|
андрей выдрин.
Языковая политика в Узбекистане. Фитрат, Поливанов, Сталин и другие...
[ Царизм и местные зыки в Туркестане ]
[ Узбекский алфавит до кириллицы ]
[ Языковое строительство и политическая борьба ]
То бедственное положение, в котором оказались многие национальные языки СССР после стольких лет декларируемого благополучия и процветания, заставляет возвращаться к страницам истории, чтобы докопаться до первичных причин, вызвавших сегодняшнюю ситуацию, когда понадобилось принимать
реанимационные меры. В связи с естественным и неизбежным ростом национального самосознания и возрождением стали возникать проблемы, верному разрешению которых способствует знание первопричин.
Представляется актуальной попытка воспроизвести истинную ситуацию с языком и заменами алфавита соответствующего периода для того, чтобы объективно оценить причины и последствия. На наш взгляд, совершенно
неправильно рисовать только черными красками отказ многих народов от арабского алфавита, а тем более - давать сугубо положительную оценку принятию русской графической системы.
История языкового строительства в Узбекистане гораздо сложнее и драматичнее, чем может показаться с первого взгляда. Достаточно сослаться на то, что многие видные деятели республики в области языка и алфавита были
репрессированы или надолго изолированы от активной общественной и научной деятельности. Ведь путь становления узбекского литературного языка отмечен ожесточенной борьбой, причем эта борьба часто выходила за рамки
научных споров и приобретала политический характер со всеми вытекающими отсюда последствиями. Одной из причин сложностей и трагических явлений в языковой жизни Узбекистана была нараставшая с каждым годом
идеологизация сферы языков и языковой политики, когда даже специфические вопросы лингвистики решались людьми, имевшими самое, поверхностное и превратное представление о путях решения языковых проблем.
До сих пор известны далеко не все факты и события, связанные с языковым строительством в Узбекистане. Особенно это касается деятельности конкретных личностей, непосредственных участников, творцов и исполнителей
проведения в жизнь языковой политики в республике. Требует всесторонней оценки роль таких крупных фигур, как проф. Фитрат, проф. Е.Д.Поливанов, Махмуд Ходиев, Атаджан Хашимов, Маннон Рамзи, Каюм Рамазан. Они
выступали со своими концепциями развития языка, и влияние этих "теорий", "учений", "идеологий" на язык народа настолько велико, что нельзя ограничитьс строкой или страницей для описания каждой... Не претендуя,
разумеется, на абсолютную полноту фактов и безупречность выводов, автор высказывает одно из мнений. Поэтому что-то новое и альтернативное, если оно будет аргументировано, представляется и желательным, и полезным.
История языков коренных народов Средней Азии уходит далеко в
глубь веков, и интересующимся рекомендуем обратиться к оригинальной работе Олжаса Сулейменова "Аз и Я", а также к книге С. Е. Малова. Ожидаемы теперь новые, масштабные и глубокие труды об этом. Мы же обратим
внимание на более поздний период, когда Россия силой приобщила к своим владениям обширные территории Средней Азии. Столкнувшись с совершенно иной культурой, национальными особенностями, царская администрация ощутила
множество трудностей. Одной из основных проблем стал языковой барьер между прибывшими российскими управленцами и коренными жителями - управляемыми. Положение осложнялось тем, что на территории Туркестана местное
население говорило не на одном, а на нескольких языках. На первых порах необходимая связь с населением осуществлялась с помощью переводчиков из местной среды. Такое положение осознавалось нежелательным, но другого
выхода не было. Переводчики, пользуясь своим положением и бесконтрольностью, естественно, зачастую проявляли способности "творческого перевода" в собственных интересах или в пользу своих земляков, за что имели
соответствующие "надбавки" к жалованью, собираемые с местного населения. Они составляли привилегированную "касту" и нередко творили произвол, серьезно мешавший не только русским чиновникам, но и самим коренным жителям. Об этом много свидетельств в документах и печати того периода.
Необходимость изучения местных языков самими служащими царской администрации была осознана еще при первом генерал-губернаторе К. П. фон Кауфмане. Предполагалось открыть в Ташкенте курсы местных языков и даже объявить конкурс с назначением премии за составление учебника и словаря. Но меры эти, из-за отсутствия средств, не были осуществлены. В 1883 г. в Петербурге открылись офицерские курсы восточных языков, цель которых была
доставить офицерам возможность, изучив восточные языки, подготовить себя для соответствующей службы на Кавказе и в азиатских военных округах.
В 1887 году генерал-губернатор Н. О. Розенбах всем представлявшимся ему административным лицам, а также учителям низших училищ края настоятельно рекомендовал приняться за изучение местных наречий, чтобы владеть
ими по крайней мере настолько, насколько это необходимо в служебных отношениях с местным населением. Были организованы курсы, но "из-за бесплатности преподавания, большого числа слушателей и ничтожного количества
уроков успеха не имели". Курсы местных наречий для желающих открывались затем неоднократно отдельными учреждениями и частными лицами. Например, Машковцевым в 1897 г., штабом округа в 1899 г., Ягелло в 1900 г.,
Ташкентским отделением общества востоковедения в 1902 г., Ломакиным в 1903 г., но все эти курсы также не решили проблему.
Одно из распространенных мнений, будто вся российская администрация прекрасно владела зыками, критики не выдерживает. Таких было очень немного и одной из причин языкового барьера было нежелание изучать местные
зыки. Газета "Заравшан - Самарканд" уже в 1906 году обращала внимание, что "наши чиновники везде с одинаковым упорством не желают знать языка и быта народа, которому они служат", "служащие оправдываются отсутствием
свободного времени, которое, однако, они находят на карты и вино".
Самую энергичную деятельность по распространению местных языков вел в 1905 году генерал-губернатор Д. И. Суботич. Его личная точка зрения наиболее полно отражена в письме, которое было отправлено военному
министру Редигеру. Вот строки из этого письма: "Сорок лет мы владеем Туркестаном, и до сих пор лиц администрации, знающих хоть несколько туземные языки, можно пересчитать по пальцам. В судебном ведомстве их еще
меньше. Положение вещей - гибельное. Как управлять населением, как разбирать тяжбы, не понимая речи управляемых и судимых? Распространяться об этом не приходится,-нужно принять меры. Меры должны быть двоякого
характера: поощрительные и карательные; для первых нужны денежные средства, вторые бесплатны, и с них надо начать. Полагал бы необходимым предложить всем чинам администрации, до уездных начальников включительно,
изучить в течение года язык населения своего района настолько, чтобы быть в состоянии контролировать переводчиков, эту язву наших азиатских окраин. Засим предоставить им второй год для усовершенствования, а по
удостоверении в неисполнении сего требовать прекратить им всякое движение по службе в пределах края и даже увольнять их от службы за бесполезностью.
Конечно, необходимо принять меры к распространению русского зыка среди массы туземцев; но это - задача огромная, дело целых поколений, тогда как обратная постановка должна дать скорые результаты" .
Удивительно, что за послеоктябрьский период "огромная задача целых поколений" практически выполнена, а вот желание генерал-губернатора относительно "скорых результатов" с чинами администрации - не сбылось...
Суботичем была создана комиссия, которой поручено "рассмотреть меры, какими можно было бы побудить служащих к изучению местных языков", организовано широкое обсуждение этого вопроса в печати и все материалы
дискуссий изданы.
Дискуссии 1906 года выявили различные точки зрения, причем некоторые не потеряли своей актуальности. Например, в газете "Фергана" от 15 февраля 1906 года читаем: "Исходя из того основного положения, что каждая национальность имеет право на самоопределение, а следовательно, не обязана знать общегосударственного языка, маргиланская конституционно-демократическая партия высказалась в том смысле, что всех чиновников, служащих
в крае, необходимо обязать через известный промежуток времени знать то или иное местное наречие".
Абсолютное большинство считало обязательным знание служащими государственных учреждений Туркестана местных зыков, но на пути к этому знанию, кроме вина и карт, существовало еще одно препятствие - арабский
алфавит. Тогда только и прозвучало первое предложение об использовании русского алфавита. Известный Н. П. Остроумов писал по этому поводу в созданную Суботичем комиссию: "Нужно провести всю жизнь с малых лет среди
туземцев и пройти с успехом их тяжелую школу, чтобы стать в уровень с ученым мударрисом или казием, которые учатся десятки лет в своих школах... Поэтому я убежденно рекомендую сообщать необходимые сведения по
грамматике языка и вести письменные упражнения в изучаемом языке при помощи русской транскрипции". Следует подчеркнуть, что это касалось только обучавшихся местным языкам европейцев. О замене арабского алфавита у
коренных жителей не было не только речи, но и мысли. Но даже предложение Остроумова встретило серьезные возражения со стороны многих участников упомянутого обсуждения.
Как видим, проблема русско-национального двуязычия имеет вековую историю. Теперь перейдем к вопросам письма и алфавита.
Сегодня не редкость слышать, что узбеки (как впрочем и многие другие народы) должны вернуться к "своей", "родной" письменности. При этом имеется в
виду арабский алфавит. Не вдаваясь пока в суть вопроса, хотелось бы напомнить, что и арабский алфавит не является для узбеков родным. До принятия ислама у тюркских племен, населявших огромные территории Средней
Азии и Сибири, части современной Монголии и Китая, существовал свой алфавит, даже два алфавита: так называемый орхонский рунический и уйгурский.
Рунический алфавит напоминает иероглифы, но каждый знак имеет значение звука. Образцы этой письменности были найдены в бассейне Енисея, в Монголии, Сибири, на территории Казахстана. Находки с древнетюркским
руническим алфавитом в виде блюд, пряжек и прочих предметов быта встречаются на Алтае, в Хакассии, Туве и Бурятии. Бумажные фрагменты с тюркскими рунами были найдены в китайском Туркестане.
Трудно сказать, каким именно алфавитом пользовались предки узбеков, ведь и рунический алфавит, и уйгурский существовали одновременно. В пользу последнего говорят находки нескольких памятников с текстом на
чагатайском языке; их относят уже к XIII-XIV векам.
Что касается арабского алфавита,, то он, зародившись незадолго до мусульманской эры на Аравийском полуострове, стал впоследствии единственным письмом св щенного учения Мухаммада и вместе с исламом очень скоро
распространился.
Как известно, первоначально арабы писали совершенно без гласных. Главное значение в слове придавалось в них лишь согласным элементам, гласные же не имели определенного характера и ясного произношения и
предоставлялись произволу читающих. Но впоследствии, желая избежать искажения слов Священного писания, арабы ввели для обозначения гласных звуков особые знаки. Нужно сказать, что это удобство не распространялось на
тюркские народы, у которых в языке существует гораздо больше гласных (свыше 10) и им придается гораздо больше значения. И тем не менее, принятие арабского алфавита тюркскими племенами после арабского завоевания и
перехода в мусульманскую веру можно считать прогрессивным событием. По сравнению с древнетюркскими алфавитами, арабское письмо обладало рядом преимуществ, о которых знают специалисты; но они знают и о недостатках.
Как трудность надо выделить в арабском письме, во-первых, надстрочные знаки, которые заставляли пишущего отрывать перо для их расставления, а читающего запутывали, так как иногда трудно было понять, к какой строке
относится тот или иной знак - к нижней или верхней. Во-вторых, для тюркоязычных народов некоторые буквы, выражающие специфические, присущие только арабскому языку звуки, составляли лишний балласт. Для тюрков нет
необходимости иметь в своем алфавите несколько вариантов звуков "с", "з", "т", но избавиться от них было невозможно...
Конечно, эволюционное, реформаторское развитие наиболее приемлемо и в сфере языка, ибо это естественно. Но после октября 1917 года в этой сфере заработала большая политика. Это, собственно, и не скрывалось.
Основная часть грамотного населения, духовенство и местная буржуазия, естественно, находилась в оппозиции. Чтобы сломить сопротивление, надо было привлечь на свою сторону низшие слои общества. Таким образом, успех
"социалистического строительства" в Туркестане полностью зависел от быстрого решения проблемы грамотности коренных жителей. Препятствием на этом пути являлс арабский алфавит. Для успеха социальной революции должна
была свершиться революция в письменности. Нечто подобное мы можем наблюдать и в России, когда старая церковно-славянская орфография своими премудростями затрудняла доступ к грамоте русскому мужику, не имевшему ни
денег, ни времени на продолжительные занятия. И только октябрьская революция освободила русское письмо от "ятя", "фиты" и прочих атрибутов привилегированной орфографии, применение которых являлось монополией верхних
слоев общества.
"На все реформы письменностей у народов СССР, - писал Е. Д. Поливанов в 1924 году, - начиная с русской орфографической реформы, следует смотреть как на процессы революционного происхождения и характера. Это часть
революции, протекающая в узкой области духовной культуры; в области технических средств культурного общения. И связь этих "графических революций" с политическими лозунгами революции - несомненна".
Евгений Дмитриевич Поливанов - лингвист, полиглот (знал около 50-ти языков), выдающийся ученый. Он был непосредственным участником теоретических баталий вокруг языкового строительства в СССР и практическим
работником, претворявшим в жизнь языковую политику Советской власти. Особое место в деятельности Поливанова занимает узбекский язык и алфавит. Он составил проект узбекской латиницы, когда понял, что отказ от
арабского алфавита неизбежен. (...)
Движение за латинизацию росло, и в эту борьбу постоянно проникают политические мотивы: к сторонникам латинского алфавита присоединяются "воинствующие атеисты", видя в арабском алфавите оплот мусульманского
духовенства, а к "арабистам" примыкают все недовольные советской властью, расценивающие замену алфавита как "успех большевиков".
Сам вопрос о замене арабского алфавита латинским возник задолго до революции. Вот его краткая история.
"Идея необходимости коренной ломки в средневековом арабском алфавите, которым и пользуется весь мусульманский Восток, возникла 68 лет тому назад в ез согласования проекты нового алфавита на латинской основе
значительно отличаются друг от друга. Дело в том, что принять латинский алфавит в чистом виде было нельзя, так как в тюркских языках есть специфические звуки (например, твердые и мягкие согласные) не отраженные в
латинском письме. Поэтому в латинский алфавит вносились некоторые изменения и дополнения, чтобы полностью отразить фонетические особенности языка. Именно в этих изменениях и дополнениях проявлялось несоответствие,
так как разные авторы избирали разные пути решения этой задачи. Но сама задача латинизации состояла в том, чтобы создать письменность, не имеющую недостатков арабского алфавита, но сохраняющую его достоинство, а
именно - понятность для всех тюркоязычных народов. Используя близость языков, все тюрки должны были понимать не только устную речь друг друга, но и письменную. Для этого необходимо было согласовать работу всех
"латинистов".
В 1923 г. Е. Д. Поливанов издает брошюру: "Проблема латинского шрифта в турецких письменностях", где говорит о необходимости созыва съезда или конференции работников просвещения тюркских народов СССР по вопросам
графики, "чтобы предупредить готовящееся "вавилонское столпотворение" от выполнения реформы вразброд".
Такую необходимость сознавали и многие другие ученые и работники просвещения. В результате общих усилий, в 1924 году в Москве при Научном обществе востоковедения была создана Ассоциация латинского шрифта
для тюркских письменностей (Аслат), которая и начала подготовку общетюркского съезда. Основную организационную работу по созыву съезда провело Общество изучения Азербайджана. И вот, в феврале 1926 года в Баку
открывается первый Всесоюзный тюркологический съезд. Присутствовали также делегаты от АН СССР, Научной Ассоциации востоковедения, Украинской Академии, Закавказской Ассоциации востоковедения, ученые из Турции, Германии и др.
Главным оппонентом, выступившим против латинизации, был представитель Татарии Алимджан Шарафов. Он говорил, что опыт Азербайджана неубедителен, не заслуживает распространения среди всех тюрков, а все усилия необходимо направить на реформу уже существующего письма. Но сторонников латинского алфавита на съезде оказалось явное большинство, они приветствовали опыт введения алфавита на латинской основе в Азербайджане,
Якутии и на Северном Кавказе. За резолюцию, признающую целесообразным переход всех тюркских народов на новый латинизированный алфавит проголосовал 101 делегат, при семи против и шести воздержавшихся.
Примечательно, что в выступлении проф. Яковлева была подчеркнута мысль о неприемлемости русского алфавита для тюркских народов, так как этот алфавит исторически связан с русификаторской политикой царской Poccии.
Кстати, Второй тюркологический съезд не состоялся до сих пор. Думается, что желание делегатов первого съезда все же сбудется и, хотя бы через 70 лет после первого, он будет созван и рассмотрит накопившиеся проблемы и задачи, стоящие перед тюркоязычными народами на пороге третьего тысячелетия...
В Узбекистане сразу после съезда разворачивается активная деятельность "латинистов", в результате, в том же году, на IV сессии ЦИК УзССР признается необходимым отказаться от арабского алфавита и перейти на новый.
В республике создается. Центральный Комитет ново-узбекского алфавита (НУА) из 44 человек. В их числе Ю. Ахунбабаев (председатель комитета), Р. Иногамов (зам. пред), Минходжаев (зам, пред.), Акмаль Акрамов, Файзулла
Ходжаев, Эльбек, М. Рамзи, Рахими, Фитрат и др. Надо отметить, что Абдурауф Фитрат выступал до 1926 года за реформированный арабский алфавит и, даже войдя в состав комитета НУА, не вел активной работы. Все его
статьи в журнале "Аланга" (орган ЦК НУА) посвящены вопросам литературного узбекского языка, проблемам литературы, искусства и культуры, но не несут в себе агитации за новое латинизированное письмо. Он, видимо,
внутренне так и оставался сторонником реформированного арабского алфавита, но, понимая бесплодность продолжения борьбы, использовал журнал для пропаганды других своих идей - чагатайской литературы и чагатайского
зыка.
В мае 1927 года в Самарканде проводится совещание по вопросам алфавита среди республик Средней Азии, в котором участвуют представители комитетов нового алфавита Узбекистана, Казахстана и Киргизии. В это же время в Москве Президиум ЦИК СССР утвердил персональный список Всесоюзного Центрального Комитета новотюркского алфавита (ВЦК НТА) во главе с председателем Агамалы Оглы (Файзулла Ходжаев - зам. пред., Акмаль Икрамов - член
комитета).
С этого момента вопрос об алфавите выходит за рамки проблем просвещения и усовершенствования письма. На арену борьбы за новый алфавит выходят партия и власть. Понятно, что теперь латинизация и революция становятся по одну сторону баррикады, а с другой стороны - контрреволюция и арабский алфавит. Каждый должен определить свое место и свою судьбу. Научные взгляды отныне необходимо согласовывать с государственной политикой.
Под давлением тоталитарного государства начинается "триумфальное шествие" латинского алфавита, одерживающего одну поводу за другой. Финансирование всех мероприятий ВЦК НТА осуществляется из государственного
бюджета, соответствующие органы в республиках и областях обязываются выделить средства на проведение агитации, обучение, переобучение и распространение латинского алфавита. Учреждаются специальные печатные органы в
центре и на местах.
В июне 1927 года состоялся первый пленум ВЦК НТА в Баку, Один из основных вопрос - унификация новых латинизированных алфавитов всех тюркских народов, которые продолжали вести разработку письма, не согласовывая роекты. Это существенный недостаток, особенно на фоне реформированного арабского алфавита, который был понятен всем тюркоязычным народам.
Не случайно один из активных деятелей движения за латинизацию, обсужда проблему унификации, отмечал: "В интересах объективного освещения вопроса нужно категорически указать на определенное в известной степени
превосходство реформированных арабских алфавитов тюркотатар СССР над латинским".
Второй пленум ВЦК НТА состоялся в Ташкенте в 1928 году. Подводя его итоги, Бату убежденно писал: "Сейчас можно сказать, что вопрос о переходе на новый латинизированный алфавит у нас решен. Прошло время споров
между сторонниками реформы арабского и сторонниками принятия нового алфавита. Теперь настала пора вышвырнуть арабский алфавит из школы, из печати и всюду внедрить новый алфавит".
Неграмотность пришлось ликвидировать по второму кругу, так как недавно научившиеся читать и писать на арабском алфавите с переходом на новый шрифт оказывались неграмотными. Успокаивали себя тем, что на латинский
алфавит в конце концов перейдут все народы СССР и это будет единое, мировое письмо. По первоначальному плану, утвержденному ЦИК УзССР, окончательный переход на новый алфавит в Узбекистане должен был завершиться к
концу 1932 года. Но жизнь, подгоняемая "успехом социалистического строительства на всех фронтах", в духе первых пятилеток, вносила коррективы. Так, в 1929 году Президиум ЦИК СССР и СНК СССР принимают постановление,
в котором "признавая особое культурно-экономическое значение нового латинизированного алфавита", все государственные учреждения и предприятия общесоюзного значения отныне обязывались, применяя тюркские языки,
пользоваться этим алфавитом и прекратить издание на старом арабском алфавите".
Картина латинизации, если остановиться на том, что уже изложено выше, может показаться достаточно тусклой, так как мы не коснулись, той борьбы, с которой латинский алфавит входил в жизнь и быт народов СССР.
Необходимо сказать хотя бы несколько слов об оппозиции. Наибольшее сопротивление латинистам было оказано в Татарии и Казахстане. Почему именно там? Основной причиной, надо полагать, вляется то, что в этих
республиках с успехом был уже решен вопрос реформы арабской графики, которая была удачно приспособлена для звуковых особенностей казахского и татарского языков и освобождена от главных недостатков. "Нет сомнения, -
писал Поливанов, - что если бы вопрос о казахском письме... мог бы решаться "вне времени и пространства" - без необходимости считатьс с графикой соседних народностей (а тем более вне задач графических приемов), то
казахская школа вполне могла бы удовлетвориться "орфографией" 1924 года. Ясно и то, что без примера и призыва со стороны других национальностей (и прежде всего Азербайджана), в Казахстане не было достаточного
импульса для замены своего письма латинским".
Неудивительно поэтому, что даже после тюркологического съезда в Казахстане продолжают действовать сторонники реформированного арабского письма. Один из руководителей казахской "оппозиции", ответственный работник
Казахстана Садвокасов "был против латинизации, как меры, навязываемой русификаторами, т. е. по существу меры дальнейшей колонизации края, только колонизации "красной".
В Узбекистане дело обстояло иначе. Дело в том, что, вследствие наличия нескольких диалектов узбекского языка, не был решен допрос о едином литературном языке. Предстояло выбрать опорный диалект, на основании
которого строился бы узбекский литературный язык. Ко времени тюркологического съезда в Баку и начала перехода на латинскую графику вся узбекская интеллигенция была охвачена борьбой за возведение "своего" диалекта в
ранг единого литературного языка. Сторонники арабского алфавита были разрознены этой борьбой и "латинисты" не встретили в Узбекистане организованного, массового отпора, как в Казахстане и Татарии.
В спорах о будущности узбекского литературного языка приводились самые разные аргументы. Одни считали, что им должен стать тот диалект, который наиболее близок к чагатайскому языку, коим пользовались в Туркестане
в период тимуридов. Это время расцвета культуры и искусства - как результат благополучия, и именно тот язык "золотого вика" Туркестана должен быть возрожден. Образцы чагатайского языка дошли до нас в произведениях
Алишера Навои. Сторонником такого пути был Фитрат.
Другие исходили из тех соображений, что основную массу узбекского народа составляют племена и роды, опрокинувшие в начале XVI века господство тимуридов и обосновавшиеся в различных районах Узбекистана - по
Зарафшану, Кашка-Дарье и др.
Были предложения вообще не регламентировать вопрос о литературном языке, чтобы он формировалс постепенно, в равноправной борьбе всех диалектов. Для этого предлагалось разрешить использовать в печати различные
формы, а время пусть рассудит, каким остаться, какие отвергнуть. Но такой путь, довольно демократичный на первый взгляд, принять было нельзя, так как существовали различия между диалектами.
Необходимо было определить число гласных букв в узбекском алфавите. Как быть, если в городских, иранизированных диалектах используется шесть гласных, а в кишлачных, неиранизированных гласных звуков свыше десяти и
действует так называемый закон их сингармонизма, созвучия?
Ясно, - писал Поливанов, - что алфавит, сам по себе, ни при чем: ненормальное положение в узбекской письменности нисколько не изживается и с переходом к латинице, - наоборот, пока вопрос о литературном диалекте
научно не решен, а требование "сингармонистической орфографии" остается в силе, до тех пор пользование латинским алфавитом с 9 гласными представит еще в несколько раз больше затруднений, чем пользование
мусульманской графикой.
Поливанов, непосредственно участвовавший в этих спорах, был активным сторонником городских говоров. Он мотивировал тем, что никогда в борьбе за роль литературного диалекта язык деревни или вообще экономически
менее развитого коллектива не выходит победителем над языком города или вообще более развитого в экономическом отношении района.
Отметим, что ученый тут оказался прав. Сегодняшний узбекский литературный язык основан на городских говорах и в нем не действует закон сингармонизма.
Однако тогда, в конце 20-х годов, Поливанову не удалось доказать свою правоту и убедить большинство. Закон сингармонизма признается обязательным для узбекского языка, а Поливанов подвергается жестокой критике.
Таким образом, был принят новый латинизированный алфавит с десятью гласными буквами, рассчитанный на применение "железного закона сингармонизма" в узбекском языке. Впоследствии количество хватывающую кампанию,
надо считать подготовку перевода на латинскую графику... русского языка! Профессор Яковлев писал по этому поводу; "Территория русского алфавита представляет собою в настоящее время род клина, забитого между стенами,
где принят латинский алфавит Октябрьской революции (новотюркский алфавит), и странами Западной Европы, где мы имеем национально-буржуазные алфавиты на той же основе. Таким образом, на этапе строительства социализма
существование в СССР русского алфавита представляет собою безусловный анахронизм, - род графического барьера, разобщающий наиболее численную группу народов Союза как от революционного Востока, так и от трудовых масс
и пролетариата Запада".
Активным сторонником латинизации русского письма был А. В. Луначарский. Он, кроме вышеизложенных доводов, видел в латинском алфавите еще и то преимущество, что благодаря этому алфавиту русские смогут изучить
тюркский язык, которому Луначарский придавал большое значение: "Изучить тюркский язык через арабский шрифт было бы непомерно трудно. А между тем, каждый гражданин СССР, желающий быть по-настоящему образованным,
должен, по моему мнению, изучить тюркский язык, так как на нем говорят десятки миллионов наших граждан, десятки миллионов людей, находящихся за границей нашего Союза".
Не ограничиваясь личным мнением, Луначарский приводил свои воспоминания о беседе с Лениным, в которой обнаружилась полная поддержка тем идеи латинизации русского письма. Ленин, по словам Луначарского, говорил
так: "Я не сомневаюсь, что придет время для латинизации русского шрифта, но сейчас наспех действовать будет неосмотрительно".
Дело не ограничилось обсуждением, были сделаны даже некоторые практические шаги. Так, в 1929 году Народный Комиссариат просвещения РСФСР образовал комиссию по разработке вопроса о латинизации русского алфавита. В
протоколе заседания этой комиссии от 14 января 1930 года читаем: "Признать, что латинизацию русского алфавита следует понимать как переход русской письменности и печати на единый для всех народов СССР
интернациональный алфавит на латинской основе, - первый этап к созданию всемирного интернационального алфавита. Переход в ближайшее время русских на единый интернациональный алфавит на латинской основе - неизбежен".
Сейчас может показаться невероятным, что такие сумасбродные идеи обсуждались на государственном уровне, но в то же время поменять письменность миллионам людей считалось обычным проявлением "социалистического
строительства".
Однако, замахнувшись на русский алфавит, кампания по латинизации натолкнулась на непреодолимое препятствие. В журнале "Советское строительство" писалось: "Правильная языковая политика имеет и "левого" врага -
неумеренное прожектерство, фантастические выдумки и прожекты "немедленной революции в зыке". Латинизация русского алфавита теперь же - одно из проявления этих "левых" загибов..."
Практически уже в первой половине 30-х годов начинается свертывание политики латинизации в СССР. Открывается новый этап в алфавитном строительстве - переход на русскую графическую систему.
Если в первые годы после революции национальные языки в СССР переживают все же подъем, а попытки выделить среди них русский язык получают отпор и верно квалифицируются как проявление великорусского шовинизма, то
со временем равновесие нарушается и происходит оттеснение национальных языков на второй план.
Чтобы рассмотреть это явление, нужно увидеть его в самом широком контексте.
ЯЗЫКОВОЕ СТРОИТЕЛЬСТВО И ПОЛИТИЧЕСКАЯ БОРЬБА
В период арабского господства роль литературного языка на территории будущего Туркестана выполнял, естественно, арабский язык. На нем велась официальная переписка и обучение в школе. Находясь
под влиянием господствовавшей культуры, соответственно развивались и национальные языки, которые "впитывали" в себя арабские слова и обороты. Такое положение сохранялось на протяжении столетия и, конечно, не прошло
бесследно. О масштабах арабского влияния на о государства, в навязывании губительной для национальных языков идее слияния в будущем национальных культур в одну общую культуру с одним общим языком. Не
единственная причина, вызвавшая бедственное положение многих языков в нашей стране, но одна из основных...
Надо иметь в виду, что в развитии различных языков всегда есть свои, специфические особенности. Если говорить об особенностях развития узбекского языка, то нельзя обойти такое явление в его истории, как
пантюркизм. Это движение преследовало прежде всего политические цели, но непосредственное влияние оказывало и на языковые процессы.
Вызванное прежде всего стремлением объединиться в борьбе с колониальной политикой царской России, это движение широко распространилось среди тюркоязычных народов Крыма, Поволжья, Закавказья и Средней Азии.
Призывая на первых порах к созданию самостоятельного единого тюркского языка, пантюркисты мечтали создать в будущем единое тюркское государство - Туран.
Впервые пантюркизм заговорил устами газеты "Таржимон", издававшейся в Бахчисарае Исмаил-беем Гаспринским и получившей большую популярность среди всех тюркоязычных народов России. В отношении языка Гаспринский
также выдвигал идеи пуризма, в чем получил поддержку со стороны джадидов. На третьем Всероссийском мусульманском съезде в 1906 году под влиянием того же Исмаил-бея Гаспринского было принято решение об обязательном
преподавании "единого тюркского языка" у всех тюркских народностей в старших классах школы.
Царское правительство было не на шутку напугано. Попытки подавить нарастающие пантюркистские настроения проявились в расправе над местной национальной печатью. Антирусские настроения, конечно, от этих запретов не
исчезали, а скорее, наоборот, усиливались. В связи с этим особое звучание получает отношение к русскому языку, которое отражалось на страницах местной национальной печати. При всей ненависти к колониальной политике
царской России, ратуя за очищение и развитие родного языка, местная интеллигенция одновременно призывает коренное население изучать русский язык.
В журнале "Ойна", призывая очищать родной язык от чуждых иностранных заимствований, автор верно говорил: "Ни один разумный человек не скажет, что нет необходимости изучать русский язык, но всякий может сказать,
что говорить по-русски, по-французски и т.д. со своими соотечественниками и единоверцами есть преступление, позор".
Но вернемся к истории. Почему пантюркизм - это мощное движение за объединение миллионов тюрков - не добилось успеха? Кроме внешних причин, конечно, большую роль сыграли объективные внутренние противоречия, и в
том числе в данной сфере. Соглашаясь в принципе с идеей общетюркского языка, представители отдельных народов старались утвердить в качестве его основы именно свой диалект. Так возникло, например, разногласие, между
Гаспринским и поволжскими татарами. Азербайджанские пантюркисты в качестве основы объединения отстаивали анатолийско-турецкий язык. А в Средней Азии и позднее в Узбекистане существовало движение сторонников
чагатайского языка.
Это прежде всего очень представительная и влиятельная группа "Чагатай гурунги", совершенно неверно объявленная пантюркистской. В 1929 г., отвечая на обвинения, Фитрат писал: "В 17-18 годах в Средней Азии
усилилось пантюркистское движение. Особенно в Ташкенте, где создавались различные группы, питаемые идеями пантюркизма. "Работа" строилась под лозунгом объединения тюркских языков и тюркской литературы. Вместо
родного языка в школах был -принят османский язык и османская литература. Вот против этого движения, под лозунгом узбекского языка и узбекской литературы была организована группа "Чагатай гурунги". "Чагатай гурунги"
боролась с пантюркистскими группами и примкнувшим к ним "правым" крылом джадидов, под лозунгом узбекского национализма, узбекского языка и узбекской литературы..."
"Вы кричите,- продолжает Фитрат, - что "Чагатай гурунги" - это пантюркисты. Особенно в последнее время становится модным считать "Чагатай гурунги" пантюркистским и панисламским движением. Я не говорю,- замечает
Фитрат,- что "Чагатай гурунги" распространяла пролетарскую идеологию, - было бы глупо претендовать на это. Группа "Чагатай гурунги" не стремилась непосредственно заниматься политикой, а занималась только языком,
орфографией и литературой"...
Напрасно пытались отдельные честные специалисты повернуть в научное русло. К. К. Юдахин, например, писал: "Вопросы алфавита, орфографии и литературного диалекта среди узбеков продолжают служить темой горячих
споров... Для решения подобного рода вопросов необходимо значительное количество предварительных материалов как из живых узбекских говоров, так и из языка классического, каковым для узбеков является язык чагатайской
письменности".
Об опасности отречения от своего литературного прошлого, хотя и в духе времени, предупреждал и профессор Бертельс: "Ошибочно и бессмысленно рассчитывать на то, что
узбекская пролетарская литература возникнет в развитой уже форме. Общественный строй, создавший чагатайскую литературу, умер и давно похоронен, а подражательство старым произведениям, утратившим социальное значение,- это
метод сухого формализма и внешней отделки. Но, вместе с тем, нельзя совсем порывать с этой литературой, так как в этом случае исключительно ничего не остается, кроме как подражать другим и переносить на узбекскую
почву чужие, прежде всего созданные русской пролетарской культурой образцы и приемы. Другого выхода нет, ибо, как уже говорилось, литературу и поэзию нельзя создать из ничего".
В результате борьбы на "фронте" зыка и литературы, Узбекистан лишился целого ряда крупных ученых, писателей, лучших представителей узбекской интеллигенции, и эти потери невосполнимы. А в сфере языка возобладал к
концу 30-х годов полный произвол.
В связи с иезуитской сталинской "диалектикой" - "…надо дать национальным культурам развиться и развернуться, выявив все свои потенции, чтобы создать условия для слияния их в одну общую культуру с одним общим
языком в период победы социализма во всем мире", - в национальных языках всячески приветствовалось и считалось прогрессивным "обогащение" за счет заимствований из русского языка. Более того, получило одобрение явное
издевательство над национальными языками, когда даже существующие слова заменялись русскими. Вот, например, книга издания Академии наук СССР 1932 года. В ней автор пишет: "В узбекском языке появилась масса новых
слов, понятных каждому: на наших глазах происходит форменное скрещение языков, появляются русско-узбекские слова и обороты: "исдавай килдим - сделал", "галаваси ишламайди - голова не работает", "рубильник терпет
этмайди-рубильник не терпит". Сегодня это звучит как абсурдный анекдот, но тогда было не до смеха!..
Как же пошло развитие языковой политики в 30-40-х годах? Что произошло с языковым барьером, уничтожить который было поручено "коренизации"? Прежде всего надо отметить, что известное постановление об этом 1928
года, казалось бы, серьезно продвигая решение одной стороны вопроса, а именно распространение узбекского языка среди европейцев, фактически не решило ничего. А 13 марта 1938 года СНК СССР и ЦК ВКП(б) издают
постановление: "Об обязательном изучении русского языка в школах национальных республик и областей". Примечательно, что в газетах не нашлось места для его опубликования, - наверное, потому, что в день его
принятия Вышинский произносил свою речь по обвинению "антисоветского левотроцкистского блока", которая и занимала все газетные полосы.
Сколько важности придавалось этому мероприятию, можно судить хотя бы по тому, что даже количество часов русского языка в национальных школах определялось специальным, дополнительным постановлением СНК СССР и ЦК
ВКП(б) от 19 июля 1938 года, за личной подписью Сталина и Молотова. Н. К. Крупская писала по этому поводу в письме Сталину: "Мы вводим обязательное обучение русскому языку во всем СССР. Это хорошо. Это поможет
углублению дружбы народов. Но меня очень беспокоит, как мы это обучение будем проводить. Мне сдается иногда, что начинает показывать немного рожки великодержавный шовинизм".
Понятно, что это письмо не было опубликовано, зато не было недостатка в материалах, поддерживающих указанные решения.
Сочетаясь с господствовавшей теорией "неизбежного слияния национальных языков", усиление внимания к русскому языку означало чрезмерное выделение его особой роли и отбрасывание других национальных языков на
второй план. Такую опасность, надо сказать, чувствовали в национальных республиках и по возможности боролись с ней. (...)Джадиды выступали за развитие национального искусства и литературы, равноправие женщин,
реорганизацию деятельности духовенства, преподавание в школах на национальном языке, во время Революции 1905-07 за реформы политического устройства страны. Играли ведущую роль в партии «Иттифак-аль-муслимин», после
Февральской революции создали партии «Шура-и-ислам» в Ср. Азии, «Милли-Фирка» в Крыму. Часть джадидов признали советскую власть, другие сотрудничали с белым движением и басмачами, впоследствии эмигрировали...
Бертельс Евгений Эдуардович - (1890-1957), востоковед, член-корреспондент АН СССР (1939). Труды по истории персидской, таджикской и ряда тюркских литератур, исследования суфизма и
суфийской литературы, творчества Фирдоуси, Джами, Навои, Низами. Государственная премия СССР (1948).
|
|