Таджикистан: Ситуация с разгоном ПИВТ не внушает никакого оптимизма (видео)
Развитие ситуации вокруг Партии исламского возрождения Таджикистана (ПИВТ), фактически запрещенной с недавнего времени в республике, может привести к трагическим последствиям. Под угрозой не только хрупкий мир в Таджикистане, но и общая ситуация в регионе, которую, по мнению многих экспертов, итак нельзя назвать простой и стабильной. Мы записывали этот разговор с приглашенным экспертом, Мухаммедом Саляхетдиновым, президентом ассоциации общественно-культурных объединений «Собрание», накануне событий с генералом Абдухалимом Назарзода, но уже тогда наш гость высказал уверенность в том, что ситуация будет только ухудшаться. Что и происходит.
Ведет передачу журналист «Ферганы» Сергей Мец.
Сергей Мец: Добрый день всем! Информационное агентство Фергана.Ру в студии Центральноазиатского телевидения продолжает цикл передач. Сегодня мы говорим о Партии исламского возрождения Таджикистана, о ПИВТ, с которой в последнее время происходят тяжелые вещи. Ее фактически запретили, вернее не фактически, а юридически запретили в Таджикистане, уже достаточно давно глава партии Мухиддин Кабири находится в изгнании в Турции, на него заведены уголовные дела. Возможно, наш разговор двинется в более широкую «плоскость» - сегодняшних взаимоотношений ислама с остальным миром, но говорить большую часть передачи будем все-таки о ПИВТ.
В гостях у нас Саляхетдинов Мухаммед Абдулхаевич – президент ассоциации общественно-культурных объединений «Собрание». Добрый день, Мухаммед!
Мухаммед Саляхетдинов: Здравствуйте!
Сергей Мец: В 1973 году, и вы меня верно поправили до эфира, родилась не сама партия, а некая сеть…
Мухаммед Саляхетдинов: Движение.
Сергей Мец: Да, движение. Создавалась сеть нелегальных ячеек, где учили основам ислама. Понятно, что она была нелегальной в СССР, атеистическом государстве, но потом, с Перестройкой, появилась Партия исламского возрождения Таджикистана, которая, в общем, так и осталась единственной исламской партией на постсоветском пространстве, официально представленной…
Мухаммед Саляхетдинов: Ну, сначала, в 1990 году, в Астрахани была учреждена Исламская партия возрождения в СССР, а уже как продолжение…
Сергей Мец: Она в политической жизни не принимала особого участия.
Мухаммед Саляхетдинов: Она не успела зарегистрироваться, а в 1992 году СССР распался, Таджикистан отделился, и партия образовалась как чисто таджикская.
Сергей Мец: И она принимала активное участие в политической жизни, мало того, до выборов 2015 года имела представительство в парламенте Таджикистана. Я бы хотел, чтобы вы подробнее рассказали об истории партии, а я пунктирно ее обозначу. Во время трагических событий гражданской войны в Таджикистане, эта партия была одной из лидирующих сил в оппозиции, и именно Саид Абдулло Нури, основатель и лидер ПИВТ, подписал в 1997 году с Эмомали Рахмоном тот самый мирный договор, который через два года, в 1999 году, и привел к тому, что Рахмон стал светским президентом Таджикистана, а затем, еще через некоторое время, началась фактически борьба с ПИВТ. Правда, и Нури, и Кабири говорили в свое время, что Рахмон нарушил пункты того мирного договора. Вы перед эфиром говорили мне, что в советское время обучались в одной из таких нелегальных школ по изучению основ ислама Центральной Азии, откуда и началась история партии. Расскажите об этом немного подробнее о ПИВТ, и тех лидерах, с которыми вы знакомы?
Мухаммед Саляхетдинов: Первый раз я побывал в Таджикистане в 1981 году. Уже тогда я был, несмотря на молодость, мусульманским общественным деятелем, вел просветительскую деятельность в области ислама, арабского языка. Живя в Москве, я занимался этим, и, естественно, у меня сложились отношения с такими же, как и я, людьми в Поволжье, на Северном Кавказе и в Средней Азии, в частности, в Таджикистане. Я посетил Таджикистан, встречался с теми людьми, которых принято называть домулла, устаз (учитель, старец – Прим. «Ферганы»). Была такая система: самый старший, им был Абдулло Нури, а от него шла цепочка преподавателей. То есть, он обучал определенный круг по собственной программе – арабский язык, исламские науки, а те, в свою очередь, обучали своих учеников и т.д., словом, некая пирамидальная конструкция существовала. Дом, где проходило нелегальное обучение, назывался худжра.
Сергей Мец: Насколько были распространены худжры в городах Центральной Азии?
Мухаммед Саляхетдинов: Они были везде. Очень сильно они были распространены, в первую очередь, в Ферганской долине - в Андижане, Намангане, Маргилане. Сюда приезжали даже многие таджики – получали и первоначальное образование, и квалификацию повышали именно там. Арабский язык, грамматика – это первая стадия, потом изучали основы шариата, хадисоведение (хадис, предание о словах и действиях Пророка Мухаммада – Прим. «Ферганы»), комментарии Корана и т.д. Книги получали в основном из арабских стран, а программы в этих школах вырабатывали уже самостоятельно.
Сергей Мец: На основании чего вырабатывались эти программы?
Мухаммед Саляхетдинов: В зависимости от преподавателей.
Сергей Мец: Это были оригинальные программы, или заимствованные откуда-то?
Мухаммед Саляхетдинов: Нет, это делалось произвольно, но что-то заимствовалось. Например, использовали книги по арабскому языку дореволюционного издания, ротапринтные копии, поскольку в Союзе они были только на русском языке, что не очень подходило для обучения - в глубинке Средней Азии не очень хорошо знали русский язык. В основном, это были казанские и оренбургские издания. Затем переходили к толкованию Корана, тафсирам (толкованию Корана – Прим. «Ферганы»), хадисам Пророка. Поступали и какие-то книги современных ученых-богословов от студентов из арабских стран, которые обучались в советских вузах.
Сергей Мец: В перестроечные времена?
Мухаммед Саляхетдинов: Нет, это все было в восьмидесятые, даже в конце семидесятых. Уже тогда мусульмане Средней Азии приобщались к исламу, хотя существовал «железный занавес». Эту литературу тоже тиражировали ротапринтно, и распространяли по худжрам, домам, где велось обучение.
Сергей Мец: Интересно, что именно в Таджикистане родилась Партия исламского возрождения, а не в Ферганской долине.
Мухаммед Саляхетдинов: Нельзя сказать, что она родилась в Таджикистане, исламская партия родилась, скорее, в Москве и на Кавказе. Именно в Москве проходили встречи пассионарных мусульманских деятелей, в том числе и из Узбекистана. И эта идея родилась в мусульманском интернационале в конце восьмидесятых. Тогда родилась Партия исламского возрождения СССР, которую учредили в 1990 году. В 1991 году мы ездили в Ташкент, пытались провести там учредительную конференцию отделения исламской партии СССР, но нас там «повязали». Мы арендовали клуб, там все собрались, а потом приехал ОМОН, окружил здание, всех арестовали и развезли по разным отделениям милиции. Выдворили за пределы республики, и не дали учредить ничего, в отличие от Таджикистана, где власти не предприняли никаких силовых действии против собравшихся на тамошний учредительный съезд.
Сергей Мец: Вы говорили, что встречались с Абдулло Нури. Скажите, производил ли он впечатление политика или это, все-таки, больше был учитель?
Мухаммед Саляхетдинов: Естественно, это был учитель, он не получал политического образования…
Сергей Мец: Рахмон, мне кажется, тоже не получал такого образования.
Мухаммед Саляхетдинов: Нури был всегда среди народа, вел проповедническую, образовательную, просветительскую деятельность. Вообще, до 1990 года никакой политической терминологии не было у этого движения в Таджикистане, все это началось только после учреждения исламской партии СССР. Тогда члены партии, и ПИВТ в том числе, начали изучать политические технологии, литературу профильную.
Сергей Мец: Вот, 1999 год, два года назад подписан мирный договор, а теперь выборы, и Рахмон получает, как принято говорить, «туркменский процент» голосов. Вопрос вот в чем – были тогда сильны позиции ислама в республике, наблюдался ли серьезный приток новых членов в ПИВТ, а если да, то почему именно Рахмон, светский человек, стал президентом?
Мухаммед Саляхетдинов: Тут, к и во многих мусульманских странах, срабатывает сразу несколько моментов. В Таджикистане элита общества никак не была связана с исламом, исламскими деятелями, ее приоритетами были крупные соседние державы, в том числе и Россия. На них были ориентированы элиты и оттуда черпали политический опыт, поддержку, оттуда приезжали эксперты, политики и аналитики, которые и работали с местной элитой. А исламская партия, хоть и была многочисленна, на их фоне выглядела несколько маргинально. Да, она представляла значительную часть населения, но это были, в основном, простые люди, не представляющие элиту, которая владела технологиями, имела поддержку и связи. И надо понимать, что ни Россия, ни Узбекистан, ни Запад не испытывали приятных ощущений от того, что существовала исламская партия в Таджикистане, это для них выглядело, скорее, угрожающим. Они не видели будущего в партнерстве с ПИВТ. К тому же можно привести пример из международной практики – исламская партия не победила ни в одной мусульманской стране…
Сергей Мец: А Египет?
Мухаммед Саляхетдинов: Ну, «Братья-мусульмане» - это не партия, скорее, а социальная структура, и она не была автором «арабской весны»…
Сергей Мец: Но пришли же к власти!
Мухаммед Саляхетдинов: Мне пришлось быть в то время в Египте, и я с ними общался. Произошло вот что. Они долго думали, решали ввязываться ли им в эти события, возглавлять ли протест, поскольку они были единственным организованным и структурированным оппозиционным движением. Но они все время колебались, не знали, что им делать, долго не выдвигали своего кандидата в президенты, поскольку эта революция не входила в их планы, и они всего этого побаивались. А потом пошли ва-банк, и оказались «у руля» только в силу обстоятельств.
Сергей Мец: Вернемся в наши края, к ПИВТ. Проходит пятнадцать лет относительно нормального, с разночтениями, конечно, но в целом, вполне нормального сосуществования в Таджикистане. Партия присутствует все эти годы в парламенте, и вдруг начинается «зачистка». ПИВТ стал представлять большую опасность?
Мухаммед Саляхетдинов: Во-первых, я хочу отметить, что ПИВТ всегда играл роль некоего балансира на фоне многочисленных радикальных исламских групп, он играл роль…
Сергей Мец: Выпускного клапана…
Мухаммед Саляхетдинов: Да, не давал возможности открыто и активно действовать различным радикальным группировкам. ПИВТ занимал огромную часть ниши, и тем оставались какие-то «окраины», то есть, весьма был полезен для Рахмона и его окружения.
Сергей Мец: Вот именно. Так что же произошло?
Мухаммед Саляхетдинов: Здесь может быть много моментов. Возможно, к этому подтолкнул экономический кризис, который вернул в Таджикистан определенную часть людей, в основном, трудовых мигрантов из России. И это были уже другие люди, не те таджики, которые когда-то уехали в Россию – они увидели уже другую жизнь, другие ориентиры. Они уже более свободолюбивые, более открытые. Это – первое.
Естественно, видя все ухудшающуюся ситуацию в самой республике, руководство понимает и боится какого-то варианта «таджикской весны». Это тоже один из побудительных факторов постепенного выдавливания с политического поля реального оппозиционера. Добавьте к этому сложные внутренние процессы внутри Таджикистана, к примеру, бегство полковника ОМОН (Гулмурода Халимова – Прим. «Ферганы») или (убийство в Стамбуле близкого друга семьи, ставшего оппозиционером (Умарали Кувватов – Прим. «Ферганы»). Возможно, у власти были опасения, что «на гребне волны» возможных внутренних потрясений Партия исламского возрождения может перехватить инициативу, ведь экономическая ситуация все ухудшается. Кроме того, в России тоже ситуация беспокойная, а все, что происходит в России отражается и на Таджикистане.
Сергей Мец: Мало того, внешняя ситуация тоже ухудшается – в Афганистане в приграничных районах, Бадахшане, к примеру, талибы одерживают серьезные победы над правительственными войсками, а тут еще и так называемое «Исламское государство» (бывш. «Исламское государство Ирака и Леванта», ИГИЛ, ИГ, ISIS или IS англ., Daesh араб.). Но ведь ПИВТ – это как раз та сила, которая могла идеологически противостоять не только внутренним, но и внешним радикальным движениям, и в этом смысле решение о «зачистке» довольно странное.
Мухаммед Саляхетдинов: Безусловно. Но насчет талибов. Я недавно встречался с лидерами «Талибан» на одной из конференций в Саудовской Аравии во время Рамадана, еще до известия о смерти муллы Омара. Встречался также и с представителями политических кругов партии «Джамаат-и-Ислами». И когда я задавал им вопрос, мол, когда вы собираетесь пойти в Таджикистан спасать своих братьев, этот вопрос был ими не понят. А в ответ мне говорили, что они даже Афганистан взять не могут, о каком Таджикистане может идти речь. Да и как были президент и премьер Афганистана гражданами Америки, так и остаются, а талибы бегают по горам. Потому и все эти страшилки про талибов, которые придут в Центральную Азию – это все глупость. Это я предельно четко понял из разговоров на конференции – у них мысли такой даже нет.
Сергей Мец: Вы повторяете утверждения всех экспертов, с которыми приходилось общаться на эту тему.
Мухаммед Саляхетдинов: Еще раз – они свою страну не могут взять, а идти в другую, чужую… Для чего им жертвовать собой, оставлять свои семьи без отцов.
Сергей Мец: Я повторю вопрос, возвращаясь к ПИВТ. Зачем, все-таки, власти закрывать «отдушину» в лице этой партии, которая могла бы противостоять внешним угрозам, например, ИГИЛ, идеологически?
Мухаммед Саляхетдинов: Во-первых, «Исламское государство»…
Сергей Мец: У нас оно обозначается «так называемое «Исламское государство»…
Мухаммед Саляхетдинов: Именно, и это так называемое «Исламское государство» - просто пугало. Я очень внимательно изучал этот вопрос, последние годы бывал во многих ближневосточных странах, общался с людьми, которые приехали оттуда и едут туда, и в Ираке, и в Сирии, и в Турции, приходилось бывать и в лагерях сирийских беженцев, общаться с теми, кто руководит поставками гуманитарной помощи. Так вот, уверяю вас, проект ИГИЛ движется к закату. И это все должны замечать.
Сергей Мец: Во всяком случае, в последнее время такой информационной накачки уже нет.
Мухаммед Саляхетдинов: Да, явно слабеет, и это будет продолжаться. Это «пугало» уже сыграло определенную роль, ей отведенную, а теперь наступает у многих разочарование, все больше людей понимает, что это далеко не исламский проект. Прежний «прилив», призывы присоединяться, даже в интернете, на определенных форумах, сменился спадом, поскольку появляется все больше фактуры, показывающей, что это был обычный блеф. В России это пока менее заметно, по инерции обсуждают серьезность угрозы ИГИЛ, а в арабских странах, в Турции это уже давно все понимают. Пик пройден, и это четко дают понять все серьезные аналитики, улемы, в том числе и виднейший ученый-богослов Юсуф аль Кардави, с которым мне довелось говорить.
Сергей Мец: Безусловно, это можно считать замечательным итогом, хотя жизней положено немало, но мы знаем простую максиму «свято место пусто не бывает». Тем более, что прецедент создан и «гнойник» вскрыт. ИГИЛ добивался немалых успехов, и те люди, которые находятся в его рядах, перейдут в какое-то другое политическое и географическое пространство.
Мухаммед Саляхетдинов: Весной я был в Европе и встречался с одним английским аналитиком, который рассказывал мне о своей приватной беседе «офф рекорд» с натовским генералом. Они обсуждали вопрос Сирии, до каких пор там все будет продолжаться. Генерал определенно высказался в таком ключе - пускай они там друг друга перебьют, а потом мы поставим кого надо. То есть, они ждут, когда пассионарная масса понесет максимальные потери, а потом к власти придут те, гладко выбритые западные люди, которые приезжают на официальные переговоры в Европу, да и к Лаврову, в том числе, и которые находятся в плотном контакте с американцами. Вот когда число тех, кто сражается и погибает, сократится до минимума, эти люди, обладающие всеми необходимыми мандатами, и придут к власти. Такова стратегия НАТО.
Сергей Мец: Хорошо. Могу согласиться или нет, но из истории известно, что все мировые державы всегда действовали по принципу…
Мухаммед Саляхетдинов: Разделяй и властвуй.
Сергей Мец: Абсолютно так. В том числе и противостояние Советов с Америкой на практике - привести где только можно своих «сукиных детей» к власти. Но в Центральной Азии существуют, наряду с Казахстаном – достаточно светским и лучше всех развивающимся, и другие государства. Таджикистан и Кыргызстан, где происходят бурные внутренние процессы, и две абсолютные деспотии – Узбекистан и Туркменистан. В деспотии ничего не может родиться светлого, кроме оппозиции тому режиму, который угнетает своих граждан, заявляя при этом, что, мол, нам все завидуют, потому что мы самые великие – ровно то, что говорил Каримов в своей речи во время празднования Дня независимости 1 сентября 2015 года. Но вот в чем вопрос – насколько велика угроза внутренней оппозиции, идеологическую основу которой составляет примитивное толкование ислама?
Мухаммед Саляхетдинов: Да, это все ведет республики к отсталости. Деспотия и авторитаризм, создавая ту самую оппозицию, создает и внутреннюю напряженность, что влечет за собой оттягивание огромной части бюджетных средств на борьбу с ней, вместо того, чтобы финансировать образование, медицину, развитие экономики и так далее. Естественно, это все ведет к тому, что эти страны плетутся в «хвосте».
Сергей Мец: То же самое делает и Рахмон в Таджикистане. Но и Эрдоган, в своем упорном желании сделать Турцию президентской республикой, пытается взять в свои руки абсолютную власть, что и есть прямой путь к деспотии. Так, во всяком случае, расценивают эти его попытки многие эксперты.
Мухаммед Саляхетдинов: Может быть это и так, но Эрдогану надо отдать должное – за время его правления, за двенадцать лет у власти, он достаточно высоко поднял экономический, образовательный уровень страны, справился с коррупцией, во всяком случае, сильно его снизил…
Сергей Мец: И потом сам стал главным действующим лицом коррупционного скандала со своим дворцом за миллиард долларов…
Мухаммед Саляхетдинов: Здесь надо быть более объективным. Коррупция всегда присутствует в любой стране. Коррупцию придумал не Эрдоган, а для того, чтобы войти во власть, получить портфель, в особенности, в такой стране, без этого никак, поэтому говорить о том, чтобы все были белыми и чистенькими не приходится. Другое дело, что Эрдоган, идя по «лестнице», боролся и реально сократил эту коррупцию, что позволило направить деньги на развитие своей страны. И Турция в экономическом, образовательном уровне заметно поднялась, в отличие от тех же Узбекистана, Туркменистана и Таджикистана.
Сергей Мец: Я согласен, но это все «медали», выданные, что называется, «за былые заслуги». Вернемся вновь в Центральную Азию. Я задавал вопрос об опасности оппозиции исходя из предыдущего вашего тезиса «пусть перебьют, а потом поставим кого надо». На днях Freedom House сделал официальное заявление, что он против уничтожения ПИВТ. Понятно, что можно возразить, мол, политика есть политика, говорить можно одно, а делать несколько иное…
Мухаммед Саляхетдинов: Да, необходимо демонстрировать свою толерантность, демократичность…
Сергей Мец: Но, давайте, я максимально упрощу свой вопрос – опасно ли для Таджикистана уничтожение ПИВТ?
Мухаммед Саляхетдинов: Естественно. Как я говорил прежде, ПИВТ являлся неким противовесом, занимая определенную нишу – происламски настроенного населения, в основном, максималистской молодежи. Соответственно, на смену ПИВТ в освободившуюся нишу придут какие-то группировки, и за этим не надо далеко ходить, все рядом. Соответственно, напряженность будет усиливаться, и я думаю, уже кто-то просчитывает, как эту напряженность можно будет эксплуатировать. Может быть, это люди в окружении Рахмона, считающие себя его преемниками. Сегодня очень выгодно использовать для прихода к власти так называемых исламистов. Политический ислам, как мы видим, нигде не может придти к власти, но все политики и политтехнологи профессионально его используют для достижения своих целей. Естественно, в договоренности с крупными державами. Обобщать, конечно, не следует, но тут могут быть разные варианты развития событий – возможно, у каких-то влиятельных кругов уже есть план сместить Рахмона, изменить ситуацию в республике, созданы механизмы политического переформатирования ситуации в регионе. Тут что-то прогнозировать трудно, слишком много сил и игроков, но все будет зависеть от внешней поддержки.
Сергей Мец: Знакомы ли вы с ситуацией в Узбекистане, есть ли и насколько там сильны исламские движения?
Мухаммед Саляхетдинов: Внутри республики уже ничего нет, там все абсолютно выжжено, а все, кто мог, бежали за границу.
Сергей Мец: А где в Центральной Азии наиболее сильна исламская умма (сообщество мусульман – Прим. «Ферганы»)?
Мухаммед Саляхетдинов: Надо смотреть, в каком смысле – политическом, интеллектуальном или количественном.
Сергей Мец: Я готовил этот вопрос и постараюсь расшифровать. Вы, думаю, в курсе того, что в Кыргызстане судят имама Рашода Камалова за то, что он, якобы, в проповеди призывал прихожан к борьбе за построение халифата, тем самым, по версии власти, является сторонником ИГИЛ. И вот очередное заседание суда. Со стороны ответчика выступает Галина Колодзинская, религиовед, а со стороны истца свидетелем выступает имам Азам Буронов. И происходит удивительная вещь: религиовед абсолютно точно цитирует и трактует Писание, а имам просто путается, выбегает все время из зала, видно, посоветоваться с кем-то. Многие эксперты говорят о том, что уровень подготовки имамов, особенно в Центральной Азии и России, чрезвычайно низок. И естественно, появляются салафиты, которые могут объяснить пастве простым языком то, чего не под силу имаму. Вот скажите, что может сегодня противопоставить истинный ислам, его главные мужи-богословы тем примитивным течениям в исламе, которые приобретают все больше и больше сторонников, необразованных, к сожалению, людей?
Мухаммед Саляхетдинов: Вот пример – ИГИЛ. Я встречался и разговаривал со многими улемами, и все они в один голос утверждают, что в ИГИЛ нет ни одного ученого, ни одного имени…
Сергей Мец: Более того, захватывая территории, как говорят люди, они просто уничтожают всех священнослужителей, даже не предлагая им перейди на свою сторону.
Мухаммед Саляхетдинов: Безусловно, и это тоже очень важный показатель. Проблема в том, что используются всякое деление, противостояние, вражда. И объектами этого использования становится необразованная масса. Вместо того, чтобы создавать университеты, образовательные центры… Но этого невозможно сделать без поддержки государства. В той же Турции, к примеру, государство поддерживает такие центры, поэтому, несмотря на то, что она рядом с эпицентром событий, представительство турецких граждан в ИГИЛ минимально. В том числе и потому, что любой гражданин может получить в Турции в том числе и мусульманское образование разных уровней. И это очень сдерживает ситуацию.
А в Киргизии и при советской власти практически никого исламского образования получить было нельзя…
Сергей Мец: Я привел Киргизию только как пример. Не думаю, что в Узбекистане или в Таджикистане дело обстоит лучше.
Мухаммед Саляхетдинов: Безусловно. Правда, в Ташкенте или Бухаре образовательные центры, все-таки, были, и там все обстоит несколько лучше. Другое дело, что эта образовательная база не получает должного развития. Если можно было бы старую школу развивать, все могло бы повернуться совсем в другую сторону. В России мы тоже много говорим об этом, и, слава Богу, в последние годы этому уделяется определенное внимание и средства на развитие мусульманского образования. Поддержка есть, созданы университеты, хотя они и очень слабенькие. Судите сами, в стране есть три или четыре университета, где нет ни одного кандидата исламских наук, максимум магистры. И кто может оттуда выйти! Естественно, с такими знаниями трудно пропагандировать концепцию ислама, и тот пример, что вы привели, это все следствие необразованности мусульман. К примеру, в Москве восемьдесят муфтиев, из них наберется, дай Бог, четыре, которые могут свободно выступать на арабском языке.
Сергей Мец: Это – обязательное условие для муфтия?
Мухаммед Саляхетдинов: Нет, я говорю об этом, как об ориентире…
Сергей Мец: Показателе образованности…
Мухаммед Саляхетдинов: Да, потому что образованный муфтий, который выносит фетву (решение муфтия – Прим. «Ферганы»), должен знать арабский язык, поскольку без знания арабского языка он не может читать в оригинале Коран, хадисы, комментарии. И вот я заявляю, что даже четырех муфтиев нет достаточно подготовленных, со знанием арабского языка, которые могли бы свободно выступать. Я уж не говорю о научном диспуте, это совсем другая категория, и таких я не знаю ни одного.
Сергей Мец: В христианском сообществе не обязательно знать иного языка, тут даже на родном такие вещи порой услышишь, такие глупости, что просто диву даешься, насколько необразованны те, кто пытается управлять паствой.
Мухаммед Саляхетдинов: Но тут другая история, в прошлом все азиаты, узбеки в том числе, и персы тоже читали и писали на арабском языке. Это – язык межисламского общения, и без арабского языка нельзя говорить о том, что человек обладает познаниями в исламских науках. Все современное богословие по-прежнему на арабском языке. Не на русском, и даже не на английском.
Сергей Мец: Я так понимаю, что противопоставить примитивным течениям в исламе сегодня особенно нечего. Ну и в завершение нашей беседы, дайте простой прогноз – насколько печальна, по вашему мнению, участь ПИВТ, и насколько серьезна ситуация в Центральной Азии?
Мухаммед Саляхетдинов: К сожалению, я вижу только, что ситуация обостряется и это продолжится. Когда разбивают что-то целое, остаются осколки. Окружающие будут о них «царапаться», кто-то будет использовать эти осколки для того, чтобы кого-то царапать. Но видно, что высшая власть Таджикистана приняла решение и от него не отступится – будут преследования, будет копиться озлобленность, будет усиливаться противостояние на фоне ухудшающейся экономической ситуации. И это не внушает никакого оптимизма.
Сергей Мец: И это ответ на оба вопроса, я так понимаю. Добавить просто нечего. Ждем развития событий. Всем спасибо!
Международное информационное агентство «Фергана»
Статьи по теме:
