Хабибулла, сын Рашида¹ - продавца винограда, таджика из деревни Калакан что в километрах 40 на север от Кабула, ставший на девять месяцев 1929 года эмиром Афганистана - еще одно действующее лицо истории среднеазиатской эмиграции. В Афганистане он известен как Бачаи Сако – сын водоноса. Большинство авторов и современников сходятся на том, что смелость и авантюризм в Хабибулле-Бачаи Сако сочетались с честолюбием и большой набожностью. В этом Хабибулла походил на кашгарца Якуббека и бухарца Ибрагимбека. Также как и Энвер Паша и дунганин Ма Джунин, Хабибулла мечтал об объединении мусульман Средней Азии.

Из биографии

Бачаи Сако

Афганский писатель, ученый и общественный деятель Халилулло Халили (1907-1987) написал исторический роман «Айер-е аз Хуросон. Амир Хабибулло-ходими дин-и Расул улло» («Удалец из Хорасана: Эмир Хабибулла - служитель правоверной религии»), посвященный герою настоящего очерка. Его произведение основано на личных наблюдениях и потому представляет особую ценность как литературная традиция. В отличие от подавляющего большинства афганских авторов, Халили симпатизирует Бачаи Сако и представляет его как героя мусульманского движения.

Итак, Хабибулла родился в Калакане примерно в 1890 г. Как и Ибрагимбек, Хабибулла был недоучкой. Он так и не закончил курс обучения в медресе. Его отец прославился тем, что разносил воду афганским бойцам во время II англо-афганской войны 1878-1880 гг. Вместе со своим отцом Бачаи Сако работал в саду Мухаммад Хусайн Хана (отца своего будущего биографа Халилуллы Халили), финансового чиновника при Аманулле. В детстве Хабибулле приходилось время от времени продавать виноград на базаре, что было весьма скучным для него занятием. В 1919 г. он поступил на воинскую службу. Он участвовал в войне 1919 г. с Англией в качестве бойца Парачинарского полка под командованием сипахсалара Надир Хана. Устод Халилулло Халили, писал, что Хабибулла глубоко сочувствовал борьбе бухарцев против Красной Армии. Вместе с другими жителями северных провинций он видел наплыв многих тысяч среднеазиатских эмигрантов, слушал их рассказы о падении священной Бухары, приходе русских, жестокости красных войск. По свидетельству Халили, Хабибулла бывал в Кала-и Фату, в саду, принадлежавшем Алим Хану. Ловкий молодец привлек внимание эмира-изгнанника и тот предложил Хабибулле пойти к нему в услужение. Лоло (что означает «старший брат». Так звали Хабибуллу его товарищи) ответил:

«У меня есть отец и мать, которым я служу. Поэтому я вынужден отказаться от вашего предложения. Но когда вы решитесь на священную войну с неверными - позовите меня».²

Это был образцовый ответ мусульманина, преданного своим родителям и святой религии. Вскоре, по словам Халили, такая возможность представилась. Во время антисоветского восстания в Восточной Бухаре под руководством Энвер Паши в 1922 г. в Бухару были отправлены отряды, состоявшие из добровольцев Пандшера. В этом отряде был мавлави Абулхай и Хабибулла Калакани, будущий эмир Афганистана. В частности, Бачаи Сако воевал в окрестностях Душанбе холодной зимой начала 1922 г.³

Возможно, утверждение Халили о персональном участии Хабибуллы в мусульманском освободительном движении в Восточной Бухаре является плодом авторского вымысла. Однако этот факт вполне вписывается в контекст общей исторической обстановки, сложившейся в регионе в 1920-х гг.

Вскоре Хабибулла поступает на военную службу в «Кит’а-и намуна» (образцовый полк), которым командовали турецкие офицеры, в частности? соратник Энвера - Джемал Паша. Основанием для приема на службу сына водоноса («бачаи сако», или «бача-и сакао» на дари) послужило, якобы, письменное свидетельство, выданное в свое время генералом Энвер Пашой смелому «зобиту» (офицеру).⁴ Успешной военной службе в афганской армии способствовали навыки, приобретенные Хабибуллой во время борьбы с Красной Армией в Восточной Бухаре в 1922 г.

Во второй половине 1920-х гг. Афганистан сотрясали непрерывные народные восстания под руководством Муллои Ланга, Абдул Карима и др. Хабибулла, будучи солдатом афганской армии, принимал участие в их усмирении. Вскоре по обвинению в совершении дисциплинарного проступка Хабибулла попадает в тюрьму в родном Калакане, но бежит. Оказавшись на воле, он собирает небольшой разбойничий отряд. Он был такой же полу-бандит и полу-солдат, как дунганин Ма Чжунин (о котором речь пойдет в следующем очерке) и бухарец Ибрагимбек, которого тяготила рутина крестьянской и армейской жизни. В своем Кухдомане он помышлял грабежами и взиманием «доли» с проходящих караванов, что, впрочем, не было таким уж скандальным и редким занятием в Афганистане. Его смелость привлекает оппозиционное духовенство, в частности сторонников Насруллы, брата Амануллы. Надо сказать, что антиправительственная пропаганда находила живой отклик в душе бунтаря. Как и в случае с Ибрагимбеком, успех карьеры Хабибуллы был обеспечен не только личными качествами лидера и удачей, но и в значительной степени поддержкой народной массы и духовенства. Хабибулла считал себя мюридом Шамс ул-Хака Муджаддеди Кухистани – пира Гулбахара. Муджаддеди были и остаются влиятельнейшим накшбандийским кланом Афганистана.

Восстание

Осенью 1928 г. в Афганистане зреет недовольство реформаторской политикой Амануллы и преследованиями влиятельных религиозных лидеров, в частности известного Хазрата Сахиба Гуль Аки из Шур Базара.⁵ Хазрат Гуль Ака был известен тем, что в 1923 г. в присутствии всего двора бросил под ноги Аманулла Хана проект конституции, заявив, что это работа коммуниста, но никак не мусульманина.

Хан Аманулла, король Афганистана

Герой англо-афганской войны, генерал Надир Хан, (старший в клане Мусохибан из пуштунов мухаммадзай дуррани), который находился в изгнании во Франции, также был недоволен реформами Амануллы и засильем турецких офицеров.⁶ Центром народного недовольства стали преимущественно таджикские Кухдоман, Кухистан и Тагао, расположенные к северу от Кабула.

Хабибулла становится популярным, организовав отпор эмирскому отряду, посланному арестовать оппозиционного муллу Тагао. Постепенно число бойцов Хабибуллы возрастает с 11 до 400. В ноябре 1928 г. Бачаи Сако совершает рейд в своем родном Кухдомане, убивает ряд правительственных чиновников. Одновременно, в ноябре 1928 г. восстают пуштуны шинвари в районе Джалалабада, что к востоку от Кабула. Необходимо отметить, что с афганской точки зрения это не были стихийные действия, в том смысле, что они были санкционированы религиозными лидерами (как и в Бухаре в 1921-1922 гг.). Санкция в форме «фетвы» (мнения) выдавалась авторитетными суфийскими лидерами, муллами, уламо. Фетвы содержали ссылки на Коран, хадисы и прецеденты исламской истории. Они были обязательным условием неподчинения гражданскому правительству и применения насилия в отношении несогласных мусульман. Без фетвы, в частности, нельзя было нападать на Кабул, столицу государства.

Сам Аманулла, уверенный в своей правоте и настойчивый в стремлении довести до конца свои реформы, рассматривал противостояние с повстанцами с позиций джадидизма, то есть как конфликт реформатора с невежественными муллами, как борьбу знания против невежества.⁷ Он не замечал или не желал замечать социальные, политические, самое главное – культурные факторы восстания, а именно стремление людей бороться до конца за сохранение своей идентичности. Для афганцев, в частности, был совершенно неприемлем запрет на ношение хиджаба, светское обучение юношей и девушек и многие другие новшества, насаждавшиеся администрацией короля. Восставшие были готовы броситься вызволять афганок, посланных Амануллой на учебу в Турцию. Для них было также неприемлемо, что русские, пилотирующие самолеты, принадлежавшие Афганистану, мечут бомбы на головы мусульман, пусть даже восставших против своего правительства.⁸ Конечно, эта важная культурно-религиозная мотивация могла искажаться и подвергаться коррупции, когда дело доходило до конкретного действия. В частности, религиозные лидеры, которые знали, как запускать механизм протестной мобилизации, могли манипулировать своими сторонниками, привлекая их на ту, или другую сторону. Уламо (религиозные эксперты), муллы, харизматические неформальные религиозные лидеры Афганистана представляли сложное многообразие этно-конфессиональных и племенных афганских структур и неудивительно, что их санкции могли быть направлены как в поддержку, так и против Бачаи Сако. И наконец, еще одно немаловажное обстоятельство необходимо иметь ввиду для понимания политической обстановки Афганистана. Религиозные лидеры были частью народа, но они были и важным политическим классом, боровшимся за свое выживание и видевшим угрозу в политике Амануллы. Последнее обстоятельство оказалось решающим в обеспечении победы восстания и падении Амануллы.

В то время и позже, многие говорили о роли Англии в подстрекательстве восстания шинвари в Джалалабаде и поддержке самого Бачаи Сако. Эти слухи не были лишены основания. Сами повстанцы не раз заявляли, что у них нет претензий к англичанам. Последние платили восставшим той же монетой. Так, английский врач 18 декабря оказал помощь раненному Хабибулле. В то же время многие слухи, в частности о деятельности знаменитого Лоуренса Аравийского в Афганистане не подтверждаются. Подобного рода заявления в обилии встречались в советской прессе, пытавшейся связать Хабибуллу-Бачаи Сако, бывшего эмира Алим Хана и английских разведчиков в единый заговор, направленный против СССР.

На самом деле, задачи Англии были куда более прозаичны - сохранить Афганистан как стабильное, но отсталое буферное государство. По этой причине англичане предпринимали необходимые меры для того, чтобы остановить реформаторскую политику Амануллы.⁹ Им нужен был дружественный и стабильный Афганистан, в то время как Аманулла был не состоянии обеспечить ни того, ни другого. Для Афганистана больше подходит теократическая модель, управляемая мусульманским истеблишментом, считали англичане.¹⁰ Поэтому, когда сакоисты вступили в пределы Кабула, английский посол поспешил заявить о своем нейтралитете и невмешательстве, что многими интерпретировалось как отказ помогать Аманулле и фактическая поддержка Бачаи Сако.¹¹ В частности, англичане задержали отправку вооружения, закупленного Амануллой во время его визита в Англию в марте 1928 г. Оружие, которое находилось в Индии, в нескольких десятках километров от границы, могло помочь Аманулле в борьбе с восставшими. Английская политика невмешательства и задержки отправки оружия сыграла на руку Хабибулле. Однако, как покажут дальнейшие события, Хабибулла-Бачаи Сако был для англичан скорее инструментом для того, чтобы убрать Амануллу, нежели той фигурой, которую они хотели бы видеть главой Афганистана.

В середине декабря Кабул окружили войска повстанцев Хабибуллы, а пуштунские племена перекрыли дорогу на Джалалабад и Индию. Северяне, числом до 2000 во главе с Бачаи Сако и его верным другом Саид Хусайном, атаковали и заняли высоту Боги Боло близ Кабула. Аманулла оказался меж двух огней, Бачаи Сако на севере и шинвари на востоке. Стремясь хоть как-то ослабить напряжение, он сделал попытку подкупить Бачаи Сако, выплатив ему 400000 рупий и сделав его своим генералом в обмен на обещание прекратить нападения сроком на 6 месяцев.¹² Это был ловкий ход, целью которого было стравить кухдоманцев с шинвари. Король также ввел военное положение и призвал племена в свою поддержку. Тем не менее, восстание набирало обороты. В самом конце года совет улемов северных провинций выпустил фетву с осуждением Амануллы. Было также повсеместно объявлено, что Бог создал двух молодых, смелых, и гордых человек для службы религии.¹³ Этими двумя служителями были эмир Хабибулла из Кухдомана и его верный заместитель Саид Хусайн из Чарикара. 13 января Бачаи Сако был объявлен Хабибуллой Вторым и коронован пиром Тагао – лидером мусульман долины Шамали (на север от Кабула до долины Пандшер). Саид Хусайн (родом из семьи таджикского феодала) стал «наиб ас салтана» – правой рукой и военным министром Хабибуллы-Бачаи Сако.

В начале января наступившего, 1929 года Аманулла решил пойти на уступки и принял решение о закрытии женских школ и создании специального совета для «следования исламским принципам» с включением в него влиятельных религиозных лидеров. Затем последовал указ об отмене призыва в армию («хашт нафар»), регулирования одежды и прочих новаций. 16 января он освободил Гуль Аку и других своих оппонентов, наказав им договориться с Бачаи Сако. Однако уступки явно запоздали. К восставшим стали переходить бывшие сторонники короля, в их числе члены шахской семьи.

Аманулла и его союзники

Следует согласиться с утверждением, что человеку, любящему властвовать любой ценой, везет больше, чем тому, для которого власть нужна для достижения определенной цели.¹⁴ Ко вторым относился Аманулла. Он был одним из блестящих мусульманских лидеров начала ХХ века, который старался реформировать традиционалистское общество. Дарованную, благодаря его происхождению, власть он использовал для модернизации афганского общества путем заимствования достижений неисламских цивилизаций и культурного синтеза с Европой. При этом ему удалось сплотить афганцев под знаком объединяющего национализма только для отражения внешней английской агрессии в 1919 г. В своей внутренней политике он настроил против себя уламо, суфиев и многие племена. В то время, когда толпа повстанцев с дикими криками брала штурмом Кабул, кто-то мог утешить Амануллу и напомнить, что он проиграл как реформатор, но не как король. Однако для самого Амануллы было важнее, что он проиграл в принципе и потому технические детали, тактические приемы сохранения власти уже не имели для него значения. Позже, из Кандагара он делает запоздалые попытки вернуть власть, но без особого энтузиазма, что и сказалось на результате. Ему нужна была власть, для того чтобы вести афганцев туда, куда он считал нужным, а не для того чтобы делить ее с муллами и маликами. Он пытался воссоздать обстановку, которая позволила бы ему возобновить начатые реформы. Однако шансы на успех таяли день ото дня. Утешением для Амануллы могло быть осознание того, что единственным удачливым мусульманским реформатором того времени оказался Мустафа Кемаль Ататюрк, заменивший тюрбаны европейскими шляпами и отказавшийся от арабского шрифта в пользу латиницы. Туркам удалось выйти на путь модернизации традиционалистского общества путем отказа от прежнего социального опыта и проведения вестернизации сверху, но они оставались одиноки со своим уникальным опытом. Аманулла пытался повторить турецкий опыт и сделать его прецедентом для других мусульманских обществ, но – увы! В афганском обществе он оставил горькое наследие недоверия к имитационным, догоняющим, лишенным культурной оригинальности прозападным новациям.

Принципиальными союзниками Амануллы были кемалистская Турция, а также «туркестанцы» - эмигранты их числа светских националистов и пантюркистов, объединенных в т. н. Туркестанское национальное общество (ТНО). Последние, если верить башкиру Ахмад Заки Валидову, в конце декабря 1928 г. обороняли от кухистанцев здание МИДа и королевского дворца в Кабуле. В числе тех, кто защищал Амануллу Хана, были курбаши Куршермат (из Ферганы) и Хамракул (самаркандец), специально приехавшие, якобы, из Стамбула.¹⁵ В Кабуле к ним присоединился каратегинский таджик Фузайл Максум.

«Не наше дело, кто из членов династии будет управлять этой страной, но мы всячески будем защищать ее независимость...Пусть вспыхнет на афганской территории война между Англией и Россией, роль Туркестанского Национального Объединения не будет хуже китайского Гоминьдана. Пусть кто угодно на нас клевещет»,

- писал Валидов 17 января 1929 г.¹⁶ В тот момент, Германия и Турция начали подозревать англичан в причастности к свержению короля и потому склонялись к тому, чтобы поддержать Амануллу. Ахмад Заки Валидов пытался убедить немцев в том, что Афганистан вот-вот станет ареной англо-советской войны и ТНО удастся, подобно Гоминьдану, возглавить афганское национальное движение и, изгнав сначала Англию, а затем СССР из Афганистана, установить национальную республику. Тоган и его последователи мечтали повторить опыт Сунь Ят-сена, сумевшего отстоять независимость Китая как от большевиков, так и от японцев. В этом свете, ТНО и Валидов выступают чересчур самонадеянными, или не совсем адекватными политиками, не знакомыми с афганскими реалиями. Скорее всего, эти громкие заявления были предназначены для того, чтобы произвести впечатление на немцев, на иждивении которых находились туркестанские эмигранты.

Тем не менее, какое-то время туркестанцы с оружием в руках защищали короля. Ибрагимбек также подтверждает, что Куршермат получил от Амануллы 20 винтовок для подавления восстания в Джалалабаде. По этому поводу Ибрагимбек говорил следующее:

«В Джалалабаде или его окрестностях Куршермата как следует пощипали, он оскандалился, и продолжительное время где-то скрывался, боясь появляться в Кабуле. Когда Кабул занял Бачаи Сакао, он тоже спустя некоторое время появился, но оборванный и обобранный. Месяца три-четыре он не получал субсидии и потом, уже кажется при Надире снова начал получать».¹⁷

Таким образом, среднеазиатская эмиграция в вопросе поддержки Амануллы разделилась. Его союзниками выступили только «туркестанцы». По словам того же Ибрагимбека, Куршермат был в добрых отношениях почти со всеми министрами правительства Амануллы.¹⁸ Основная же масса бухарцев, в том числе Алим Хан и Ибрагимбек приняла противоположную сторону – Бачаи Сако.

Другими искренними сторонниками Амануллы были индийские мусульмане, выступавшие за «халифат», направленный против британского владычества. Индийские халифатисты не забыли помощь короля Афганистана, оказанную им в 1919 г. Однако это обстоятельство, то есть связь с индийскими мусульманами, делало Амануллу еще более нежелательной фигурой в глазах англичан.

И, наконец, внутри Афганистана Амануллу поддержали хазарейцы, которые были благодарны ему за освобождение от рабства. Хотя их военная поддержка была не совсем последовательной, она сыграла свою роль в сдерживании сакоистов.

У короля был шанс, заручившись поддержкой своих сторонников броситься в последний бой. Но Аманулла решил отступить. 14 января он отрекается от престола в пользу своего брата Иноятуллы и, не забыв прихватить с собой большую часть казны,¹⁹ отправляется в Кандагар – оплот шахской, пуштунской власти. Правление флегматичного и не наделенного особыми талантами Иноятуллы - последнего из прямых потомков Амир Дост Мухаммада длилось всего три дня. Иноятулла, следуя настойчивым советам Хазрата Шур Базара (Гуль Аки), отрекся от престола и присягнул на верность Бачаи Сако, провозглашенного к тому времени падишахом. После этого мятежники занимают Кабул и Арк.

Бачаи Сакко - эмир Афганистана

Взойдя на престол 18 января 1929 г. новый эмир Бачаи Сако известный также как Хабибулла Калакани, или Хабибулла Второй, выпустил манифест с перечислением нарушений шариата, допущенных Амануллой. Правление Амануллы было представлено им как «наихудшая тирания, которой когда-либо подвергались мусульмане». Им был отменен закон о воинской повинности и все незаконные, с его точки зрения, налоги. Были также закрыты все школы, открытые во время Амануллы. С самого начала Бачаи Сако выступил не как сильнейший племенной вожак, или (национальный) лидер таджиков, а как мусульманский правитель. Как таковой, Хабибулла стремился распространить свою власть и влияние не только на афганцев, но и всю умму, в частности на Индию и Советскую Среднюю Азию. Он призвал к борьбе за освобождение Бухары, а также обещал привезти в Кабул из Индии мусульманскую святыню - сандаловые ворота.²⁰ Файз Мухаммад – летописец того периода, хазареец, который пострадал от режима Хабибуллы (был избит за невыполение задания) по этому поводу язвительно заметил:

«Хабибулла-хан постоянно выступает с заявлениями, для исполнения которых у него нет ни сил, ни возможностей. Он часто бравирует, что захватит не только Индию, Бухару и Русский Туркестан, но и Москву (Маскаб) и посадит на трон бухарского эмира.»²¹

На самом деле, население северных провинций – Балх, Маймана, Герат, в том числе и эмигранты, положительно восприняли весть о новом эмире.²² Одним из первых поддержку новому эмиру оказал влиятельный алим (ученый) Деобанда (медресе в Индии) Мавлави Абулхай, который воевал плечом к плечу с Энвером и самим Бачаи Сако (если верить Халили) в Бухаре в 1922 г. Алим Хан, который почти 8 лет до этого безвыездно провел в своей кабульской резиденции, также воспринял свержение Амануллы и успех своего старого знакомого Лоло с большим оптимизмом. Бывший эмир Бухары мог причислять себя к жертвам режима Амануллы не только потому, что тот держал его фактически под домашним арестом и заигрывал с его заклятым врагом – СССР, а и по весьма прозаической, если не анекдотичной причине. Дело в том, что однажды Алим Хан был задержан полицейским на улице Кабула за … чалму, то есть нарушение приказа короля не надевать чалму, а отдавать предпочтение европейским головным уборам, в частности шляпам.²³ Для Алим Хана, считавшего себя правителем Благородной Бухары, ношение шляпы взамен чалмы было немыслимо. Естественно, он с восторгом отнесся к восшествию «Хабибуллы-служителя религии». Файз Мухаммад утверждал, что Бачаи Сако вошел в контакт с Алим Ханом еще до нападения на Кабул в 1929 г., а после восшествия на престол увеличил выдававшуюся ему предыдущим правительством субсидию в несколько раз.²⁴

Ибрагимбек подтверждает сведения о том, что бухарские эмигранты поддержали нового эмира. Он свидетельствовал, что Бачаи Сако в первые дни своего правления встретился с Алим Ханом и имел с ним теплую беседу.²⁵ Вскоре и сам Ибрагимбек был принят новым эмиром.

«Долго я у него не задержался, совершив по существующему мусульманскому обычаю приветственный ритуал»,

вспоминал Ибрагимбек.²⁶ Как утверждает Халили, это была не первая и не последняя встреча двух героев мусульманского движения в Средней Азии. Впервые они увидели друг друга в начале 1922 г. в городе Душанбе, во время совместных действий против Советской власти.²⁷

В отличие от Ибрагимбека, Хабибулла был неплохим и достаточно гибким политиком. Основу его войска составляли не только этнические отряды (как у Ибрагимбека), но и рекруты, набранные по принципу (государственной) воинской повинности и мюридской (религиозной) солидарности.

Несмотря на несомненные выдающиеся личные качества, Бачаи Сако имел мало шансов остаться на престоле по одной простой причине – он был простолюдин и не-пуштун. В прессе того времени и листовках, оппозиционная Аманулле ортодоксальная уламо (религиозные эксперты) и суфийские лидеры пытались легитимизировать восшествие Хабибуллы как исламского эмира в противовес Аманулле, основа правления которого представлялись сакоистами в виде племенной пуштунской солидарности. Сына водоноса провозгласили «Амир Хабибулло Гози – Хадим-и дин-и Расул Улло» («Эмир Хабибулла воитель, служитель правоверной религии»). В основе такого решения был положен извечный исламский идеал – создание государства, скрепленного общей верой, а не кровным родством. По замыслу Хабибуллы и его сторонников, строительство нового - исламского Афганистана, должно было начаться с победы над трайбализмом, подобной той, которая была одержана Пророком Мухаммадом в Медине, когда он добился невероятного для любого кочевого общества успеха, объединив своих соплеменников-курейшитов с другими слоями арабского (мединского) общества, в том числе христианами и иудеями. В то время, во время хиджры (622-627 гг.), поддерживавшие Мухаммада курейшиты-мухаджиры, сплотились с мединским обществом против мекканцев, среди которых было немало «своих» курейшитов. Тем самым, вера была поставлена выше зова крови. Не зря, именно с хиджры берет свое начало исламская история. «Нет в исламе генеалогии», говорится по этому поводу в Коране. С самого периода четырех праведных халифов, мусульманское общество тщетно пытается воплотить этот идеал и достичь справедливого, совершенного политического управления в духе раннего ислама. В газете «Хабиб уль-Ислам», выпускавшейся сторонниками Хабибуллы, была опубликована статья, которая может быть расценена как попытка подвергнуть критике трайбализм афганского общества и убедить упрямых пуштунов в том, что и сын водоноса может стать их правителем, если он служит праведной религии:

«Можно гордиться племенем, только если в нем есть великие личности. Но Али, четвертый халиф, сказал, что величие достигается трудом, а не наследуется. Ныне же, людей судят по происхождению, а не достоинствам».²⁸

В этом смысле, было бы неверным трактовать Бачаи Сако обыкновенным “исламским фундаменталистом”. Его правление, хоть и длилось меньше года, способствовало критическому переосмыслению архаической, пуштуноцентристской идеи трайбалистского Афганистана. Его джихад – это религиозно мотивированное действие в конкретном социальном контексте. Однако, в конце 1920-х гг., сыну бедного таджика не удалось преодолеть афганскую вольницу, пуштунский шовинизм и вызовы ХХ века. Для большинства афганцев Хабибулла был и остается босяком Бачаи Сако, сыном водоноса, то есть выходцем из низшего сословия, не-пуштуном и бандитом.

Вопреки стараниям нового правительства сохранять порядок в столице, страна сползала в опасную анархию. Хазараджат, Вардак, Кандагар, Пактия, Нангархар не думали подчиняться новому эмиру. Политическая дестабилизация привела к взлету цен.²⁹ Несмотря на тесные контакты с сакоистами и тайную поддержку, англичане приняли решение об эвакуации своей миссии. Это послужило знаком того, что новое правительство не в состоянии обеспечить безопасность иностранных миссий. Эвакуация началась 23 декабря и продолжалась до 25 февраля 1929 г. За два месяца было сделано 82 авиарейса и перевезено 586 пассажиров. Операция проходила в трудных условиях зимы, в горной стране. При этом никто из пассажиров не пострадал. Эта была первая в мире эвакуация воздухом.³⁰ В числе тех, кто пытался пробраться на английский самолет, был наш Алим Хан. Несмотря на свои заверения в поддержку Бачаи Сако, он решил воспользоваться неразберихой и избавиться от афганского плена. Алим Хан послал своего шофера с письмом к английскому посланнику сэру Френсису Хэмфрису, но тот отказался предоставить бухарцу место в самолете.³¹

Одновременно с отбытием англичан, в Бомбей из Европы прибыл Надир с двумя братьями – Шах Вали и Хашимом (третий брат Шахмахмуд в это время в качестве посланника Бачаи Сако находился среди южных племен). В начале, Надир проявлял максимум осторожности, не высказывая своих истинных намерений.

Правительство и сам эмир делали все возможное, чтобы навести порядок в столице. В частности, в это время не пострадал никто их иностранцев. Стремясь достичь соглашения с пуштунами и в тоже время изолировать и ослабить своего главного противника – Амануллу (которого поддержали кандагарцы), Бачаи Сако искал контактов с семьей Мусохибан, во главе со старшим из братьев – Надир Ханом, послом Афганистана во Франции. Бачаи Сако намеревался встретить Надира с почестями и сделать его премьером своего правительства. С этой целью в начале февраля он направил в Бомбей эмиссаров – своего кузена Ахмадшаха и престарелого Абдулазиза – дядю по матери Хашим Хана (одного из братьев Мусохибан). Одновременно в Индии сакоистами были предприняты меры для того, чтобы позвать другого влиятельного оппонента Амануллы - Хазрата Шер Аку.³² Экклезиасты-накшбандийцы Муджаддеди и влиятельнейший пуштунский клан Мусохибан были именно теми фигурами, которые могли быть признаны как борющимися сторонами, так и всем афганским народом. Дух религии и сила племен - это то, что представлял собой Афганистан. Это понимали как Аманулла, так и Бачаи Сако. В конечном счете, решающую роль в будущем Афганистана опять сыграли англичане. Именно они способствовали появлению Мусохибан на политической арене Афганистана. Одновременно, Англия фактически перестала рассматривать Амануллу как легитимного правителя, заслуживающего помощи.

В такой ситуации у Амануллы и его сторонников - Тарзи, Гулям Сиддика и других - не оставалось другого варианта, кроме как просить помощи у СССР. Уже 8 февраля 1929 г. на кандагарскиом аэродроме приземлились советские самолеты. На борту было 8 русских, в том числе сотрудник МИДа Соловьев. Они привезли то, в чем очень сильно нуждался Аманулла – телеграфный аппарат для связи с окружающим миром.³³

Тем временем, в Афганистане началось то, против чего всегда боролись все эмиры, начиная с Абдурахмана – а именно появление местных эмиров и царьков, не подчиняющихся центральному правительству. Наметилась прямая угроза дезинтеграции Афганистана, в частности отложение северных провинций, которые имели все основания надеяться, что ненавистному пуштунскому господству пришел конец. Несмотря на кажущуюся хаотичность расстановки противоборствующих сил, были какие-то более или менее устойчивые группы солидарности. Основу нового режима составляли северяне, прежде всего таджики. Наибольшую оппозицию северянам Бачаи Сако оказали, конечно, пуштуны, особенно кланы садозаи и баракзаи, которые правили страной с 1747 г. Если сакоисты искали свою главную опору в землячестве и религии, то их противники целиком полагались на племенную пуштунскую солидарность. Несмотря на то, что новому эмиру удавалось наносить военные поражения своим врагам, их число не уменьшалось. Племена мобилизовали новые и новые отряды из числа момандов, африди и других племен Британской Индии. Расположенный по обеим сторонам англо-афганской границы «Пуштунистан» явился неиссякаемым источником пуштунской мощи и упрямства, преодолеть которые не удавалось никому.

Это прекрасно понимал и Бачаи Сако. Он надеялся не столько на военную силу, сколько на дипломатические усилия и переговоры. В марте 1929 г., украсив кабульский аэропорт специально построенной аркой, он с нетерпением ожидал приезда Надира. В то же самое время, Аманулла в Кандагаре надеялся, что Надир придет именно к нему. Надир Хан же разочаровал обоих. Восьмого марта он вступает на афганскую землю, покинутую им пять лет тому назад, а 22 марта 1929 г. на джирге (съезде) представителей южных племен Надир Хан ставит вопрос о законности правительства Бачаи Сако. От имени пуштунских племен он бросает вызов Бачаи Сако. Но кухдоманец был таким же жестким и непобедимым афганцем, как и пуштуны. В ответ на письмо Надира с угрозами, Хабибулла ответил:

«До тех пор, пока я жив, трон, завоеванный мною мечом и находящийся в моих сильных руках, я не оставлю».³⁴

Разъяренный Хабибулла отдает на разграбление дома и имущество семьи Мусохибан. Тем не менее, на протяжении всего своего правления он не оставляет попыток склонить на свою сторону Надир Хана и его братьев, так как понимает, что без достойного решения пуштунского вопроса Афганистан не сможет существовать. Сохранение целостности Афганистана, недопущение его развала и предотвращение массового кровопролития было одной их главных забот как Бачаи Сако, так и его главных оппонентов – Амануллы и Надир Хана. Другое дело, что в путях достижении этой цели были разногласия.

Окончание следует

ПРИМЕЧАНИЯ:

¹ По другим данным отца Хабибуллы звали Хидаятулла.

² Халили, Х. Айер-е аз Хуросон. Амир Хабибуллох ходим-и дин-и расул-уллох. Чопи дуввум, Дехли-и чадид, 1981. С.75.

³ Халили Х. Указ. соч. С.94.

⁴ Дело 123469. С.44.

⁵ Мухаммад Садик Муджаддеди или Хазрат-и Шур Бозор (Гул Ака) и его брат Шер Ака происходили из известного накшбандийского клана Муджаддеди. Муджаддеди являлись потомками суфийского реформатора Шейха Ахмада Сирхинди (1564-1624) создавшими в Индии ответвление накшбандийского клана, которое было импортировано в XIХ веке в Афганистан (в Шур Базар, что близ Кабула). Хазраты Шур Базара короновали Амануллу в 1919 г., затем сыграли важную роль в его свержении. Впоследствии хазраты Шур Базара помогли Надир Шаху придти к власти в 1929 г.

⁶ Naby, Eden, Magnus, Ralph H. Afghanistan. Mullah, Marx, and Mujahid. Colorado & Oxford: Westview Press, 2002, 42.

⁷ Stewart, Rhea Talley Fire in Afghanistan 1914-1929. Fight, Hope and the British Empire. New-York: Doubleday & Company, INC, 1973, 419.

⁸ Там же.

⁹ Stewart, Rhea Talley, Op.cit. 429.

¹⁰ Macmunn, George, Afghanistan from Darius to Amanullah, London: G. Bell & Sons LTD, 1929, 341

¹¹ Adamec W. Ludwig. Afghanistan’s Foreigh Affairs to the Mid-Twentieth Century. Relations with the USSR, Germany, and Britain. Tucson, Arisona: The University of Arisona Press,150.

¹² Stewart, Rhea Talley, Op.cit. 425.

¹³ Adamec W. Ludwig. Op.cit. 154.

¹⁴ Stewart, Rhea Talley, Op.cit. 445.

¹⁵ Это похоже на правду. Куршермат находился все это время в Афганистане, а Хамракул действительно был в Стамбуле, а затем прибыл оттуда в Кабул. Он проживал у Куршермата и работал переводчиком в турецком посольстве. Однако, по словам Ибрагимбека, Хамракул был настроен миролюбиво, и в 1929 г. занялся сапожным ремеслом в Мазари Шарифе. Дело 123469. С.246.

¹⁶ Из истории Российской эмиграции. Письма А.-З. Валидова и М. Чокаева (1924-1932гг.). С. 44.

¹⁷ Дело 123469. С.225.

¹⁸ Дело 123469. С.233.

¹⁹ Назаров Х. Социальные движения 20-х годов ХХ века в Афганиситане. С.149

²⁰ Халили Х. Указ. соч. С.159; Губар М., Афганистан дар ма’сир-и та’рих. C.827.

²¹ Файз Мухаммад, Книга упоминаний о мятеже. С. 93.

²² Губар М. Указ соч. C.828

²³ Stewart, Rhea Talley, Op.cit, 411.

²⁴ Файз Мухаммад. Книга упоминаний о мятеже. М.: Наука, 1988. С.264.

²⁵ Дело 123469. С.210.

²⁶ Дело 123469. С.210.

²⁷ Халили Х. Указ. соч. С.148.

²⁸ Adamec W. Ludwig. Op.cit, 157.

²⁹ Губар М., Указ. соч. C.828.

³⁰ Stewart, Rhea Talley,, Op.cit, 516.

³¹ Дело 123469. С.167.

³² Rhea Talley Stewart, Op. cit. 500-502.

³³ Stewart, Rhea Talley, Op.cit, 507.

³⁴ Файз Мухаммад, Книга упоминаний о мятеже. С. 63.

ОБ АВТОРЕ: Камолудин Абдуллаев - кандидат исторических наук (1983 г.), независимый исследователь, автор нескольких книг по ранней истории Советской Средней Азии и Таджикистана, а также гражданской войны в Таджикистане. Живет в Душанбе.

История в лицах. «Наполеон из Локая». Часть II, 08.10.2007

История в лицах. «Наполеон из Локая». Часть I, 03.09.2007

История в лицах. Балджувон: Смерть «летучего голландца Востока», 06.08.2007

История в лицах. Последний мангыт, 30.07.2007