Как известно, более четырехсот беженцев из узбекского Андижана были переправлены из Кыргызстана в Румынию. Затем их распределили по разным странам Запада. Часть из них попала в Чешскую Республику. В годовщину майских событий в Андижане беженцев в Чехии посетила корреспондент ИА "Фергана.Ру" Жаныл Жусубжан.

В ЧЕССКИ ЛИПА И СВОИХ ПРОБЛЕМ ХВАТАЕТ

Стоит теплый майский день. С Хонзой Колачек, как и договаривались, мы встречаемся в городе Ческа Липа, что на девяносто километров севернее Праги. Широкоплечий мускулистый молодой человек лет тридцати, больше похожий на борца-тяжеловеса, чем на работника благотворительного фонда, уверенно ведет микроавтобус "Форд" по разбитым дорогам.

"Многие чехи до сих пор толком не знают, что в СССР жили не только русские. Раньше мне тоже все люди из бывшего СССР казались на одно лицо, Узбеки, с которыми я работаю вот уже третий месяц, прекрасные люди! Каждый раз, как побуду с ними, чувствую как бы очищенным изнутри", - рассказывает Хонза, большими крепкими руками крутя баранку. У него стрижка под "ёжик", на затылке волосы обесцвечены в виде спирали.

"Я танцую хип-хоп, в нашей группе все так ходят", - широко улыбается Хонза. Он - социальный педагог, раньше работал в Голландии и Англии с наркоманами, потом шесть лет с цыганскими детьми. Он сигналит какой-то девушке, она машет в ответ рукой и сразу опускает глаза.

"Она цыганка, одна из моих бывших воспитанниц. Родители в тюрьме. Но от наркозависимости она все-таки избавилась".

У супермаркета подбираем трех узбеков, они загружают коробки с мукой в пакетах, яйца, напитки. Потом к нам подсаживается Зденка, коллега Хонзы. "Я играюсь с детьми беженцев", - говорит она по-русски с сильным акцентом. "Наша хиппи, все ее любят", - тихо комментирует мне Хонза по-английски. Ей на вид за шестьдесят, рыжие волосы беспорядочно падают на плечи, добрая улыбка придает мягкость ее чертам лица.

По дороге Хонза показывает мне "город цыган": квартал из не очень опрятных домов. Цыгане, хотя их совсем немного в Чехии, создают большие "проблемы", плохо приспосабливаются к местным порядкам.

"Это Ралский замок", - указывает Хонза на руины, возвышающиеся над лесистым холмом. Мы уже едем по сельской дороге. "Здесь на останках старинного дворца танковый батальон советской армии проводил учения". В этих краях когда-то располагалась база советских войск. "С тех пор русскоговорящих здесь особенно недолюбливают", - добавляет мой собеседник.

Проезжаем мимо загражденного поля. Раньше здесь были урановые шахты. Сейчас почти все они закрыты, поэтому в округе очень высокая безработица, около тридцати процентов. Вот в такой непростой край попали пятнадцать андижанцев. "Почему беженцев привезли именно в этот район?" недоумеваю я. "Потому что здесь все очень дешево - жилье, продукты. Это главная причина", - поясняет мой водитель.

Хонзе явно симпатичны его подопечные из далекой Центральной Азии, он вспоминает разные смешные истории. "Один раз они увидели старушку с тяжелой сумкой, и спрашивают: можно ли ей помочь. Я отговорил их, сказав, что она может испугаться и начать кричать на всю улицу. Они очень любят детей. В другой раз мы шли по улице и увидели молодую женщины с коляской. Узбеки сразу собрались вокруг коляски и стали все хором говорить: какой хорошенький ребенок! Надо было видеть маму этого ребенка, с каким ужасом она смотрела на толпу незнакомых мужчин, которые к тому же говорили на каком-то непонятном языке!"

МУЖЧИНЫ НАЛЕВО, ЖЕНЩИНЫ НАПРАВО

В небольшое село, находящееся в двадцати минутах езды от города, мы прибыли после обеда. Перед нами - высокое серое здание из бетона, возле которого расхаживает разношерстный народ - беженцы из Анголы, Чечни, Грузии, Ирака. Андижанцев поселили на седьмом этаже, в отдельном крыле. Здесь все выглядит чисто и аккуратно, но атмосфера, как в общежитии: полы из линолеума, в спальнях из мебели - только диван да тумбочка. С балконов открывается прекрасный вид на озеро, вода в котором радиоактивна - из-за закрытых урановых шахт.

В андижанском секторе все связаны родственными узами. Из пятнадцати андижанцев трое - женщины. Они мало куда выходят, по всей видимости, большей частью сидят в квартирах. Хонза говорит, что видел их всего несколько раз, хотя бывает здесь довольно часто. "Женщины и мужчины, кажется, никогда не кушают вместе", - улыбается Хонза. "А когда один раз я пришел с коллегой, она села с нами за один стол, но мужчины не смотрели на ее сторону, а на ее вопросы отвечали в мой адрес".

На узбечках - свободные цветастые платья с длинными рукавами, на головах - платки, завязанные под подбородком. Наверное, они точно также одевались и у себя дома, в далеком Андижане. Почти каждая оставила на родине детей. У двадцатидевятилетней Камилы самый младший - еще грудной. Зато у всех мужья рядом. Дома они зарабатывали на жизнь небольшим частным бизнесом: один варил нават, другой пек торты, печенья. Пары живут в отдельных комнатах, их часть коридора разделена ширмой из ситца в мелкий цветочек. "Чтобы мужчины нас не видели", - улыбаются женщины.

ООНОВСКИЕ "ЗВЕЗДЫ"

Нас пригласили остаться на ужин. Лично меня долго уговаривать не пришлось - я люблю узбекскую кухню. Тем более, хотела воочию увидеть, как делают настоящую самсу (пирожки с мясом). Спустились на кухню на втором этаже, на двери надпись на чешском, русском и английском: "Открыто с 14:00 до 20:00, заходить разрешается только женщинам и детям. Мужчинами может использоваться кофемашина и кофеварка.". Здесь нет плит, только две микроволновки.

За лепкой самсы затевается не очень веселый разговор о доме, о детях, которые остались сиротами при живых родителях. Но мы почти нечего не говорим о событиях, которые в эти дни вспоминают пикетами и демонстрациями в десятках стран мира. "Можно было бы детей как-то пытаться забрать сюда, но нашим родителям это будет еще большой утратой, да и не хотим им доставлять неприятности", - говорит 34-летняя Хадича. Ее огромные глаза оттеняют чистую белизну лица, она выглядит немного уставшей.

"Вот переждем, ситуация изменится, вернемся домой". "А если не изменится?" - спрашиваю я. "Тогда, наверное, вернемся только в глубокой старости, а наши дети нас и не узнают", - это говорит Нивара, у которой живые черные глаза и доброе лицо.

"Мы будем надеяться, что президент Каримов проявит милость и позовет нас домой", - вставляет Камила, косясь на мой включенный диктофон. Она - самая молодая из трех женщин, с уверенными жестами и смуглым лицом. Нивара вспоминает, как они жили во временном лагере в Румынии: "Нас и мужчин расположили в отдельных зданиях. Было много женщин, которые здесь были одни. Из-за уважения к ним наши мужья все пять месяцев с нами разговаривали только на расстоянии. Придут к забору, поговорят и уйдут. Вообще они у нас джентльмены! Даже румыны удивлялись. К тому же у нас было всегда чисто, даже в мужской части, никто никогда бумажку на землю не бросит. Потом ооновцы сказали нам, что таких хороших беженцев они не видели, и что дают нам пять звезд". "Значит вы "пятизвездочные" беженцы?" Мой вопрос у них вызывает взрыв смеха: "Да, да!"

"НЕ ПЬЮТ, НЕ КУРЯТ, ГОВОРЯТ С РУССКИМ АКЦЕНТОМ"...

Несладко быть "цизинцем" (по-чешски - "иностранцем"). Но андижанцы, видимо, неплохо приживаются. По словам Хонзы, они уже достаточно хорошо говорят по-чешски, особенно женщины. Мужчины пытаются найти хоть какую-нибудь работу. "Они все время спешат, хотят побыстрее начать жить самостоятельно, у них нет той социальной болезни, которая развивается у многих иностранцев, которые годами живут в лагерях для мигрантов в ожидании статуса беженца и привыкают жить на малом, но готовом".

То что, андижанцам сразу дали такой статус, вызывает чувство зависти у других. К тому же, для них выделено в три раза больше часов обучения по программе адаптации иностранцев. Практически, только у них есть такой человек, как Хонза, который проводит с ними по несколько часов в день, отвечая на бесконечные вопросы, обзванивая фирмы, которые могли бы принять их на работу. Нередко он сам возит их к работодателям на собеседование. "Но я здесь только на время, скоро они должны будут сами решать свои проблемы", - объясняет мне Хонза. Его также беспокоит, что их слишком маленький и замкнутый круг со временем может стать помехой в интеграции в стране, где, видимо, они останутся надолго. С другой стороны, у них сильное чувство предпринимательства: "Их страшно тяготит безделье. Но найти работу нелегко. Как только работодатели узнают, что они бывшие советские, сразу отказывают".

Но вот у Хонзы звонит мобильник: это из фирмы, которая строит роскошные виллы. Хонза вежливо, но дотошно выясняет, сколько часов в день его подопечные будут работать, будет ли официальный договор, какая оплата. "Это очень хорошие ребята, не пьют, не курят, потому что они - верующие мусульмане. Очень хорошо понимают язык, только есть у них немного русский акцент", - разъясняет Хонза. Потом поворачивается к мужчинам: "Завтра в семь утра вас встретят у городской магистратуры. Пока поедут только двое из вас. Если себя хорошо покажете, возьмут еще троих". Работа временная, но оплату обещали неплохую даже по столичным меркам.

БУДЕТ ЧЕШСКИЙ АНДИЖАНЕЦ

Уже вечереет, мы садимся за ужин. На столе - сахар, домашний хлеб, масло с шоколадом, изюм. Камиля и Нивара подают самсу, плов. Мужчины едят в другой комнате. Хадича задумчиво сидит в кресле, она на третьем месяце беременности. "Киргизы нам так помогали, если напишешь про нас, может, пришлют нам зеленый урюк? Здесь, оказывается, урюк не растет, а мне так хочется!.. Или курут..." По народному поверью, женщина не родит ребенка, пока не съест желаемое.

После ужина кто-то из мужчин передает через Камилу, что Хонза готов ехать. Камиля приносит горячую лепешку: "Наши мужчины испекли". Хонза тоже получает лепешку в дорогу. "Моя жена будет рада", - благодарит он. На прощание целую женщин в щеку, мужчинам только киваю головой, не подавая руки. С нами в город возвращается Зденка, которую провожает ватага смуглых ребятишек. "Вот вам дарек", - сует мне один из них бумажную разрисованную корзинку.

Хонза сообщает мне, что договорился с руководством своей христианской благотворительной организации, что осенью организует для беженцев выезд на природу. "Приезжай тоже", - зовет он меня. "Самозжреймне, приеду", - отвечаю я. А про себя думаю, как бы достать зеленный урюк или курут для Хадичи.

ПРИМЕЧАНИЯ:

Нават - кристаллический сахар.

Самса - пирожки с мясом.

Курут (или курт) - сушеные творожные шарики.

Дарек (по-чешски) - "подарок".

Самозжреймне (по-чешски) - "конечно".

Имена женщин изменены по их просьбе.