В последнее время Казахстан привлекает к себе внимание происходящими в его внешней политике переменами, которые стали особенно очевидными в конце 2006-го - начале 2007 годов. Официально провозглашенная около десятилетия назад «многовекторность» внешнеполитического курса все более наполняется реальным содержанием, свидетельствующим о появлении в центральноазиатском регионе, да и на всем постсоветском пространстве, нового самостоятельного субъекта, весьма искусно проводящего независимую и сбалансированную политику. Политику, претендующую на региональное лидерство и даже на придание Казахстану роли некого второго «полюса» в рамках СНГ. В России пока стараются не замечать или, по крайней мере, не афишировать эти новые моменты во внешней политике Казахстана, делая акцент на заявлениях казахстанских лидеров о «приоритетности» для Астаны именно российского «вектора». Между тем, направление этого «вектора» все чаще не только не совпадает с устремлениями России, но и значительно расходится, а то и прямо противоречит им. Выражается это, прежде, всего в подключении Казахстана к работе по созданию путей для транспортировки энергоносителей в обход России.

«Евразийские» мечтания

Выработка основных принципов внешней политики Казахстана происходила в условиях, когда само обретение независимой государственности оказалось для республиканской элиты большой неожиданностью. Если вспомнить обстоятельства, в которых происходило подписание Беловежских соглашений и создание СНГ, то вполне оправданным будет сказать, что государственная независимость просто свалилась казахстанскому руководству на голову. Ведь Назарбаев и его окружение рассчитывали, что дальнейшее развитие республики будет происходить в рамках некоего «обновленного» конфедеративного Союза на основе договоренностей, согласованных в Ново-Огареве. Однако все эти планы были похоронены в Беловежской пуще, и Казахстану пришлось «обустраиваться» самостоятельно.

Перед руководством страны встала, прежде всего, задача конституирования нового государства на международной арене через вступление в ООН и другие универсальные международные организации. Необходимо было также найти решение такой сложной проблемы как судьба части советского ядерного потенциала, находившейся на территории бывшей Казахской ССР, и в целом - определить место Казахстана в системе международных отношений с учетом геополитических и экономических реалий такого сложнейшего региона, как Центральная Азия. Региона, соседствующего с огромным Китаем, экономически, политически и культурно тесно связанного с Россией и одновременно являющегося частью неспокойного исламского мира.

Руководство Казахстана еще в начале 90-х годов выдвинуло концепцию «Евразийского моста», которая обозначила географическую, культурную, историческую и цивилизационную принадлежность Казахстана как к Европе, так и к Азии. В рамках этой концепции президент Назарбаев выступил с серией весьма далеко идущих интеграционных проектов, получивших общий «лейбл» евразийских.

Надо сказать, что Казахстан, будучи хотя бы в силу своего географического положения страной «транзитной», чье существование и развитие, по большому счету, определяется проходящими через ее территорию торгово-транспортными путями, объективно заинтересован в реализации всевозможных интеграционных схем. Но в начале 90-х годов дело было не только в этом. В условиях нараставшего экономического хаоса и несформированной национальной государственности конфедерация с Россией рассматривалась на первых этапах суверенного существования Казахстана как один из наиболее реальных вариантов выхода из кризиса. Это было обусловлено пока еще «неразделенностью» политического, экономического и военного потенциалов и существовавшей на тот момент практически полной общностью геополитических интересов двух стран, особенно в свете активной экономической экспансии Китая в направлении Казахстана.

Наиболее смелым в ряду «пророссийских» интеграционных идей было предложение о создании на месте СНГ Евразийского Союза, которое Нурсултан Назарбаев озвучил весной 1994 года в стенах МГУ. По сути дела, он фактически поставил вопрос о воссоздании Советского Союза, но по той схеме, которая разрабатывалась в Ново-Огареве и была прервана августовским путчем ГКЧП.

Тогдашние пространные рассуждения Назарбаева о том, что новое интеграционное объединение должно в принципе повторять модель Европейского Союза, носили главным образом пропагандистско-косметический характер. Фактически предлагалась та же интеграционная модель, которую сейчас отстаивает Лукашенко, говоря о союзном российско-белорусском государстве – сохранение дотационного (со стороны России, конечно) характера экономических отношений при чисто номинальном политическом подчинении бывших союзных республик союзному центру с оставлением за местными элитами абсолютного контроля над природными, экономическими и финансовыми ресурсами.

Естественно, такая схема не встретила большого энтузиазма в Кремле, где тогда еще не слишком увлекались неоимперскими и великодержавными химерами. Впрочем, и сейчас, как показывает история с эфемерным российско-белорусским союзным государством, Москва готова идти на дотационные отношения только в том случае, если интеграция носит характер «аншлюса», то есть поглощения Россией «партнера» по интеграции. Или, по крайней мере, низведения его до положения полусуверенного сателлита.

Кроме того, в начале 90-х идея Назарбаева была встречена в штыки и большинством других стран СНГ, не желавшим уступать ни пяди своего суверенитета. Таким образом, идея ЕАС не была реализована, но в дальнейшем получила продолжение в виде Таможенного Союза и ЕврАзЭС. Выдвинутая Назарбаевым в 1994 году и получившая определенную поддержку в других странах Центральной Азии альтернативная инициатива по созданию центральноазиатского союза благополучно заглохла к концу 90-х годов. Да и тенденции развития самого Казахстана объективно вели к укреплению национальной государственности и суверенитета.

Сохраняя и укрепляя авторитарную политическую систему, президент Назарбаев одновременно стал проводить либеральные экономические реформы и активно привлекать в экономику страны иностранный капитал. С течением времени это привело сначала к стабилизации экономического положения, а затем и к экономическому росту. Этому во многом способствовали относительно высокий еще с советских времен уровень развития экономики Казахстана и наличие в республике немалых запасов энергоресурсов, экспорт которых стал играть роль локомотива экономического развития. По мере роста экономического потенциала и становления институтов государственности возрастали и амбиции казахстанской элиты, стремившейся, опираясь на имеющиеся у Казахстана географические и экономические преимущества, обеспечить стране выгодные и независимые позиции в системе международных отношений.

«Многовекторное» балансирование

Примерно со второй половины 90-х годов концепция «Евразийского моста» трансформировалась в так называемую доктрину «многовекторной дипломатии». Официально эта доктрина ставит своей целью проведение внешней политики на всех важных для Казахстана направлениях, включая Россию и СНГ, Центральную Азию, Европу, Азиатско-Тихоокеанский регион, мусульманский мир и развитые индустриальные державы. Такая политика предполагает равноправное и взаимовыгодное сотрудничество с сопредельными странами, государствами-членами СНГ, а также с ведущими странами Запада, Азии и Ближнего Востока.

Фактически это означает проведение тонкого и сбалансированного геополитического курса, искусную игру на противоречиях между важнейшими центрами силы современного мира, направленную на то, чтобы обеспечить национальные интересы страны и максимально ослабить зависимость Казахстана от главных игроков в Центральной Азии – Китая, России и Соединенных Штатов. Как отмечал известный в Казахстане политолог Нурбулат Масанов, «в 90-х термин «многовекторная политика Казахстана» нес четкое определение, где за понятием независимости молодого государства скрывалось не что иное, как балансирование между крупными политическими игроками, оказывающими влияние на все геополитическое поле, в том числе на Казахстан и Центральную Азию в целом».

Поначалу такое балансирование позволяло Казахстану сохранять полный нейтралитет по отношению к наиболее острым международным проблемам. Однако вскоре из-за постоянно меняющейся внешнеполитической конъюнктуры как в регионе, так и в мире в целом Казахстан уже не мог пребывать в некой отстраненности от важнейших конфликтных ситуаций, которые имеют место и в Центральной Азии в том числе. При этом он вынужден был прибегнуть к еще большему маневрированию, совершая в рамках пресловутой «многовекторности» весьма замысловатые пируэты на международной арене.

В Астане, по-видимому, считают, что устремления великих держав способны дестабилизировать и даже привести к разделу и ликвидации Казахстана как суверенного государства, а потому являются для него не менее опасными, чем международный терроризм или «цветная» революция в самой стране. Назарбаев чувствует, что и Россия, и Китай, и Соединенные Штаты – все хотели бы занять доминирующее положение в Центральной Азии, и решительно настроен с помощью подобных маневров противостоять обеим этим угрозам.

Важнейшим рубежом в этой связи стало 11 сентября 2001 года. Казахстан одним из первых выразил солидарность с Соединенными Штатами и вместе с другими центральноазиатскими странами предоставил свою инфраструктуру для обеспечения действий американских и натовских войск в Афганистане, а позже даже направил казахстанское военное подразделение в Ирак. Одновременно резко активизировалось сотрудничество Казахстана с НАТО как в рамках программы «Партнерство во имя мира», так и по другим каналам. Впрочем, эти действия Астаны не следует объяснять только конъюнктурой – заинтересованность Казахстана в противодействии исламскому фундаментализму и международному терроризму носит вполне объективный характер, а потому поддержка Астаной военной операции в Афганистане и ее сближение с США и Западом продиктовано национальными интересами.

Однако дрейф Казахстана в сторону Вашингтона довольно быстро затормозился. В отношениях Казахстана с Западом всегда были проблемы, связанные, прежде всего, с соблюдением прав человека; время от времени возникали и коррупционные скандалы типа знаменитого «Казахгейта». Когда же начался период «цветных революций», то в Астане очень сильно забеспокоились. Казахстанские руководители посчитали акцент, которые делают США на необходимости демократизации во многих странах мира, в том числе в Казахстане, необдуманным и дестабилизирующим. Назарбаев по существу повторил российскую интерпретацию «цветных» революций как «срежиссированных» Соединенными Штатами с целью привести к власти в странах СНГ проамериканских лидеров. Естественным следствием подобной позиции стало охлаждение отношений с Западом и движение в сторону России и Китая – стран, которые вряд ли стали бы выражать недовольство коррупцией, окружающей казахстанского лидера, нарушением прав человека или, скажем, попытками Назарбаева передать политическую власть своим детям.

Назарбаев стал все решительнее подчеркивать приоритетность отношений с Россией, Китаем, заявлять о приверженности задачам Шанхайской организации сотрудничества (ШОС) и особо выделять ЕврАзЭС – любимое детище России. В таком контексте все больше экспертов стали склоняться к той точке зрения, что американо-казахстанские отношения почти наверняка ожидает дальнейшее охлаждение, а связи с Китаем и Россией станут еще теснее.

«Энергетическая дубинка» как стимул к диверсификации

Однако уже в 2005-2006 годах существовали признаки того, что подобные прогнозы слишком односторонни и преждевременны. Несмотря на все реверансы Астаны в сторону, например, той же ШОС, Назарбаев не поддержал попыток придать этому объединению антиамериканскую направленность. Выразилось это, в частности, в весьма деликатном противодействии идее расширения ШОС и, прежде всего, включению в его состав Ирана. На последнем саммите этой организации министр иностранных дел Казахстана Касымжомарт Токаев нашел весьма убедительное «дипломатическое» объяснение такой позиции: ввиду отсутствия в организации правовой базы, регламентирующей порядок приема новых членов, а также критериев предоставления статуса наблюдателя. Таким образом, взвешенно и логично прозвучал ответ казахстанского внешнеполитического ведомства политикам, желающим любыми путями насолить Америке.

Используя ШОС в качестве некоего прикрытия как от критики со стороны Запада, так и для противодействия экстремистским силам в регионе (именно этой цели должно служить предоставление Шанхайским договором 2001 года Китаю теоретического права применения военной силы в Центральной Азии), Назарбаев показал, что подпишет любые интеграционные договоры, но проследит за тем, чтобы Казахстан остался независимым, свободным от жестких обязательств и не примыкал ни к одной из сторон.

Судя по всему, единственная программа интеграции, которая пользуется настоящей поддержкой Назарбаева - это неоднократно выдвигавшаяся им идея создания союза центральноазиатских государств, способного ослабить потенциальное влияние внешних сил и отразить угрозы со стороны терроризма и наркоторговли. Президент, по-видимому, считает, что тесное сотрудничество между региональными государствами является наилучшим способом поддержания стабильности, обеспечения прогрессивного развития региона и экономической, военной и политической независимости Казахстана.

В своем обращении, сделанном в марте 2006 года, президент Назарбаев открыто назвал главную, с его точки зрения, угрозу для Казахстана: «Мы наблюдаем явное соперничество великих держав за экономическое доминирование в регионе. Сейчас перед нами выбор: оставаться вечным сырьевым придатком мировой экономики, ждать прихода следующей империи, или пойти на серьезную интеграцию центральноазиатского региона. Я предлагаю последнее». Таким образом, не называя конкретных стран, президент явно дал понять, что считает усилия, предпринимаемые Россией, США и Китаем для установления контроля над экономикой региона, одинаково опасными для экономического и политического суверенитета Казахстана.

В свете этих заявлений вполне понятны последовательные, хотя и не очень афишируемые действия Казахстана, которые отнюдь не подтверждают пророссийскую направленность его внешнеполитического курса. Несмотря на все свое декларируемое расположение к России, Казахстан объективно заинтересован в снижении своей зависимости от российских транспортных систем, и в первую очередь - от российских трубопроводов. В любом случае интересам Казахстана отвечает диверсификация путей доставки своего главного экспортного продукта (нефти и газа) зарубежным покупателям. Подтверждение этому можно найти хотя бы в одном из интервью министра Токаева в ноябре прошлого года, где он говорил: «Казахстан с самого начала сделал ставку на концепцию многовекторности доставки сырья на мировые рынки. Смысл этой концепции: чем больше труб, тем лучше для нашей страны».

Казахстан еще в конце 90-х годов начал проявлять интерес к комплексу проектов ТРАСЕКА по созданию транскавказского транспортного коридора, призванного соединить Европу с Центральной Азией и Дальним Востоком. Проблема диверсификации путей транспортировки казахстанских энергоресурсов путем подключения Казахстана к создаваемой странами ГУАМ при поддержке США и ЕС альтернативной России системе трубопроводов регулярно обсуждалась Назарбаевым на встречах с «идеологически чуждыми» ему лидерами Грузии и Украины. Активизации усилий Казахстана в этом направлении поспособствовали «газовые войны», которые Россия вела сначала с Украиной, а потом с Белоруссией, а также экономические и прочие санкции, применявшиеся Москвой против Грузии и Молдавии. Размахивание российской «энергетической дубинкой» явно стимулировало желание Астаны нейтрализовать или, по крайней мере, снизить действенность имеющихся у России рычагов давления на тот случай, если она вздумает применить их в отношении Казахстана.

И, естественно, важным стимулом для казахстанского руководства является просто стремление к дополнительным экономическим и политическим дивидендам, которые Казахстан может получить, участвуя в создании альтернативной транспортной системы. «Альтернатива», кстати, сможет реально способствовать ослаблению зависимости «строптивых» стран СНГ от Москвы только при участии Казахстана – ведь лишь с помощью его энергоресурсов можно обеспечить полноценное наполнение и эффективность альтернативной трубопроводной сети.

Движение Казахстана в этом направлении осуществлялось в свойственной Астане деликатной манере и сопровождалось заверениями в адрес Москвы. В том же прошлогоднем интервью глава казахстанского внешнеполитического ведомства неоднократно повторял, что в диверсификации путей экспорта казахстанских энергоресурсов «нет никакого лукавства или игры за спиной России». Трудно сказать, считают ли в Москве эти действия Казахстана «лукавством и игрой за спиной», но когда стало известно о его фактическом подключении к созданию альтернативной транспортной системы, восторга в Кремле это явно не вызвало. Скорее наоборот.

(Продолжение следует)

Об авторе: Михаил Калишевский - независимый журналист, живет в Москве. Статья написана специально для ИА «Фергана.Ру»