На днях Партия исламского возрождения Таджикистана (ПИВТ) попросила главу Министерства внутренних дел Рамазона Рахимзода и Генпрокурора республики Юсуфа Рахмона защитить ее членов от преследований и пыток со стороны сотрудников некоторых госструктур. В своем письме-обращении к руководителям правоохранительных органов заместитель лидера ПИВТ Саидумар Хусайни привел свыше десятка произошедших в последнее время случаев давления и насильственных действий в отношении членов ПИВТ и их родственников. Усилившееся давление на членов исламской партии, о котором заявляет ее руководство, происходит на фоне все чаще звучащих голосов ученых и официального духовенства о том, что религия не должна использоваться для достижения политических целей, и, более того, – о необходимости закрытия ПИВТ как политической силы, представляющей опасность для общества. Одновременно на каналах таджикского государственного телевидения стали появляться сюжеты о развратных действиях некоторых членов ПИВТ и совершенных ими преступлениях. В Таджикистане заговорили о развернувшейся кампании по дискредитации исламской партии и ее адептов. Положение ПИВТ стало еще более шатким после парламентских выборов 1 марта 2015 года, в результате которых впервые за последние 15 лет ПИВТ не преодолела 5-процентный барьер и не вошла в новый состав парламента страны.

Противостоять давлению административного ресурса и отстаивать право на существование для исламской партии Таджикистана – дело привычное. Но на этот раз, похоже, тучи над ПИВТ сгустились плотнее, и критическая ситуация может достигнуть своего максимума. Как это было в 1998 году, когда парламент Таджикистана принял закон, запрещающий учреждение политпартий религиозного характера. Достигнутые между сторонами гражданского конфликта в Таджикистане (1992-1997 гг.) мирные договоренности оказались под угрозой срыва. Острую ситуацию тогда разрешил президент Эмомали Рахмон, наложив на законопроект вето. Правительство признало право ПИВТ на легальную политическую деятельность, что было закреплено как в новом законе «О политических партиях», так и в Конституции 1999 года, статья 28 которой гарантирует учреждение политических партий религиозного характера.

Можно ли говорить о новом витке кризиса во взаимоотношениях между властью и политическим исламом в Таджикистане? Какая судьба может ожидать ПИВТ? На эти и другие вопросы «Ферганы» ответили главный научный сотрудник Института Востоковедения РАН Ирина Звягельская, член научного совета Московского центра Карнеги Алексей Малашенко и эксперт Центра изучения Центральной Азии, Кавказа и Урало-Поволжья Института востоковедения РАН Азиз Ниязи.

- Насколько сильны сегодня позиции ПИВТ на политической арене Таджикистана?

А.Малашенко: ПИВТ – это, в общем-то, влиятельная партия с влиятельной идеологией, влиятельными людьми, богатая партия. Конечно, далеко не все согласны с ее идеологией, ведь в Таджикистане достаточно людей постсоветского толка. Так или иначе, ПИВТ – это конкурент очень многим – и политический, и идеологический, и даже материальный. По крайней мере, они достаточно популярны. И, между прочим, пользуются поддержкой большой части мусульманской миграции в России. Я разговаривал с некоторыми мигрантами – во всяком случае, о существовании этой партии они знают, и кто такой Мухиддин Кабири, знают. Но сказать с точностью, какой процент поддерживает ПИВТ, при существующих выборах невозможно.

А.Ниязи: Политическое и идеологическое влияние ПИВТ в последние годы существенно не изменилось. Видимо, достигнут определенный предел роста ее сторонников. Время от времени наблюдался даже небольшой отток ее членов. Формально ее влияние на внешнюю и внутреннюю политику сведено к нулю. Но учитывая, что партия объединяет довольно значительную часть очень активных граждан, легально отстаивающих свои убеждения, ее роль в становлении политической культуры неоспорима. Имеются в виду не только институциональное развитие демократии, но и культура общения – культура терпения, взаимопонимания, компромиссов. Надо отдать должное ПИВТ, что она, помня ужасы гражданской войны и следуя прогрессистскому направлению политического ислама, на протяжении многих лет проявляет стремление к сдержанности во избежание общественных потрясений. Подчас к сдержанности, удивляющей так называемых профессиональных демократов и различных радикалов. Такое поведение отвечает требованиям современной общемировой политической культуры и одновременно культуры исламской, в которой, как известно, приветствуются всяческие усилия во избежание конфликтов. Поэтому уникальность Партии исламского возрождения Таджикистана не столько в том, что она единственная религиозная, а в том, что она единственная культурно-политическая партия в Центральной Азии. Соответственно, ее жизнеспособность не заканчивается с чередой политических поражений. Ее культурно-религиозное влияние на умы и поступки людей может оставаться на прежнем уровне, а при определенных усилиях возрасти. У партии есть потенциал и запас прочности.

И.Звягельская: Прежде всего, необходимо напомнить, что легализация ПИВТ была результатом процесса политического урегулирования конфликта, который шел в рамках международных усилий. Отношение к ПИВТ внутри страны было неоднозначным: ее обвиняли в том, что во время войны она вела себя достаточно радикально. После войны это неоднозначное отношение к ПИВТ долгое время сохранялось – слишком много было пролито крови, слишком много было горя. И многие люди были склонны винить в этом оппозицию, которая очень жестко начала борьбу с существующим режимом и обрушила существующую систему, не дав, по сути, ничего народу взамен. Поэтому говорить о том, что после легализации партия сразу стала набирать популярность и пользоваться большой поддержкой в народе, я не могу. Конечно, определенный процент сторонников у нее существовал, но нельзя говорить, что он был значительным. И в дальнейшем ПИВТ не смогла существенно увеличить поддержку в народных массах. Сама власть была заинтересована в течение многих лет в том, чтобы ПИВТ была на политической арене – это показывало, что в Таджикистане действительно идет демократизация политического процесса и что с религиозной партией на постсоветском пространстве вполне можно жить. Однако то, что ПИВТ была одновременно и оппозиционной, и лояльной к власти, сыграло неоднозначную роль: те, кто жаждал большей оппозиционности, были не удовлетворены ПИВТ. Эта часть общества считала, что ПИВТ слишком сосредоточилась на сугубо религиозных вопросах: посещение мечетей женщинами, ношение хиджабов – которые, наверное, важны для религиозной части общества, но не отвечают общей социально-экономической повестке дня, актуальной для Таджикистана. Конечно, административное давление на ПИВТ есть. Но вопрос в том, сколько людей за ней стоят реально. Их могло бы быть и больше, если бы они видели в этой партии защиту своих социальных интересов. Это всегда имело большое значение для традиционной малообразованной части общества. Одних религиозных лозунгов в условиях, когда в Таджикистане царит такая бедность, недостаточно.

- Тем не менее, ПИВТ при всей ее лояльности остается все-таки оппозиционной партией хотя бы потому, что руководствуется, в первую очередь, исламской идеологией. Нельзя не согласиться с оппонентами ПИВТ в том, что она активно использует исламскую риторику для привлечения симпатий населения. И даже при отсутствии внятной социально-экономической программы в какой-то мере ей это удается. Возможно, все эти дискредитирующие ее телесюжеты, призывы к закрытию, уголовное преследование ее членов есть попытка противостоять возможному росту ее влияния?

А.Ниязи: Предложения о ликвидации партии озвучивались как светскими, так и религиозными проправительственными деятелями еще пять лет назад, с той лишь разницей, что теперь этот хор стал более многочисленным и громким, в нем появилось больше голосов официальных служителей ислама. По всей видимости, власть, укрепившись в очередной раз, готовится к различным неприятностям, связанным с возникшими социально-экономическими трудностями, при которых реальная оппозиция будет способна пошатнуть ее устойчивость. Эти неприятности намного серьезнее, чем прежде, не только в силу новых международных экономических проблем, но и известных сложностей с трудовой миграцией в Россию. Резкое увеличение числа безработной молодежи на фоне падения уровня жизни способно вызывать серьезные социальные волнения. Сказывается также возросшая ретивость пропагандистов и отдельных чиновников, искренне верящих в целесообразность отделения ислама от политики. Такие убеждения укрепились в связи с возросшей экстремистско-террористической угрозой в арабских странах и Афганистане. Распространены мнения, что ПИВТ спонсируется из-за рубежа, а ее конечная цель – исламизация всех сторон жизни граждан Таджикистана. К тому же в роспуске прогрессисткой исламской партии заинтересована часть влиятельных духовных авторитетов и простых имамов, исповедующих консервативное направление «таджикского ислама» и имеющих разногласия с партийцами по религиозным и общественным вопросам. Формально не меняя светского характера государства, власть в Таджикистане пытается взять на себя всю полноту духовно-нравственного контроля и наставничества, религиозно-организационные и законодательные функции, свойственные исламским государствам. Но если уж государство стремится возглавить религиозное возрождение, то с него и спрос неимоверно увеличивается. Огосударствление ислама накладывает серьезную ответственность на власть имущих. А учитывая, что ПИВТ, помимо политического влияния, обладает и религиозным, радикальные действия по ее дискредитации не конструктивны и могут дать обратный эффект.

А.Малашенко: Власть, действительно, ощущает ПИВТ как угрозу, и в этом проявляется логика авторитаризма: любой авторитарный режим начинается с мягкого авторитаризма, а кончается жестким. Он привыкает к тому, что постоянно оказывает давление на своих оппонентов, все время идет по пути закручивания гаек. В мусульманском светском государстве закручивание гаек – это устранение с политического поля исламской оппозиции. Но чем дольше такой режим держится у власти, тем больше шансов возникновения, как говорил Пушкин, «бунта бессмысленного и беспощадного». Власть в Таджикистане сейчас пытается скомпрометировать идею построения исламского общества или исламского государства. Она скомпрометирована талибами, Исламским государством, беспорядками на Ближнем Востоке. И самое время сейчас разыграть эту карту перед населением: вот посмотрите, что делают их исламистские единомышленники на Ближнем Востоке, вы этого здесь хотите? А что касается призывов духовенства, я думаю, что они здесь бегут впереди паровоза: и угодить власти, и поддержать самих себя. Не надо забывать, что ПИВТ является конкурентом официальному духовенству, и оно таким образом стремится ее нейтрализовать.

И.Звягельская: Думаю, что как оппозиционная сила ПИВТ уже давно не представляет для власти угрозы. И причины усиления административного давления на ПИВТ через уголовное преследование, «черный пиар» в прессе, ролики на каналах телевидения, которые, безусловно, ставят эту партию в очень тяжелое положение, заключаются не во внутриполитической ситуации в стране, а том, как воспринимались события, происходящие на международной арене. Прежде всего, это те тенденции, которые проявились на Ближнем Востоке: Арабская весна, революции, рост радикализма, события в Тунисе и, особенно, в Египте, когда стало ясно, что в результате переворотов наибольшими бенефициарами являются исламисты. И хотя перевороты организуют не исламисты, а светская молодежь, которая борется против авторитаризма, но лозунги о справедливости находят свою поддержку среди традиционной части населения. А любая программа исламистов базируется как раз на лозунгах о справедливости. Поэтому за исламистов голосует довольно много людей, и это дает им возможность «оседлать» процесс, инициаторами которого они не были. Можно еще упомянуть ИГИЛ (террористическая группировка «Исламское государство»), которое тоже заставляет с подозрительностью относиться к собственным исламистам.

- То есть на нагнетание ситуации вокруг ПИВТ повлияли не столько внутренние, сколько внешние факторы?

И.Звягельская: Я думаю, что к урокам ближневосточных событий очень внимательно отнеслись в Центральной Азии вообще и в Таджикистане в частности. Очевидно, есть опасения, что исламская партия, которая известна всем и которая имеет своих сторонников, сможет в условиях любой возникшей нестабильности воспользоваться результатами народных волнений в свою пользу по образцу исламистских партий на Ближнем Востоке. Поэтому то, что происходило на Ближнем Востоке, было очень важным фактором.

Есть и другой важный фактор, связанный с событиями во внешнем мире, –совершенно явно обозначился рост исламского радикализма. Так, не совсем ясно, как будет развиваться ситуация в Афганистане с уходом американцев. Ведь мы знаем, что там в свое время нашли приют и ИДУ (Исламское движение Узбекистана), которые не были полностью уничтожены. Они имеют боеспособные вооруженные отряды, которые в случае, если контроль ослабнет, вполне могут быть использованы и в Центральной Азии. Тем более учитывая историю их отношений с Объединенной таджикской оппозицией, когда они были братьями по оружию. Уверена, что власть об этом тоже думала.

А.Малашенко: Полагаю, здесь следующая связь: события на Ближнем Востоке рассматриваются таджикскими властями как повод для того, чтобы ликвидировать у себя в республике возможность их повторения. Тем более что только жесткий авторитарный режим им может противостоять. Убрали Саддама, Каддафи – и что получили? Уберут Асада – будет еще хуже, а если короля Иордании устранят – страшно подумать, что там начнется. Но при этом лучше всего, как Марокко, иметь отношения с умеренными исламистами, с которыми всегда можно договориться и каким-то образом все уладить. И они же, эти умеренные, сами будут бороться против экстремистов.

- Складывается впечатление, что в Таджикистане идет подготовка общественного мнения к ненужности и вредности исламской партии с последующим ее устранением. И в один прекрасный день в ее деятельности вдруг найдутся нарушения или она расколется на два лагеря, один из которых, подконтрольный власти, будет признан легальным. Насколько реально полное прекращение деятельности ПИВТ в Таджикистане?

А.Ниязи: Как и прежде, ПИВТ испытывается на прочность. Но все же задача власти не ликвидировать ее, а ослабить фракционизмом и выходом из ее рядов разочаровавшихся членов. Ослабить на политическом и идеологическом полях. Хотя эта единственная серьезная оппозиционная партия неудобна власти, раздражает ее, тем не менее, она в ней нуждается для поддержания имиджа толерантности, сдерживания экстремизма и социального недовольства, местнических настроений, да и попросту потому, что оппозиционных граждан легче контролировать, когда они объединены в легальную организацию. К тому же прекращение функционирования партии юридически затруднительно. Понадобится вносить изменения не только в законы, но и в Конституцию страны. Теоретически партию можно распустить, обвинив ее в антигосударственной, террористической, экстремистской деятельности. Но даже если ее отдельные члены могут быть замешаны в таких преступлениях, доказать на практике виновность самой политической организации сложно. К тому же она выглядит естественным элементом политического ландшафта Таджикистана, а власть умело использует ее присутствие в поддержании демократического имиджа. Не следует забывать, что она рассматривается и как союзник в противодействии радикальным, экстремистским и крайне консервативным религиозным течениям. Думаю, что у партии есть будущее, хоть и нелегкое.

И.Звягельская: Я не считаю закрытие ПИВТ неизбежным. Зачем? Какие плюсы от этого получит власть? Думаю, что не в интересах правящих кругов закрывать эту партию. Но я считаю неизбежной маргинализацию ПИВТ, когда ее голоса почти не будет слышно, когда она не проходит в парламент. Но при этом она существует. Пусть она остается, пусть будет маргинальной, но для властей лучше держать ее под контролем. Не уверена, что правящей партии в Таджикистане нужна официальная ликвидация ПИВТ. А вот показывать, что эта партия слабая, что народ ее не поддерживает, дискредитировать ее и отдельных членов, подрывая тем самым ее влияние – к этим методам прибегают многие режимы. Я считаю, что существование ПИВТ позиционирует правящий класс как людей с достаточно широкими взглядами, которые вполне могут быть терпимыми к политическим оппонентам, предоставляя возможность разным партиям участвовать в выборном процессе.

А.Малашенко: Я думаю, что Таджикистану просто необходимо иметь такую умеренную исламскую партию, которая рассуждает с позиции ислама, социальной справедливости, которая не собирается воевать и которая при благоприятных для себя условиях может даже оказывать поддержку режиму, что, кстати говоря, она и делала. Тем более что члены ПИВТ считают себя реформаторами. Даже если когда-то в перспективе планируют установить исламский государственный строй, они не торопятся и не собираются больше бегать с «калашниковыми», что-то захватывать. В любом случае, в Таджикистане по целому ряду причин должен быть политический ислам. Поэтому я думаю, что воспитание населения в духе неприязни к исламской партии ни к чему хорошему не приведет.

- Но если все же предположить самый нежелательный для партии сценарий, что станет с ее адептами и какие это может иметь последствия для Таджикистана и региона в целом? Ведь ПИВТ всегда заявляла, что является сдерживающим фактором для роста радикальных настроений, так как удовлетворяет чаяния религиозной части населения.

И.Звягельская: Да, мы всегда говорим, что бороться с радикализмом нужно в самом исламе. Нужно объяснять людям, что неправильно поддерживать радикалов, ставить вопрос о том, насколько их поведение соответствует нормам ислама. В этом смысле исламская партия в Таджикистане играет определенную сдерживающую роль. Но я бы не стала преувеличивать ее влияние как альтернативу радикализму и джихадизму. Проблема как раз заключается в том, что партия не смогла привлечь достаточное количество молодежи. По словам ее лидеров, значительный отток наблюдался в ряды «Хизб ут-Тахрир». Легальное положение ПИВТ заставляло ее занимать очень взвешенную позицию, которая не устраивала более радикально настроенную молодежь, требующую быстрых перемен. Опять же, они не имели ответов на социальные и экономические запросы общества. Тем не менее, если по какой-то причине партия прекратит свое существование, то эффект будет только негативный, потому что те, кто шел за ней, оказавшись без партии, выражающей их интересы, конечно, будут радикализироваться и искать выход для своих оппозиционных настроений, своей неудовлетворенности. Для власти это может оказаться хуже, чем сохранение ПИВТ в политическом поле. Кроме того, в условиях вербовки молодых ребят в ряды ИГИЛ руководству страны важно противопоставить этому оттоку разумную местную исламисткую силу.

Самое страшное то, что повоевав, многие из оставшихся в живых начнут возвращаться. Это будут «обкатанные» в вооруженных действиях люди, очень идеологизированные, убежденные в своей правоте. Для них не будет моральных ограничителей. Я думаю, это тоже всех очень тревожит. И вот ПИВТ, которая очень хорошо знает свой электорат, могла бы послужить сдерживающим фактором для отъезда таких ребят в ИГИЛ. Работая со своим электоратом, она может быть очень хорошо информирована и проводить важную разъяснительную работу среди молодых исламистов. Поэтому эту партию нужно не топтать, а использовать ее потенциал, признать, что ее деятельность может быть важной и позитивной. При этом я считаю, что в плане последствий для власти от закрытия ПИВТ главное – это имиджевые потери.

А.Ниязи: В случае вывода этой организации из легального поля, преследования ее членов и сторонников, число радикально мыслящих и действующих мусульман и, особенно, мусульманок, несомненно, возрастет. Как и в любой крупной активной оппозиционной партии найдутся горячие головы. Часть из них примкнет к подпольным организациям или создаст собственные. Не следует ожидать, что начнется массовая присяга на верность ИГИЛ и другим зарубежным экстремистским движениям, но власть получит прибавку в стане радикальной идейной оппозиции. Самый неприятный внешний фактор может возникнуть со стороны США в их стремлении сорвать тенденцию к укреплению интеграционных процессов в регионе, усиления роли России в нем. Вашингтон способен разыграть эту ситуацию в свою пользу.

А.Малашенко: Либо мы будем иметь подпольную контору, которая будет стремиться к радикализму и экстремизму, либо мы будем иметь нормальную мусульманскую оппозицию, которая будет обеспечивать стабильность, потому что умеренные исламисты – это барьер на пути экстремизма. Предположим, негативная тенденция будет продолжаться, и партию запретят. Она же никуда не исчезнет, не бросится в Вахш со всеми своими последователями, чтобы там утонуть. И тогда вместо лояльной и умеренной оппозиции, которая приспособилась к режиму, президент может получить жесткую исламистскую оппозицию, причем уже не умеренную. И одно дело полемизировать с Мухиддином Кабири или его замом Хусайни, а другое дело – постоянно отыскивать подпольные ячейки по всему Таджикистану. Это создаст благоприятную почву для влияния ИГИЛ и других внешних радикальных группировок. Пока все тихо, но если они найдут поддержку в Таджикистане – пойдут деньги, люди, оружие. То есть заработает внешний фактор. Поэтому я считаю, что вот так играть с исламом опасно.

- Опыт легализации Партии исламского возрождения Таджикистана был признан мировым сообществом уникальным как для самой республики, так и для всего региона Центральной Азии. После окончания гражданской войны в Таджикистане международные организации долгое время продолжали поддерживать процесс нахождения точек соприкосновения в отношениях между светской властью и политическим исламом. Этот процесс получил название светско-исламского диалога. В последние годы эта площадка перестала работать. А может, необходимость в таком диалоге все еще есть?

А.Малашенко: В первые годы войны, безусловно, была острая потребность в таком диалоге. И он успешно развивался примерно до середины 2000-ых годов, пока был жив бывший лидер ПИВТ Сайид Абдулло Нури – уникальный, мудрый политик. И то, что в Таджикистане эту идею активно проводил немецкий ученый Арне Зайферт – он молодец, а то, что она не прижилась – видимо, общество еще не созрело до понимания необходимости такого диалога. Он и сейчас необходим, потому что если мы посмотрим на более-менее благополучные мусульманские государства: Тунис, Турцию - там такой диалог есть. В Иране при шахе он тоже существовал. Эта практика показала свои положительные плоды.

И.Звягельская: Потенциал для него существует. Я не уверена, что он технически сохранился, и многие эксперты говорят, что в нем уже нет такой необходимости. Возможно, должна меняться форма, но такой диалог нужен. Уже не просто сидение за столом и выяснение взаимоотношений, а выработка совместных подходов к тем угрозам, которые сейчас существуют. Не убеждать друг друга в важной роли ислама в жизни центральноазиатских государств, а смотреть, каким образом умеренный, традиционный ислам, который проповедует ПИВТ, и светские силы могут совместно противодействовать тем радикально-экстремистским, джихадистским движениям, которые представляют сегодня серьезную угрозу для нас всех.

* * *

Справка «Ферганы». ПИВТ является единственной религиозной партией на постсоветском пространстве. Датой своего рождения сама исламская партия считает апрель 1973 года, когда Сайид Абдулло Нури основал в Таджикистане подпольное движение исламского возрождения. В советские времена Нури и другие сторонники партии неоднократно подвергались уголовному преследованию. Сразу после развала СССР, в декабре 1991 года, ПИВТ впервые была официально зарегистрирована Минюстом Таджикистана.

История взаимоотношений ПИВТ с властью началась с политических разногласий, приведших к гражданской войне. Противостояние сторонников исламской оппозиции и правительства на двух центральных площадях Душанбе перешло в вооруженный конфликт. Весной 1992 года в Таджикистане началась гражданская война, а в июне 1993 года Верховный суд РТ приостановил деятельность ПИВТ. Власти обвинили ее в разжигании братоубийственной войны. Руководство партии эмигрировало в Афганистан, откуда осуществляло управление вооруженными отрядами Объединенной таджикской оппозиции (ОТО), за которой прочно закрепилось определение «непримиримой». Военно-политический кризис в Таджикистане стал угрожать миру и безопасности в Центральной Азии и за ее пределами.

В 1993 г. ООН в лице 10 стран-гарантов мирного урегулирования приступила к поиску путей разрешения межтаджикского конфликта. Под влиянием мирового сообщества в апреле 1994 года противоборствующие силы сели за стол переговоров. После восьми раундов трудных переговоров между правительством и ОТО сторонам удалось прийти к компромиссу, и 27 июня Эмомали Рахмон и С.А.Нури подписали Общее соглашение об установлении мира и национального согласия в Таджикистане. ПИВТ возобновила свою деятельность в августе 1999 года, когда в соответствии с мирными соглашениями Верховный Совет легализовал ее.

Вместе с тем дальнейшее, «постконфликтное», развитие взаимоотношений правительства и ПИВТ показало, что в них до сих пор присутствует недоверие и напряженность, которая периодами то ослабевает, то усиливается. Суть этого недоверия сформулировал немецкий эксперт Арне Зайферт: «Светская сторона не уверена в том, что исламская сила в случае прихода к власти политическим путем сохранит существующий характер государства и конституцию. С другой стороны, исламисты не уверены в том, что светская власть будет всегда соблюдать принцип сосуществования с исламскими политическими движениями».

Нигора Бухари-заде

Международное информационное агентство «Фергана»