С минувшей осени Душанбе – главный город Таджикистана – неоднократно подтвердил свою топонимическую сущность.

Говорят, что название будущей столице некогда подарил день недели, к которому был приурочен регулярно собиравшийся здесь большой базар. Происходило это каждый понедельник, а собственно, так и называется на таджикском языке этот календарный день – «душанбе».

То, что происходило в столице Таджикистана не так давно, очень было похоже на торги, а точнее – представляло собой их заключительную стадию. Самая увлекательная и зрелищная часть этого глубоко по своей сути базарного действа проходила преимущественно за кулисами, длилась лет пять и включала в себя весь набор азиатского торжища: покупатель с настойчивостью последнего зануды твердил о заоблачно высокой цене и сомнительной кондиционности товара, делал вид, что уходит, а продавец в последнее мгновение заявлял о готовности уступить. Все это сопровождалось хлопаньем по рукам, киданием оземь шапок, базарными прибаутками и повторялось вновь и вновь. Впрочем, было у состоявшихся в Душанбе торгов и еще одно особенное свойство. На продажу был выставлен необычный товар – недостроенные гидроэлектростанции, крупные промышленные предприятия и даже военные объекты. Причем все это появилось на территории Таджикистана в советские времена, а при ельцинском режиме, вся внешняя политика которого сводилась к сакраментальному «берите все и задаром», нежданно обернулось щедрым подарком на память о распавшемся СССР. Впрочем, с памятью у тех, кто в 90-х годах прошлого столетия действовал по принципу «кто смел, тот и съел», существуют довольно серьезные проблемы.

Россия, выступившая нынче в роли покупателя и являющаяся, как известно, правопреемником бывшего Советского Союза, изначально была готова платить за то, на что, вероятно, могла бы претендовать и как-то иначе. Ведь торги велись вокруг того, что было, как и очень многое другое, построено на земле Таджикистана, но на огромные и стабильные дотации из государственного бюджета СССР, то есть из того общего котла, в который свою долю приносили все союзные республики. Да и роль высокопрофессиональных строителей неизменно отводилась при этом специалистам, которые из разных регионов страны направлялись на работу по разнарядке Москвы. Такая практика сложилась с первых лет существования советской власти. О ее сути можно порассуждать, но она обладала одним несомненным свойством: за относительно короткий срок в любой точке огромной страны можно было сформировать эффективно действующий коллектив профессионалов.

Впрочем, справедливости ради стоит отметить, что практика дотирования окраинных, менее развитых территорий не была изобретением «ленинско-сталинской национальной политики», советская власть унаследовала ее от царской России. Историки свидетельствуют, что только за девять лет (1889-97) Россия потратила на присоединенный к империи Туркестан 87,3 млн. рублей (колоссальные в то время деньги), а прибыли получила лишь на 61,3 млн. То есть среднегодовой убыток только в этом регионе составил почти три миллиона рублей.

Отгремели в начале прошлого века войны и революции, рухнула Российская империя, на месте Туркестана, Восточной Бухары, Хивинского и Кокандского ханств возникли наспех скроенные советские союзные республики, а практика дотационных финансовых инъекций продолжала существовать. Да и не мог быть, вероятно, придуман какой-то другой инструмент для того, чтобы на феодальном фундаменте создавать некое подобие продуктивной экономики. Только в Таджикистане, к примеру, за короткое время была создана Вахшская оросительная система, построены в условиях высокогорья сотни километров дорог, мосты, проложенная железная дорога вывела республику из транспортного тупика. Можно долго перечислять то, с чем Таджикистан никогда не справился бы один на один.

В 1932 году в республике работала Таджикско-Памирская комплексная экспедиция Академии Наук СССР. Одним из результатов проведенных ею исследований было определение на реках Вахш и Пяндж наиболее перспективных створов под плотины будущих мощных гидроэлектростанций. Именно эти разработки во многом легли в основание инженерных проектов, которые были разработаны через три десятка лет.

Строили всем миром

Первенцем большой гидроэнергетики Таджикистана суждено было стать Нурекской ГЭС. В пользу именно такого почина объективно свидетельствовали весомые аргументы. Плотина гидроэлектростанции должна была подняться в теснине ущелья, по которому протекал бурный Вахш. Сама природа, казалось, позаботилась о такой предназначенности: берега реки в этом месте почти соединялись, а некогда, по-видимому, и вовсе смыкались, пропуская Вахш понизу, через узкую промоину. Об этом говорит и название места – Пулисангин, что в переводе с таджикского языка означает «каменный мост». С древних времен именно здесь проходила одна из оживленных ветвей Великого шелкового пути, а вокруг ущелья сложилось множество преданий. Согласно одному из них, запечатленному летописцами, великий Александр Македонский нашел свою жену Роксану в краях, что были за «каменным мостом». В передаваемых из уст в уста легендах вездесущие купцы, переправляясь через Вахш, порой теряли в стремнине сундуки с сокровищами; в более поздние времена героями легенд стали всадники в краснозвездных шлемах, которых в азарте погони за врагами скакуны в отчаянном прыжке переносили с берега на берег.

Был в Пулисангине наведен деревянный мост, а потом, лет 80 назад его сменил мост железный. Остались от того времени два больших валуна с автографами. «Саперы Р.К.К.А. на стройках пятилетки», – выбито было на одном, на другом гордо значилось: «Здесь рвали камень мы, воины-сибиряки». Валуны эти не сохранились. Видимо, кто-то, для кого связь времен не была существенной, попросту столкнул камни с помощью бульдозера на дно Вахша.

Когда в начале 60-х годов прошлого столетия началось строительство Нурекской ГЭС, ему был присвоен громкий титул Всесоюзной комсомольской ударной стройки. В городе, который взламывал скорлупу глинобитных домиков, на строительных площадках гидроэлектростанции – повсюду красовались транспаранты, заявляющие о том, что «Нурек строит вся страна», и это был далеко не один лишь очередной пропагандистский трюк. В строительстве энергетического гиганта на Вахше участвовали более 400 проектных и строительных организаций, промышленных предприятий почти из всех республик Советского Союза. В Нуреке сложился коллектив, в котором насчитывалось до семи тысяч человек, и среди них было немало инженеров и рабочих, в послужном списке которых значилась работа на строительстве Красноярской ГЭС, Асуанской плотины в Египте и других крупных гидротехнических сооружений. Хотя изначально предполагалось, что в строительство Нурекской ГЭС будут максимально вовлечены люди из окрестных кишлаков, на практике этот программный тезис нуждался в существенных коррективах. У республики не было опыта в столь крупномасштабных и специфических стройках, а следовательно, не могло быть и собственных квалифицированных специалистов.

Нурек принимал всех, кто желал участовать в возведении самой высокой в мире насыпной 300-метровой плотины, строить десятки километров туннелей, монтировать уникальное гидроэнергетическое оборудование. Приходилось решать множество как предвиденных, так и возникающих в ходе работы сложнейших задач, и все это усугублялось тем, что станция возводилась в зоне девятибалльной сейсмичности.

Понадобились годы, чтобы сформировался коллектив, которому вслед за Нурекской ГЭС мощностью 3000 мегаватт предстояло строить Байпазинскую (проектная мощность 600 МВт), Рогунскую (3600 МВт) и каскад Сангтудинских ГЭС общей мощностью около 900 МВт. Но и этим не исчерпывалась программа освоения потенциальных гидроэнергоресурсов. По их запасам Таджикистан занимал в бывшем СССР второе место после Российской Федерации, возможности его стремительных горных рек составляют суммарную мощность в 32,3 миллиона кВт.

Что имеем, не храним...

Рогунская ГЭС – шестая, самая верхняя ступень Вахшского гидроэнергетического каскада. Ее строительство началось в 1976 году в 110 километрах от Душанбе, и самыми первыми строительными объектами стали жилые дома, школы, поликлиника – все то, что на слэнге строителей называется одним странноватым словом «соцкультбыт». Но, конечно же, не только это оказалось в фокусе внимания специалистов. Насыпная, как и в Нуреке, плотина этой станции должна была подняться на 320 метров, а ее основание приходилось прямо на «живой» тектонический разлом. Такое «попадание» не было случайным. Проектировщики станции знали о разломе, однако изменение проекта вело к значительным издержкам, а потому рациональнее было предусмотреть и сделать все, чтобы разлом, который в любой момент мог нанести сейсмический удар силой до девяти баллов, не превратился для станции в бомбу замедленного действия. Кстати, именно это обстоятельство было в то время отнесено экспертами мирового класса в число одного из самых значительных достижений инженерной практики.

Еще одна особенность Рогунской ГЭС заключалась в том, что ее машинный зал с шестью гидроэнергетическими агрегатами (по 600 МВт каждый) должен был располагаться под землей. Вообще говоря, общий объем подземных сооружений был запроектирован несколько большим, нежели на Нурекской ГЭС, в обоих случаях это диктовала специфика строительства гидроэлектростанций в горной местности.

В первые годы строительство Рогунской ГЭС укладывалось в поэтапно запланированные сроки, весьма плодотворной оказалась идея органичного перехода строителей с одного крупного объекта на другой. В начале 80-х годов началось возведение основных объектов гидроэлектростанции, и Госплан СССР в своих долгосрочных разработках учитывал миллиарды киловатт-часов энергии, которые в годах 90-х уже должна была вырабатывать Рогунская ГЭС. Однако с каждым последующим годом перед стройкой все ощутимее возникала проблема, которая практически никогда не была очень острой для строительства Нурекской ГЭС (ее общая стоимость, по некоторым подсчетам, составила более одного миллиарда советских рублей).

К середине 80-х годов, когда Советский Союз оглох от пропагандистской трескотни вокруг пресловутой «перестройки», общесоюзный бюджет стал похож на короткое одеяло, которое не могло покрыть и сооружение энергетических гигантов, и гонку вооружений, и космическую программу, и войну в Афганистане, и чрезмерно щедрую оплату прокоммунистических режимов по всей планете. Собственные республиканские бюджеты не смогли бы даже в течение одного месяца выдержать финансирование таких строек, как Нурекская или Рогунская ГЭС. Все утверждения об экономической самодостаточности таких республик, как, например, Таджикистан или Киргизия, не имели под собой никакой реальной основы. Очень скоро, после того как бывшие советские республики отмежевались от России, стало ясно, что на мировом рынке эти новоявленные суверенные страны никто не ждет. Да и продукция, выставляемая этими странами на продажу не была почти во всех случаях конкурентноспособной.

Из всего, что производится сегодня в Таджикистане, реальным спросом пользуется, пожалуй, лишь хлопок и продукция Таджикского алюминиевого завода, который потребляет большую часть электроэнергии производимой Нурекской ГЭС. И оба промышленных предприятия, вокруг которых сегодня и завязался торг, лишь с плотно закрытыми глазами можно безоговорочно признать абсолютной собственностью одной лишь республики, на территории которой они были построены и пущены.

Что касается строительства Рогунской ГЭС времен «перестройки», то сокращение финансирования работ привело к тому, что многие строители, и это были профессионалы самой высокой квалификации, начали паковать чемоданы, чтобы попытать счастья где-нибудь в другом месте. Отток специалистов стал еще очевиднее, когда в феврале 1990 года в Душанбе произошли массовые беспорядки, во время которых погибли люди (минуло с той поры ровно 15 лет, но до сих пор тем событиям не дана должная оценка). На этом фоне началась инициированная частью местной интеллигенции кампания, еще больше подкосившая стройку.

В республиканской прессе появились статьи, в которых люди, весьма далекие от проблем гидротехнического строительства, утверждали, что 320-метровая плотина будущей Рогунской ГЭС приведет к тому, что будет затоплено множество горных селений. Говорилось и о том, что эта плотина приведет к самому негативному воздействию на окружающую среду. Заявления были голословны, однако не реагировать на них было в то время нельзя, и проектировщики, притормозив возведение плотины, которая тогда поднялась уже метров на 40, сочли якобы возможным уменьшить ее высоту, хотя профессионалам было понятно, что, подняв плотину, скажем, до 280 метров, ее можно в любое время нарастить и до первоначально намеченных 320-ти.

Суета вокруг плотины, участившиеся националистические выпады против строителей привели к тому, что отъезд специалистов приобрел массовый характер. Впрочем, в 1991 году счет покидающим республику шел уже на десятки тысяч.

Когда из городка строителей Рогунской ГЭС уезжал начальник стройки Николай Савченков, его машину остановили на дороге какие-то вооруженные люди. Они учинили унизительный обыск, оскорбляли этого человека, который еще до Рогуна был главным инженером на строительстве Нурекской ГЭС. Этот инцидент получил огласку, и один из правительственных чиновников в доверительном разговоре заметил: «Не надо бы так. Ведь пройдет время, и мы будем опять приглашать в республику таких людей, как Савченков, а им, если они вернутся, придется платить уже гораздо больше и звонкой валютой».

В 1992 году в республике началась продолжавшаяся более четырех лет кровопролитная гражданская война. На заброшенном строительстве Рогунской ГЭС паводки размыли первую ступень плотины, все, что могло быть разграблено, растащили, та же судьба постигла и начавшееся строительство Сангтудинской гидроэлектростанции.

Товар – деньги – товар

Эта набившая оскомину формула, в которой все, как и должно быть, совершенно абстрактно, вполне применима к еще продолжающимся торгам в Душанбе. В этом совершенно конкретном случае формула, в которой обозначены цель и средства, наполняется вполне осязаемыми значениями.

Сейчас очертился круг участников увлекательного процесса купли-продажи. Во-первых, это, конечно же, Россия, которая, во многом утратив былое влияние в Центральной Азии, успела, кажется, вскочить в последний вагон уходящего поезда. В итоге удалось не только сохранить присутствие дислоцированной в Таджикистане еще с советских времен 201-й мотострелковой дивизии, но и официально придать этому присутствию статус российской военной базы. России также удалось сохранить за собой право собственности на действующий оптико-электронный узел слежения за космическим пространством, который был построен на горе Санглох, что неподалеку от Нурека, без непосредственного участия Таджикистана. В ответ на такую сговорчивость Россия списывает почти 300 млн. долларов, которые ей задолжал Таджикистан, еще десятки миллионов долларов будут конвертированы в российскую собственность при сооружении Сангтудинской ГЭС с предоставлением российской стороне соответствующего пакета акций. Российская компания «Русал» намерена нарастить производственные мощности действующего Таджикского алюминиевого завода и построить в Таджикистане еще два таких предприятия.

Еще одним участником больших торгов в Душанбе стал Иран, который уже очень давно плотоядно посматривает на Таджикистан и стремится к упрочению своих позиций в этой стране, продуктивно используя таджико-иранскую общность истории, культуры, языка. Полновесная экономическая выгода при видимом отсутствии каких-либо политических дивидендов привлекла к работе в Таджикистане всемирно известную немецкую фирму Lahmeyer International, которая взялась за технико-экономическое обоснование строительства первой очереди Рогунской ГЭС.

По-видимому, нет необходимости сейчас подробно перечислять всех, кого сегодня привлек к себе выгодный бизнес в Таджикистане, как нет и нужды пересчитывать стоящие за этим миллиардные долларовые суммы. Только Россия, как заявил об этом посетивший Таджикистан минувшей осенью российский президент Владимир Путин, намерена инвестировать в экономику республики почти два миллиарда долларов. Ему же, впрочем, принадлежит оброненная как-то мимоходом фраза: «Все, кто хотел уехать из Таджикистана, уже уехали», и это заявление относилось к тому факту, что из республики за последние полтора десятка лет выехали сотни тысяч людей, которых с чьей-то не очень легкой руки стало принято называть «русскоязычными».

Уехали очень многие, да не все. Остались люди в возрасте, остались те, кому не хватит денег на отъезд, если даже удастся распродать все свое имущество; остались те, кто, по данным Всемирного банка, относится в Таджикистане к тем 64% населения, которые живут на два доллара 15 центов в день. Да и некуда многим ехать, потому что нигде и никто их не ждет, а о том, что в России приехавших встречают отнюдь не с распростертыми объятиями, наслышаны все. А ведь именно эти люди в свое время строили в республике города, заводы, электростанции, учили в школах детей, а потом в одночасье стали отверженными. Сегодня они – и не о пресловутой ностальгии речь – с горечью наблюдают за тем, как на властном олимпе изящно жонглируют миллиардами зеленых купюр, в массе которых кроется доля, на которую вынужденные изгои вправе претендовать. В формуле «деньги – товар – деньги» эта самая доля стала не просто исчезающе малой величиной, она превратилась в неизвестное, не поддающееся исчислению слагаемое.

Были времена, когда в республике слова благодарности «старшему русскому брату» звучали с самых высоких трибун, когда они входили в лексикон литературных произведений, кинофильмов. Во славу этой благодарности слагались песни, из которых сегодня выбрасываются не только отдельные слова, но и целые куплеты. В результате возникают бессмыслица и какофония – спутники беспамятства и разрушения.

Юрий Земмель

Специально для Ферганы.Ру