Эмомали Рахмонов сможет оставаться президентом Таджикистана до 2020 года - таков сухой остаток таджикского референдума, изначально воспринимавшегося в стране как возможность очередного продления полномочий президента.

Очередного - потому что в Таджикистане уже проводился референдум, который увеличил срок президентского мандата. Но это был "маленький" референдум, большего в тогдашней еще нестабильной обстановке в стране Рахмонов себе позволить не мог. Зато он получил возможность упрочить свое положение и подготовиться к референдуму "большому".

Этот референдум не был воспринят всерьез практически всеми международными организациями, но зато таджикская политическая элита отнюдь не стремилась поставить под сомнение необходимость его проведения - с протестом выступила всего лишь одна из оппозиционных партий. И неудивительно. В конце концов, коллеги таджикского президента в других странах Центральной Азии давно уже управляют своими странами, чередуя выборы и референдумы и продлевая собственные полномочия до бесконечности. Но в Узбекистане, Казахстане или Туркмении особых проблем с "референдумной демократией" никогда не было. Ислам Каримов, Нурсултан Назарбаев и Сапармурат Ниязов руководили своими республиками еще до распада Советского Союза, успели даже попасть в последнее политбюро и в госсовет (впрочем, даже менее "партийный" Аскар Акаев возглавил Киргизию еще в советское время). Так что центральноазиатские руководители прошли неплохую школу аппаратного выживания, и для них проблема состояла не столько в удержании власти после провозглашения независимости, сколько в ее упрочении и избавлении от потенциальных конкурентов.

С этой задачей все центральноазиатские руководители вполне справились - причем было бы преувеличением говорить, что использовали они прежде всего голосования и переизбрания. Соперников вытесняли из страны и заводили на них уголовные дела, преемники тоже эмигрировали либо даже оказывались в тюрьмах, о судьбах не успокаивающихся оппонентов я даже и не говорю - последние события в Туркмении показывают, на каком уровне с ними готовы дискутировать о будущем. Референдум о продлении срока полномочий в этих условиях был одним из инструментов упрочения власти, причем одним из самых простых - так используют отбойный молоток там, где можно было поработать и скальпелем...

Но после исчезновения с политической сцены Казахстана и Узбекистана людей, которые могли бы хотя бы теоретически считаться возможными конкурентами или даже преемниками лидеров (в Туркмении таких фигур, собственно, и не было), никто уже не сомневался, что Назарбаев, Каримов и Ниязов - это навсегда, то есть настолько, насколько они сами захотят. И каким путем это их право властвовать будет подтверждено - путем референдума, альтернативных или безальтернативных выборов или принятия новых законов послушными парламентами, - было уже не так важно.

Рахмонов пришел к власти в совершенно иных условиях, в результате кровопролитной гражданской войны, при очевидной внешней поддержке, которая, впрочем, уже вскоре сменилась внешним неприятием (по крайней мере, со стороны Ташкента). Он был представителем отнюдь не самого авторитетного, не самого богатого и даже не самого агрессивного кулябского клана и казался фигурой проходной - считалось, что когда победители поделят Таджикистан между собой, они выберут себе нового президента. Но победители договаривались слишком долго, и к тому же оказалось, что их договоренности - ничто, если они не сумеют договориться с побежденными. За время этих стычек, переговоров, таинственных убийств и исчезновений, новых стычек, новых переговоров и новых таинственных убийств высоким договаривающимся сторонам, вероятно, стало казаться, что появление любого другого президента может разрушить с таким трудом достигающееся хрупкое равновесие. Так в Таджикистане произошел - пускай и позже, чем в других странах Центральной Азии - процесс превращения главы государства в арбитра межклановых разборок, в верхушку пирамиды, на которую не стоит покушаться ради устойчивости хлипкой конструкции.

При этом вполне допускаю, что среди рядовых таджиков были и те, кто голосовал за изменения к конституции именно как за обеспечение стабильности, связанное с рахмоновским периодом. Как сказала одна девушка по ТВ, "я голосовала за то, чтобы Эмомали Шарипович был". А как же иначе? Люди, запомнившие президентскую чехарду, бои за Душанбе, перестрелки в центре города, могут вполне радоваться хотя бы тому, что ничего подобного больше не происходит - и, если позволит Аллах, не будет происходить по крайней мере до 2020 года.

Собственно, с этого момента и начинается задержавшееся строительство таджикской государственности. Рахмонов никуда не уходит и теперь может строить это государство уже не столько под систему межклановых договоренностей, сколько под себя - хотя ясно, что система договоренностей все равно будет фундаментом страны Рахмонова. То, что "вечный" Эмомали Шарипович будет значительно отличаться от неуверенного в собственной долговечности, продемонстрировал уже хотя бы последний визит президента России в Таджикистан, который трудно назвать удачным с точки зрения обеспечения российских интересов в этой стране. Известно, что Владимир Путин вернулся из Душанбе раздраженным поведением своего некогда уступчивого коллеги, но что он реально может противопоставить нынешним представлениям президента Таджикистана о своих возможностях? Тем более, что Рахмонов теперь руководит не Богом забытой постсоветской республикой, о существовании которой было известно разве что узкому кругу специалистов по региону, а страной, стабильность которой беспокоит Соединенные Штаты даже в большей степени, чем Россию. Так что у Рахмонова, принимаемого не только в Кремле, но и в Белом доме, возникает неплохая возможность постоянного маневрирования - ну по крайней мере до 2020 года.

Проведя свой "большой" референдум, Эмомали Рахмонов не придумал ничего нового - он просто окончательно встроил свою страну в политическую систему Центральной Азии. Центральноазиатские руководители пытались идти различными путями - предлагали демократические модели развития, как Акаев, делегировали часть властных возможностей региональным элитам, как Назарбаев, создавали управляемую оппозицию, как Каримов, или превращали страну в собственное поместье, как Ниязов. Но результат всегда один и тот же - безальтернативность лидера и предоставление ему возможности решать, что будет дальше. Это и есть центральноазиатская демократия в начале ХХI века.