Кинорежиссеру, экранизирующему тот или иной религиозный сюжет, всегда приходится балансировать на грани между исторической подлинностью и чувствами верующих. Фильм Мэла Гибсона «Страсти Христовы» продолжает вызывать бурные отклики критиков и зрителей. Мы вносим свою лепту в процесс обсуждения картины и публикуем рецензию, любезно предоставленную нам Мансуром Мировалевым (университет Сан-Хосе, США).

* * *

Не ожидайте чуда. Фильм Мела Гибсона «Страсти Христовы», изображающий последние двенадцать часов земной жизни Иисуса из Назарета – почти шедевр. Но, как это часто случается в кинематографе, книга лучше.

В данном случае – Книга. Будучи католиком-традиционалистом, Гибсон избегает собственных обобщений и иносказаний, и следует букве четырех новозаветных биографий Христа. Букве, но не духу – вместо Евангелия от Мела у него получился красочный, жестокий и почти документальный фильм на двух мертвых языках.

Использование арамейского и латыни Гибсон объяснял стремлением достичь максимальной достоверности. Арамейский был языком межнационального общения на Ближнем Востоке со времен державы Ахеменидов, и жители римской колонии Иудея в тридцать третьем году от рождества Христова говорили именно на нем, а иврит использовали при богослужении.

Гибсон согласился включить субтитры с переводом только под давлением прокатчиков. По ходу действия субтитры эти зачастую пропадают, рассчитывая на предварительное знание зрителем библейской истории. Краткие вкрапления событий, имевших место ранее – Нагорная проповедь, Тайная вечеря, детство Иисуса – также не объясняют происходящее.

Гибсон говорил, что хотел сделать фильм похожим на картины Караваджо, итальянского художника, известного своим реализмом, простотой и набожностью. Именно эти три слова можно применить к Гибсону-режиссеру.

Фильм обвиняют в антисемитизме – дескать, традиционалистское направление в католицизме, к которому принадлежит Гибсон, не согласно с решением Ватиканского собора о снятии вины с евреев за гибель Христа, а отец Гибсона вообще отрицал масштабы Холокоста.

При этом критики забывают, что согласно еще ветхозаветным пророчествам, Мессия сознательно пойдет на смерть ради искупления грехов человечества, и беснующаяся толпа иудеев, еще недавно певшая Иисусу осанну, и римская администрация, возглавляемая Понтием Пилатом, действовали в соответствии с промыслом Божьим. И говоря о фильме религиозном, необходимо руководствоваться религиозными же понятиями.

Гибсон всеми способами постарался избегнуть этих обвинений. В сцене, где Симон из Кирены помогает Иисусу нести тяжеленный крест, римский солдат насмешливо кричит Симону: «Двигай дальше, еврей». При монтаже была вырезана сцена, в которой евреи проклинаются за убийство Иисуса, а руки, забивающие гвозди в тело Иисуса, принадлежат Гибсону – по его словам, таким образом он взял часть вины на себя.

Слово «фокус-покус» происходит от латинской фразы из католической мессы Hoc est corpus (meum) – «Вот тело (мое)». «Страсти Христовы» слишком сфокусированы на теле Христа. От Гефсиманского сада до Голгофы Христа (Джим Кавизел) мордуют, секут плетью-девятихвосткой, оскорбляют и истязают.

Трудно поверить, что обычный человек из плоти может так долго и много истекать кровью. Возникает крамольная мысль, что Иисус страдал от гемофилии, так как кровь его не сворачивается, а каплет, льется и брызжет почти не переставая. Неудивительно, что после просмотра фильма 57-летняя дама из штата Канзас умерла от сердечного приступа.

В одной из сцен Иисус, будучи еще плотником, изготавливает стол с длинными ножками вместо обычного на Востоке низенького стола. Связь между усовершенствованием мебели и биографией Сына Божьего остается неясной, и сцена эта больше напоминает рекламу «Икеа».

Андрогинного Сатану играет женщина (Розалинда Челантано), да еще с выбритыми бровями и головой. Это не антифеминистский выпад, просто Гибсон решил показать привлекательность и двойственность злого начала. Сатана искушает Иисуса в Гефсиманском саду, издалека наблюдает за его мучениями, и истошно кричит в момент его смерти.

После предательства своего Учителя Иуда (Лука Лионелло) предается параноидальному отчаянию и бросается в петлю возле гниющего ослиного трупа, покрытого мухами и червями – эта намек на одно из имен Сатаны – Вельзевул, «Повелитель мух».

Остальные персонажи – Мария-мать (Майя Моргенштерн), Мария Магдалина (Моника Белуччи) и ученики-апостолы – низведены до роли страдающих зрителей, не способных вмешаться в ход трагедии.

После крови, страданий и смерти Иисус воскресает, но воскресение это выглядит малоубедительным. «Страсти Христовы» на поверку оказываются гораздо менее противоречивыми, чем фильм Мартина Скорсезе «Последнее искушение Христа» (1988) и опера-мюзикл Эндрю Ллойда Уэббера «Иисус Христос суперзвезда» (1970).

У Михаила Булгакова в «Мастере и Маргарите» Пилат спрашивает Иешуа:

- Зачем же ты, бродяга, на базаре смущал народ, рассказывая про истину, о которой ты не имеешь представления? Что такое истина?» И тут прокуратор подумал: «О, боги мои! Я спрашиваю его о чем-то ненужном на суде... Мой ум не служит мне больше...»

Гибсоновский Иисус не отвечает на этот вопрос, и сам фильм предстал перед судом еще до своего выхода в свет. Окончательный приговор остается за зрителем, каждым в отдельности. Хотя бы ради этого фильм посмотреть стоит. И если вы действительно верите в чудо, подождите. Дня три.

Мансур Мировалев

США