В ночь с 19 на 20 августа 1991 года, находясь в числе тысяч людей, пришедших в эти часы к «Белому дому», я стал свидетелем довольно забавного эпизода. Время от времени к нам выходили народные депутаты РСФСР и через мегафон сообщали вновь поступившую информацию, либо обращались с просьбами или призывами. И вот один из депутатов, по-моему, это был Сергей Красавченко, так же через мегафон объявил, что гэкачеписты специально ввели в Москву воинские части, в которых служит много солдат, не понимающих по-русски – в основном уроженцев Средней Азии. А потому, как сказал депутат, штаб обороны «Белого дома» обращается к тем его защитникам, кто знает языки этих союзных республик, с просьбой предоставить себя в распоряжение штаба с тем, чтобы их направили для «разъяснения ситуации» солдатам соответствующих национальностей. В ответ на призыв депутата кто-то из стоявших рядом со мной весело закричал: «Жириновского давай сюда!» (Активно поддержавший ГКЧП Владимир Вольфович в тот период при перечислении своих достоинств особо упирал на знание им множества иностранных языков, в том числе, восточных.) «Неорганизованная реплика» вызвала всеобщий смех, хотя в ту ночь, в общем-то, было не до смеха.

Потом я что-то читал о том, что знавшие языки среднеазиатских и закавказских республик защитники «Белого дома», включая депутатов, действительно отправились к введенным в Москву воинским частям, разговаривали с солдатами, объясняли и пропагандировали, однако подробностей не помню. В целом же о ситуации в Средней Азии и Казахстане, о реакции тамошнего руководства и населения на гэкачепистский переворот было почти ничего неизвестно, особенно в первый день путча. Подконтрольные ГКЧП средства информации, понятное дело, сообщали о «всенародной поддержке» в этих и не только в этих союзных республиках, и в том, что касалось Средней Азии и частично Казахстана, подобным сообщениям мы склонны были более-менее верить. Меня лично, впрочем, гораздо больше интересовало, что происходит в Прибалтике, Украине, Армении, Грузии и Молдове. Другое дело, все понимали: главное сейчас решается здесь – у «Белого дома».

«Белодомовское» братство народов

Выходцы из будущих независимых государств Центральной Азии, безусловно, участвовали в защите российского «Белого дома». Однако их присутствия я лично не заметил, в отличие, скажем, от присутствия представителей других союзных республик – вместе с российскими триколорами развевалось довольно много украинских, белорусских, прибалтийских, армянских, грузинских и других национальных флагов, включая, чеченские и крымско-татарские. Правда, узбекских или, скажем, киргизских флагов тогда, насколько я знаю, еще и не существовало, по крайней мере, символики, которую можно было бы соотнести со Средней Азией и Казахстаном, я в те дни у «Белого дома» не видел (хотя и допускаю, что она там была).

Интересный обрывок разговора удалось услышать, проходя мимо группы защитников под жовто-блакитным флагом. Один с воодушевлением говорил другому, указывая на происходящее возле Белого дома: «Так що ось так виходыть – москали вже бильш не вороги!» Показательный пример достоверности коммунистических россказней о «братском единстве» народов СССР и одновременно свидетельство подлинной международной солидарности.

В первые часы с момента захвата власти ГКЧП по Центральному телевидению СССР постоянно показывали балет «Лебединое озеро»

Торг уместен

Вернемся, однако, к событиям двадцатилетней давности собственно в центральноазиатских республиках. Их реакция на путч ГКЧП, естественно, в первую очередь определялась позицией местной партхозноменклатуры. Ведь крайняя неразвитость социально-политических и гражданских институтов местных социумов (даже по сравнению с другими республиками СССР) предопределила пассивность большинства местного населения и относительную слабость тамошних национально-демократических движений (пожалуй, за исключением Казахстана и Киргизии). Правда, необходимо сразу же отметить, что большинство национальных и демократических организаций всех среднеазиатских республик и Казахстана уже в первый день путча выразили активное неприятие ГКЧП и его решений.

Позиция же республиканских лидеров была обусловлена социально-экономическими и политическими обстоятельствами, сложившимися в их республиках к 19 августа: степенью деформации структур управления в ходе «перестройки», отношением населения к союзным структурам, степенью экономической зависимости республик от союзного центра. При этом следует подчеркнуть, что из всех союзных республик именно в Средней Азии степень деформации структур управления в сторону «перестройки, демократизации и гласности» была наименьшей, а зависимость от центра, как политическая, так и экономическая – наибольшей.

Политическая и хозяйственная элита республик Средней Азии, сформированная (если использовать вполне подходящую для данного случая советскую терминологию) по «феодально-байскому» типу, всегда рассматривала союзный центр как гарант собственной стабильности (прежде всего, военной и дотационной). Недаром осенью 1990 года делегаты, представлявшие компартии Узбекистана, Казахстана, Киргизии, Таджикистана и Туркменистана, на XXVIII съезде КПСС выразили полную поддержку «курсу партии», который именно на этом съезде окончательно оформился как откровенно реакционный, и осудили «раскольническую деятельность некоторых коммунистов», то есть «Демократической платформы в КПСС», объединявшей «реформаторское» крыло.

Как подчеркивалось в заявлении среднеазиатских коммунистов, «выступая за полную самостоятельность компартий союзных республик, мы принципиально высказываемся за единую КПСС». Среднеазиатские делегаты также выступили за «совмещение должностей Генерального секретаря КПСС и Президента СССР».

Естественно, руководство республик Средней Азии неизменно выступало за сохранение СССР – в этом регионе в начале 90-х практически не было массовых движений за создание независимых национальных государств, а те, кто все-таки выдвигал лозунг независимости, скорее всего, не очень понимали, какое содержание они в этот лозунг вкладывают. Поэтому «образцовые» результаты мартовского референдума за «сохранение Союза», полученные в Средней Азии и Казахстане в целом отражали настроения «титульного» населения. Следовательно, в начале 1991 года республиканские партлидеры, скорее всего, и помыслить не могли, что в самом ближайшем будущем им придется встать во главе независимых стран.

В то же время среднеазиатская партхозноменклатура уже разглядела, какие выгоды сулит ей развернувшийся в СССР «парад суверенитетов» и на рубеже 1990–91 годов довольно активно подключала к нему свои республики. Особенно важным являлось то обстоятельство, что к лету 1991 года удалось выработать и согласовать с центром общий региональный механизм перехода к рынку, при котором национализация союзной собственности (то есть передача ее под юрисдикцию республик) должна была проходить по договоренности с союзными министерствами (Казахстан, Туркменистан, Кыргызстан - с 1 августа), а местные компартии оставались главными собственниками приватизированного имущества. (Например, объединение «ЭКОМПТ» - «Экономика компартии Таджикистана», по сообщениям местной прессы, смогло бы контролировать значительную часть таджикской экономики.)

Укреплению позиций местных элит безусловно способствовала и передача в распоряжение местных структур власти значительной части налоговых сборов, скажем, налогов от вывоза сельхозпродукции. На этом фоне поддержка среднеазиатской элитой идеи «обновления Союза» и согласие соответствующих республик подписать 20 августа 1991 года конфедеративный «ново-огаревский» союзный договор выглядели вполне логичными.

Скорее всего, выступление ГКЧП было для партхозноменклатуры Средней Азии и Казахстана достаточно неожиданным. Можно предположить, что в силу традиционной сервильности и цинизма среднеазиатские элиты изначально рассматривали шансы ГКЧП как гораздо более высокие – видимо, им трудно было представить, чтобы группировавшиеся вокруг Ельцина «демократы» и прочая «интеллигенция» смогли противостоять мощным силовым структурам в лице армии и КГБ. В то же время никому не хотелось лишаться тех «суверенных» завоеваний, которых местная номенклатура добилась за годы «перестройки». Похоже, 19 августа в столицах среднеазиатских республик преобладали следующие настроения: с одной стороны, было боязно раздражать гэкачепистов даже малейшим проявлением нелояльности, с другой стороны, хотелось обменять свою поддержку ГКЧП на гарантии неприкосновенности уже упоминавшихся «суверенных» завоеваний. В сложившихся условиях такой торг был вполне уместен. И, наконец, просматривалось явное желание подстраховаться на случай провала ГКЧП.

Все это предопределило явно выжидательную тактику действий среднеазиатских лидеров – все они (за исключением президента Киргизии Аскара Акаева, сразу же осудившего ГКЧП) поначалу избегали каких-либо определенных заявлений, давая понять путчистам, что не собираются им противодействовать, и в лучшем случае лишь подчеркивая свою решимость отстаивать республиканский суверенитет. Местное население должно было это понимать так: «Нам нет дела до московских разборок, главное, не лишиться добытых у центра прав и привилегий».

В целом такая позиция находила понимание, в том числе у деятелей местных национальных и демократических движений, которых прежде всего интересовали вопросы республиканского суверенитета, а не проблемы России или Прибалтики. Хотя за всем этим трудно было не заметить основного смысла позиции среднеазиатской партхозноменклатуры: «Мы поддержим тех, кто победит в Москве».

Причем в критической ситуации главы среднеазиатских республик предпочли самостоятельным решениям ориентацию на безусловного лидера региона – Назарбаева, являвшегося к тому же главным «архитектором» созданного буквально накануне путча Среднеазиатского Союза. И надо сказать, что в первый день путча Назарбаев, чья поддержка (наряду с поддержкой главы Украины Кравчука) могла бы стать решающей и для Ельцина, и для ГКЧП, как раз и задал среднеазиатским лидерам невнятно-выжидательный вектор их позиции.

Впрочем, сам президент Казахской ССР тут же попытался отречься от какой-либо «определяющей» роли, заявив, что не хочет, чтобы среднеазиатские республики выступили с некой консолидированной «особой» линией. По-видимому, Назарбаев боялся в будущем потерять свой особый статус среди региональных лидеров, принимая «не те решения». Тем более, что у него был потенциальный соперник с тем же имиджем реформатора - Аскар Акаев.

Спустя двадцать лет после распада СССР это глобальное историческое событие вызывает самые разные чувства у разных жителей бывшей империи

«Эволюция» Назарбаева

Назарбаев изначально считался активным сторонником Горбачева. Он поддерживал выдвинутые советским лидером планы реформирования СССР, и одновременно добивался того, чтобы больше произведенной в Казахстане продукции шло на нужды республики. Особое внимание Назарбаев уделял установлению контроля над казахскими минеральными ресурсами.

Назарбаев содействовал принятию закона об официальном статусе казахского языка, создал независимое религиозное управление казахстанских мусульман. В марте 1990 года в республике были проведены выборы в Верховный совет, на которых впервые допускалось выдвижение нескольких кандидатов на один мандат. В апреле Верховный совет избрал Назарбаева президентом Казахской ССР. По его инициативе в Казахстане довольно активно реформировалось экономическое законодательство, ставшее впоследствии одним из самых передовых на территории бывшего СССР. В октябре 1990 года Казахстан включился в «парад суверенитетов», объявив о приоритете республиканских законов над союзными.

Когда утром 19 августа Алма-Ате стало известно о создании ГКЧП, лишь немногочисленные представители демократических партий и движений («Азат», «Азамат», «Алаш», «Единство», «Невада-Семей», СДПК, профсоюз «Бiрлecy» и др.) собрали митинг и выпустили листовку, в которой произошедшее было названо госпереворотом. Был выдвинут также призыв к гражданскому неповиновению и преданию суду организаторов путча. Кроме того, еще в 11 часов утра президент Союза предпринимателей Казахстана Леонид Соломин заявил: «В условиях отсутствия демократии предпринимательство развиваться не может, поэтому в настоящий момент мы ведем переговоры с Союзом предпринимателей СССР, с Партией свободного труда о проведении всеобщей политической забастовки».

Между тем, по телевидению транслировался только первый общесоюзный канал. Все республиканские газеты, радио и телевидение республики донесли до населения все документы ГКЧП. За одним исключением – это была карагандинская областная газета «Орталык Казакстан» («Центральный Казахстан»), которую возглавлял известный журналист Нурмахан Оразбеков. Вместо заявления ГКЧП он разместил в качестве передовицы свою собственную статью под названием «Да, это переворот» А на месте традиционного девиза «Пролетарии всех стран, объединяйтесь!» на «шапке» того номера был напечатано: «Можно отрезать голову, но нельзя отрезать язык!».

Впрочем, войска на улицах казахстанских городов не появились, а распоряжений из Москвы ни МВД, ни КГБ Казахской ССР не получали. Однако в целом по республике многие руководители областей и ведомств фактически поддержали путчистов, разработав с разной степенью готовности мероприятия по переходу к чрезвычайному положению. В их числе наибольшую известность впоследствии получил председатель Талды-Курганского облсовета и одновременно первый секретарь местного обкома С.Т.Турсунов, отдавший конкретные распоряжения по введению режима чрезвычайного положения, включая репрессии против потенциальных участников движения сопротивления.

По имеющимся данным, с утра 19 августа у президента Назарбаева постоянно проходили совещания. Имеется ряд свидетельств, что он поспешил-таки отправить в Москву депешу о поддержке путчистов. В частности, председатель Гостелерадио СССР Л.Кравченко утверждал, что Назарбаев подготовил специальный видеоролик со словами признания и поддержки ГКЧП. Телеобращение было отправлено в Москву для трансляции по первому каналу, но показано не было. Наконец, в 17.00 по московскому времени Назарбаев выступил по республиканскому ТВ и радио.

Его обращение к народу Казахстана никаких оценок происходящего не содержало и сводилось к призывам к спокойствию и выдержке. В нем также указывалось, что чрезвычайное положение на территории Казахстана не вводится. Особый упор делался на то, что «вся полнота власти в соответствии с принятой Декларацией о государственном суверенитете и Конституцией Казахской ССР принадлежит советским органам». Казахстанский президент подтвердил свою «приверженность политике укрепления суверенитета республики».

Впоследствии как раз эта невнятность и неопределенность была поставлена в заслугу Назарбеву авторами официальной версии событий, происходивших в Казахстане ровно 20 лет назад. Например, Махмуд Касымбеков, начальник Канцелярии Президента Республики Казахстан, писал в «Казахстанской правде» от 6.07.2006 года: «Заявив об антиконституционной и противозаконной сущности введения чрезвычайного положения, Президент, по сути, сжег бы за собой мосты, не оставив пути для отступления. История не любит сослагательного наклонения, но было бы легкомысленно надеяться, что если бы ГКЧП победил и утвердился в своей власти, то он простил бы Президента Казахстана за высказанное мнение.

Первым Президенту Казахстана позвонил председатель КГБ СССР В.А.Крючков, за грубым и высокомерным тоном которого лежала глубокая подоплека. Оказывается, он преследовал цель с ходу запугать Главу Казахстана и принудить его к беспрекословному подчинению воле ГКЧП. А исполняющий обязанности Президента СССР Г.И.Янаев принялся бессовестно лгать Нурсултану Абишевичу, уверяя его в том, что остальные республики поддержали возглавленный им комитет. Эту свою неправду Янаев успел повторить и на пресс-конференции. Хорошо, если бы дело обошлось одной лишь безответственной дезинформацией. Но ведь 21 августа ГКЧП предпринял попытку ввести войска в столицу Кыргызстана! Словом, августовский путч едва не перешел в гражданскую войну, всеуничтожающий пожар которой мог заняться от любой неосторожно брошенной спички».

20 августа в Алма-Ате появились листовки: «Договору Ельцин-Назарбаев - да, путчу - нет!». В 14 часов Назарбаев сделал второе заявление. В осторожных выражениях, но все же определенно, он осудил путч, подчеркнув антиконституционный характер ГКЧП и незаконность документов, попирающих республиканские декларации о суверенитете. Было предложено в 10-дневный срок собрать Съезд народных депутатов СССР, на котором определить сроки всенародных выборов президента СССР. Предлагалось также незамедлительно приступить к подписанию Союзного договора, одобренного всеми республиками. Утром следующего дня (21 августа), после того, как в Москве произошли трагические события, сопровождавшиеся жертвами (гибель Дмитрия Комаря, Ильи Кричевского и Владимира Усова, пытавшихся остановить танки), пресс-секретарь президента Казахской ССР Гаильбек Шалахметов заявил: «Поздно вечером во время заседания Президиума ВС Казахской ССР после телефонного разговора с Борисом Ельциным состоялся телефонный разговор президента Казахской ССР Нурсултана Назарбаева с вице-президентом СССР Геннадием Янаевым. Президент Казахстана прямо спросил последнего: готовится или нет штурм здания ВС РСФСР, арест Президента России Ельцина? Назарбаев особо подчеркнул, что этот шаг категорически недопустим, он явился бы чрезвычайно опасным, и нельзя допустить такого позора перед страной и миром. На поставленный вопрос Янаев ответил, что подобный шаг предпринят не будет».

После провала путча, выступая на внеочередной сессии Верховного Совета Казахской ССР, Назарбаев дал свою интерпретацию событий: «Опасность нарастала. Вечером 20 августа ко мне поступила информация о готовящемся штурме здания Верховного Совета РСФСР. Я тут же связался с Крючковым. Бывший председатель КГБ поклялся мне, что никакого штурма не будет. Поняв, что доверять ему не стоит, я несколько раз переговорил с Б.Н.Ельциным по телефону, причем по единственному номеру, который на тот момент работал в здании Верховного Совета... Ту тревожную информацию Ельцин подтвердил. Я сказал Борису Николаевичу о своей поддержке, после чего сразу набрал Янаева, выразил ему свой категорический протест и в жесткой форме предупредил, сколь тяжелыми последствиями чревато применение силы против Верховного Совета РСФСР. Затем позвонил Язову и предупредил, какое это преступление - обагрять руки кровью молодых людей, вставших на защиту своего Президента. Возможно, это подействовало на них, потому что через несколько минут помощник Б.Н.Ельцина сообщил мне, что танки, двигавшиеся по направлению к зданию, остановились».

После перелома ситуации в Москве и ареста гэкачепистов суверенизация Казахстана пошла еще более быстрыми темпами. Вечером 21 августа Назарбаев подписал указ «Об образовании Совета безопасности Казахской ССР». 24 августа было опубликовано заявление Назарбаева в адрес Политбюро ЦК КПСС о своем выходе из его состава. В тот же день был опубликован указ «О прекращении деятельности организационных структур политических партий, других общественных объединений и массовых общественных движений в органах прокураторы, государственной безопасности, внутренних дел, милиции, государственного арбитража, судах и таможне Казахской ССР». 25 августа вышел указ «Об имуществе КПСС на территории Казахской ССР», согласно которому имущество КПСС, находящееся на территории Казахстана, объявлялось собственностью государства. 28 августа состоялся Пленум ЦК КПК, который принял два постановления: о прекращении деятельности ЦК КПК и о созыве в сентябре 1991 года чрезвычайного съезда компартии Казахстана. 29 августа вышел указ о закрытии Семипалатинского испытательного ядерного полигона. 30 августа - «О недопустимости совмещения руководящих должностей в органах государственной власти и управления с должностями в политических партиях и иных общественно-политических объединениях». Кроме того, Назарбаев издал указы «О переходе государственных предприятий и организаций союзного подчинения в ведение правительства Казахской ССР», «О создании золотого запаса и алмазного фонда КазССР», «Об обеспечении самостоятельности внешнеэкономической деятельности КазССР».

На внеочередной сессии Верховного Совета Назарбаев заявил, что «проявление верноподданнических чувств к путчистам обязывает нас дать оценку случившемуся. Все руководители, принявшие действия, направленные на фактическое признание ГКЧП, будут освобождены от занимаемых должностей, если, конечно, они не догадаются сами уйти в отставку».

Однако дальше слов дело не пошло. Поддержавшие ГКЧП номенклатурщики в основном не пострадали. Например, после того, как независимая талды-курганская газета «Хобби-Пресс» опубликовала материалы, свидетельствующие об активной поддержке ГКЧП уже упоминавшимся председателем облсовета Турсуновым, весь тираж газеты был конфискован по приказанию того же Турсунова. Потом газете и вовсе «перекрыли кислород», выдавив с единственной в Талды-Кургане типографии. А уже в октябре Турсунов в официозной газете «Семиречье» выступил с прямыми угрозами в адрес журналистов: «Наша область никакого чрезвычайного положения не вводила. Впредь хочу предупредить таких злопыхателей, что ваши грязные дела будут решительно пресекаться всеми доступными средствами цивилизованного правового государства».

Свой пост г-н Турсунов покинул только в 1993 году и вовсе не из-за поддержки ГКЧП. Ситуация типичная далеко не только для Казахстана и не только для Средней Азии.

В последующие месяцы Назарбаев распустил компартию и установил полный республиканский контроль над экономикой, но продолжал поддерживать идею нового Союза республик. Однако «ново-огаревский процесс», как известно, окончился неудачей, референдум о независимости Украины 1 декабря 1991 года лишь подчеркнул бессмысленность усилий по сохранению уже распавшегося СССР. Фактический развал был юридически оформлен Беловежскими соглашениями. Назарбаев, правда, был сильно уязвлен тем, что его не пригласили участвовать в их подготовке. 16 декабря 1991 он провозгласил независимость Казахстана, став вместе с тем одним из инициаторов создания СНГ.

«Белая ворона» из Киргизии

С конца 80-х годов либерализация политической жизни в Киргизии шла более интенсивно, чем в других республиках Средней Азии. В 1991 году здесь действовало без малого 40 достаточно крупных общественных ассоциаций. Главной оппозиционной силой в то время стало движение «Кыргызстан», объединившее самый широкий спектр политически активных слоев общества. Одновременно падал авторитет республиканской компартии. Когда в июне 1990 года на юге страны вспыхнул жесточайший конфликт между киргизами и узбеками, власти обнаружили полнейшую неспособность справиться с ситуацией. Стремясь консолидировать свои позиции, коммунистическое большинство Верховного Совета республики выступило с предложением учредить пост президента, избираемого парламентом: рассчитывали, что этот пост достанется председателю Верховного Совета и первому секретарю ЦК компартии Киргизии Абсамату Масалиеву. Но не получилось: 27 октября 1990 года после девяти туров голосования президентом был избран Аскар Акаев, до того времени занимавший пост президента Академии наук Киргизии. Хотя Акаев имел в своей биографии, так сказать, партноменклатурный период, воспринимался он, прежде всего, как ученый-интеллигент, «демократ» и «реформатор», действительно выглядевший «белой вороной» на фоне тогдашних партийных бонз.

Новое руководство довольно энергично приступило к преобразованиям. В стране остро стоит земельный вопрос, поэтому аграрная реформа стала одним из важнейших приоритетов президентской команды. Уже весной 1991 года при отчаянном сопротивлении номенклатуры (дискуссии в парламенте продолжались месяцами), были приняты законы «О крестьянском хозяйстве», «О земельной реформе» и новый Земельный кодекс: Киргизия, таким образом, стала одной из первых республик, приступивших к ликвидации убыточных и низкорентабельных колхозов и совхозов и передаче земель в пожизненное и наследуемое владение фермерам.

Утром 19 августа Акаев собрал всю республиканскую властную верхушку на совещание в местном «Белом доме», и спросил: «Что делать будем?» Очевидцы вспоминают, что председатель Верховного Совета, бывший секретарь местного ЦК по идеологии Медеткан Шеримкулов посоветовал «не высовываться» и выполнять указания ГКЧП. Акаев, впрочем, понимал, что для ГКЧП – он тоже «белая ворона», да еще имеющая тесные отношения с Ельциным и прочими «демократами». А потому победа путчистов не сулила ему ничего хорошего. В результате президент Киргизии стал единственным среднеазиатским руководителем, сразу же осудившим переворот в Москве. При этом единственная на территории СССР государственная радиостанция, передававшая в те дни в эфир указы Ельцина, находилась именно в Бишкеке. Акаева поддержали практически все некоммунистические партии и движения Кыргызстана, а также заметная часть населения. Хотя в тогдашнем Бишкеке на улицах можно было встретить много людей, которым не было никакого дела ни до ГКЧП, ни до Акаева, ни до демократии.

Однако весьма существенным было то обстоятельство, что Акаева поддержал тогдашний министр внутренних дел Киргизской ССР полковник Феликс Кулов, который с помощью милицейских частей блокировал военные городки и здание республиканского КГБ. Известно, что генерал Асанкулов заявил Кулову прямо в кабинете Акаева: «Зря спешишь. Пройдет немного времени, и мы увидим, чьи головы уцелеют, а чьи полетят». Генерал имел все основания для угроз – по некоторым данным, у ГКЧП имелись планы ввода войск в киргизскую столицу.

После провала ГКЧП Киргизия почти сразу (31 августа) провозгласила свою независимость, но какое-то время продолжала участвовать в «ново-огаревском» процессе. Горбачев даже предлагал Акаеву пост вице-президента «обновленного» Союза, но тот отказался.

В независимой Киргизии бывшим сторонникам ГКЧП удалось неплохо устроиться. Так, начальник политотдела столичного УВД Болот Джанузаков, заявивший в 1991 году: «Я лучше с должности уйду, чем порву с партией», в конце концов, действительно ушел из органов. Но ненадолго. Позднее он возглавлял и Службу национальной безопасности, и администрацию Акаева. Секретарь ЦК Таштемир Айтбаев, который сначала поддержал ГКЧП, а потом просил прощения у народа, при Акаеве возглавлял МВД, а при Бакиеве - СНБ. Еще один секретарь ЦК Компартии Киргизии Аманбек Карыпкулов тоже добрался до должности главы администрации президента. А вот Феликс Кулов, единственный из киргизских «силовиков», поддержавший Акаева, в конце концов был посажен последним в тюрьму.

«Молчание» Каримова

В Узбекистане на рубеже 80-х – 90-х годов началось зарождение общественных движений. В 1989 году было образовано движение «Бирлик» («Единство») и движение «Эрк» («Воля»), а с лета 1990 года — Демократическая партия «Эрк». 21 октября 1989 года был принят закон «О государственном языке Республики Узбекистан», придавший узбекскому языку статус государственного. Определенное влияние на политическую жизнь республики оказали проведенные в феврале-марте 1990 года выборы в Верховный Совет Узбекистана на альтернативной основе. В марте 1990 года был учрежден институт президентства, и вслед за Горбачевым, который оставаясь генеральным секретарем КПСС, занял пост президента СССР, Ислам Каримов первым из республиканских партлидеров последовал его примеру. В Москве, кстати, такое «обезьянничанье» было воспринято довольно негативно. Но вскоре примеру Каримова последовали многие другие республиканские партлидеры.

20 июня 1990 года была принята «Декларация о суверенитете» Узбекистана, в подготовке которой приняли заметное участие деятели из партии «Эрк», где все чаще, хотя и осторожно, стали поговаривать о необходимости курса на независимую государственность. Каримов же, однако, везде и всюду заявлял о гибельности отделения от СССР и приложил все усилия, чтобы мартовский референдум 1991 года прошел в Узбекистане на высочайшем идейно-политическом уровне. Что, впрочем, не мешало республиканскому руководству методично и последовательно переводить союзные предприятия в свое подчинение.

19 августа официальный Ташкент словно воды в рот набрал. Было известно только, что Каримов прервал свой визит в Индию и вернулся в узбекскую столицу. Позднее появились сведения, что еще с борта самолета он направил в Москву телеграмму о полной поддержке ГКЧП. Республиканские СМИ исправно передавали все распоряжения путчистов, узбекские коммунисты, выступавшие по телевидению, уверяли Москву в том, что дело, начатое ГКЧП, уже дает свои плоды в Ташкенте. Однако никаких официальных заявлений на этот счет пока не поступало. Между тем, партия «Эрк» расценила образование ГКЧП, как антиконституционную акцию. «Эрк» заявила о намерении сотрудничать со всеми демократическими силами, выступающими против посягательств на государственный суверенитет Узбекистана и законные интересы республики. Вскоре аналогичное решение приняло движение «Бирлик».

20 августа появилось лишь заявление Президиума Верховного Совета Узбекской ССР и правительства Узбекистана, в котором ситуация была расценена как «исключительно противоречивая». Всех призвали сохранять и укреплять общественно-политическую стабильность. В то же время руководство республики выступило против применения силы, прежде всего военной. На совместном заседании Президиума ВС и правительства было признано целесообразным образовать республиканскую комиссию по координации работы органов власти и управления, на которую возложить контроль за поддержанием нормальной общественно-политической обстановки. Согласно сформулированной позднее официальной версии, именно таким образом республиканское руководство «использовало все возможности для сохранения стабильной социально-политической ситуации, чтобы не допустить чрезвычайного положения на территории республики, не пойти на поводу у сторонников государственного переворота».

21 августа, когда все в Москве уже было ясно, указом президента Узбекистан все постановления ГКЧП объявили противозаконными. Указом от 25 августа под юрисдикцию Узбекистана были взяты республиканские МВД и КГБ. Войска МВД СССР, расположение на территории Узбекистана, поступили в непосредственное подчинение Каримова. 31 августа Узбекистан был провозглашен независимым государством.

В октябре 1991 года около 200 депутатов Верховного Совета выступили с открытым письмом, в котором, они, в частности, обвинили Каримова в поддержке ГКЧП, потребовали переноса президентских выборов и их проведения на альтернативной основе, а также ограничения полномочий президента и отмены цензуры. Эту акцию поддержали «Бирлик» и «Эрк». Однако к тому времени период относительного либерализма в Узбекистане уже заканчивался, наступали совсем другие времена.

Пролог гражданской войны

Неформальные объединения интеллигенции и молодежные кружки возникли в Таджикистане в конце 80-х. Основным вопросом, занимавшим умы лидеров тех объединений, был вопрос о языке. 25 февраля 1989 года впервые в истории Таджикистана в Душанбе прошел неформальный митинг. Его участники – студенты, преподаватели, сотрудники Академии наук, журналисты - потребовали придать таджикскому языку статус государственного. 14 сентября того же года в Госуниверситете было создано народное движение «Растохез» («Возрождение»). Несколько позднее появилась Демократическая партия Таджикистана. Тогда, как вспоминал впоследствии зампредседатель «Растохез» Шарофиддин Имомов, у этих организаций еще не было никаких планов борьбы за полный суверенитет, но была идея об «утверждении реальной самостоятельности Таджикистана в рамках, широкого, свободного Союза».

В феврале 1990 года в республике произошли трагические события, одним из последствий которых стало нарастание требований обеспечить реальный суверенитет республики. 24 августа 1990 года сессия ВС Таджикской ССР, после напряженной борьбы между коммунистами, с одной стороны, и членами «Растохез» и «демократами», с другой, приняла Декларацию о суверенитете Таджикистана. В ней провозглашалось, что «Таджикская ССР на своей территории самостоятельно решает все политические, экономические, социальные и культурные вопросы, кроме тех вопросов, которые Таджикистан добровольно передает в компетенцию СССР»

Введение в ноябре 1990 года поста президента и избрание на этот пост сессией Верховного Совета первого секретаря республиканской компартии Кахара Махкамова прошло, в общем, по модели, уже опробованной в других союзных республиках. То же самое можно сказать и о мероприятиях по обеспечению «экономической самостоятельности» Таджикистана с той лишь оговоркой, что этот процесс в значительной мере сдерживался большей, чем у других республик, зависимостью таджикской экономики от центра.

19 августа 1991 года государственные СМИ Таджикистана (между тем, в Таджикистане тогда существовало более 80 независимых газет) передавали распоряжения ГКЧП. В 14 часов Демократическая партия (ДПТ) приняла обращение к народам Таджикистана о «государственном перевороте и свержении законного Президента СССР». ДПТ призвала граждан республики не поддерживать путчистов и объявить всеобщую забастовку, как это сделано в России. Председатель ДПТ Шодмон Юсупов направил обращение к президенту Махкамову с призывом дать отрицательную оценку созданию и действиям ГКЧП и не повиноваться его актам . Юсупов предупредил, что в противном случае Демпартия призовет народы Таджикистана к всеобщему неповиновению. Однако ДПТ была не настолько популярна в республике, чтобы угроза возымела действие.

На Махкамова пытались повлиять и лидеры «Растохез». В первый же день путча они встретились с президентом. «Мы уговаривали его, чтобы он согласился объявить республику независимым государством, - вспоминал Ш. Имомов. – Он не согласился, считал, что выжидательная позиция – лучшая позиция, которой он должен придерживаться».

20 августа, после предварительных переговоров с Исламом Каримовым, так и не выступив по телевидению, Махкамов вылетел в Москву. А, когда все кончилось, ему оставалось только оправдываться. 22 августа в своем обращении к народу Махкамов заявил: «Критическая политическая ситуация, сложившаяся в стране, требует глубокой взвешенности и дальновидности суждений, выдержки и еще раз выдержки… Мы по-прежнему считаем необходимым и важным как для народа страны, так и для всего мирового сообщества сохранение Союза ССР и выступаем за скорейшее подписание Союзного договора…»

Однако в Таджикистане такую «взвешенность» и «дальновидность» расценили как прямую поддержку ГКЧП. 29-30 августа в Душанбе открылась внеочередная сессия парламента. Параллельно на площади им. Ленина (ныне – «Дусти») начался митинг оппозиционных сил, потребовавших провозглашения независимости и отставки Махкамова. Попытка президента выступить перед митингующими провалилась – ему просто не дали говорить, и Махкамов ушел в отставку.

9 сентября 1991 года была принята Декларация о независимости. Правда, даже после провозглашения независимости в Душанбе все еще надеялись на некий «обновленный» Союз. В своем обращении от 14 сентября и.о. президента, председатель Верховного Совета Кадриддин Аслонов сказал: «Независимый Таджикистан не мыслит себя вне Союза и выступает за ускорение подготовки и подписания договора о Союзе суверенных государств на равноправных и взаимовыгодных условиях…». Однако провал «ново-огаревского» процесса и Беловежские договоренности окончательно похоронили всякого рода «союзные» надежды. К сожалению, для Таджикистана все это стало лишь прологом кровавой гражданской войны.

Превращение в «Туркмен-баши»

Пожалуй, самым «тихим» образом в дни путча развивались события в Туркмении. Даже руководство оппозиционных Демпартии Туркменистана и национально-демократического движения «Агзы-Бирлик» заявили, что «замораживают свою деятельность». Но поступали сообщения, что в трудовых коллективах, где преимущественно работают русские, готовятся митинги в поддержку Бориса Ельцина.

Туркменские СМИ исправно транслировали указы ГКЧП, а начальник Ашхабадского гарнизона генерал-майор Николай Кормильцев заявил: «Согласно приказу командующего Среднеазиатским ВО, воинские части на территории Туркмении приведены в состояние повышенной боевой готовности, установлены патрули на въездах в Ашхабад, созданы группы по минированию важнейших промышленных объектов. Я отдал приказ командирам полков провести совещание с гражданскими властями о взятии армией, с согласия руководства республики, под охрану важнейших государственных учреждений. Однако распоряжениям Президента Туркмении Сапармурата Ниязова мы подчиняться не будем».

Между тем, пресс-служба самого Ниязова попросту отказывалась сообщать о результатах закрытых заседаний Президентского совета республики, а ЦК компартии Туркменской ССР не стал выступать с какой-либо политической оценкой смещения Горбачева. Впрочем, в отношениях с московскими заговорщиками Ниязов был совсем не так молчалив. Нурмухамед Ханамов, в начале 80-х работавший с Ниязовым в аппарате ЦК, а затем - послом Туркменистана в Анкаре, так рассказывал о его поведении 19 августа: «В тот день я приехал к нему поговорить о делах. У него на столе расставлены в ряд несколько телефонов, в том числе — связь с Москвой. Сижу я у него в кабинете, вдруг звонок. Это был Язов. И я оказался невольным свидетелем их разговора. Ниязов, с перепуганным видом: «За нас можете не беспокоиться. У нас здесь все будет нормально. Мы вас всегда поддержим». Когда разговор закончился, Ниязов повесил трубку и глубоко так, с облегчением, вздохнул: «Ой, елки-палки! Вот ситуация, даже не смекнешь с ходу, как и реагировать...» И пока обстановка в Москве не стабилизировалась, он притих, затаился. Выжидал».

Но не бездействовал. Его аппарат был занят самым активным сбором и анализом информации о событиях в Москве. Ниязов постоянно консультировался с лидерами других среднеазиатских республик и сумел договориться с военными о том, что в Туркмении не будет введено чрезвычайное положение.

Лишь после переломных событий в Москве в Туркмении появились первые оценки, причем опять же не от властных инстанций. Так, председатель Демократической партии Дурды Мурад Ходжа Мухамед заявил: «Они перешли последнюю черту, отделяющую ГКЧП от сборища уголовников. Наша партия отменяет первоначальное решение о приостановлении своей деятельности. Сегодня на заседании руководства ДПТ мы разработаем план первоочередных действий в поддержку демократов и руководства России».

Только поздним вечером 21 августа туркменские СМИ обнародовали указ Ниязова о недействительности указов и постановлений ГКЧП. 26 августа Ниязов заявил о своем выходе из политбюро и об отделении компартии Туркмении от КПСС. Он предложил переименовать компартию в Народно-демократическую (в конце концов была переименована в Демократическую партию, несмотря на наличие уже существующей Демократической партии).

27 октября 1991 года была провозглашена независимость Туркмении. А к маю 1992 года более-менее оформилось превращение бывшего первого секретаря рескома КПСС в «Туркмен-баши». Без согласования с парламентом Ниязов ввел конституцию, закрепившую систему его ничем неограниченной личной власти. В Туркмении утвердился один из самых непристойных и жестоких диктаторских режимов современного мира.

* * *

В завершение можно предположить: если бы ГКЧП предпринял более жесткие действия (например, совершил чисто символический и обязательно бескровный захват здания российского парламента в первый день путча или сумел изолировать Ельцина до приезда в «Белый дом»), а затем выполнил требование республик о созыве внеочередной сессии ВС СССР, вполне возможно, что ГКЧП удалось бы избавиться от клейма «антиконституционности» в глазах официальных лидеров «выжидающих» республик. Однако приходится повторить банальность – история не знает сослагательного наклонения. На эволюцию позиции Назарбаева (в сторону неприятия ГКЧП) и ориентировавшихся на него республиканских лидеров (а также на позицию другой наиболее влиятельной региональной фигуры - Кравчука) частично повлияли действия республиканских партий, движений и забастовочных комитетов, объявивших о гражданском неповиновении и предзабастовочной готовности. Но главным фактором стало развитие ситуации в Москве. То есть - решительность российского руководства, всего российского демократического движения и готовность тысяч пришедших к Белому дому простых людей защитить свою свободу и гражданское достоинство.

Тем не менее, в любом случае победа ГКЧП, даже при ее относительной «легитимизации», была способна лишь немного отсрочить крах распадавшейся советской империи. Отсрочить, но при этом сделать его гораздо более кровавым и катастрофичным.

Михаил Калишевский

ОТ РЕДАКЦИИ «ФЕРГАНЫ»:

Есть другие мнения? Пишите в комментарии!