Они по-прежнему скрываются от властей - с тех самых пор, как покинули родной Андижан после прогремевших на весь мир событий в мае 2005 года. Возвращение домой может повлечь за собой арест по 159-й статье Уголовного Кодекса РУз - "Посягательство на конституционный строй Республики Узбекистан". Но пока за рубежами родины не получат статуса беженца, они постоянно рискуют быть задержанными, а затем и депортированными в Узбекистан, где их ждет тюрьма. В тюрьму они не хотят. Как и все люди, они мечтают быть свободными гражданами и просто жить, потому что ни в чем не считают себя виновными.

ОЙБЕК

Ойбек (имя изменено) согласился сфотографироваться, но так, чтобы не было видно его лица. Поэтому в фокусе фотообъектива оказались его руки, держащие поднос с булочками, выпеканием и продажей которых на улицах Оша Ойбек зарабатывает на жизнь.

В Кыргызстан Ойбек попал сразу после андижанских событий. Вместе с одним из своих братьев добрался до поста Достук, нелегально перешел границу и стал жить в Оше подпольно. Однако в октябре во время операции "Нелегал" брата задержали, он до сих пор находится в ошском СИЗО.

У Ойбека в Андижане остались родители, жена и двое детей. В родном городе у него была своя фирма, жизнь была налажена. Тринадцатого мая прошлого года все рухнуло.

С родными у Ойбека нет никакой связи больше года. Он боится позвонить им, написать по электронной почте - узбекские спецслужбы, по словам Ойбека, все держат под контролем.

- Тринадцатого мая я, как и многие другие, просто пошел на митинг, - рассказывает Ойбек. - Хотел выразить свое недовольство по поводу суда над двадцатью тремя бизнесменами, которых назвали акромистами. Среди них оказался и мой двоюродный брат. Люди были уверены, что их осудили несправедливо. Их объединял только бизнес. Они хотели восстановить работу фабрик и заводов, хотели, чтобы Узбекистан развивался. Они не входили ни в какую партию. Нет такого движения "Акромийя". Просто в Узбекистане нельзя заниматься большим бизнесом, конкуренты обязательно будут мешать. Вот бизнесменов этих и подставили. Откупиться же, как это делают другие, они не смогли, потому что их обвинили в групповом преступлении. Почему мы пошли на митинг? Нам сказали, что в Андижан прилетит президент Каримов. Он выслушает жалобы людей и примет меры. Так мы думали. Питая именно такую надежду, в Андижан приехали и ошане, шестьдесят семь человек. Впоследствии их тоже обвинили в экстремизме.

В лагерь для беженцев в Сузакском районе Ойбеку попасть не удалось, поэтому он и не получил шанса уехать за границу. Как, например, два его родственника, которые, пробыв в этом лагере некоторое время, затем уехали в США. Впрочем, Ойбек особо и не стремится уехать. Он мечтает вернуться домой. И если не будет шанса вернуться без опасений, он даже готов сесть в тюрьму. Так и сказал. Конечно же, эти слова вырвались у него от отчаяния. Не зная, каково приходится оставшимся в Андижане жене и детям, в Оше Ойбеку живется несладко. Хоть и печет он сладкие булочки.

- Киргизы относятся ко мне очень хорошо. Классные люди, - говорит Ойбек. - Если мне дадут статус беженца и придется остаться в Оше, я хотел бы открыть здесь кондитерскую и как-нибудь перевезти сюда семью. Такова моя мечта... Думаю, Каримов сможет изменить ситуацию, - надеется наш собеседник, - ведь он тоже человек. Поймет, что мы ни в чем не виноваты, ничего плохого не сделали. Нас ведь неправильно понимают. Президенту нужно самому поговорить с "экстремистами". Я не знаю, как оценить его действия тринадцатого мая. Наверное, президента заверили, что на площади - террористы.

По словам Ойбека, андижанцев - непосредственных участников митинга тринадцатого мая - в Оше сейчас трое. Остальные - оппозиционеры и правозащитники, появились здесь позже. Сейчас в Оше легально находится больше тридцати беженцев из Узбекистана. Все они подали ходатайство в УВКБ ООН о присвоении им статуса беженцев и ждут решения.

Судя по тому, как легко Ойбек согласился на встречу с журналистами, ему надоело скрываться и бояться. А может, чувство страха со временем просто притупилось.

За выдачу Ойбека узбекские власти по-прежнему сулят энное количество долларов. Мы ему сочувствовали. Однако помочь вернуться домой были бессильны. Все, что мы могли сделать - скупить у него только что вынутые из духовки булочки.

МАХАМАТЖАН

Фотография моего второго нового знакомого лежит в ошском городском отделе внутренних дел. Он находится в розыске, и за него тоже сулят наградные. Поначалу он был не против назваться настоящим именем, но потом решил, что, возможно, в будущем будет заниматься политикой, поэтому лучше поостеречься. Вот и придумал себе имя - Махаматжан Ибраимов.

Махаматжан тринадцатого мая на площади не был. Но его, как председателя областного отделения правозащитной организации "Озгулик", и еще четверых ее членов задержали восемнадцатого мая по причине, на первый взгляд не имеющей отношения к делу "акромистов". У бывшего председателя этого отделения Абдугафура Дадабаева жена родом из Араванского района Ошской области. Он собирался навестить родственников жены, но был вызван в местное отделение СНБ, где его задержали на три месяца по надуманной причине. Сотрудники "Озгулика" обратились в СНБ с требованием отпустить Дадабаева, иначе пообещали организовать митинг в его защиту.

- Кончилось тем, что у меня дома произвели обыск, - рассказал Махаматжан, - забрали всю документацию "Озгулика", там были и уточненные списки погибших тринадцатого мая на площади. Четверых моих коллег отпустили, а меня судили за то, что хотел провести несанкционированный митинг. Пришлось заплатить штраф - двадцать семь минимальных зарплат.

В следующий раз его задержали двадцатого октября. Ибраимов шел в школу, в которой преподавал химию и биологию. Встретившийся по дороге участковый милиционер передал ему приглашение в прокуратуру, где на экспертизе находились документы "Озгулика". После долгой беседы его отпустили покурить во двор. Тут-то Махаматжан и решил бежать, поскольку понял, что на этот раз штрафом может и не обойтись. На попутной машине доехал до Кара-Суйского района, где незаконно перешел границу с Кыргызстаном, и вскоре стал лицом, ищущим убежища. В Андижане у него остались жена и четверо детей.

Семью Махаматжана не преследуют, но время от времени приходят и расспрашивают о нем. Ибраимов об этом знает, потому что раз в месяц звонит домой. Номер мобильного ему приходится часто менять. Как и место жительства в Оше. Постоянной работы у него тут нет. Мог бы устроиться учителем в школу, да его диплом об образовании остался дома, в Андижане.

- Все нормальные люди в Узбекистане настроены против государства, - считает Ибраимов. - Последние годы там постоянно взрывоопасно. Люди боятся всего и всех вокруг. Спецслужбы ведут тотальную слежку. Неугодных убирают быстро. К примеру, я попросил моего друга, чтобы он устроил зарубежному журналисту интервью с могильщиком - одним из тех, кто закапывал убитых в Андижане тринадцатого мая. Через два дня после интервью моего друга нашли убитым.

По словам Махаматжана, еще в феврале в Оше скрывалось около пятидесяти андижанцев. Но сейчас осталось человек девять. Остальные исчезли, и он не исключает, что некоторых из них похитили. Ведь все были объявлены в розыск, из-за чего в Оше им постоянно приходилось менять квартиры. Но новый адрес те, кому это надо, узнают быстро.

Ибраимов собирается участвовать в выборах нового президента Узбекистана в январе 2007 года. Хотя бы косвенно. По его мнению, несмотря на то, что все оппоненты президента Каримова находятся сейчас за пределами страны, все же найдется достойный кандидат, за которого Махаматжан и проголосует: "Каримову я бы сказал вот что: пока у вас есть возможность, уйдите. И вам тогда будет хорошо, и народу".

Вместе с бишкекской журналисткой Лейлой Саралаевой мы поговорили лишь с двумя беженцами из Андижана. У каждого - свой взгляд на произошедшие более года назад события, свои версии. Свои мечты. Своя вера. Сколько им еще придется жить вдали от родины, отчаянно скучать без семьи, - этого не знает никто. Так получилось, что эти двое стали заложниками обстоятельств, жертвами системы, в очередной раз показавшей, что для нее люди - всего лишь винтики, которые можно крутить как угодно.