Раннее утро, туманные февральские сумерки, Ярославское шоссе. У обочин стоят кучками мужики характерной внешности. Эдакие Ходжи Насреддины в эмиграции. Разве что халатов и тюбетеек не хватает.

Около одной из групп тормозит УАЗ-"буханка":

- Снег, - слово звучит, как пароль.

От толпы отделяется один, подходит к машине, заглядывает в окно:

- Сколько?

Несколько минут собеседники перешептываются, и наконец парламентер машет рукой и что-то говорит, по-моему, по-узбекски. Его товарищи молча залезают в кузов. Через несколько сот метров УАЗ разворачивается и, выехав на МКАД, мчится против часовой стрелки на юго-запад Москвы. Старшему бригады, Радику, предстоит убирать снег и лед в нескольких дворах одного спального района.

Внутри "буханки" гастарбайтеры переодеваются, натаскивая поверх курток ватники и красные потертые жилетки дорожных рабочих. Главный инженер ремонтно-эксплуатационного предприятия, шепотом ругаясь, объясняет задачу: звонили из префектуры и предупредили: в двухдневный срок убрать снег с проезжей части всех внутридворовых проездов! А иначе... А у инженера - полный завал. Дворников - и тех не хватает. Работают какие-то заезжие калмыки, приехавшие в Москву переждать холодную степную зиму. От их уборки больше вреда, чем пользы: еще до нового года "толкнули" налево весь противогололедный реагент - все выделенные им на зиму три ведра. Ну что ты будешь делать! И еще День защитника Отечества - и самый рьяный защитник, тракторист, ушел в настолько глубокий запой, что его не то что добудиться - найти не могут! И ведь не уволишь: кто пойдет на его место, на разбитый трактор, на нищенскую зарплату?

По дороге выясняется, что один из узбеков. Лачин - тракторист. Он подсаживается к инженеру и, жестикулируя одними кистями рук, что-то доказывает. Сначала оба хмурятся, потом улыбаются. Договорились.

Во дворе уже ждут три широкие самодельные лопаты, два лома и тачка. Задача - до обеда пройти восьмиподъездный дом: метров 150, а то и 200. Может, и немного, но гастарбайтерам предстоит расколоть и убрать образовавшуюся посреди двора колею, очистить ото льда бордюрный камень, а заодно убрать сугробы перед "ракушками". Вообще-то, это должны делать сами автовладельцы, но их, похоже, сезонные предупреждения о сносе нерасчищенных пеналов уже не пугают.

Работа началась с перекура. Курили "Приму", завистливо поглядывая на мою пачку "Парламента". Наконец, разобрали инструменты, и по двору раздался стук и лязг лопат и ломов о снег, лед и асфальт. Часа через три дорога вдоль первых двух подъездов обрела вполне приличный вид. Если бы не две брошенные машины - очень даже приличный.

Главный инженер, зябко кутаясь, топтался рядом: караулил, чтоб в магазин не побежали.

- Так они ж мусульмане? - удивился я.

- Это они у себя мусульмане! - ответил инженер. - А тут пьют, как верблюды! Я их на неделю нанял, так вот чтобы завтра утром за другими машину не гонять, этих караулю!

Вскоре оказалось, что инженер был прав. Время подходило к обеду, и Радик кивком подозвал одного из земляков. До меня доносились обрывки разговора, который почему-то велся на русском:

- Сбегаешь... возьмешь три... колбаса, хлеба...

- А если денег не даст?

- Даст, в обед обещал. Ну а не даст - вечером сбегаешь!

Угостив Радика сигаретой, я узнал, "откуда у парня испанская грусть". Радик, хоть и узбек, но десять лет из своих сорока так или иначе прожил на территории России. Сначала армия - под Смоленском, где он перестал чтить заповеди Корана. Потом - МВТУ имени Баумана, ставшее на его памяти Государственным техническим университетом. Стройотряды на Смоленщине, общага на улице Баумана.

- Меня ракеты делать учили, а кому они в моем Самарканде нужны, эти ракеты? - меланхолично говорил Радик. - Когда все эти бойни начались, а Узбекистан отделился, нам говорили, что лучше вас, русских, жить будем: весь мир своим хлопком завалим! А хлопок наш - тоже никому не нужен: плохой хлопок, выродился. Нашему председателю денег дали на семена - он на эти деньги дочку свою замуж выдал. За меня.

Однако даже тесть-председатель не спас Радикову семью от бедности: кто не в поле, кто не сумел устроиться на узбекский завод "Дэу" - тот без работы сидит. Поэтому Радик последние пять лет ездит в Россию. А тот, кого он за водкой посылал, - стопроцентный русский. Родился и вырос в Фергане, уезжать не хочет...

Но тут перерыв закончился: в конце двора появилась картина маслом - Лачин на тракторе! Это было что-то! Судя по всему, парень умел управлять ну в лучшем случае хлопкоуборочным комбайном, а потому с некогда импортной техникой справлялся с трудом. Трактор вихлял, временами его заносило, но до поры до времени обходилось.

И лишь после обеда, когда русский узбек Константин принес две бутылки водки вместо трех и бригада согрелась, случилось то, что и должно было случиться.

Лачин решил помочь землякам, которые лопатами ковыряли здоровый сугроб. Разогнал трактор и... Снес снег одним махом. Над двором повис металлический визг: один из клыков тракторного ковша пропорол насквозь гофрированную дверь "пенала".

На счастье Лачина, инженер отошел. Радик очень по-советски выругался и приказал сугроб восстановить хотя бы частично. Гастарбайтеры, мигом протрезвев, быстренько набросали сугроб и перешли подальше от пропоротого гаража. Инженер ничего не заметил: обедать ходил.

- Работайте, работайте! - еще издали закричал он, на ходу вытирая рот.

- От работы ишаки дохнут, - переиначил Радик старую студенческую пословицу. А потом весело закричал:

- Работаем, хозяин, работаем! Обедали малость!

Перехватив мой удивленный взгляд, он пояснил, что, если узнают, что у него высшее образование, на работу вообще не возьмут.

...С работы я возвращался, когда уже стемнело. По дороге от метро до дома я увидел знакомую компанию. В кабине чадящего трактора сидел, понурившись, Лачин, усталый Радик давал поручения. Узбекам предстояло до конца суток убрать здоровенный сугроб, который сгребли за всю зиму напротив входа в отделение Сбербанка.

За водкой идти уже никому не хотелось.