Где-то в дремучей постсоветской глубинке бабка спрашивает деда: «А вот, старый, скажи мне: коммунизм-то этот кто строил – коммунисты или ученые?» – «Я думаю, мать, что коммунисты, потому как ученые, само собой, сначала бы на собаках спытали».

Просто анекдот

* * *

На обширном пространстве Центральной Азии словно на гигантских балаганных подмостках вершится сегодня фантасмагорическое действо: призрак коммунизма сдает и никак не может сдать свой пост призраку демократии. В зрителях недостатка нет. И это не только толпы местной публики, во многих поколениях воспитанной на базарных представлениях бродячих скоморохов-масхарабозов. Прослышав о необычности зрелища, поглазеть на него, а то и к нему приобщиться, люди прибывают издалека, даже из-за океана.

А посмотреть есть на что. Почти сразу зрителям становится очевидно, что персонажи представления вовсе не лицедействуют, а живут, несмотря на свою призрачную сущность, какой-то вполне земной жизнью. Словно сварливые соседки на кухне коммунальной квартиры они злобно изрекают какие-то гадости друг о друге, а то и норовят, улучив момент, обменяться тумаками, пинками и поплевать друг другу в кастрюли. Все это как-то не очень похоже на отточенную до последней детали церемонию смены караула. А тут еще и в толпе зевак, привлеченных представлением, обязательно находятся желающие дать совет, накалить страсти, а то и выскочить на помост, чтобы непосредственно поучаствовать в увлекательном действе.

Симпатии большей части зрительских масс явно на стороне призрака-коммуниста. Это и понятно. Всего-то полтора десятка лет назад эта толпа была плотью от плоти огромной страны под названием СССР и жила по общим для всех ее граждан правилам, среди которых одной из наиглавнейших аксиом являлась не подлежащая сомнениям суперреальная сущность коммунистического фантома. Несмотря на дьявольскую сущность этого привидения, его выходки понятны и во многом предсказуемы. Для него почти универсальным является алгоритм, сложившийся для многих еще во время детских игр. Роли распределяются по принципу: я как бы Чапаев, а ты как бы белогвардейский офицер; я как бы Штирлиц, а ты – папаша Мюллер, я как бы малиновый берет спецназа, а ты – боевик. Фантазия при этом безудержна, главное условие – отчетливая поляризация персонажей, а ярлык «как бы», игнорируя слишком часто здравый смысл, прилепляется к чему угодно.

Несмотря на антагонистичность по отношению к своему визави, призрак-демократ следует тем же правилам игры, однако массе приобщившихся к балаганной игре этот фантом понятен куда меньше, а потому обделен зрительскими симпатиями. Само словцо-то – «демократия» – на постсоветских просторах шибко обиходно, хотя почти ничего, что можно было бы потрогать, ощутить, на зуб попробовать, не представляет. К тому же слово это и пришло с Запада, а от таких «пришельцев» только и жди какого-нибудь подвоха.

Старики рассказывали, что в начале 30-х годов прошлого века в Душанбе, столице Таджикистана, было громко объявлено о проведении какой-то олимпиады. Так в ту пору называли различные соревнования – спортивные, профессиональные, школьные. В назначенный день на ведущих в город дорогах появилось много почтенных седобородых пешеходов, которые, преодолев порой немалый путь, пришли, чтобы принять участие в новом для них виде состязаний. Дело в том, что слово «олимпиада» созвучно таджикскому словосочетанию «олим пиёда» – «старец, мудрец, идущий пешком», вот и решили старики, что их приглашают на какие-то новые состязания, может быть, похожие на те, в которых традиционно участвуют острословы.

Открытие Анатолия Собчака

Демократия каких-либо явных аналогий с тем, что некогда было уже известно, в себе не таила и лингвистических ассоциаций не возбуждала. Бездумно пускать в свою жизнь экзотическую гостью никто всерьез не хотел: опыт триумфального шествия к светлому будущему под звуки победных маршей уже оказался погоней за красочными миражами. Правда, вспоминалось, что еще более пяти веков назад философ и поэт Нур ад-Дин Абд ар-Рахман Джами (1414-1492) в «Книге мудрости Александра Македонского», входящей в знаменитую «Хафт авранг» («Семь престолов»), описывает страну, где все люди равны, где нет безмерно богатых и беспросветно бедных, нет гнета и нет нужды, где правители мудры, справедливы и внимательно прислушиваются к голосу своего народа. Вот только не указал мудрый Джами путь, ведущий в эту страну счастливых людей, а может, именно в ней-то и жила эта самая демократия?

В предвестии конца советской империи из Москвы все чаще и настойчивее доносились до окраин Союза призывы к подлинному народовластию. Они возбуждали смутные рассуждения и слухи о том, что эта самая демократия как бы дозволяет все то, что без нее было запрещено. Впрочем, интуиция, обостренная десятилетиями коммунистического режима, подсказывала глубинным провинциалам, что за распахнутыми воротами вседозволенности может таиться какая-то ловушка, а потому на центральноазиатских руинах Союза ССР никто поначалу не спешил записываться в ряды борцов за желанное народовластие. А они – эти самые как бы демократы – оказывается, все же были, и открыл их для себя и широких кругов общественности пламенный трибун времен перестройки Анатолий Собчак. Мэр Ленинграда, депутат Верховного Совета СССР, председатель парламентского Комитета по законодательству и правопорядку посетил Таджикистан, когда на занимаемую советской страной одну шестую часть планетной тверди накатывала волна смутных времён.

Важного гостя из «центра» встречали по полной программе, отшлифованной в бесчисленных повторах «дастарханной политики». Один из таджикских поэтов – возможно, это был народный поэт Таджикистана Боки Рахим-заде – зарифмовал суть незамысловатого ритуала: «От кишлака до кишлака, от шашлыка до шашлыка, от коньяка до коньяка – дорога наша нелегка».

Анатолий Собчак посетил Таджикский алюминиевый завод, побывал на гребне самой высокой в мире 300-метровой насыпной плотины Нурекской ГЭС, встретился с гостеприимными дехканами. И он просто не мог проехать на правительственном лимузине мимо очередного в ту пору многодневного митинга, проходившего на центральной площади столичного Душанбе. Высокий гость пообщался с некоторыми из особенно словоохотливых митингующих и узнал, что собравшиеся на площади тысячи людей добрались из глубинки до столичного города, чтобы бороться за свои права и заявить о народных требованиях: республиканский парламент распустить, а президента Каххора Махкамова (первого президента в истории Таджикистана) отправить в отставку. Ничего Анатолий Собчак не узнал (а может, и не захотел узнать) о том, что борцов за народные права доставляли в Душанбе на автобусах, арендованных какими-то анонимными меценатами, что эти же благодетели, не скупясь, взяли на себя все заботы о приготовлении еды и питья для как бы восставших за народовластие. Более того – митингующие еще и деньги получали за каждый добросовестно «отработанный» на площадном асфальте день: наличные «отстегивали» заботливые руки все тех же остававшихся в тени благодетелей.

В Москве Анатолий Собчак с высокой трибуны поделился с такими же народными избранниками, как и он сам, яркими впечатлениями от визита в Таджикистан. С глубоким сочувствием он поведал о «бедных бородатых демократах» (Собчак именно так и сказал), которые под безжалостно палящим южным солнцем, отстаивают (напрашивается, впрочем, глагол «отсиживают») свои законные права на подлинное народовластие. Если бы Анатолий Собчак немного задержался в Таджикистане, он смог бы еще и увидеть, как таджикские борцы за права человека лихо избавились от своего первого президента. При этом никто не проявил сомнений в том, что процедура эта не очень-то соответствовала базовым критериям демократии.

У каждой из бывших советских республик было предостаточно собственных забот. Разбежавшись из огромной советской коммуналки по собственным национальным квартирам, республики начали спешно декларировать свою независимость, не шибко задумываясь над тем, что в большинстве из них эта как бы суверенность возводила на президентский престол вчерашних первых секретарей ЦК республиканских компартий.

Формула отставки

Первый президент Республики Таджикистан Каххор Махкамов, будучи незаурядным экономистом, являл собою также эталонный пример коммунистического аппаратчика. Много лет он возглавлял республиканский Госплан, затем пересел в кресло председателя правительства, а это было практически гарантией того, что он непременно станет и лидером местного филиала компартии Советского Союза. Когда это произошло, все восприняли случившееся как должное, никто не проявил сомнений в том, что Махкамов не очень соответствует своей новой должности. Некоторые, правда, вполголоса говорили о том, что «первый» излишне интеллигентен и мягок, а в Центральной Азии всегда в почете были властность, помноженная на силу. Однако совсем не это обстоятельство позволило новым претендентам на власть сместить президента с должности за пять минут.

Накануне этого Махкамов отрекся от своего лидерства в компартии Таджикистана и, видимо, полагал, что эта жертва на какое-то время утихомирит оппозицию. Однако он ошибся. Шла очередная сессия Верховного Совета республики, когда в зале подошел к микрофону человек с зажатой в руке газетой «Аргументы и факты». В этом злополучном для президента Таджикистана свежем номере московского издания было опубликовано интервью Махкамова. В числе вопросов, заданных президенту, журналист поинтересовался его отношением к религии. Махкамов честно ответил, что в силу своего воспитания и положения в обществе он является атеистом, но с большим уважением относится к любой религии, как и к людям, ту или иную религию исповедующим.

Угрожающе размахивая свернутой в трубку газетой, человек преподнес депутатам законодательного собрания сокрушительной силы как бы логическое построение. «Наш президент в этой московской газете говорит, что он – немусульманин, – темпераментно провозгласил обвинитель, – а это означает, что он – нетаджик, а потому он не имеет права быть президентом нашей республики». Ни один из депутатов не стал утруждать себя хотя бы поверхностным ознакомлением с газетной публикацией, и судьба Махкамова была скоропалительно определена: элементарным голосованием парламент отправил президента в отставку. В обстановке всеобщего развала депутаты поспешили на практике продемонстрировать свою реальную власть над тем, кто только что был олицетворением этой самой власти.

Может быть, кому-то такой поворот событий и показался проявлением подлинного народовластия, приносящего благо, однако на самом деле смещение президента привело к тому, что общество в республике раскололось окончательно, гражданская война стала неизбежной и началась она в мае 1992 года, продолжалась пять лет, унеся (по разным оценкам) не менее 200 тысяч жизней.

За всем, что происходит в соседнем Таджикистане, всегда пристально следит президент Узбекистана Ислам Каримов. Он прекрасно информирован, и ему не надо рассказывать о возможностях исламской оппозиции и потенциале криминальных группировок. Он далек от иллюзий относительно того, что даже рядом с ним не найдутся люди, которые при случае сполна используют против него и таджикский опыт тоже. Во многом поэтому Каримов сделал сильный упреждающий ход. С трибуны торжественного собрания, посвященного очередной годовщине Конституции Узбекистана он заявил: «Я родился мусульманином и умру мусульманином». Эта декларация связана с немалой дозой риска. Ислам Каримов, как и экс-президент Таджикистана Махкамов, тоже прошел все ступени аппаратной коммунистической лестницы до того, как 24 марта 1990 года на сессии Верховного Совета Узбекистана был избран президентом республики, и громкое заверение в своей истовой правоверности неизбежно вызывало вопрос: Каримов кривил душой, десятилетиями изображая преданность коммунистическим идеалам, или не очень ладит с правдой последние полтора десятка лет? Ответ на этот вопрос, впрочем, можно и не искать, потому что Ислам Каримов не являл собою исключение. Миллионы людей жили в Стране Советов с диагнозом «раздробление личности», когда, как известно, думалось одно, говорилось другое, а делалось и вовсе нечто третье.

Игры в демократию по правилам терроризма

Возвращаясь к событиям в Центральной Азии конца 80-х – начала 90-х, справедливости ради нельзя не отметить, что демократы в этом беспокойном регионе возникали не только в воображении наблюдателей разного ранга. Чтобы придать лоск легитимности протекающим в республике политическим процессам, в Таджикистане, например, завелась даже Демократическая партия. О ее создании в спешном порядке объявили на учредительной конференции, которая прошла в Душанбе 10 августа 1990 года. Первый съезд этой как бы партии состоялся в самом начале января 1991 года. Председателем партии был избран некто Шодмон Юсуф, который под фамилией Юсупов в должности научного сотрудника двигал науку в отделе философии Академии наук Таджикистана и в политических играх замечен не был. Чтобы обратить на себя внимание, Юсупову вместе с несколькими своими единомышленниками пришлось, выбрав для этого какой-то малозаметный повод, объявить о политической голодовке.

Сейчас уже, пожалуй, никто и не вспомнит, какие требования властям выдвигали тогда истязающие себя голодом таджикские демократы, однако прием сработал: к дому, который подарил партии кто-то из богатеньких ее сторонников, потянулись приезжающие в Душанбе московские и прочие журналисты. Кто-то из них, ссылаясь на заявления людей, живущих по соседству со штаб-квартирой демократов, написал о том, что по вечерам со стороны как бы голодающих предательски доносился аппетитный запах плова.

Справедливости ради стоит заметить, что никто не стал возводить какие-либо обвинительные конструкции на такой зыбкой основе, как запах. Может, это вовсе и не демократы режим голодовки нарушали. Просто кто-то на соседней улице плов затеял, а ветер дул прямо на голодающих, умножая их страдания. А может, это и какие-то антидемократы решили скомпрометировать борцов за народовластие. Да и кто достоверно знает, чем пахнет настоящая демократия?

Сподвижники Шодмона Юсупова были замечены в том, что из их рядов все чаще и громче доносилось зловещее слово «война». Известно, что беда обязательно приходит к тем, кто ее очень настойчиво зовет. Когда в мае 1992 года гражданская война в Таджикистане уже началась, то Юсупову кто-то, видимо, поручил исключить возможность вмешательства в события расквартированной в республике еще с советских времен 201-й мотострелковой российской дивизии. Лидер демократов добросовестно отработал поручение. Он созвал в помещении республиканского исламского центра пресс-конференцию, на которой с предельной отчетливостью заявил: если Россия вдруг вздумает ввязаться в местные события, то ей не мешает помнить, что в Таджикистане насчитывается более полумиллиона тех, кто считает себя русским. Безопасность этим людям, ставшим в одночасье огромной массой заложников, гарантировать никто не мог.

Ни у кого, пожалуй, не возникало тогда сомнений, что предводитель демократов не только блефует. Демократическая партия была частью той реальной силы, которая вышла на политическую арену под названием Объединенной таджикской оппозиции (ОТО). Подлинным лидером в этом конгломерате была вышедшая из подполья Партия исламского возрождения Таджикистана, а те, кто называл себя демократами, нужны были ей для того, чтобы прикрыть свои истинные цели и выглядеть вполне респектабельно и цивилизованно – в пиджаке, шляпе, при галстуке а может быть, еще и в очках. С этим имиджем зловещая угроза расправы с заложниками никак не гармонировала. Однако как бы демократы, по-видимому, не склонны были связывать свою выходку с «потерей лица», хотя бы потому, что на противоположном полюсе гражданской войны в Таджикистане стояли силы, которых забота о своем внешнем облике беспокоила очень мало, даже, пожалуй, вообще не тревожила. Не утруждая себя и примеркой костюмов для партийных карнавалов, они изобразили на своих знаменах простенькое словосочетание: «Народный фронт». Эти два слова были весьма модными в распадающемся и в итоге развалившемся Советском Союзе. Первое слово содержало явный намек на как бы демократию, а вот о рычащем втором толковые словари в частности сообщают: «обращенная к противнику сторона боевого порядка».

В Таджикистане «Народный фронт» был отмечен местными специфическими особенностями, и колорит этот был явным хотя бы уже потому, что возглавил это движение некто Сангак Сафаров – человек, отсидевший в советских лагерях за уголовные преступления 23 года. Строго говоря, именно этот знатный сиделец и, как многие полагают, коронованный «вор в законе» привел к власти нынешнего президента Таджикистана Эмомали Рахмонова. Этот факт сегодня в республике стараются умалчивать, да и само имя бывшего народофронтовского лидера в приличном обществе не поминают. А ведь без особых усилий многие могли бы припомнить, как «вор в законе» принимал детей в пионеры, а те клялись прожить свои жизни так, как это сделал дедушка Сангак (в переводе с таджикского языка – «камешек»). Глава «Народного фронта по одному ему ведомым качествам назначал на руководящие должности одних и без колебаний отправлял не только в политическое небытие других.

Предостаточно, по-видимому, и тех людей, на чьей памяти громкие заявления Сафарова о том, что он, наведя порядок в своей республике, сделает то же самое и у соседей Таджикистана. Однако, считая, что и эта миссия для него мелковата, Сафаров обещал, если потребуется, добраться и до Москвы.

Сегодня может показаться несколько странным тот факт, что Сафарову удалось найти общий язык с некоторыми весьма влиятельными российскими политиками. Особенно тесной была его дружба с тогдашним министром обороны Российской Федерации Павлом Грачевым. Именно этот генерал после смерти Сафарова (он был убит при весьма загадочных обстоятельствах) назвал криминального вожака национальным героем, которым таджики должны изо всех сил гордиться.

Что же касается Демократической партии Таджикистана, то от нее сегодня не осталось даже каких-либо внятных деклараций. Шодмон Юсупов давно сбежал и обосновался в Австрии, где умудрился создать еще одну таджикскую демпартию, а себя, любимого, он объявил ее председателем. В самом Таджикистане бывший до недавнего времени главой Демократической партии Махмадрузи Искандаров арестован, осужден и приговорен к 23 годам заключения за уголовные преступления.

Прыжок в миражи

Объявив однажды, что в Советском Союзе социализм победил как бы окончательно и бесповоротно, коммунистическая пропаганда допустила, что этот процесс имел некоторые специфические особенности, например, в центральноазиатских республиках. Утверждалось, что в них социализм был построен от феодализма, минуя капиталистическую стадию развития (можно подумать, что в царской России капитализм к октябрю 1917 года уже укоренился повсеместно!). Возможность такого шибко форсированного марш-броска в светлое будущее была гениально предвидена, конечно же, самим Лениным.

Преемник вождя мирового пролетариата предпочитал всяким теоретическим изыскам практические действия и прекрасно понимал, что, начав как бы революцию, нельзя допускать, чтобы вовлеченные в нее людские массы в какой-то момент приостанавливались. Любая пауза неизбежно ведет к раздумьям, порождающим всяческие сомнения, а потому историю и народы на одной шестой части земной тверди надо было без передышек беспощадно погонять в хвост и в гриву. Необычайно злободневно в сталинские времена вдруг прозвучал призыв яблочного дедушки Мичурина: «Мы не можем ждать милостей от природы, взять их у нее – наша задача». Вряд ли этот ученый имел в виду нечто, выходящее за рамки селекции растений, однако принадлежащий ему афористичный призыв (если только он не вышел из-под пера какого-нибудь лихого газетчика) на удивление аккуратно состыковался с программой чудовищного эксперимента, который вершился в советской империи. При этом роль подопытных объектов отводилась не мышкам, лягушкам и яблонькам, а миллионам людей.

После ампутации капитализма и вырулирования Страны Советов на дорогу, ведущую в глухой тупик, перед советской статистикой открылись поистине фантастические возможности. Для демонстрации всех и всяческих достижений точкой отсчета во времени был избран 1913 год, и получалось, например, что в каком-нибудь 1965-м году производство электроэнергии в Таджикистане возросло в несколько тысяч раз. Такой невероятный прыжок смог состояться, только лишь потому, что в 1913-м году республика вообще не знала, что такое электричество.

Писатель Илья Ильф, совершивший в начале 30-х годов прошлого столетия поездку по только что построенной ветке Туркестано-Сибирской железной дороги, писал в одном из своих репортажей: «Средняя Азия – это Ветхий завет плюс советская власть и минус электрификация». Ильф сильно рисковал, перефразируя популярный в то время пропагандистский лозунг: «Коммунизм – это советская власть плюс электрификация всей страны».

А что же демократия? Не растеряла ли она что-нибудь во время головокружительных прыжков?

Оказывается, даже кое-что приобрела. Политологи считают вполне возможным говорить о «молодой» или «зрелой» демократиях. Коммунистические идеологи утверждают, что есть демократии буржуазная и социалистическая, народная и внутрипартийная. Совсем недавно из околокремлевких кругов был запущен в обращение несколько сомнительного качества термин – «суверенная демократия». Существует, оказывается, даже «управляемая демократия», которая есть не что иное, как фиговый листок, кое-как прикрывающий пикантные места авторитарно-олигархических режимов, называемых также имитационной демократией. В любом случае, речь идет не о демократии, а режиме, где есть некоторое количество свобод, существующих в основном для внешнего употребления.

Такого рода жонглирование объективно обусловленными, реальными, а также и высосанными из пальца понятиями не наблюдалось, когда в конце XVIII века отцы-основатели США заложили в фундамент своей новой республики демократические принципы. При этом они откровенно говорили об этом как об эксперименте, который осуществлялся на фоне повсеместно неограниченной монархии – самой в то время распространенной формы государственного устройства. Это был рискованный шаг, потому что история предыдущих демократий являла их нестабильность и недолговечность.

Сегодня вряд ли кто-либо станет утверждать, что демократия является чем-то исключительно идеальным. Однако из примерно 200 стран не объявляют себя демократическими всего восемь, из них в Азии – Бруней и Бутан. На самом деле свободными странами, по классификации Freedom House, свободными нынче могут считаться 89 государств, частично свободными – 58, несвободными – 45. Стремление придать «своей» демократии некий национальный колорит свойственно именно для последней группы, в которую входят практически все бывшие центрально-азиатские советские республики.

Например, теоретики из Казахстана говорят о специфичности государственного устройства своей страны как о «демократии с самобытными корнями». В Туркмении идеологи пришли к необычайно лаконичному определению, говоря о «туркменской демократии», и это одобрял ныне покойный Туркменбаши. Президент Узбекистана Ислам Каримов убежденно говорит о «демократии Востока», основанной на коллективизме, патернализме, приоритете общественного мнения, и в этом ее отличие от демократии Запада, которая основана на философии индивидуализма и чрезмерной политизации масс. В такое представление об азиатском варианте как бы демократии удачно вписывается одна из особенностей узбекского общества (впрочем, и таджикского тоже). Это институт махалли – сообщества жителей одного квартала, во главе которого становится человек, избираемый народом при поддержке местной администрации. Такая первичная форма самоуправления базируется на культурных и национальных традициях, а потому не может быть отторгнута обществом.

Узбекистан, как и остальные республики бывшего Советского Союза, стал активно формировать собственную государственность, прикидывая на себе различные модели развития страны – турецкую, южнокорейскую, китайскую, американскую. После серии проб и ошибок в Ташкенте все-таки пришли к выводу, что действия, осуществляемые в форме «распространения демократии», неизбежно превращаются в насильственное насаждение западного образа жизни, а потому государственное строительство нужно вести по собственному образцу – узбекскому. В итоге политическая система Узбекистана исходит нынче из того, что в восточной стране, где, согласно местной статистике, 85% населения исповедают ислам, демократия просто не может быть такой, как во многих западных странах.

От чего заводится демократия?

Вопрос этот не праздный. Ведь если известно, к примеру, что большевики и вши заводятся от бедности, то получается, что демократия может дать ростки только на почве относительного достатка при условии верховенства закона, конституционной гарантированности основных человеческих прав и свобод. Ежели это хотя бы приблизительно так, то на всем постсоветском пространстве, включая собственно Россию и бывшие центрально-азиатские советские республики, попросту не было демократических традиций в их европейском понимании. Там были цари, императоры, эмиры, ханы, стоящие во главе всех и вся генеральные секретари единственной коммунистической партии. Там были народы, которым предписывалось след в след тупо идти за призраком коммунизма, любой шаг в ином направлении жестоко карался. Во многих поколениях люди жили в одной реальности, а полтора десятка лет назад им было предложено жить совершенно иначе.

После беловежского сговора, который ничего общего с демократией не имел, «союз нерушимый» перестал существовать. Заодно он избавился от «сплоченных навеки» республик точно так же, как из гондолы теряющего высоту воздушного шара спешно скидывают балласт. На постсоветском пространстве еще не успели по-настоящему осознать случившееся и пережить шок от вероломного удара, а благожелатели со всех сторон уже начали предлагать свою помощь в строительстве светлого, просторного и благоустроенного здания демократии. «Чего изволите? – настырно спрашивали они, проявляя бульдожью хватку не знающего отказа коммивояжера. – Денежная помощь – пожалуйста, банковские кредиты – ради Бога, крупнейшие специалисты по строительству демократии – уже на пути к вам…» Вот только забыли благодетели о старой истине: осчастливить народы насильно невозможно, а демократия, если она навязывается извне, перестает быть таковой по определению. Нельзя подарить свободу людям, которые никак не готовы ее принять, а тот, кто насильно выпущен на свободу, оказывается в состоянии нового рабства.

Так, может быть, и не нужно сегодня смущать кого-либо ускоренным внедрением демократии, а вспомнить, например, Александра Герцена, который еще полторы сотни лет назад, говоря о необходимости социал-демократических преобразований в России, призывал «продвигаться вперед постепенно, шаг за шагом». Любые демократические институты – конституции, парламенты, правовые нормы – все это должно гармонично сочетаться с историей и самобытностью народов; это также продукт времени – десятков, а то и сотен лет. Никогда и нигде демократия не возникала в зрелых формах, если даже кому-то очень захочется, бежать впереди паровоза, чтобы «не ждать милостей».

С притопами и прихлопами

Торопливая суета вокруг бывших советских республик весьма очевидна. Причем нетерпение исходит не от тех, кто, казалось бы, жаждал грудью проложить себе дорогу в царство свободы. Очень спешат те, кто за последние два века накопил у себя такой объем демократии, что счел греховным не поделиться ею с теми, у кого этого добра было слишком мало или не было вовсе. Отдавать такой прекрасный товар за здорово живешь как бы грех, а потому благодетели, отстегивая денежки на демократию, просили взамен какой-нибудь чисто символический пустячок, например, благословение на создание военных баз в Узбекистане и Киргизии. Без них просто никак невозможно было изловить и наказать супостата бен Ладена, а заодно изгнать из Афганистана талибов, укрывающих этого супертеррориста.

Бен Ладен, по-видимому, до сих пор жив, хотя и не вполне здоров, но он на свободе, и время от времени распространяются его заявления о готовящихся новых злодеяниях. Талибы отступили перед оснащенными новейшим оружием миротворческими силами НАТО, буквально растворились в народных массах, и сейчас, демонстрируя свое мастерское владение методами партизанской войны, практически ежедневно доказывают, что борьба за влияние в Афганистане еще очень далека от завершения.

В самом прямом смысле пришлось сдавать свои позиции американской военной базе в Узбекистане. После долгих колебаний в выборе союзника Ташкент остановился на России, и американцам было указано на дверь. Главной причиной разрыва стало то, что США и Евросоюз обвинили президента Узбекистана Ислама Каримова в чрезмерной жестокости при подавлении антиправительственного мятежа в Андижане в мае 2005 года. ЕС к тому же наложил ограничения на сотрудничество в области военной торговли с Узбекистаном и запретил въезд в Европу двенадцати высшим ташкентским чиновникам. И все это после того, как Узбекистан и другие бывшие советские республики один за другим посещали всяческие эмиссары, уполномоченные и председатели, чтобы за два-три дня установить: как далеко этим странам удалось продвинуться в развитии демократии.

От этих оценок зависел объем кредитов и прочих вполне материальных поступлений. Впрочем, ни для кого и никогда не было секретом, что под соусом помощи идет самый обыкновенный экспорт демократии, точнее – американской ее модели, во многом построенной по законам развлекательного шоу с притопами и прихлопами. В такой атмосфере дискотеки демократия вполне может быть похожа на партнершу по приятному времяпрепровождению, о которой говорят: кто ее ужинает, тот ее и танцует.

Направляя в Ирак танки и бомбардировщики, Вашингтон громко провозгласил о своих намерениях. «Мы принесем в Ирак свою демократию», – заявила госсекретарь США Кондолиза Райс. При этом она делала вид, будто не ведает, что для исламского мира американская демократия – это пьянство, разврат, средоточие всех смертных грехов.

«Мы не собираемся бросать людей, жаждущих демократии!», – ответил недавно на требования своих оппонентов вывести американские войска из Ирака президент США Джордж Буш. Вряд ли нужно предлагать с трех раз догадаться: вызывают ли такие заявления большие симпатии в исламском мире и в том числе у мусульман на постсоветском пространстве Центральной Азии? Впрочем, эмоции и оценки каких-то непонятных людей, живущих где-то в пустынях, горах и на островах, для господина президента значения не имеют. Свое величие он сам определяет так: «наша ответственность перед историей очевидна: избавить мир от зла».

А чем плох султанат?

По-видимому, надо быть очень неважного мнения о профессионализме и умственных способностях американских политиков, аналитиков и всяческих экспертов, обвиняя их в неинформированности и отсутствии профессионализма. Это только один из массовиков-затейников российской эстрады, давясь от собственного смеха, неустанно твердит о том, что американцы – тупые. Конечно же, в Вашингтоне, на верхних этажах политики, достаточно трезвомыслящих специалистов, которые с высокой степенью ясности осознают непродуктивность механического переноса того, что называется демократией типа по-американски, на азиатско-мусульманскую почву. Настырность демократической экспансии объясняется в первую очередь не одним лишь желанием раскрепостить собратьев, мучающихся от несвободы в азиатских дебрях.

Это вполне пристойное и благородное деяние всего лишь слабое прикрытие для стремления контролировать потоки нефти и газа, которыми богаты предназначенные для решительной демократизации обширнейшие территории. Кроме того, там же достаточно месторождений и других весьма и весьма полезных ископаемых. Там значительны водные ресурсы, манипулируя которыми, можно заставить повиноваться не одну страну. В Центральной Азии много «дырок» в законах, препятствующих загрязнению окружающей среды, следовательно, можно очень существенно экономить на очистных сооружениях, использовать устаревшие технологии. Там много дешевой рабочей силы и просторны рынки сбыта не самых качественных товаров: модерн просто не по карману для большей части населения.

Когда речь заходит о причинах вооруженных конфликтов и настоящих войн, сопутствующих стремлению навести на нашей планете порядок по какому-то единому образцу, то редко указывается на то, что употребление любых вооружений по прямому назначению и подальше от собственного дома обнажает саму сущность любого военно-промышленного комплекса. Каждый вооруженный конфликт, каждая война предоставляет возможность употребления новых и новых видов вооружения, их совершенствования. К тому же нельзя без конца производить боевую технику, боеприпасы и даже армейские ботинки, чтобы затем отправить все это на склады. Утилизация этого добра обходится дороже, чем его производство. Все как в классической, но отредактированной временем драматургической формуле: если в первом акте спектакля на стене висит автомат Калашникова, то до того, как занавес будет опущен в последний раз, эта штуковина непременно выстрелит. Причем очередями.

Вот такая получается демократия…

Чтобы обнаружить ее или хотя бы какие-то намекающие на вероятность ее возникновения предвестники, приезжают в Центральную Азию поодиночке и группами авторитетнейшие демомиссионеры, обладающие тончайшим нюхом на едва различимые приметы самого прогрессивного обустройства любого общества. Как они делают свою работу, науке не известно. Однако достаточно им только намекнуть, что в той или иной стране пахнет (или должно пахнуть) демократией, и на счастливцев, зачастую даже не ведающих о своей прогрессивности, обрушивается поток заокеанской «зелени». «Отстегнутые» под обзаведение свободой деньги проваливаются в какие-то бездонные карманы до той поры, как очередная, направленная инвесторами инспекционная проверка неожиданно выясняет: оказывается, не за то и не тем платили.

Лидер в одной из опекаемых экспортерами стран уж такой был весь из себя демократичный, такой интеллигентный (даже профессорской лысиной обзавелся), а оказался мягкотелым слабаком. И тут вдруг кто-то стал с необыкновенной щедростью платить за тюльпаны. Лидера буквально задушили этой цветочной прелестью, и он поспешно бежал, потому что происходившее становилось все больше похоже на кладбищенский ритуал.

В другой стране правитель суров, решителен и не так уж демократичен. Деньги от благодетелей он может и принять, но только так, чтобы церемония «дал – взял» не выглядела как плата за его самостоятельность. Экспортеры демократии морщились от такого проявления дурного, с их точки зрения, тона, и готовились к тому, чтобы появилась возможность представить правителя всему миру как кровавого диктатора. Ловушка сработала, После подавления антиправительственного вооруженного и умело подготовленного мятежа Запад тотчас предал правителя анафеме и перекрыл денежные потоки. А в самой республике исламские радикалы без промедления стали распространять листовки, в которых правителя называли «еврейским кафиром (неверным, – Ю.З.) поставившим своей целью уничтожить правоверных мусульман».

Вряд ли стоит перечислять варианты сокрушительной борьбы за как бы демократию в Центральной Азии. При всем их кажущемся разнообразии практически все они сводятся к соперничеству между кланами и местническими сообществами в их стремлении утвердиться на вершине властной пирамиды. В Центральной Азии, как и на всем Востоке, не один век назад сложился очень характерный тип государства, который часто называют восточной деспотией. Она очень уютно чувствует себя как при монархии, так и при республике. Поэтому, видимо, выглядит вовсе не случайным предложение, прозвучавшее в близком окружении президента Казахстана Нурсултана Назарбаева: преобразовать республику в султанат, установив в ней монархическую форму правления.

Вовсе не беспочвенными выглядят в борьбе за власть на постсоветском пространстве Центральной Азии претензии радикальных исламских организаций. Среди них наибольшей распространенностью может похвастать тщательно законспирированная партия «Хизб ут-Тахрир», которая главной своей целью считает объединение мусульман всего мира в монолитный халифат. Именно эта партия считает западную демократию абсолютно несовместимой с исламом. Тахрировцы называют США, Израиль и Великобританию «порождениями дьявола» и во всех бедах считают виновными евреев.

О первичности вторичного

Итак, демократия нынче в большой моде. Но даже тот, до кого об этой диковине доходили лишь смутные слухи, ни за какие коврижки не признается в ее отсутствии. Даже в Туркмении единственной официально действующей партией еще до сих пор является партия демократическая, а председателем ее был сам Туркменбаши.

Сегодня любое из государств, сложившихся на постсоветском пространстве Центральной Азии, спешит громко известить всех о своих успехах на демократической ниве, не дожидаясь визита очередных проверяющих. А чего их ждать-то? Набегут и начнут изголяться: «Демократия ваша, хоть и подросла на два пункта, но почему-то похудела на пять у.е. Придется нашу помощь для вас ощутимо урезать».

По-пионерски звонкие рапорты о несомненных достижениях напоминают периодические отчеты персонажей одной из баек, родившихся еще в советские времена. Речь там шла о лаборатории, в которой решалась весьма важная на общем фоне продовольственного дефицита задача: с помощью всевозможных новаций ученые бились над получением повидла из… Ну, из того самого, с позволения сказать, продукта, что Владимир Войнович в своем романе «Москва 2042» отнес к категории вторичных, но, как утверждается в этом произведении, вторичное всегда первично. Между прочим, этот же продукт поминал и Константин Симонов в одном из своих последних стихотворений:

Бывают словосочетания

Хотя привычны, но странны:

Питомец муз, продукт питания,

Музей цветов, успех войны…

Успех войны – наверное – могилы,

Музей цветов – горшки во все окно,

Питомец муз, должно быть, пьет чернила.

Продукт питания – срифмовал бы, но…

Так вот, в лаборатории преодолевали трудности и звонко рапортовали наверх о результатах: эрзац-повидло и по цвету подходит, и мажется прекрасно, но пока еще пахнет.

Очень трудно говорить сегодня всерьез о демократизации в тех государствах, которые слишком хорошо помнят о своем коммунистическом прошлом. Не исключено, что народы Центральной Азии самостоятельно придут к демократии, возможно, это будут какие-то ее специфические формы. Чтобы это произошло, надо много работать. Причем, как утверждают люди знающие, трудно будет первые сто лет, а потом все пойдет значительно легче. Нельзя только допускать, чтобы на этом пути кто-то постоянно подталкивал, торопил, понукал, и стоит почаще обращаться к таджикской народной мудрости: не надо поднимать пыль до того, как прошла отара.

* * *

Об авторе: Юрий Земмель – журналист, специалист по проблемам Центральной Азии, член экспертного совета ИА «Фергана.Ру», живет в ФРГ.