В годы правления президента Ислама Каримова в Узбекистане у человека, пошедшего против системы, не было ни единого шанса. Пример тому – история журналиста и правозащитника Дильмурода Сайида (настоящее имя – Дильмурод Саидов), который был осужден на 12,5 лет за преступления, которых он не совершал.

Активист Ташкентского областного правозащитного движения «Эзгулик» открыто освещал в СМИ тему нарушений прав человека в республике, в частности, он писал о пытках, применяемых в отношении неугодных власти людей.

В 2009 году Сайид сам оказался на скамье подсудимых. Обвинения в вымогательстве и подделке документов были сфабрикованы с первого до последнего слова, но несмотря на отказ свидетелей от своих показаний и факты давления со стороны правоохранительных структур на фигурантов дела, суд вынес предсказуемый по тем временам вердикт.

И вот, спустя почти 9 лет после ареста, Дильмурод Сайид наконец-то вышел на свободу. В интервью «Фергане» журналист рассказал об обстоятельствах своего заключения, туберкулезе, условиях освобождения и переменах в Узбекистане.

- Как ваше самочувствие?

Дильмурод Сайид: После стольких лет человек хочет-не хочет, а здоровье теряет, хотя бы часть. У меня тоже так случилось. Тем более я болею туберкулезом, потерял вес, зубы выпали… Нервы, психологическое состояние тоже не соответствует требованиям. Можно много чего говорить о здоровье.

- Но туберкулезом вы болели, уже когда сели, в самом начале.

– Первый раз меня закрыли в 1997-ом году, и после 1998 года по непонятным причинам отправили на тубзону, где были больные с открытой формой. Потом меня перевели на другую тубзону, и уже 20 лет я состою на учете.

- Ваша болезнь не прогрессирует?

- Нет, в данный момент не прогрессирует, но все равно отнимает силы. Тем более около четырех лет я находился в спецколонии для туберкулезных, там мне проводили лечение, я об этом писал еще в 2010-ом году, была опубликована моя статья, что живу ожиданием своей смерти. Но все равно, за прошедшие годы, тем более что я несколько раз сидел в изоляторах, постоянно был под надзором, все это действовало на мое здоровье.

- Сейчас думаете лечиться?

- Обязательно, я уже конкретно планирую, что надо лечиться, без этого нельзя.

- Понятно. Скажите, с чем, на ваш взгляд, связано ваше освобождение? Как вы думаете?

– Если смотреть по официальным бумагам, то по статье 73 Уголовного кодекса Республики Узбекистан, я освобожден условно-досрочно.

- УДО?

– Да.

- А если не подходить формально, то как вы считаете, с чем связано освобождение?

- Думаю, это уже видно, какие большие изменения идут сейчас в Узбекистане. В первую очередь, постарались многие люди и организации, которые занимаются правами человека. Если я сейчас начну перечислять все имена, то много времени займет.

– То есть вы считаете, что большую роль сыграло то, что за вас заступались международные организации?

– Да. Они борются беспрерывно. До меня многие мои коллеги вышли. Вот со мной рядом сидит Азамат Тургунов, я его очень хорошо знаю, потом мы вышли. Нам перестали вменять какие искусственные нарушения, все сняли с нас. В тот же день, 19 января, предоставили комиссию. Мы сами даже не ждали, не в курсе были. Направили в суд. 3 февраля было заседание суда, и нас отпустили в тот же день.

– А что было 19 января? Что произошло?

- 19 января неожиданно вызвали в штаб и сказали, что нужно написать заявление для рассмотрения законности ранее вынесенных наказаний за нарушения. Такое заявление написали больше 20-ти человек. И в тот же день эти заявления были в комиссии.

- Получается, что незадолго до освобождения на вас «повесили» нарушения режима?

– Да, это было 1 июля 2017 года. Мы отказались писать заявление. Такие нарушения приписывали человеку, чтобы не было возможности применить гуманные акты: амнистию, УДО. Потому что если у человека есть одно-два таких «нарушения», он уже считается злостным нарушителем, не вставшим на путь исправления.

- А какие условия освобождения по УДО? Получается, что по назначенному вам наказанию вы не досидели три с половиной года?

– Да.

– УДО подразумевает, что если в течение этих трех с половиной лет вы что-то нарушите, вас опять закроют?

– Да. И этот срок добавится к следующему. Поэтому и называется – условное освобождение.

- А что может считаться вашими нарушениями? Как вы считаете?

- Раньше считалась какая-либо публикация нарушением. Если кто-то высказался критически в адрес какого-то представителя власти – это считалось нарушением.

– А сейчас это не будет считаться нарушением, если вы будете так писать?

- Я надеюсь, что такого не будет. Потому вижу большие изменения. Я встретился с теми, кто до меня освободился. Они рассказывают, что уже три-четыре месяца находятся на свободе, какая сейчас обстановка, как представители власти относятся к таким, как мы, про изменения в положительную сторону.

- То есть вы напрямую связываете эти улучшения с тем, что у власти Шавкат Мирзиёев? Или нет?

- Хотим мы или не хотим, но очень многое зависит от первого лица. Если смотреть историю, хоть давнюю, хоть времена поближе, например, советские времена, и если сравнить времена Брежнева с временами Сталина – это уже большая разница. Многое зависит от первого лица, это бесспорно.

– Сейчас чем вы намерены заниматься?

– В первую очередь, поехать в Самарканд, навестить на кладбище могилы жены и дочки. Потом восстановить здоровье. Ну и сразу, попутно, заниматься журналистикой.

– Журналистикой? Правозащитной? То есть вы намерены вернуться, возобновить свою правозащитную деятельность?

- Я не могу сказать, что намерен вернуться. Я не отходил от этого. Я занимался этим и в местах лишения свободы. Я писал там, отправлял какими-то путями свои работы, они публиковались в интернете. И вот теперь у меня есть хорошие возможности писать и продолжать заниматься своей деятельностью.

- Насколько я понимаю, колония вас не сломила морально.

- Морально колония не сломила, на меня сильно подействовало то, что случилось с моими близкими. Это подействовало сильнее, и это уже не забыть никогда.

– Представляю, что вы испытывали там, когда узнали, что у вас погибли сразу и жена, и дочь…

- Все эти сроки – 10 лет, 20 лет, хоть 50 – это ничего. А вот то, что случилось с близкими, – это ломает человека. Такое не только со мной было, но и с другими.

- Но вы не сломались. Держитесь.

- Я чуть-чуть сгибался, но не сломался. И не буду. Не в моем возрасте ломаться. Когда человеку под 60, отойти или идти продаваться кому-то - это не в моем стиле.

Беседовал Сид Янышев

Международное информационное агентство «Фергана»