихи, 2008, Москва). Д. Сухарев является составителем и комментатором книги «Авторская песня. Антология» (Екатеринбург, 2002, 2003). Он удостоен государственной премии России по литературе имени Булата Окуджавы (2001), премии Союза писателей Москвы «Венок» (2004).

Последняя книга Дмитрия Антоновича «Голошение волн» – не поэтическая. По форме это родословие, составленное автором для собственных детей, по сути – увлекательное историческое повествование. Большая часть повествования посвящена Узбекистану. «Ташкентская сага» и «Андижанская сага», Ахматова и Есенин, моджахеды и Бричмулла, картины ташкентских художников, уникальные фотографии знаменитого Ферганского землетрясения 1902-го года – всё это и многое другое в реальном преломлении истории двух семей.

– Дмитрий Антонович, в Вашей книге столько документов, историй, свидетельств! Рассказы старших родственников вы записывали, начиная с 1970-х годов, если не раньше. В то время мало кто интересовался историей семьи, а Вы уже, кажется, тогда, 40 лет назад, знали, что будете писать историю рода. Так ли это?

Д.Сухарев: – Не совсем. Рассказы старух я собирал, прежде всего, из любопытства. Было интересно узнать побольше про свою родню и родню жены, а потом подарить детям их родословное древо.

Будет время, составлю

Родословное древо…

Это стихотворение датируется у меня 1976 годом. Мысли о книге тогда, пожалуй, не было. За книгу я плотно засел после того, как нашел себе замену в лаборатории. Появилась возможность уделять больше времени литературным занятиям.

– Несколько слов о названии книги: «Голошение волн».

Д.Сухарев: – Голошение – не из повседневных слов. Но иногда встречается. К примеру, у Пастернака: «Голошенье лесов, захлебнувшихся эхом охот в Калидоне, // Где, как лань, обеспамятев, гнал Аталанту к поляне Актей…» У меня «голошение» призвано предупредить потенциального читателя, что развлекательного чтения не будет. Где веселье, там не голосят.

– Как Вы думаете, какой была бы Ваша человеческая и творческая судьба, не будь в ней нескольких поколений среднеазиатских предков?

Д.Сухарев: – Кто знает... Переиначу вопрос: важно ли мне сознавать, что они были, эти поколения? Да, важно. Мог бы, наверно, не придавать значения тому, что одна из улочек столицы Русского Туркестана носила имя моего прапрадеда по матери. Но я придаю. Для меня важно, что в этом краю родились и выросли мои родители, что сам я ташкентский по рождению. Что в Андижане праздновали столетие библиотеки, которую, я знаю, создавал мой дед по отцу. Понимаю: мог бы жить и без этого. Но я живу с этим, таков мой удел, и он определенно влияет на мою идеологию, мою, если хотите, судьбу.


Мама Д.А.Сухарева крайняя слева в первом ряду, 14 лет. Бричмулла, 1926 год

Я люблю свою Москву, но никогда не ощущал ее как родину. В смысле - как малую родину. Это чувство у меня питается Ташкентом. Следовательно, по логике чувств Ташкент не может быть для меня заграницей. Это уже идеология. И тогда большая родина – Советский Союз. Его разделили, расчленили, но меня эти дела как бы не касаются. Братья по общей родине – хоть узбеки, хоть грузины, - они мне милы по-прежнему и никакие не иностранцы.

– Распад Советского Союза обычно трактуют как естественную неизбежность. Вы действительно считаете, что страну расчленили?

Д.Сухарев: – Да, конечно. «Распад советской империи» - это такое пропагандистское клише, которым оправдывают сепаратизм, насилие над волей наших народов. Не было ни империи, ни ее естественного распада. Накануне «распада» проходил всесоюзный референдум, в ходе которого население однозначно высказалось за сохранение единой страны. Те, кто похоронил итоги референдума, стараются о нем не вспоминать. Ответственность лежит на Ельцине, который в своем стремлении подсидеть Горбачева докомбинировался до того, что силком отделил, отцепил республики от центра. Тут же нашлись небедные спонсоры, им все это на руку, и пошло-поехало.

Возьмем хотя бы Украину, пример которой особенно нагляден. Были на Украине сепаратисты типа бандеровцев? Были. Кем они были? Маргиналами, жалким меньшинством. Подавляющее большинство украинцев презирало бандеровцев, стрелявших в спину Красной Армии. Оно, это большинство, не страдало никакой русофобией, и отделение Украины состоялось вопреки его воле. Однако состоялось, и бандеровцы проникли во власть. И, проникнув, пустили в ход машину пропаганды, раскручивая на спонсорские деньги весь набор бесстыжего вранья: о геноциде украинского народа, об угнетении украинской культуры, о советской империи и тому подобном. Результаты известны.

В республиках Средней Азии есть аналоги бандеровцев, но перехватить власть у них не получилось, хоть они, как на Украине, рядились в шкуру демократов и опирались на тех же спонсоров. Демократия, конечно, хорошо, но еще лучше, что в моем родном Ташкенте у бандеровцев и прочих басмачей пока не получается устроить резню.


Стихи О.Ю.Пославской: «И голубое кружево джиды, // И пенное сверкание воды, // И нежный цвет шиповника внизу, // И грохот грома в летнюю грозу, // И розовый закат над Брич-муллой, // И это небо в звёздах надо мной, // И холод горный в полуночный час - // Всё мне напоминает только Вас!»

– Какие ассоциации возникают у Вас при мысли о будущем Ташкента? Напрасны ли были старания русских инженеров, врачей и ученых, и этот край отделился от России навсегда?

Д.Сухарев: – Странный вопрос. Кому могут показаться напрасными плоды стараний - высшее образование, современная промышленность, театры, клиники, академия наук? Тем ташкентцам, которые остались жить в Ташкенте? Вряд ли. Тем, которые стремились к такому результату и работали ради него? Тоже сомнительно. Напрасными эти старания могут показаться разве что постороннему человеку. Я хотел бы, чтобы никто из нас, русских (евреев, армян и так далее), кого обстоятельства вынудили покинуть Узбекистан, не позволил себе стать посторонним для родного края. Ведь независимо от независимости он остается нашей родиной.

– Вы – автор стихов к знаменитой песне «Бричмулла» – кажется, намеренно воздерживаетесь от поездки туда. Так ли это?

Д.Сухарев: – Можно сказать, что так. Мне это не очень с руки. Осенью 2007 года меня чуть было туда не заманили. Все шло к тому, что вот-вот нас с автором музыки Сергеем Никитиным повезут из Ташкента в горы принимать дипломы почетных граждан поселка Бричмулла и все такое. Но буквально накануне я вдруг приболел, и Сергей Яковлевич отправился без меня. То ли небеса так распорядились, то ли простая случайность, но я остался в Ташкенте, чему втайне был рад. А все дело в том, что стихи, в отличие от музыки, оказывают на автора воздействие по принципу обратной связи - ограничивают его свободу, иногда даже терроризируют. Так и здесь. Написал, что Бричмулла недостижима, – вот и нечего туда приезжать.


Дорога в Брич-Муллу, 1926 год. Фотография

– Образ Благородного Узбека очень интересен, до Вас не встречала нигде ничего подобного…

Д.Сухарев: – Этот образ мне внушили в моем московском детстве: узбекский крестьянин, от зари до зари тюкающий сухую землю своим кетменем. Честен, приветлив, гостеприимен, трудолюбив. Он возник из разговоров, которые вели между собой старшие - бывшие ташкентцы. В их сообществе об узбеках говорилось только хорошее.

– А почему это ташкентское сообщество оказалось в Москве?

Д.Сухарев: – Мы же беженцы. В 1932 году в Ташкенте сажали людей с высшим образованием. Мой отец, его друзья – все они были молодыми специалистами, занимались экономикой края. Их любимого научного руководителя арестовали, вот они и рванули из Ташкента с чадами и домочадцами. Я был совсем младенцем.


Горная река Кок-Су, 1914 год. Рисунок друга семьи - известного художника А.Волкова

– Получается, что Ваше представление о Ташкенте и об узбеках питается не личным опытом, а рассказами?

Д.Сухарев: – Отчасти это, конечно, так. Отсюда склонность к идеализации. Но был и личный опыт. Едва я окончил третий класс, как началась война, меня отправили к бабушке и деду, и два следующих класса я учился уже в Ташкенте на Шахрисябзской улице возле Алайского базара. Тогда же, в войну, в музыкальной школе при Дворце пионеров мне на всю жизнь привили любовь к музыке.

Ташкент – это и первый мой пионерский лагерь, в нем было очень хорошо и кормили сытнее, чем дома. После возвращения в Москву случилась двадцатилетняя разлука с Ташкентом, но лишь только я твердо встал на ноги, как начал приезжать ежегодно. И останавливался не в какой-нибудь гостинице, а у родни, в родном доме – сначала на Романовской (улице Ленина), а после землетрясения - на Чиланзаре. Или наслаждался настоящим ташкентским двориком у маминой подруги на 2-й Саперной. С малолетним сыном ездил налегке в Бухару, в Самарканд, в пустыню. Однажды всей семьей провели отпуск в Чимгане. Меня сильно тянуло на родину.


В Брич-Мулле в мае 1971 года. Рисунок друга семьи - художницы М.Трусовой

– У Вашей жены другие корни – белорусские. Вам они при работе над книгой были в той же степени интересны, как свои, туркестанские?

Д.Сухарев: – Если не в большей. Занимаясь белорусской предысторией наших детей, я освоил целый пласт незнакомой мне жизни. Там все куда патетичней, чем в моем роду. Жертвенное сопротивление фашизму. Каратели. Много горя.

– В своей книге Вы приводите пример, когда в двадцатые годы девочки–подростки заходили в узбекскую чайхану и отчитывали мужчин, куривших анашу. Даже мне, выросшей в Ташкенте, это кажется абсолютно фантастичным, как и то, что в дни мусульманских религиозных праздников европейцы ходили на народные гулянья.

Д.Сухарев: – Упомянутые вами эпизоды взяты из воспоминаний друга нашей семьи Ольги Юрьевны Пославской. Сам я, естественно, этого не видел, но они полностью совпадают с тем, что я слышал от своей матери и читал у других ташкентцев. Не вижу причины сомневаться в достоверности этих фактов. Более того, мне кажется, что в них нет ничего фантастичного.


Титульный лист с посвящением автора: "Моим дорогим друзьям - Аришеньке и Антону в память о днях совместной юности, проведённых в Брич-Мулле - автор (быв. Ляля) 9 X - 58 г".

Вот простое объяснение. До революции, в колониальный период, взаимного доверия между местным и пришлым населением, я думаю, не было. И все же у этого периода не совсем однозначная окраска. Опять призываю на помощь Пастернака, его строки посвящены продвижению русских на Кавказе, но годятся и нам:

Чем движим был поток их? Тем ли,

Что кто-то посылал их в бой?

Или, влюбляясь в эти земли,

Он дальше влекся сам собой?

Влюблялись, притом неистово. Почитайте стихи Ю.Пославского (Джуры), других русских поэтов Туркестанского края. Эта влюбленность - важная часть правды.

И тут вдруг пришлому населению дается великий шанс – революция. Шанс не только реализовать потенциал влюбленности, но и освободиться от комплекса колониальной вины. Соединившись, два фактора становятся могучей созидательной силой. К примеру, рождение САГУ (Среднеазиатский государственный университет. - Прим. ред.). Ведь совершенно невероятная история, фантастика! (Я об этом немного писал). Частный эпизод, но он выражает атмосферу тех лет - атмосферу энтузиазма и всеобщего донорства.

Конечно, местное население Ташкента мгновенно почувствовало перемену. Возникли новые отношения - те, которые сегодня удивляют. Могут возразить, что двадцатые годы - пик басмачества. Но басмаческое движение, если не ошибаюсь, локализовалось вдали от Ташкента, а в Ташкенте, насколько я могу судить, это были благословенные годы.


Старый Ташкент, 1939 год. Рисунок друга семьи - художницы М.Трусовой

– Вы задаете в книге вопрос: «Когда, с чего началась обоюдная порча?». Что Вы сами ответили бы на него?

Д.Сухарев: – На уровне интуиции я бы искал причину в разбавлении российских старопоселенцев новыми мигрантами, которым все это было чуждо – и влюбленность, и комплекс вины. Поглотить тьму голодных и вшивых беженцев Узбекистан сумел, но это было достигнуто ценой сложившейся гармонии, она дала трещину. С какой из трех волн несчастных новопоселенцев можно связать то, что я назвал «взаимной порчей»? Вряд ли с той, которую вызвал неурожай 1921 года в Поволжье. Тот первый наплыв беженцев Ташкент, как мне кажется, переварил почти безболезненно, и все-таки слово «самарский» стало тогда у узбеков чем-то вроде ругательства: проблема обозначилась. Фатальными, по-видимому, оказались две последующие волны – та, которую вызвали события начала 30-х годов (коллективизация, голод в европейской части России и на Украине) и массовая эвакуация начала 40-х, военное лихолетье. Впрочем, это всего лишь гипотеза.

– Моя одноклассница, тоже уехавшая из Ташкента, пишет: «Мы все, по большому счету, исчезнувшая империя. На наших улицах высыхают арыки, они превращаются в такыры (Такыр — дно периодически пересыхающих озер, расположенных в районах распространения глинистых пород пустынных и полупустынных зон. - Прим. ред.) и их заносит песком. Настанет день, когда никто не вспомнит, что мы были». Похожий образ мы видим у Дины Рубиной в романе «На солнечной стороне улицы». Ее мир – это утонувший корабль, из которого она успевает достать амфоры воспоминаний, пока их совсем не занесло морским илом.

Д.Сухарев: – Вспомнят, не вспомнят – зависит от нас самих. Можно, уехав, лечь на дно в обнимку с этой самой амфорой. Лежишь себе и элегически наблюдаешь, как тебя заносит песком и илом. Кстати, Дина Рубина плодотворно использовала ташкентские тексты упомянутой выше О.Ю.Пославской, подруги моей матери. У меня их и брала. Источник у нас общий, но прочитан по-разному: Диной Ильиничной – с талантливыми домыслами и без иллюзий, мною – с изрядной долей идеализации Ташкента.


Брич-Мулла, 1926 год, фотография

Закончу строфой Александра Межирова:

Что означает родину любить?

Во-первых, отовсюду к ней тянуться,

Чтобы в конечном счете к ней вернуться,

Не прерывать связующую нить…

А что означает «отовсюду к ней тянуться» - это каждый пусть решает за себя. Возможности имеются, их немало.

– Есть ли планы издать книгу в бумажном виде?

Д.Сухарев: – Планов нет, желание есть, но одного желания мало...

Ирина Ильина. Автор благодарит Викторию Роттердамскую за содействие в подготовке интервью.