Поводом для моей поездки послужило возвращение на родину известного таджикского оппозиционера, главного редактора эмигрантской газеты "Чароги руз" ("Свет дня") Дододжона Атовуллоева. Уже 12 лет он живет в изгнании, лишь однажды, в 1998 году, на короткое время приехал на родину для встречи с президентом Эмомали Рахмоновым. Но, видимо, тогда высокие договаривающиеся стороны ни о чем не договорились и не смогли поступиться принципами. Атовуллоев вновь уехал за границу, против него было возбуждено уголовное дело по статье 137 части 2 УК Таджикистана ("Оскорбление президента, призыв к насильственному свержению существующего строя, разжигание национальной, расовой и религиозной вражды").

В июле 2001 года Атовуллоева арестовали в Москве по запросу таджикских спецслужб, но после вмешательства правозащитников и прессы (в том числе "Коммерсанта") через несколько дней отпустили. С той поры он живет то в Москве, то в Гамбурге. В 2002 году все обвинения с него были сняты, хотя сам он узнал об этом спустя почти два года.

И вот появилась возможность вернуться на родину. Впрочем, особой уверенности, что все пройдет благополучно, ни у кого не было. К делу подключился немецкий телеканал ARD, задумавший снять фильм о возвращении оппозиционера. Но даже они не смогли попасть в Таджикистан с первой попытки - в мае посольство Германии в Душанбе заявило, что не гарантирует безопасность съемочной группы. Пришлось отложить поездку до начала июля. Как выяснилось впоследствии, опасения не были абсолютно лишены оснований. Но об этом чуть позже.

Я ехал для того, чтобы попытаться понять, как строятся отношения власти и оппозиции. Впечатление двойственное. С одной стороны, оппозиционные партии действуют легально, их лидеры открыто говорят о любых проблемах, и можно подумать, что находишься в стране с давними демократическими традициями. С другой - начинаешь замечать, что за внешним спокойствием скрывается совершенно иная реальность. То какие-то "журналисты в штатском" напрашиваются на ужин, который организовал для нас лидер Демократической партии (на сегодня, пожалуй, самой мощной силы легальной оппозиции) Махмадрузи Искандаров. То во время встречи в редакции независимой газеты "Рузи нав" ("Новый день") к тебе подходят какие-то странные личности и задают классические вопросы: "Кто с тобой работает?"

Периодически эта скрытая активность становилась явной. Так, когда группа ARD снимала Атовуллоева на фоне президентского дворца (бывшего здания республиканского ЦК), к ней подошли очень вежливые милиционеры, а затем охрана дворца конфисковала отснятую кассету и заставила стереть запись. Слава богу, наиболее острые фрагменты интервью были на другой кассете. Мне пришлось изобразить праздно шатающегося туриста и, небрежно помахивая сумкой продюсера съемочной группы, скрыться в ближайшей чайхане.

Страна как бы замерла в напряженном ожидании. Ждать осталось недолго: в феврале 2005 года состоятся парламентские выборы, а через год - президентские. И уже сейчас ведутся напряженные дискуссии по поводу нового закона о выборах, который уже принят парламентом (окончательное слово - за президентом. Закон выглядит, мягко говоря, странно даже по российским меркам. Представители партий не допускаются на избирательные участки, протоколы заполняются в их отсутствие, причем заполнять можно даже карандашом. Понятно, к чему это может привести в отсутствие наблюдателей.

Но пока все политические силы страны стараются играть по правилам, не доводя дело до открытого противостояния. Причина этого в целом комплексе факторов, отличающих Таджикистан от любой из соседних стран.

Первый (и, пожалуй, главный) - страна пережила пятилетнюю гражданскую войну, память о которой еще слишком свежа. Мирное соглашение было заключено 27 июня 1997 года, а фактически вступило в силу в конце 1999-го. Так что на силовую смену власти сейчас мало кто отважится. Правда, у войны есть еще одно следствие, с которым вынуждена считаться власть: практически любой мало-мальски заметный политик имеет по несколько сотен хорошо вооруженных сторонников, а сила и влияние политиков определяются не партийными программами, не умением зажигать массы, а тем, сколько штыков он может выставить в случае чего. "Тяжелое вооружение - танки там и все такое - я сдал, но автоматы и пулеметы оставил, - сказал мне лидер одной из незарегистрированных партий. - А иначе мы бы сейчас не сидели тут и не разговаривали".

Второй фактор - крайне низкий уровень экономики. Таджикистан - беднейшая страна во всем СНГ. Нефть и газ есть, но залегают они на такой глубине, что разработка сегодня просто нерентабельна. Есть, конечно, водные ресурсы, довольно привлекательные в длительной перспективе (по некоторым оценкам, лет через 50 на смену войнам за нефть придут войны за воду). Большинство рек Центральной Азии берет начало в горах Таджикистана, а запасы гидроэлектроэнергии в стране практически неисчерпаемы. Но на сегодня, если не считать сельского хозяйства (главным образом хлопководства), главным объектом легальной экономики (и, кстати, самым лакомым куском в свете его грядущей приватизации) является алюминиевый завод в Турсунзаде близ границы с Узбекистаном. Именно вокруг этого завода разворачивались главные события мятежа полковника Махмуда Худойбердыева и тогдашнего главы таможенного комитета Якуба Салимова в августе 1997 года. С той поры Худойбердыев скрывается в Узбекистане. Салимов в прошлом году был арестован в России, а в феврале экстрадирован в Таджикистан и сейчас находится в подвалах здания МГБ.

Крайняя бедность страны и соседство с Афганистаном вызывают к жизни еще один фактор внутренней и внешней политики - наркобизнес. На эту тему, впрочем, в Душанбе предпочитают прямо не говорить - слишком опасно. Но когда в газете высокопоставленный чиновник говорит о необходимости решительно бороться с наркоторговлей, полушепотом задается вопрос: "Он что, сам с собой собрался бороться?" Когда в окрестностях Душанбе видишь возводимые особняки (это при том, что жилищное строительство практически заморожено с советских времен) и спрашиваешь: "На какие деньги?", в ответ слышишь: "Вы что, сами не понимаете?" По сути, и непрекращающиеся споры между Москвой и Душанбе по поводу присутствия российских пограничников суть не что иное, как отражение спора о том, кто будет контролировать поток наркотиков из Афганистана в Россию и дальше на Запад.

Следующий фактор - клановая раздробленность страны. Сегодня власть в Душанбе принадлежит южному, кулябскому клану. Но руководители на местах почти полностью самостоятельны. Клановая раздробленность - это, с одной стороны, залог вечного недовольства центром, а с другой - относительная гарантия безопасности существующей власти: представителям различных кланов порой бывает труднее договориться друг с другом, чем с центральным правительством.

При этом подавляющее большинство социально активного мужского населения находится на заработках за пределами страны (главным образом в России). А значит, народ (старики, женщины, дети) терпеть может еще долго.

И наконец, характер власти в Таджикистане сильно отличается от соседних республик. В Казахстане, Узбекистане и Туркмении нынешние лидеры просто пересели в президентское кресло из кресла первого секретаря ЦК. Они в совершенстве освоили аппаратные игры и сохранили с советских времен мощнейший аппарат управления и подавления. Эмомали Рахмонов в советское время был директором совхоза, а в 1992 году его привели к власти другие люди - возможно, потому, что считали его слабым лидером и надеялись, что он станет марионеткой в их руках. До поры до времени так и было. Потом Рахмонов освободился от былых соратников и сильных противников - кого-то посадил, кого-то заставил покинуть страну, кого-то вывел из игры иными путями. Но реального контроля над страной не получил, да и особого аппаратного опыта не приобрел.

Вот и стоят власти и оппозиция друг против друга, чего-то выжидая. Сил на решительные действия нет ни у тех, ни у других, несмотря на наличие бывших боевиков на стороне одних и правоохранительных органов на стороне других. (...)

Главный вопрос, который я задавал почти всем: насколько вероятно развитие событий по грузинскому сценарию. В основном ответы сводились к тому, что на сегодня условий для этого нет. Прежде всего, потому, что на массовые выступления не хватает людей. Если вдруг выступления и начнутся, то не обойдется без крови. А крови не хочется никому.

Правда, один из политиков, лидер незарегистрированной Партии прогресса Султон Кувватов, с готовностью ответил: "Конечно, возможно! Я сам готовлю этот вариант - они ведь не понимают цивилизованный язык, а только язык силы". Но Кувватов вообще прославился своими резкими высказываниями (Дододжон, правда, гневно отвергал всякие приходящие на ум аналогии с российскими политиками). При этом он - выходец из Куляба, как и президент Рахмонов, и ему в оппозиции отводится особое место: как он сам утверждает, в Кулябе, считающемся последним оплотом президента, он пользуется поддержкой свыше 90% населения. Если это верно хотя бы наполовину, значит, позиции Эмомали Рахмонова даже слабее, чем кажется.

Для революции, судя по всему, условия пока действительно не созрели. Хотя лестно о президенте не говорил никто - ни оппозиционеры, с которыми я встречался, ни случайные встречные. Например, попутчица в самолете Душанбе-Москва по имени Зебунисо (сама, кстати, из Куляба) прямо заявила, что никто в ее округе не голосовал за Рахмонова на последних выборах, а когда посчитали, выяснилось, что за него подано более 90%. Повторить наиболее резкие высказывания о Рахмонове мне не позволяет журналистская этика.

При этом перспектив смены власти демократическим путем тоже, судя по всему, нет. И дело не в административном ресурсе. Просто сама оппозиция пока не может переступить через собственные амбиции, клановые и партийные пристрастия. Да что там межпартийная борьба! Даже внутри одной партии руководители порой не могут поделить славу. Буквально за пару дней до моего приезда в Душанбе был уволен главный редактор газеты Исламской партии возрождения (ИПВ). Уволен только за то, что первого зампреда партии Мухеддина Кабири назвал "руководителем".

В условиях, когда малореальным кажется не только революционный, но и эволюционный путь смены власти, многое будет зависеть от политики Эмомали Рахмонова. И не только по отношению к собственному народу, но и в отношении главных внешних стратегических игроков на центральноазиатской сцене: России и США. До поры до времени обе страны терпели явные нарушения демократии и признаки мании величия у Рахмонова, но своими постоянными метаниями от Москвы к Вашингтону и обратно он порядком надоел обоим. Так что вполне возможен вариант ползучего переворота, когда Рахмонову подыщут замену либо в его окружении, либо в стане умеренной оппозиции.

А что же Дододжон Атовуллоев? Его встречали с восторгом, но порой мне начинало казаться, что примерно так у нас в свое время встречали людей, надолго оторвавшихся от страны и вернувшихся на гребне перемен: Солженицына, Буковского, Любимова. Да, его приезд - возвращение в молодость и для него самого, и для всех, кому дороги идеалы, которые исповедует его газета. Но идеалы идеалами, а жизнь не стоит на месте: на смену романтикам первой волны приходят люди более прагматичные. В такой ситуации перспектива возвращения Атовуллоева кажется призрачной. Впрочем, даже она, видимо, напугала власть. Во всяком случае, уже на третий-четвертый день нашего пребывания в Душанбе нам стали поступать недвусмысленные сигналы: пора бы вам, ребята, убираться подобру-поздорову.

Сначала из МИДа позвонили в редакцию "Рузи нав" и потребовали, чтобы все иностранные журналисты, которые посетили редакцию, получили официальную аккредитацию. Затем из разных источников Атовуллоеву начали поступать "доверительные" сообщения примерно такого содержания: власти очень довольны, что ты здесь, об оппозиции и говорить нечего, но есть некие "третьи силы", которые просто мечтают устроить громкую провокацию. На вопросы, что за силы, откуда информация, собеседники отвечали многозначительным молчанием. И наконец, в один из вечеров к Дододжону подсел насмерть перепуганный хозяин маленькой гостиницы, в которой мы жили, и сказал, что на следующее утро его вызвали в контрразведку.

Пришлось принимать срочные меры. По совету Махмадрузи Искандарова мы не стали искушать судьбу и рано утром следующего дня, никому ничего не говоря, направились в аэропорт, добыли билеты и вылетели в Москву. Больше всего в этой истории меня опечалило то, что в спешке мы забыли во дворе гостиницы пару сумок с дынями и персиками.

Когда эта статья была практически написана, Атовуллоев позвонил мне и сообщил последнюю новость. Оказывается, из Душанбе в адрес администрации президента России пришло письмо с перечислением имен и паспортных данных всех журналистов, сопровождавших его в поездке. В письме утверждается, что журналисты приезжали для сбора компромата на Таджикистан, и содержится просьба в свете недавних встреч президентов Путина и Рахмонова воспрепятствовать публикации соответствующих материалов.