После Второй мировой войны в Турции нашли приют многие узбеки, оказавшиеся в немецком плену. Многие из них служили в созданном в 1942 году Туркестанском легионе.

Божьей каре предпочли земной плен

Согласно приказу военного руководства Советского Союза, солдатам запрещалось сдаваться в плен, они должны были лишить себя жизни последним патроном. Однако религиозные туркестанцы не выполняли данный приказ, так как, согласно законам ислама, самоубийство является одним из самых наказуемых Аллахом грехов, а человек, лишивший себя жизни, прямиком отправляется в ад.

Попадая без надлежащей военной подготовки сразу на фронт, многие туркестанцы даже не успевали научиться пользоваться оружием. Как пишет в своей книге «Борьба за независимость Туркестана за рубежом со времен джадидизма…» Ахат Андижан, бывший с 1996 по 1999 годы турецким министром, в первые четыре-пять месяцев после вторжения гитлеровцев в СССР в плен попало более трех миллионов советских солдат, что равнялось числу сражавшихся на фронте немецких военнослужащих. По официальным данным Германии, всего за время войны на Восточном фронте в плен были взяты 5.162.000 солдат Советской армии. 1.981.000 из них скончались в лагерях, а вместе с теми, кто умер во время переезда в другие лагеря или сбежал, число потерь составило более трех миллионов. 818 тысяч пленных служили в составе различных легионов, участвуя в сражениях на различных фронтах против советских войск или находясь на тыловых работах.

Знамя Туркестанского легиона. Фото из книги Ахада Андижана «Борьба за независимость Туркестана за рубежом со времен джадидизма до независимости»

Вспоминается случай, который произошел в 1993 году, когда я учился в Измире. Однажды мои соседи по общежитию - несколько студентов-докторантов из Узбекистана, - побывали в гостях у нашего земляка Бурханиддина Самарканди. После визита они с большим изумлением и волнением рассказывали о том, что во время войны он служил у немцев, участвовал в сражениях против Советской армии и, возможно даже, убил кого-то из дедов или родственников этих студентов.

В лагерях немцы проводили среди пленных отбор по признаку - сделано ему обрезание или нет. Первых считали евреями и расстреливали. Как вспоминает известный историк, изучавший Туркестан, Баймирза Хайит, он спасся только потому, что попросил разрешения перед смертью совершить намаз. После этого пленных мусульман перестали убивать. Были созданы комиссии по определению национальной принадлежности пленных. Идентификация и отбор представителей народов Туркестана было поручено казаху Мустафе Чокаю и уроженцу Ташкента Вали Каюмхану, который с середины 1920-х годов учился и жил в Германии.

Нашивки на мундирах Туркестанских легионеров

В 1942 году был образован Туркестанский легион. Солдат убеждали, что они будут сражаться за независимость своего края. В начале 1944 года в составе легиона на фронтах сражалась 181 тысяча туркестанцев, а в тылу служили 85 тысяч. Для них даже выпускались газеты и журналы на узбекском языке.

По окончании войны многие советские военнопленные были переданы СССР. Часть из них была расстреляна сразу же после возвращения на родину, другие были отправлены в лагеря в ссылку сроком до двадцати пяти лет. В военных лагерях Германии оставалось около тысячи пленных туркестанцев, которые выразили желание поселиться в Турции. К примеру, в турецком лагере в Йозгате 237 бывших советских солдат попросили у турецкого правительства политического убежища. Однако 23 февраля 1945 года СССР потребовал у правительства Турции вернуть солдат. 6 августа того же года 195 человек из лагеря в Йозгате были переданы Советскому Союзу через контрольно-пропускной пункт «Тыхмыс».

Туркестанцы оказались в безвыходном положении. Часть из них решила уехать в Америку, другие перебрались в Западную Германию. Только в 1949 году туркестанцы получили разрешение поселиться в Турции.

В 1975 году в честь празднования тридцатой годовщины Победы над гитлеровской Германией советское правительство амнистировало военнопленных. После этого некоторые люди, жившие в капиталистических странах, приехали на родину.

Туркестанские легионеры, 1943 г.

«Огорчался и плакал, что не сможет поехать к родным»

Во время беседы со мной родственники бывших пленных отмечали, что участники войны не любили говорить о годах, проведенных в плену, потому что опасались за судьбы живущих в Узбекистане родных. Одна из женщин рассказала, что отец ее мужа был известным узбекским ученым. «Муж никогда не говорил о войне и не переписывался с родными, - рассказывает она. - Когда Узбекистан объявил о своей независимости, он очень обрадовался. Мы стали готовиться к поездке на родину мужа на автомобиле, даже переделали салон для дальней поездки. Но он болел раком и попал в больницу. Сильно огорчался и плакал, что не сможет поехать к родным. Муж завещал мне, чтобы вместо него в Узбекистан поехала я. Он умер в конце 1991 года, а в мае 1992-го я полетела в Ташкент, чтобы исполнить последнее желание мужа, хотя боюсь летать самолетом. Его родственники встретили меня очень тепло. Из Узбекистана я привезла горсть земли и посыпала ею могилу мужа».

Атабек Хургенч (фото автора)

Очевидец тех событий Атабек Хургенч, несмотря на все мои расспросы, тоже тщательно избегал разговоров о том, что пришлось пережить во время войны. Он живет в городе Маниса, что находится в тридцати километрах восточнее крупного портового города Измир. Получение фамилии «Хургенч» после прибытия в Турцию является не только интересным фактом из жизни Атабека-ака, но и иллюстрацией к тому, как в Анатолии людям присваивали фамилии.

В родном кишлаке семью Атабека знали как Сандыкогли. Когда после Второй мировой войны по прибытию в Турцию чиновники спросили его фамилию, Атабек не понял вопроса, а по поводу места своего рождения ответил «Ургенч». Чиновник впервые услышал такое странное для себя название, и в графе «фамилия» он написал на свой манер «Хургенч», что на турецком означает «свободный молодой человек».

Он лишь раз произнес слово «Узбекистан»

В один из солнечных дней января 2008 года мы с моим земляком из Измира, семидесятичетырехлетним Мехметом Салихом Кавунджи, побывали в гостях у Атабека-ака. Вместе с женой Махпарой, турчанкой, он живет на третьем этаже пятиэтажного дома. Их дети с семьями живут в трех других квартирах, еще одну сдают в аренду.

Тетя Махпара, несмотря на свой возраст – 76 лет, - выглядит бодро и моложаво. Когда я подарил ей узбекскую расшитую национальную тюбетейку, которую в Узбекистане носят молодые девушки, тетя Махпара сразу надела ее на голову. Выяснилось, что в 1976 году ей удалось побывать в Узбекистане. Тетя Махпара говорит, что муж не любит смотреть фильмы о войне: «Я зову его к телевизору, когда показывают сюжет об Узбекистане, но он не хочет смотреть. Наверное, не желает, чтобы чувство тоски по родине опять вернулось».

Махпара Хургенч (фото автора)

Атабек-ака выглядит бодро, только слышит плохо, поэтому говорить, обращаясь к нему, надо погромче. Многие события он помнит детально и охотно о них рассказывает. За все время беседы он лишь один раз произнес слово «Узбекистан», когда затронул тему разделения Туркестана на пять республик. Его можно понять, так как существовавшее веками Хивинское ханство было завоевано большевиками в 1920 году, а Атабек-ака родился в Хивинской Советской Социалистической Республике, которая просуществовала до 1924 года.

Атабек Хургенч говорит, что ему восемьдесят шесть лет, хотя, по документам, он родился в 1923 году недалеко от Хивы, в кишлаке Шейх-мечеть (ныне Кошкупырский район) Хорезмской области, где и вырос. Его отец Саидбобо был знаменитым человеком, помогал местному медресе. В зажиточной семье росли пятеро детей: две девочки и трое мальчиков, Атабек был самым младшим.

- Я учился в медресе, но после прихода русских все начало меняться, - вспоминает он. – Когда мне было девять или десять лет, в медресе пришли три милиционера и под угрозой высылки в Сибирь приказали учителю-мулле закрыть медресе. Муллам сообщили, что их отправят в Ташкент на трехмесячные курсы для получения квалификации преподавателя нового алфавита. Но друг семьи Абдулла-эшон позвал меня к себе и сказал, что хочет поговорить с моим отцом, так как советская власть собирается уничтожить богатых.

Через месяц после этого события по улицам прошел жарчи (глашатай), который оповестил население о том, что всех мулл отправят в Ташкент на просветительские трехмесячные курсы. Абдулла-эшон отговорил отца от этой поездки, предположив, что, на самом деле, мулл отправляют в ссылку в Сибирь. И, действительно, поехавшие якобы в Ташкент люди уже больше не вернулись домой. После закрытия медресе Атабек начал ходить в советскую школу, где обучение велось на латинской графике.

«Куда угодно, только не на восток»

Когда началась Великая отечественная война, всех мужчин из семьи Атабека призвали на фронт. Попав на Московский фронт, Атабек встретил много солдат, которых привезли из мест отбывания ссылки.

В 1943 году, получив ранение от взорвавшейся рядом бомбы, Атабек попал в немецкий плен. В лагерь, где содержались советские военнопленные, приходил историк Баймирза Хайит и уговаривал их вступить в Туркестанский легион. «Мы обрадовались, узнав, что после войны Туркестан станет независимым, однако скоро русские перешли в наступление и выиграли войну».

- Чем Вы занимались в плену и в Туркестанском легионе? - спросил я.

- Нас привлекли к строительству дорог для прохождения танков. Потом мы отступили до берегов Балтийского моря, далее – поездом отправились в Польшу. По окончании войны мы были вместе с немцами. Потом сдались американским солдатам, попали в лагерь «Витильманд», который находился недалеко от Мюнхена. Наш земляк по имени Анвар предупредил, чтобы мы ни в коем случае не сдавались англичанам, так как они имеют с русскими секретное соглашение, по которому советских пленных выдают СССР. Во Франкфурте-на-Одере Анвара и других пленных загрузили в вагоны и, сообщив, что их отправляют на родину, передали русским. Когда Анвар подошел к вагону, один советский солдат, туркмен по национальности, сказал ему, что всех пленных, которых отправили предыдущим составом, убили в лесу на территории Польши. Он помог Анвару сбежать.

- Когда Вами было принято решение поехать в Турцию?

- В вопросе о том, в какой стране надо просить убежище, туркестанцы разделились на две части. Одни хотели в Америку, другие – в Турцию. На родину обратной дороги не было. Опасаясь Советского Союза, который пригрозил захватить северо-восточные районы Турции, Исмет Паша (Исмет Инену, тогдашний президент Турции. - Прим. ред.) отказался принимать военнопленных из Туркестана.

Посольство Турции в Германии не функционировало, и мы обратились в турецкое консульство во Франкфурте, служащий которого посоветовал нам отправиться в посольство Турции в Швейцарии, заметив, что консул придерживается националистических взглядов и обязательно нам поможет. Вскоре швейцарский консул приехал в наш лагерь, побеседовал с нами и пообещал, что заберет нас в Турцию. Но вскоре произошла драка между туркестанцами и греками, которые приняли нас за турков и решили отомстить за исторические поражения своих предков.

После драки американский начальник лагеря сказал нам, что отныне в лагере нас не будут кормить и чтобы мы убрались восвояси. Это стало поводом для того, чтобы нас отпустили в Турцию. Дали нам на руки по пятнадцать долларов. Сначала мы добрались до Милана, оттуда на корабле прибыли в Стамбул. Это было где-то в 1948-1949 годах.

- Как Вас встретила Турция?

- В Турции у нас никого не было, нас отправили в лагерь в Тузлу близ Стамбула. Замначальника лагеря оказался киргизом и отнесся к нам очень доброжелательно. Он сказал мне: «Куда же тебя отправить, Атабек? В Измир, Эскишехир, Анкару? А может быть, хочешь на восток?» Я ответил: «Только не на восток, я оттуда прибыл». Мы посмеялись, так как на востоке находилась граница с СССР. Меня отправили в Манису.

- Как жилось в Манисе?

- Сначала нас поселили в памятнике истории – на постоялом дворе. Я начал работать электриком, этой профессии выучился еще в Германии, когда в мои руки попала книга об электриках на немецком языке. Благодаря знанию языка скоро устроился на высокооплачиваемую работу на завод, принадлежащий немцам. Женился на местной турчанке и первое время жил в доме тестя как примак. Потом правительство предоставило всем переселенцам дома.

- Сколько семей туркестанцев было в городе?

- Вначале было сорок, потом эта цифра возросла до семидесяти. Мы образовали Общество туркестанцев.

- Удалось ли Вам побывать в Узбекистане?

- В начале 1970-х годов один знакомый земляк, турок-месхетинец из Мерсина, ездил к своим родственникам в Бухару. Перед поездкой я написал ему адрес и данные свои родных. Он нашел их и передал мне письмо в ответ. Мы стали переписываться. Однажды знакомый сказал, что моя стопятилетняя мать просила меня приехать, угрожая в ином случае отречься от меня как от сына (по-узбекски: «берган сутимга рози булмайман»). А я уже вышел на пенсию, получал хорошие деньги за выслугу лет и планировал вместе с женой совершить хадж. Но имам местной мечети сказал, что свидание с матерью равносильно хаджу. После этого я поехал в Анкару, где с большим трудом получил советскую визу, мне помогла сотрудница посольства, которая была уроженкой Ташкента.

Долгожданное свидание

- Десятого апреля 1976 года мы отправились в путь вместе с пятнадцатилетним сыном и пятилетней дочкой, - подключилась к беседе Махпара Хургенч. - На автобусе поехали до Карса, оттуда добрались до Армении. Из Ленинакана (ныне – Гюмри) поездом доехали до Тбилиси, а потом самолетом долетели до Ташкента. Из-за погодных условий наш рейс в Ургенч вылетел поздним вечером. Несмотря на то, что мы давали родственникам телеграмму, в аэропорту нас никто не встретил. Помогли люди, которые посадили нас в автобус, следовавший до города. Потом на такси поехали в Кошкупырский район, в колхоз Карла Маркса. Долго искали нужный дом, так как на улице никого не было. По дороге встретили парня, который оказался племянником Атабека. Мы поехали в дом моей свекрови, где в считанные минуты нас окружила толпа людей. Когда вошли в дом, свекровь достала из сундука платок и надела на меня.

- Мама узнала меня после того, как рукой пригладила заднюю часть моей головы: у меня там есть маленькое углубление, которое образовалось из-за долгого лежания в колыбели, - продолжает рассказ Атабек Хургенч. – Со словами «Ах сынок ты мой, родненький, все эти годы я ждала тебя» мама заплакала, обняв меня.

- Вы сразу узнали маму?

- Да, сразу. Пришли много гостей, которые, указывая на меня, говорили: «Да, это на самом деле Атабек, его имя есть даже на памятнике». На следующее утро ко мне пришел председатель махалли (квартала), посадил меня в машину и куда-то повез. Я спросил его: «Куда ты меня везешь? Убивать?» Он сказал, что хочет мне кое-что показать. Приехали в районный центр к памятнику Неизвестному солдату. Председатель показал начертанные на нем мои имя и фамилию - «Атабек Сандыкогли». Я очень удивился, не знал, как реагировать. «Никому об этом не рассказывай», - предупредил меня председатель.

Через две-три недели нас пригласили в райцентр на празднование Дня победы. Я думал, что мое имя уже удалили с памятника, но – нет, все было по-старому. В детстве у меня был один друг, с которым я все время дрался. Так он подошел ко мне и говорит, что сдаст меня властям. А я ответил ему, что приехал, получив визу Советского Союза, и ничего со мной не произойдет.

- В честь нашего приезда зарезали быка и сыграли свадьбу, - вспоминает Махпаре Хургенч. - Меня научили узбекским обычаям, которые должна блюсти невестка. Я была удивлена тому, что мужчины пили очень много водки и заставляли пить мужа, но он ни капли не взял в рот. А дети быстро нашли общий язык с родственниками. Нас снимало телевидение, правда, как я потом узнала, эту видеозапись показали только через два года. Нас угостили дынями, хотя во дворе стоял конец апреля.

- Во всех домах пользовались очень дешевым природным газом. К нашему великому удивлению, огонь никогда не гасили, - отмечает Атабек Хургенч. - В Узбекистане мы пробыли два месяца. Мама хотела поехать с нами в Турцию, я долго не мог ее отговорить. В аэропорту сказал, что билетов не осталось и повезу ее следующий раз. Мама умерла в возрасте ста восьми лет. Об этом нам написал мой брат Балтабай. Он дважды приезжал в Турцию, первый раз - в 1982 году. К сожалению, уже несколько лет мы не переписываемся, и я не знаю, как они там, в Узбекистане.

Атабек Хургенч угощает автора пловом

…Долго продолжалась наша беседа. Меня угостили узбекским пловом, который Атабек Хургенч приготовил собственными руками. За тысячи километров от родины.