Сокращенный вариант данной статьи был опубликован в итальянской ежедневной газете «Il Manifesto»

Своим мнением о международных последствиях недавних событий на Кавказе делится ассоциированный эксперт Института исследований международной политики из Италии Фабрицио Виельмини.

* * *

Можно по-разному интерпретировать выбранное время и способ признания президентом Российской Федерации государственной независимости ранее грузинских автономий, но очевидно одно: этот акт ознаменовал конец претензий США на роль окончательного регулятора международной жизни и, следовательно, в силу самого этого факта, конец однополярного мира, сформировавшегося после исчезновения СССР.

После пятнадцати лихорадочных лет американских действий, нацеленных на построение вокруг Москвы «санитарного кордона» от Балтики до китайских границ, способного сдержать российские геополитические возможности в сопредельных регионах, Грузия, ставшая в конце 2003-го года театром «цветной революции», призванным служить своеобразным «тараном» англо-американского механизма окружения, оказалась, в свою очередь, слабым звеном. В построении этого механизма ключевую роль играют берущие свое начало на Каспии энергетические потоки, отсюда же появляется и важность осознания того, какую роль стал играть энергетический фактор в определении российской международной политики.

Москва подала сигнал о том, что не намерена больше терпеть провокации против нее, демонстрация силы на Кавказе нацелена на оказание давления на хребет американского проекта, то есть, на энергетическую инфраструктуру, построенную для соединения системы «трех морей»: Каспийского, Черного и Средиземного.

Осью этой инфраструктуры является трубопровод Баку-Тбилиси-Джейхан (БТД), который проходит через Грузию в направлении Турции и Израиля (являющегося наряду с США ключевым спонсором «проекта Саакашвили»). Напомним, речь идет об огромном сооружении, которое никак не может оправдать себя с экономической точки зрения. БТД, в первую очередь, имеет военное значение, так как его маршруты пролегают в ряде конфликтных зон, защита которых служит предлогом для развертывания сил НАТО в этой ключевой части постсоветского пространства с перспективой его дальнейшего распространения от Каспия в направлении Центральной Азии.

Таким образом, на Кавказе можно предвидеть долгое напряженное противостояние, волны которого будут распространяться по всем государствам от Атлантики до Тихого океана, которые сегодня стоят перед необходимостью дипломатического перепозиционирования в отношении двух геополитических соперников.

В особенно сложном положении оказался Китай. Руководство страны не только глубоко обеспокоено взрывом сепаратизма и самоопределения народов, но также взволновано нагнетанием напряженности между российским и американским партнерами. Пекин - это игрок, привыкший мыслить долговременными историческими периодами и никогда напрямую не чувствовавший давления НАТО на своих границах. Соответственно, китайцы сделали свою ставку на то, что американское могущество исчерпает само себя. При этом, в идеале, в ходе долгого и мягкого сопротивления России Западу, Москва должна быть отвлечена от ее азиатского фланга, открывая дополнительные возможности для китайских интересов.

В произошедшем обострении конфликта Китай, слишком зависимый от энергетических ресурсов для того, чтобы не поддерживать позиций Москвы - как де факто сделал Ху Цзинтао на последней встрече ШОС, - избегает при этом публично афишировать эту поддержку. Тем более что, если бы США удалось спровоцировать сооружение нового железного занавеса между Россией и ЕС, все бы шло в пользу интересов Китая, который мог бы получить ресурсы, предназначавшиеся Европе.

Разрубая гордиев узел на Кавказе, Москва пошла на противодействие агрессивно-наступательной политике США и их партнеров на постсоветском пространстве. Москва показала свой потенциал контроля над центрально-азиатским театром и присутствующими там энергоресурсами.

Пять постсоветских республик региона также оказались в очень затруднительном положении. С момента независимости местные режимы старались следовать «многовекторности», что означало - флиртовать со всеми интересующими внешними силами с целью максимальной выгоды для себя. Сейчас эти потомки Чингиз-Хана во многом вынуждены занимать позиции, определяемые Россией. Этим летом «Газпром» заключил серию новых энергетических договоров с Туркменистаном и Казахстаном. Показательна позиция Астаны, которая в этом кризисе максимально соответствовала курсу Москвы. И это притом что Казахстан является главным производителем энергоресурсов региона (прибыли от которых он частично инвестировал в Грузию) и принципиальной целью англо-американской дипломатии.

России, которая относительно уверена сегодня в своем контроле над энергетической картой, сейчас принципиально важно перевести центрально-азиатскую поддержку в военное измерение. Решительный шаг уже имел место на минувшей неделе в рамках встреч Организации Договора о Коллективной Безопасности СНГ (ОДКБ, состоящей из Узбекистана, Казахстана, Кыргызстана и Таджикистана, а также Армении и Белоруссии). В случае продолжения усиления военной интеграции в рамках ОДКБ, Россия может рассчитывать на дополнительные ресурсы для полной блокировки военного коридора через Черное море, который НАТО годами старалось налаживать. Это означает перенаправление главной линии фронта на Украине с самыми печальными последствиями для будущего этой пешки «Великой шахматной доски». Во всяком случае, в ближайшей перспективе острый геополитический конфликт между бывшими братскими республиками неизбежен: всем странам придется занимать четкую позицию по отношению к чаяниям Москвы.

Что касается Юга, то выигравшим в сложившейся ситуации может оказаться Иран. Тегеран сразу стал объектом дополнительного внимания со стороны России и не упустит этот шанс повысить свой международный ранг. В том случае, если с англосаксонской стороны будет расти ставка на применение военного инструмента, российско-иранский геополитический союз может показать себя в обширном поясе, пролегающем от Средиземноморья до Афганистана, создавая серьезные проблемы военным США, и так еле справляющимся в условиях чрезмерно раздутой дислокации собственных сил. Однако в перспективе у Ирана появится искушение эксплуатировать свое уникальное положение и статус единственной альтернативы контролю России над энергопотоками в сторону Запада. Но для этого Тегерану необходимо будет найти новый модус вивенди [здесь: временное соглашение. – прим. ред.] с Анкарой, также озабоченной развитием событий последнего времени.

Говоря кратко, игра, затеянная тандемом Медведева-Путина 26 августа 2008 года, только начинается. Вопрос, как ею управлять далее, - титанический, так как она порождает много трудностей. На первом месте стоит вопрос о том, как управлять ходом реакции Китая, превращая ШОС в легальный международный форум, альтернативный тому, что сегодня доминирует на Западе, и Ирана, чтобы успешно продолжать использовать энергетическую карту для сдерживания США и их политики расширения НАТО на Восток.

Позиция Европы – неизвестная переменная в этом уравнении под названием «большая политическая игра». Отсюда начинают поступать некоторые положительные сигналы, а именно то, что, к примеру, русофобская информационная война не сумела полностью захватить информационное пространство Берлина. Тем не менее, в целом, Европа продолжает демонстрировать свою поразительную близорукость, если не «бессознательность»: «Старый свет» по-прежнему играет по правилам, диктуемым из-за океана.

Без четкого определения своей позиции по проекту американской ПРО и пользе установления нового мирового порядка, в котором будут учитываться интересы России и Ирана, Европа, - этот экономический гигант, но политический карлик, - обязательно окажется в положении главного проигрывающего.