Разбитая дорога прижата к ровным, геометрически выверенным холмам. С другой стороны - зеленая стена хлопковых кустов. Это немного странно: не сезон - листья уже давно должны были опасть, оставив на сухих ветках только коробочки с белым волокном. Но здесь, в долине Пянджа, свой микроклимат, и сборщиков хлопка в этих зарослях почти не видно. Сорокалетняя вдова Салима даже привязывает к себе трехлетнюю дочь ниткой, чтобы та не пропала на бескрайнем поле. Вместе с ней - вся семья: беременная сноха на обочине возится с грудничками. Трое детей постарше вместе с матерью собирают хлопок в подвешенный через плечо мешок.

Мешки, рассчитанные на взрослых, детям велики. Лишь семиклассник Рустем не волочит мешок по земле. Понятно, что ни о какой школе для Рустема не может быть и речи - период созревания хлопка растянут на месяц, и все это время сборщики должны проводить в поле. Конечно, детский труд в мире запрещен, но примерно четвертая часть производимого в Таджикистане хлопка собрана несовершеннолетними. Многочисленные гуманитарные, международные организации, комфортно расположившиеся в Таджикистане, даже не заикаются об этом. И понятно, почему: хлопок - единственное, чем может легально прокормиться крестьянская семья в этой аграрной стране.

Хотя "прокормиться" - громко сказано. Закупочные цены устанавливает государство. В данном случае - раис (начальник и владелец поля). Теоретически он должен заплатить семье Салимы по 20 дирам (2 рубля) за каждый килограмм хлопка-сырца. На практике все зависит от степени порядочности каждого конкретного раиса. В случае с Салимой вроде платят сполна. Правда, чтобы получить разрешение на аренду поля, она обязана половину собранного отдавать раису.

Достаю купюру в пять сомони (пятьдесят рублей) и сую Рустему. Двенадцатилетний пацан считается хорошим сборщиком - за 11-12 часов собирает 10 килограммов волокна. Взрослая норма. Половину - раису. Получается, что ту сумму, которую он держит в руках, парень заработает за пять дней адского труда. Пять сомони - это стоимость одной пары носков. А, скажем, мешок не очень качественной муки, присланный по линии гуманитарной помощи, стоит 60 сомони.

Хлопок не зря называют "белым золотом". В экономическом отношении - это ключ к возрождению Средней Азии. Спрос на хлопок никогда не снижается. А так как ареал его произрастания в мире ограничен, цены почти не колеблются.

Это очень хорошо понимают в соседнем Узбекистане. Здесь экспортом этого стратегического продукта занимается единая государственная корпорация (вроде нашего "Газпрома"), а производство полностью отдано в частные руки на условиях жесткой дотационной политики. И узбеки сумели ровно в два раза увеличить производство хлопка и сохранить промышленный потенциал отрасли.

В Таджикистане пошли по другому пути. И производство, и внешнеэкономическая деятельность полностью отданы в частные руки. Но как бы и не совсем. Раис, кроме того что обязан платить своим сборщикам установленную государством минимальную зарплату, так же должен выходить на внешние рынки только через посредничество товарно-сырьевой биржи Таджикистана. Это единственная биржа в стране, и руководит ею зять президента. Так что эта схема работает определенным образом: в последнем отчете организации Интернейшнл Транспаренси Таджикистан зачислен в десятку стран с наиболее высоким уровнем коррупции.

- Сейчас у меня 300 тонн хлопка, это - мой хлопок, - говорит Ахмет, раис Салимы. - Но чтобы я мог продать его, нужно заплатить 40 тысяч сомони за оформление документов на бирже. Это съедает всю маржу, поэтому я тоже должен как-то выкручиваться, - намекает Ахмет на грабительские расценки за аренду поля...

Впрочем, даже при наличии искусственного посредника в виде обязательной биржи Ахмет явно не бедствует. Богатые по местным меркам строения, несколько джипов. Настораживает обилие крепких мужчин, не изнуренных ежедневной работой в поле.

Это тоже одна из местных особенностей экономического уклада - чтобы стать успешным бизнесменом в Таджикистане, необходимо быть полевым командиром. Абсолютно все значимые фигуры, с кем мы встречались в стране, объединяло одно: они все имели собственный вооруженный отряд.

Так что в отличие от соседнего Узбекистана экономика здесь - скорее феодальная: земли просто дают на кормление в обмен на лояльность князька и его дружины. Эффективность - соответствующая.

Таджикистан производит семьсот тысяч тонн хлопка-сырца. Это не менее 300 миллионов долларов. Бюджет республики составляет 170 миллионов, а его доходная часть почему-то засекречена. Но нет секретов абсолютных. Нам известно, что поступления в бюджет от хлопковых налогов не превышают всего 20 миллионов долларов.

Даже если исключить коррупционную составляющую и феодальную долю раисов вроде Ахмета, Таджикистан ежегодно теряет около ста миллионов долларов только из-за того, что в стране отсутствует инфраструктура переработки хлопка. Среднемировую цену - 1200 долларов за тонну - платят именно за очищенное волокно. Стоимость же сырца, которым торгует Ахмет, не превышает 200-300 долларов. Переработка была налажена при советской власти в каждом колхозе, но сейчас от былого остались главным образом воспоминания.

- У меня есть хлопкоочистительный завод, - говорит Ахмет. - Но даже если предположить, что после десяти лет простоя я смогу запустить хотя бы одну линию, электричество в районе дают на два часа в день.

Подняв материалы советского Госплана, выясняю, что уже в середине 90-х - после полного ввода мощностей Нурекской ГЭС и Рогунского водохранилища - в Таджикистане планировали выращивать не менее полутора миллионов тонн хлопка. Сегодня при населении 7 миллионов это решило бы все экономические проблемы страны. Но Таджикистан - страна горьких парадоксов: владея огромным потенциалом гидроресурсов, республика сидит без электричества, а почти половина плодородных земель не используется вовсе - воды не хватает.

Городок Нурек сегодня - лишь захолустное местечко на трассе. А когда-то это была знаменитая стройка: "комсомольская" и "ударная". Нурекская ГЭС, введенная в строй при Горбачеве, должна была стать лишь первой из шести гигантских гидроэлектростанций, возведенных на реке Вахш. Если этим планам суждено когда-нибудь воплотиться в жизнь, то Таджикистан превратится в крупнейшего в регионе (а то и в мире) экспортера электроэнергии. И навсегда была бы решена проблема орошения огромных территорий засушливой Азии.

Сегодня из восьми агрегатов Нурекской ГЭС стоят пять, а работа над вторым вахшским каскадом - Рогунской ГЭС - брошена на половине. Сколько нужно денег, чтобы реанимировать все это, мало кто представляет.

Но главная проблема даже не в сумме - Таджикистан сегодня в прямом смысле сидит на картотеке. Всемирный банк запретил стране брать государственные кредиты, так как внешний долг превысил объем ВВП. То есть Таджикистан должен больше, чем производит, - всего около миллиарда долларов. И больше всего таджики должны России - около трехсот миллионов долларов. Нужно сказать, что в данном случае кредитор стоит должника - ни Россия, ни Таджикистан не знают ни точную сумму, ни структуру своих кредитно-денежных отношений. И после расквартированных здесь российских войск это второй камень преткновения в двусторонних отношениях. Переговоры о реструктуризации долга если и ведутся, то за закрытыми дверями. Наружу выплескиваются главным образом взаимные упреки.

- Если взять структуру нашей экономики, то получится, что мы живем исключительно за счет внешних заимствований. Почему? Потому что за семь лет мира администрация Рахмонова так и не предложила сколь-нибудь внятной программы национального возрождения, - утверждает председатель демократической партии Таджикистана, один из лидеров легальной оппозиции Махмадрузи Искандаров. - Рахмонов все нынешние беды сваливает на последствия гражданской войны. Но, позвольте, война давно кончилась. А полтора миллиона таджиков в расцвете сил на правах рабов существуют в России.

Полулегальная рабочая иммиграция, пожалуй, венчает проблемы наших отношений. Фактически это единственный реальный источник существования народа. Один из местных банков опубликовал любопытные данные: за 9 месяцев только через него прошло переводов из России на 70 миллионов долларов. По экспертным же оценкам, ежегодно из нашей страны поступает в Таджикистан не менее 600 миллионов долларов - три местных бюджета.

- И дальше так продолжаться не может, - говорит моджахед Собиршах, один из самых известных полевых командиров Таджикистана, до сих пор негласно контролирующий весь Горный Бадахшан. - К тому же Рахмонов не выполнил самое главное условие мирных соглашений: еще в прошлом году он должен был гарантировать проведение в стране всеобщих демократических выборов. А вместо этого мы получили явно лукавый референдум, который гарантирует Рахмонову минимум еще два семилетних срока. А там и до "башизма" рукой подать. Мы с этим не согласны.

Собиршах намекает на то, о чем мой ночной собеседник, представляющий так называемую "третью силу" на политической арене Таджикистана, - еще один командир, видимо, связанный с афганской стороной, - говорит прямо: "Если Рахмонов не уйдет, то будет резня". Моджахед улыбается, но это не может обмануть - я-то хорошо знаю, как эти добродушные, приветливые люди в мгновение ока превращаются в жестоких, не знающих пощады моджахедов.

Сегодня мало кто помнит о событиях на Хорогском погранотряде - отрезанные головы, оскопленные трупы российских пограничников. Среднюю Азию не зря называют новыми Балканами - у гражданской войны в Таджикистане есть своя Сребреница. Тайные кладбища, где были живьем закопаны сотни человек, обнаружены в Кофарнихоне, Гарме, Гиссаре, Варзобе. Оппозиция прямо обвиняет в этих преступлениях нынешние власти. Действующая администрация же предпочитает обвинений не замечать - официально в прокуратуре республики не ведется следствие по фактам военных преступлений.

- Уверяю тебя, эти горы видели столько, что одного президента для этого трибунала будет мало, - мой собеседник намекает на участие в войне российских войск.

- Рахмонов, на наш взгляд, достаточно случайная фигура. Российская поддержка для него была решающей, но именно это и является сегодня главным препятствием развития Рахмонова как самостоятельной фигуры. Он стал настолько зависим, даже не от России, а, скажем так, от конкретных ситуаций (прежде всего наркоторговли), что просто не в состоянии начать кардинальные реформы в стране. Отсюда и все его достаточно неуклюжие попытки найти нового протектора в виде США. Что впереди - можно только догадываться.

Наш разговор происходит в разгар грузинской революции, и поэтому аналогия очевидна.

Полевой командир утверждает, что у лидеров "третьей силы" на границах с Таджикистаном сосредоточено несколько вооруженных отрядов и именно они - в случае выступления официальной оппозиции - могут окончательно решить вопрос.

- Если только не вмешаются ваши войска, - мой собеседник хитро щурится. - А я почему-то думаю, что не вмешаются. Им ведь главное - остаться границу охранять? Там ведь столько денег... Правда?

Начало в N 92, 93

Новая газета, 15.12.2003, с. 15