Фото ИА "Фергана.Ру"

О борьбе биологов с пастухами, о попытках восстановить исчезающий вид оленя в Заравшанском заповеднике мы уже рассказывали в одной из публикаций. Данная статья посвящена этой же теме.

* * *

По правому берегу реки Зарафшан, от проступающей вдали горной гряды и почти до самого Самарканда, тянется своеобразный оазис - неведомо как сохранившийся до наших дней массив лесных зарослей. Это Зарафшанский государственный заповедник, самый маленький из девяти заповедников, существующих в Узбекистане.

Зеленая лента вдоль берега

В непроходимой чаще трубит величественный красавец - высокорогий бухарский олень. Временами оттуда же доносится рык туранского тигра, а с наступлением сумерек начинается перекличка полосатых гиен и шакалов. Огромные шатры переплетенных между собой растений образуют непролазные дебри, населенные мириадами живых существ. И на десятки, сотни километров - бесконечный тугайный лес…

К сожалению, нарисованная картина относится к временам давно минувшим. Здешние места выглядели так примерно сто лет назад. С тех пор освоение природы шло столь интенсивно, что к началу семидесятых годов стало очевидно: если не принять срочных мер, то через несколько лет от тугайных лесов останутся одни воспоминания. Так в 1975 году и появился Зарафшанский долинно-тугайный заповедник. Основная его задача - сохранить уцелевший участок тугайного леса, а также спасти от вымирания золотистого зарафшанского фазана, который только здесь и обитает.

Сегодня вид заповедного ландшафта одновременно и восхищает и наводит на мысли о грустном. Внешне это очень красивое зрелище: настоящие джунгли высотой в два-три человеческих роста, состоящие из зарослей облепихи, сплошь обсыпанной янтарными бусинками, источающей сладковатый аромат джиды, остролистых эриантусов, камыша, туранги. И все это опутано, перевито, стянуто воедино цепко-колючими побегами ежевики.

С деревьев то и дело спархивает вяхирь - крупный лесной голубь, птица предгорий, обживающая ныне эти равнинные места. Из травы с шумом взлетает фазан. А еще здесь водятся лисы, барсуки, зайцы, шакалы, дикобразы. В камышах живет дикий степной кот. Но больше всего в заповеднике птиц - около двухсот видов.

Однако если пройтись по дороге, проложенной сквозь лес, замечаешь нечто странное. Время от времени на дорожку из кустов выпрыгивают пацаны и, увидев тебя, опрометью кидаются обратно. Из зарослей периодически доносится рев, схожий с голосами доисторических ящеров. Вскоре все разъясняется: в заповедной зоне кормится стадо коров. Порой они отрываются от жевания и громко всех извещают о том, что здесь хорошо и сытно. Откуда-то из чащи им вторят их рогатые собратья. Такая же картина наблюдается и дальше, пока мы, два журналиста, продвигаемся по территории заповедника.

Немного погодя натыкаемся на здоровущего быка, который пасется прямо на лесной дороге, преграждая нам путь. Решаем внести свою лепту в природоохранную деятельность и, вооружившись палкой, изгоняем его с заповедной территории. Это не сложно: в этом месте ширина заповедника от берега до полей кукурузы, возделываемых местными фермерами, не превышает нескольких сот метров. Такова особенность Зарафшанского заповедника: хоть в длину он тянется на десятки километров, зато ширина его колеблется от трехсот метров до полутора километров. По сути, это просто лесополоса вдоль речного берега. Кругом густонаселенные поселки: с одной стороны вдоль границ заповедника находятся примерно двадцать кишлаков, а через реку - еще тридцать. Да и сам заповедник примерно на две равные части делится большим кишлаком Карапчи. Неудивительно, что давно уже нет в нем ни оленей, ни туранских тигров, ни гиен. На грани вымирания и другие виды животных.

В связи с крайне неудачным географическим положением заповедник ощущает постоянный прессинг со стороны местного населения, которое воспринимает его территорию исключительно как место для ведения хозяйственной деятельности. В заповедник загоняют пастись целые стада коров и баранов, которые протаптывают его насквозь. Они обгладывают и вытаптывают растительный покров, оставляя после себя участки совершенно голой поверхности. В большинстве окружающих кишлаков нет газа, поэтому заповедник также подвергается нашествию заготовителей дров, вырубающих все, что подвернется под руку, особенно в зимнее время. Эти проблемы на сегодняшний день являются общими для всех заповедников страны.

К сожалению, сами сотрудники Зарафшанского заповедника как-либо изменить эту ситуацию не в состоянии. Согласно законодательству, корова, забредшая на хлопковое или пшеничное поле, изымается - такое наказание предусмотрено за потраву сельхозугодий. Однако за ту же корову, зашедшую в заповедник, максимальное наказание - штраф в виде одной минимальной зарплаты. Как говорится, почувствуйте разницу. Впрочем, возможно, штрафные санкции и могли бы подействовать, если бы они выполнялись. В реальности же система наказаний работает лишь на бумаге. Инспектора охраны природы ловят нарушителей, составляют протокол о нарушении и передают судебным исполнителям в ближайшие районные суды. Однако те вовсе не горят желанием взыскивать указанные суммы с местных жителей. Да и как им это делать, если каждый второй в этих поселках сосед или родственник. Причем, у каждого наготове отговорка: "Денег нет, отдам, когда будут". По закону в таком случае у нарушителей надо изъять что-либо ценное - для возмещения ущерба и в назидание другим. Но если в прошлом году судебные исполнители поднатужились и изъяли один телевизор, два паласа и несколько мешков зерна, то в этом вообще ничего. Контроля же над деятельностью судебных исполнителей нет никакого.

Подобное необязательное отношение к взысканию штрафов порождает полнейшее пренебрежение ими. Все нарушители прекрасно осведомлены, что орудие преступления, то бишь корова, конфисковано не будет.

- Забираем мы, допустим, стадо коров, - объясняет ситуацию Наталья Мармазинская, заместитель директора заповедника. - Приходят пастухи, дети, начинают плакать: "Денег нет, отпустите, это не повторится". Начинаем их ругать, а они жалуются: "А что нам делать, корова - наша кормилица, наш капитал". Люди говорят, что пасти коров негде, поэтому лезут в заповедник. С другой стороны, и по десять коров они держат, только потому, что рядом заповедник - бесплатное пастбище. А выписанные штрафы судебные исполнители не рассматривают.

В какой-то степени местное население можно понять - скот на территорию заповедника гонят не от хорошей жизни. Работы в окрестных кишлаках нет. Наиболее предприимчивые фермеры арендовали большую часть земли, другим же ее не осталось вовсе. Поэтому основная часть жителей находится на заработках в России или в Казахстане. Даже в соседнем Самарканде почти каждый четвертый трудится во благо бывшей метрополии. В таких условиях лишь содержание домашних животных позволяет заработать какие-то деньги. Но ведь не за счет же заповедника…

Трудное возвращение бухарского оленя

Несмотря на то, что вместо научной работы ученым приходится ежедневно вести борьбу с нарушителями, в последние годы в Зарафшанском заповеднике воплощается достаточно амбициозный проект "Поддержка сохранения бухарского оленя в местах естественного обитания". Когда-то это животное было типичным обитателем тугайных лесов, но к концу прошлого века во всем мире их осталось лишь несколько сотен. Когда спохватились, то оленей стали разводить сразу в нескольких странах - Узбекистане, Таджикистане, Казахстане и Туркменистане.

В нашей стране этим занимаются в заповедниках Бадай-Тугай и Кызылкумском, где до сих пор существуют дикие популяции бухарских оленей. В Бадай-Тугае насчитывается приблизительно полтораста особей, в Кызылкумском заповеднике - около сотни. В последнем проблем с местным населением почти нет, поскольку нет и самого местного населения - ближайший поселок находится в пятнадцати километрах от заповедника. А Бадай-Тугай медленно сохнет: мало воды в Амударье.

Бухарский олень в Зарафшанском заповеднике

Из этих двух заповедников в 1996-97 годах и попали в Зарафшанский заповедник шесть первых переселенцев. На новом месте, в вольере площадью пятнадцать гектаров, олени почувствовали себя хорошо. С тех пор их численность значительно возросла, так что на сегодняшний день их уже двадцать три. Только в этом году родилось четыре олененка. Один, правда, погиб: по каким-то причинам мать отказалась его кормить. Олени с удовольствием едят комбикорм, который здесь же и изготавливается, а некоторые даже подходят вплотную к сетке вольера, чтобы выпросить у посетителей веточки туранги - азиатского тополя.

Бухарский олень в Зарафшанском заповеднике

Сущность проекта, осуществляемого под эгидой Всемирного фонда дикой природы (WWF), заключается в том, что когда поголовье оленей достигнет некоего устойчивого уровня, потихоньку начать выпускать их в самые заросшие места заповедника с тем, чтобы они могли обитать не только в вольере, но и на воле. По словам Натальи Мармазинской, руководящей выполнением проекта, задачей сотрудников заповедника является подготовка оленей для создания естественной популяции.

- Леса здесь достаточно много, чтобы он укрылся. Он же ночное животное, если его не беспокоить, то он из зарослей не выйдет, - говорит Наталья.

Тем не менее, способность бухарского оленя выжить на практически неохраняемой территории вызывает большие сомнения. На всю длину 47-километрового заповедника приходится всего девять инспекторов. Да и те заняты преимущественно тем, что отражают вторжения скотоводов. Для браконьера же олень может стать легкой добычей. Тем более что браконьеры здесь по-прежнему не перевелись, хоть их и стало меньше в связи с дороговизной боеприпасов.

Но кто платит, тот и заказывает музыку. WWF выделяет средства на содержание оленей, поэтому вправе руководить проектом по своему усмотрению. К тому же фонд занимается не только оленями, но и содействует сохранению биоразнообразия всего заповедника. Например, в прошлом году WWF выдал сотрудникам заповедника автомобиль "Нива". На этой машине Наталья Мармазинская, научный сотрудник заповедника Александр Коршиков и инспектора охраны природы ежедневно объезжают вверенную им территорию. Пойманных коров сгоняют в специальные загоны, которые имеются на каждом из семи участков заповедника, а на хозяев составляют протокол о нарушении. И хотя штраф те платят редко, все же подобные меры начали приносить какие-то плоды. По словам биологов, если раньше они могли контролировать только первые два участка заповедника, то сегодня в пределах их досягаемости все участки. И если раньше нарушители спорили и вступали в дискуссии, то сейчас просто бегут врассыпную. В результате количество коров на территории заповедника сократилось, а участки голой земли стали зарастать травой.

Правда, даже после получения автомобиля дела еще долго шли не самым лучшим образом. Привыкшие, что вдали от конторы управления заповедник практически не охраняется, скотоводы воспринимали биологов и инспекторов, как досадную помеху. Когда же появилась машина, а усилия ученых стали настойчивее, нарушители открыли против них настоящие военные действия. Александр продемонстрировал нам палку, густо утыканную ржавыми гвоздями. Подобные "игрушки" нарушители стали подкладывать на пути следования машины. После того, как "Нива" несколько раз проткнула шины, и водитель стал внимательнее, нарушители изменили тактику и стали засовывать палки с гвоздями в многочисленные лужи, встречающиеся на лесной дороге. На такую палку напоролся и проткнул пятку старший инспектор. Тогда по своим каналам сотрудники выяснили, кто именно этим занимается, и применили в его отношении убедительный метод физического воздействия. После этого все прекратилось. Таким образом, мордобитие оказалось наиболее эффективным способом борьбы с браконьерством.

Автомобилем - по браконьерам и скотоводам

Часов в десять утра вместе с сотрудниками заповедника выезжаем на "охоту". Наша машина, украшенная эмблемой "WWF", не спеша пробирается сквозь зеленые джунгли. И слева, и справа сплошная стена плотной зелени. Неожиданно водитель резко тормозит - возле дороги пасется десяток коров. Выскакиваем из машины и бросаемся в погоню за их хозяином - мальчишкой лет двенадцати, тут же задающим драпака. Но разве в этих кустах его поймаешь...

Пока инспектора гонят коров к специальному "коралю" - загону, где они будут дожидаться хозяев, к нам спешно приближается их взрослый владелец, до которого малолетний пастух уже донес неприятную весть об аресте коров. Он начинает упрашивать вернуть скот обратно: мол, это в первый раз и больше не повторится. Предложение предъявить паспорт он отклоняет, пояснив на смеси узбекского и русского, что тот в паспортном столе.

Однако протокол составляется. Нарушитель забирает своих коров и, ворча, уходит. А с другой стороны к загону уже торопится женщина, коровы которой также были задержаны. Как выясняется, уже не в первый раз. На вопрос о паспорте она, не слышавшая предыдущего человека, самым убедительным голосом тоже начинает врать, что сдала его в паспортный стол.

Вот так и работают сотрудники заповедника. Протокол все же составлен и будет передан куда надо, однако надежды, что он будет оплачен - почти никакой. Чтобы инспектора были материально заинтересованы ловить нарушителей, им полагается 30 процентов от суммы штрафа. Но денег они не получают. "Если бы этот закон действовал, мы давно бы уже были миллионерами, - усмехается Александр. - Ведь каждый день по десятку коров отлавливаем"…

Очередную разгуливающую по заповеднику буренку приходится привязать к бамперу веревкой и транспортировать в сторону загона в таком виде. Бедная животина, не привыкшая к подобному родео, после километра рысистого бега начинает тяжело дышать и пускать изо рта пену, так что, во избежание летального исхода ее приходится отпустить…

Разумеется, говорить о том, что выданная машина серьезным образом изменила обстановку в заповеднике, не приходится. Если в заповеднике и наблюдаются некоторые изменения к лучшему, то не столько благодаря машине, столько напряженной работе кучки энтузиастов. Однако хочется сказать вот о чем. В то время как WWF и другие международные организации делают что-то реальное для того, чтобы спасти и сохранить уголок дикой природы в далеком для них Узбекистане, наше родное государство в подобной деятельности не замечено. Единственное, чем оно ограничивается, это выдает зарплату десятку охотинспекторов - от 12 до 17 тысяч сумов.

Больше всего возмущает, что действующая власть не хочет проявить даже минимальную настойчивость: давно нужен закон, который сразу пресек бы поползновения местных нарушителей - о том, что корова или баран, нарушившие заповедную территорию, подлежат конфискации. То есть изымаются в пользу… да в пользу кого угодно - хоть государства, хоть заповедника, а хоть и егеря. Ведь главное здесь - это результат. Например, люди прекрасно знают, что на хлопковом поле пасти скот нельзя - табу, и не пасут.

Несколько месяцев назад, по-видимому, для того чтобы как-то улучшить ситуацию, высокое начальство все же предприняло кое-какие шаги. Директора Зарафшанского заповедника сместили с должности и отправили руководить ширкатом в соседний городок Джамбай. А на его место назначили … бывшего директора Джамбайского ширката. Обстановку в заповеднике эта рокировка почему-то не изменила.

Отсутствие внимания к данной проблеме со стороны правительства фактически отдает Зарафшанский заповедник на произвол местных районных властей, которые, как известно, руководствуются не какими-то там абстрактными законами, а конкретными родственно-клановыми предпочтениями, либо соображениями личной выгоды. Заповедник рискует проиграть любой иск, поданный на кого-либо из нарушителей, пользующихся благосклонностью местных властей. А на затяжные тяжбы у его сотрудников нет ни средств, ни времени.

Впрочем, вот вам конкретный случай. Как нам рассказали, недавно на пикник в заповедник прибыл прокурор Джабайского района, а с ним местный судья. Служители закона даже послали за водкой и окорочками одного из охотинспекторов, пользуясь тем, что он здешний житель и перед маленькими, но полновластными местными начальниками фактически беззащитен. Только вмешательство руководства заповедника спасло его от выполнения этой унизительной повинности.

Тугайный лес на грани исчезновения

На сегодняшний день общая ситуация с сохранением лесных угодий в Узбекистане такова: леса составляют лишь один процент от территории страны. Площадь тугайных лесов за последние сорок лет, по официальным данным, сократилась в десять раз. Те, что еще остались, находятся в подчинении Главного управления лесного хозяйства Минсельводхоза, которое уже в силу своей специфики смотрит на любой лес, как на потенциальные дрова.

Местные жители на заготовке дров

За последние семнадцать лет в Узбекистане не только не был создан ни один заповедник, но даже утратил свой статус один из двух участков Сурханского заповедника - Арал-Пайгамбар. В 1992 году на этот остров, расположенный на реке Амударье между Узбекистаном и Афганистаном, проникли предприимчивые афганцы и стали хозяйничать, как у себя дома, варварским образом вырубая тугайный лес и переправляя его на понтонах на свою сторону. В дело вмешался спецназ и изгнал "интервентов", а остров был передан пограничникам.

Это не единственное убавление заповедных территорий. Примерно на три тысячи гектаров сократилась и площадь Нуратинского заповедника.

Напомню напоследок, что любой заповедник, в том числе Зарафшанский, национальное достояние. И если по причине недальновидности нынешней власти этот островок живой природы будет потерян, то непоправимый ущерб будет нанесен и всему государству.