В N4 альманаха "Малый шелковый путь", буквально на днях вышедшем в свет, напечатан отрывок (начало) прозаического произведения Сухбата Афлатуни^* "Ташкентский роман". В этом же сборнике опубликовано и эссе Евгения Абдуллаева "Закон сохранения", развивающее тему "особенностей" литературного процесса в современной русской литературе Ташкента, начатую автором еще в N2 провокационным "Оправданием города":

"Классики в Ташкенте не рождались. В Ташкенте умерла Камиссаржевская. Умерла Черубина. Долго болела Ахматова. (...) Болела и овдовела Ходасевич. Смертельно болел Солженицын, и проклял. Природа цвела и плодоносила. Народ потрясал гостеприимством. Русская классика не жила. (...) Начиная с салтыковских "Господ ташкентцев" на Город словно наложена была странная литературная епитимья. (...) Нет, сюда заезжал Есенин, дав повод к созданию музея. Заезжал - не вдохновился. Бывали и другие. Напрасно ворошить собр-сочи: Город отсутствует. (...) Как и положено городу, Ташкент имел и свою литературу. То есть людей, которые пишут, и редакторов, которые читают. (...) Союза с читателем не наблюдалось. (...) Собственной русской классики не получилось. (...) Последние двадцать лет ташкентцев рассеивало по миру. Город камней разбрасывал свои камни. Москва, Иерусалим, Питер, Нью-Йорк... Камни заговорили. Началось оправдание Города в русской культуре. Порой за пределами Ташкента и России. Как правило, даже без упоминания. Едва ощутимое оправдание города. Его собственной и уже не принадлежащей ему литературой."

Семь цитат, нарочно выбраны мною из "Оправдания", чтобы обрисовать в самых (возможно преувеличенно) драматических красках сизифовскую задачу самозванного "адвоката"...

Евгений Абдуллаев и Сухбат Афлатуни - две близко параллельные, одновременные инкарнации ученого и замечательного поэта, одного из создателей и постоянного автора, пятый год уж "оправдывающего город", альманаха "Малый^** шелковый путь". В склеенном (сдвоенном) виде его биография выглядит так: Родился в 1971 г. Разумеется, в Ташкенте. Был тотчас же после рождения увезен в Наманган, где пробыл детство и отрочество. В юности вернулся в свой "Город". Окончил философский факультет Ташкентского Госуниверситета. Кандидат философских наук. Автор более тридцати научных работ. Эссеист. Как поэт публиковался в журналах "Октябрь", "Арион", "Новая Юность", "Замысел", "Звезда Востока". Живет, конечно, в Ташкенте. Но "Ташкентский роман" написал... в Иокагаме, находясь там два года на стажировке.

Вопрос: - Получается оправдание?

А: - На только что прошедшем биенале русской литературы зарубежья после Прибалтики больше всего было представителей из Узбекистана. Недавно получил премию Андрея Белого американский выходец из Ташкента поэт Михаил Гронас. Владимир Рецептор и Дина Рубина входят в литературную элиту.

Вопрос: - А классики?..

А: - Классик - величина посмертная. Дай Бог всем друзьям здоровья и долгих лет жизни.

Вопрос: - Что нового в N4 "Малого шелкового пути"?

А: - Наконец приступили к давно задуманному - начали знакомить читателя с узбекской литературой в переводе, опубликовали стихотворения ферганского поэта Белги. Прибавилась также рубрика "Евразийский окоем" со стихами поэтов Киргизии, Казахстана, рассказом Тимура Зульфикарова "Вечная любовь Ходжи Насреддина". А еще удалось иллюстрировать сборник уникальными художественными фотографиями Владимира Жирнова, очень ташкентскими.

Вопрос: - В этом году "Малый шелковый путь" издавался уже не в Москве, а в Ташкенте, на деньги спонсора. N4 не последний?

А: - Каждый раз год я думаю, что этот выпуск альманаха - последний... На сей раз удалось доказать, что мы не "дети капитана гранта", добыть денег у спонсоров. Как будет дальше - пока не знаю.

Вопрос: - Не парадоксально ли, что петербуржец Спирихин мог писать только в Ташкенте, а "принципиальный" ташкентец Афлатуни написал единственный "Ташкентский роман" в Японии?.. Кроме того, многие ведь уже говорят, что в романе "слишком мало Ташкента, сам город почти не узнается, нет характерных черт, атмосферы..."

А: - Ташкент для меня не очерчен какими-то жесткими и конкретными географическими, даже временными границами. Скорее наоборот. Это и разноликая, пестрая культурная среда диаспоры, рассеянной по всему миру, но при том не теряющая самоидентификации, а также расплывчатый, ускользающий мир моих собственных и чужих воспоминаний. Такой "фантом", мыслимый и переживаемый как реальность. "Единственное место, куда бы я действительно хотел эмигрировать - Ташкент до 1966 года" - сказал как-то один мой знакомый еврей из подзадержавшихся. Хорошо понимаю его.

Закончу цитатами же (на мой взгляд уместными), но уже из "Сохранения энергии":

"Этого Города уже нет, потому что никогда не было. Единственное, что удерживало Его от превращения в коллективную галлюцинацию, было требование прописки. В остальном он больше всего походил на сгусток огней, каким, кстати, и представал идущим на посадку ночным самолетам. Расположение аэропорта почти в центре приучало горожан видеть Ташкент широкоформатно и немного сверху. Эта электрическая лужа, пульверизировавшая светящимися каплями на нависшее над ночной столицей крыло, - кажется теперь нечаянным и точным портретом Города. То, что у других городов воплощалось в архитектуре, ландшафте и акценте, в Ташкенте вдруг проступало в невещественности слезяящейся само-иллюминации. (...) Молчание о Ташкенте может быть понято только как молчание самого Ташкента, его литературно-стерильного путеводителя. Город существовал как возможность благоприятной литературной эмиграции - прижизненной или посмертной. (...) Идеальная литература - бегство, начатое на абсолютно белом листе бумаги с абсолютно неосвоенного (не-воспетого, не-увековеченного) пространства. (...) Малая родина - последнее, что ему остается, но и она понемногу вытекает сквозь образовавшуюся брешь. Не поэт в данном случае эмигрирует из родной страны - она покидает его, словно почва, уходя из под ног. (...) Город затопило мрамором, чугунными решетками, иномарками и затемненными стеклами. Неизменным пока осталось разве что расположение аэропорта, призванное напоминать горожанам о странственности и летучести их бытия, их ташкентиады. И - особая энергия, невидимое свечение, по которому ташкентцы в Питере, Иерусалиме и даже Буэнос-Айресе узнают друг друга..."

* Сухбат Афлатуни - литературный псевдоним Евгения Абдуллаева в приблизительном переводе может означать "Диалоги Платона".

** в этой "малости", при желании, можно усмотреть тот же вызов.