На протяжении трех последних лет в разное время президент Узбекистана Ислам Каримов в своих выступлениях возвращается к вопросу о введении конвертации в республике, после чего тема эта благополучно «затухает». Ни одно республиканское СМИ не посчитало возможным поддержать президента и уделить ей достойное внимание. Между тем ситуация с введением конвертации обрастает домыслами, подчас, не имеющими ничего общего с реальностью. На полном серьезе обсуждается, кому выгодно введение конвертации – государству или простым гражданам? Скорее всего, вопрос следует сформулировать таким образом: готова ли республика к этому шагу, чем обернется для республики введение конвертации?

Во-первых, следует заметить, что речь идет не о полной конвертации, а о конвертации по текущим счетам или внутренней конвертации, которая необходима для внешнеторговых операций, репатриации прибыли совместных предприятий, выплаты процентов по кредитам и т.д. Все это предусматривает статья 8 Международного Валютного Фонда, из-за неподписания которой возникли осложнения между Узбекистаном и МВФ. Утверждать, что в Узбекистане нет конвертируемости – это неправда. Но она ограничена рядом условий, обусловленных, в частности, необходимостью регулирования баланса между спросом и предложением.

По словам начальника департамента финансовых рынков ABN AMRO банка доктора Абдуллы Абдукадырова, это объясняется тем, что «Узбекистана есть определенные богатства, привлекательные для зарубежных покупателей, что означает возможный приток в страну твердой валюты. Добытая масса СКВ ценой огромных усилий и затрат не должна быть неэффективно распределена и использована. Если каждый начнет экспортировать ликвидные товары доступными ему методами и способами, то международные цены на данный товар просто упадут. Эту картину мы и наблюдали на заре независимости республики – Узбекистан тогда вышел на международную арену по продаже хлопка самостоятельно, в результате чего цены на хлопок существенно упали. Правда сейчас ситуация выравнивается. Когда россияне вышли на рынок стали и нефти без ограничений, цены на сталь и нефть поначалу также снизились. Когда появляются «новые игроки» на рынке, рынок «нервничает», становится малопредсказуемым, цены колеблются, и колебания эти оказывают сильное влияние на общее состояние экономики любого государства – экспортера либо импортера».

Предполагает ли введение конвертации, что государство должно заранее готовиться к ней или достаточно одной только доброй воли его руководства? По мнению известного в республике экономиста (пожелавшего высказаться анонимно) для введения внутренней конвертации «вовсе не требуются большие объемы иностранной валюты. Нужно просто разрешить людям покупать и продавать, не обременяя их непосильными налогами. Главное при этом, чтобы курс был равновесный. В противном случае валюты всегда будет не хватать». Игра будет вестись в одни ворота: все захотят покупать, и никто не захочет продавать валюту, а значит, экспортировать товары и услуги. А если соблюсти равновесие, исходя из спроса-предложения, тогда никакого запаса не понадобится - сколько продаете, столько и покупаете.

Спрашивается – если для введения текущей конвертации необязательно иметь большие запасы твердой валюты, то почему её не вводили раньше? Экономисты ссылаются на то, что в разное время в экономической политике Узбекистана сущестовали разные приоритеты. В частности, надо было осуществлять структурную перестройку, наладить экспорт товаров. Процесс этот не завершен до сих пор, потому что, как считают специалисты, в начале реструктуризации необходимо было ориентироваться на те отрасли, которые были хорошо развиты. Или на те, сырьевая база которых была достаточно развита и доступна. По словам Абдуллы Абдукадырова «мы пошли по пути создания уникальных производств для региона, мечтая, что монопольная позиция на рынке позволит нам, несмотря на трудности, перепрыгнуть индустриальную отсталость и стать на рынке ЦА лидером по производству определенных видов продукции, пусть техноемкой и материалоемкой, но зато с добавленной стоимостью. Таким образом мы переоценили собственные возможности. По существу масштабы прироста и темпы развития вновь создаваемых производств и мощностей стали отставать от темпов стагнации и ликвидации существующих мощностей. Наши крупные проекты в области машиностроения, нефтегазовой и пищевой отрасли пока еще не стали существенными генераторами твердой валюты. Пока что сальдо затрат и генерации СКВ по многим инвестиционным проектам негативное. Они больше потребляют долларов, чем приносят доход. То есть процесс реструктуризации все еще продолжается. Поэтому я считаю, что страна с 25 миллионным населением, где только 3,5 миллиона заняты в сфере материального производства, без посторонней помощи с такой трудной задачей как внутренняя конвертируемость и поддержание национальной валюты не сможет справиться самостоятельно».

В то же время надо заметить одну вещь. Ни одна страна, особенно, это касается развивающихся стран, не может обеспечить полную конвертацию средств по внутренним платежам в твердой валюте без посторонней помощи, если речь идет об очень скудных богатствах при очень значительном населении. Это частично применимо и к Узбекистану. Население Узбекистана – 25 миллионов человек. Из них более 12 миллионов приходится на молодежь менее 17 лет. Около 3 миллионов - пенсионеры. Примерно 6,5 миллионов работают в сфере материального производства. И то «работают» следует заключить в кавычки, потому что производственные мощности не полностью загружены. Люди, может, и заняты в сфере материального производства, но они не производят реальных материальных ценностей. Поэтому загруженность этой массы (6,5 миллионов), где-то на уровне 50 процентов. Значит, 3,5 миллиона должны производить материальные блага, чтобы прокормить весь народ – 25 миллионов! Или бюджет страны должен быть так перераспределен, чтобы хватало всем. Конечно, здесь нужна внешняя помощь. «Когда мы заявляли о начале внутренней конвертации, мы надеялись на то, что к этому моменту (прошло более 10 лет), мы добъемся внутренней реструктуризации производства и промышленности, и те предприятия, которые были потребителями импортной продукции, наконец станут экспортоориентированными, будут экспортировать продукцию, будут приносить достаточно долларов, чтобы поддерживать внутренний рынок, - считает Абдулла Абдукадров. - Это было первое условие. Во-вторых, мы рассчитывали, что цены на основные наши продукты экспорта будут ползти вверх. И третье – мы надеялись, что международное сообщество своими льготными кредитами нам поможет. Мы рассчитывали на помощь МВФ, Всемирного банка, других доноров. К сожалению, по всем направлениям мы просчитались. В силу разных причин. Именно это является главной причиной того, что бесконечно откладывается решение вопроса конвертации».

На сегодняшний день Узбекистан реально располагает 3,5 миллиардами долларов США, которые он ежегодно зарабатывает от экспорта тех или иных товраров и услуг. В активе республики есть еще около 20 наименований продукции и услуг, которые она экспортирует. Задача в том, чтобы расширить этот перечень, сократить зависимость от ввоза – это первое. На одной чаше весов, таким образом, должны находиться эти 3,5 миллиарда, на другой чаше – наши потребности. «Мое профессиональное чутье подсказывает мне, что сегодня обменным курсом можно было бы назвать 1200 сумов, - заявляет Абдулла Абдукадыров.- Этот баланс мы можем обеспечить уже сегодня. Но когда введут конвертацию, и что будет через несколько месяцев – трудно предположить».

По прогнозам одних - внутренняя конвертация, введенная в 2003 году, обернется для народа трагедией. Потому что будет сопровождаться девальвацией сума. И уже за один доллар будут спрашивать не 970 сумов (нынешний курс ЦБ), а 2000! Мы же до сих пор не научились производить большинство потребляемых продуктов – обувь, одежду и т.д. у себя в стране. Мы все-таки импортозависимые. И население очень остро ощутит, как взлетят цены, и никто ничего с этим не поделает. Мы оттягивали введение конвертации более 10 лет, но чем дольше мы будем оттягивать, тем болезненнее будет шок: о достаточном перераспределении доходов говорить не приходится, экспортного потенциала больше не стало. Простое же объединение курсов Центрального банка и «черного» рынка само по себе приток валюты в Узбекистан не обеспечит. Девальвация валюты приведет к тому, что спрос на нее за эту цену будет меньше, людям придется ограничивать свои потребности. По мнению специалистов «мы должны благодарить любого, кто не просит помощи у государства, а сам себя кормит и поддерживает. Вместо странных, мягко говоря, проектов по национализации бильярдных и розничной торговой сети – ее надо только развивать – надо давать человеку возможность зарабатывать. Лишь бы он не крал, не убивал. Ведь нужда к этому приводит. Ничего кроме конкуренции регулирования рынка миром не придумано. Только нужда и конкуренция, баланс спроса и предложения все регулирует. Нам сейчас выбирать не из чего».

А вот еще одно мнение, которое сводится к тому, что конвертация – хорошая штука. Во-первых, она ударит по криминалу и коррупции, будет стимулироваться экспорт, будет больше макроэкономической стабильности. А это, в свою очередь, поможет привлечь иностранные инвестиции. И потом введение конвертации вовсе не означает, что народ столкнется с большими трудностями, ведь это всегда связано с перераспределением доходов (!). Так что обнищания не произойдет.

А теперь к вопросу, кому конвертация выгодна – государству или народу, и каково будет влияние конвертации на общество. Если подразумевать под правительством бюджет, то куда направляются бюджетные выплаты – на заработную плату, на стипендии, на пенсии, на развитие инфраструктуры, на здравоохранение, на образование и т.д. Как при этом можно говорить, что конвертация выгодна государству и не выгодна народу? Эти величины разделять нельзя. Просто надо понимать, что есть силы, не заинтересованные в либерализации валютного рынка. Выход – давать предпринимательству как можно больше свободы. Здесь вопрос: кто – кого!