Цена суверенитета на постсоветском пространстве после недавних событий значительно девальвирована. Возможность его ограничения или даже потери многие патриоты Казахстана продолжают видеть в Евразийском союзе. Позиция охранителя в принципе верна, но точно недостаточна. Стоит ли крепко держаться за бочонок с медом, никого к нему не подпуская, если у этого бочонка пробито дно? Над этими вопросами размышляет Лидер Казахского Национального Конгресса Адил Тойганбаев.

Мы должны думать о бочонке? Или все-таки о меде (нации, ее культуре, месте в современном мире)? С суверенитетом то же самое. И власть, и ее противники говорят о допустимости или недопустимости его частичных переуступок, но вот «зачем» это делать - об этом практически ни слова. То есть упускается самое главное.

Все разговоры о преимуществах и недостатках таможенно-евразийской интеграции упираются в подмену темы. С демократической точки зрения важнее совсем не то, «кто прав». Важнее, чтобы сильные и слабые стороны альянса были честно предъявлены народу, разносторонне аргументированы, выдержали бы состязательную и свободную дискуссию, а в идеале - рассматривались бы на референдуме. Ведь это тот самый случай, когда общенародное волеизъявление уместно, даже необходимо. Решение касается нас не меньше, чем итоги парламентских или президентских выборов. На самом деле, оно даже важнее, поскольку выбираются не фамилии, а исторический курс, причем на долгий срок. Тысячи преимуществ и тысячи ошибок. Как минимум, мы должны отвечать за такой выбор сами.

Плох Евразийский союз или хорош – не об этом разговор. А о том, что с нацией целесообразность такого союза не обсуждалась. Это несправедливо, это дискредитирует всё, в том числе выбор стратегов ЕАЭС. Последний становится союзом не народов, а политических режимов - и даже не потому, что кому-то хочется иронизировать на эту тему. Просто потому, что его создали не народы, а режимы.

Естественно, вся линия защиты не предполагала массового гражданского обсуждения. Она свелась к бюрократическим фразам, заумным политологическим абстракциям и многостраничным экспертным рассуждениям о коэффициентах расчетов и налоговых льготах. А больше ничего и не предполагалось. Не принято ведь официально признавать, что новое объединение вобрало в себя инерцию полураспада СССР плюс личные амбиции Назарбаева, Путина и Лукашенко.

Не факт, что это плохо. Но где же наши амбиции?

Преимущества всякого нового союза должны быть представлены с четкой, мультипликационной яркостью, должны быть понятны всем. И не надо говорить, что это невозможно - за вступление в Евросоюз восточноевропейские нации агитировали именно так.

А еще правильнее было бы поставить вопрос конфликтно. Что мы выбираем? И от чего отказываемся? Ведь наше единство с русскими и белорусами неизбежно предполагает дистанцирование от кого-то другого. И почему бы власти для начала честно не признать, от кого?

Ответ очевиден. От Европы и Америки. От Запада, в широком смысле. Оппоненты вправе спросить: а что казахи с белорусами получат за роль массовки, необходимой Москве в ее споре со всем миром? Массовки, нужной ей как доказательство того, что она не одна. Не слишком ли многие свои преимущества мы размениваем на одно-единственное чужое?

Мне такой вопрос кажется упрощением, но он имеет быть право быть заданным. Тем более что власть не собирается на него отвечать.

Всякие интеграционные приобретения неизбежно от кого-то отдаляют или даже ставят во враждебную позицию. Мы - народ, гражданское общество - об этом даже не проинформированы, не то что не спрошены. И если мы не определились с этой позицией вчера, когда было самое время для общенационального диалога, «круглых столов» и прочих атрибутов достижения согласия, то придется определяться завтра. Но уже признавая, что многие возможности согласований исчерпаны, а само решение вышло, как принято говорить нынешней весной, не вполне легитимным. И это необходимо знать не только нашему правительству, но и нашим партнерам.

Говорю так потому, что считаю их действительно партнерами, и потому, что в их случае решение о присоединении к Евразийскому союзу тоже не было общенародным.

На самой подходящей исторической точке наша возможность выбора была упущена. Неправильно было бы винить в этом одну власть - общество проявило минимальный интерес к проблеме. Как все будет развиваться завтра? Тоже минималистично. У нас нет возможности для полноформатных дискуссий, но нам предстоит определиться в главном.

Перед страной, говоря формально, не стоит выбор между Европой и Евразией. Но одно только стремление политической элиты к максимальным преимуществам от председательства в ОБСЕ показывает, что европейское направление для нее - работающее и принципиально важное. Но наша многовекторность здесь не сработала, и это ответственная задача - объяснить, почему «при казахах» ОБСЕ оставалась процедурной площадкой, а сейчас вдруг оказалась способной решать масштабные конфликты.

Можно сказать, в названиях заложено практически все. Как звучат, так и живут союз европейцев и союз таможенников. В первом случае - единство ценностей (пусть даже в них можно усомниться), во втором - приоритет выгоды (пусть даже сомневаться в ней не приходится). Но торговых союзов, объединенных исключительно прагматикой, не было и не будет. И уж казахскому руководству, учитывая его многолетнюю работу над идеологией интеграции и обращение к классикам евразийства, это доподлинно известно. Все союзы и интересы вырастают из цивилизационного единства.

И бренд каждой цивилизации по-своему убедителен. Но для начала он должен быть выслушан. Как, например, звучит западничество? Что такое Европа, если отвлечься от чисто географического обозначения континента?

Ответ прост. Сегодня Европа - это идеал. Настолько, насколько вообще в политике возможны идеалы. Европа - это цивилизация, доказавшая в ходе многовекового исторического соревнования свое первенство буквально по всем существующим параметрам. От наук и искусств, от впервые внедренного массового образования - до совершенной политической системы, гарантирующей незыблемость свобод и собственности. Для Европы принципиально - создавать возможности развития. На это и нацелено эталонное образование, из этого и возникла эпоха Великих географических открытий. А впоследствии - великая технологическая революция. Сегодня она стала практически всемирной, но оттого не перестала развивать именно европейские открытия.

Современный мир равняется исключительно на европейские стандарты. Любые реформы, способствующие национальному подъему на любом континенте, осуществляются на фундаменте европейских ценностей. Перед нами два примера ускоренной и успешной модернизации, начатой Японией и Турцией. Упрощенно говоря, само понятие мирового стандарта в своей основе - европейское. И даже говоря об азиатском экономическом чуде, мы всегда помним, что оно основано на европейском научном и экономическом опыте, а азиатское в нем - скорость внедрения.

Даже космос мы меряем европейским телескопом в европейских мерах длины, при этом сами звезды и созвездия называются у нас именами, данными им в Европе.

Европейское и азиатское уже не противопоставляются в качестве отвлеченных географических категорий. Дело также не в противопоставлении одних народов другим. Все шире и многозначнее. Сегодня “европейское” и “азиатское” – новые обозначения перспективного и бесперспективного. Европейский путь - поощрение частной инициативы и приоритет личных прав. Азиатский путь - общинность и корпоративные решения. Иногда даже говорят, что отличие еще проще - “в Европе живут люди, а в Азии - народы”. Примерно так и есть, но с небольшим уточнением.

В сегодняшнем мире каждое из государств не стоит на месте, а движется в заданном европейском или азиатском направлении. Все дальнейшее зависит от качества выбранного курса. Некоторые дальневосточные страны в культурном и политическом отношении на сегодня уже более европейские, чем многие из тех, которые географически находятся в Европе.

Европа как единое образование “Европейский союз” развивается сегодня наиболее быстрыми темпами, что включает в себя как наработку внутреннего роста, так и прием в орбиту ЕС все новых стран и народов. Стремление в ЕС обозначено как основная политическая задача многими государствами, даже если речь идет не о полноценном вступлении, а о той или иной форме соучастия в европейской кооперации. Например, в последнее время речь идет о долгосрочном плане взаимодействия ЕС и Бразилии. И это не просто пакет экономических соглашений, это выстраивание целой межконтинентальной цивилизации.

Получается, что европейское в современном мире соответствует динамике и изменчивости, а азиатское - обособленности и традиции. И все больше стран отдают предпочтение первому.

Таким образом, европейский выбор – это индивидуализм, понимаемый как полный приоритет личного над общим. Право человека быть таким, как ему вздумается, без оглядок на религиозные нормы и исторические традиции. Десакрализованная и ослабленная власть, поставленная под общественный и медиа-контроль. Низведение политики до шоу-бизнеса. (Многие видят в этом слабость Запада, но, как минимум, одна задача здесь решается - в такой стилистике невозможно появление новых гитлеров). Нормы социальной поддержки, гарантирующие высокие стандарты прожиточного минимума. (С этим европейским преимуществом тоже часто не соглашаются, даже многие граждане ЕС считают несправедливой политику поддержки бездельников и стимулирования притока мигрантов - но такова логика индивидуалистических обществ; она всегда требует компенсации в виде ответственности перед неимущими). И главное - европейская цивилизация не имеет цели, единой идеологической основы. Только отдельные люди могут быть религиозно мотивированы, государство - не более чем фабрика обслуживания их бытовых проблем. Его сфера - транспорт, уборка, освещение. Никаких высоких идей. В Азии над этим, бывает, иронизируют. Но ведь это тоже прививка от фашизма, исторический опыт. И главное - непробиваемая защита любого меньшинства от большинства, которое внезапно может посчитать свои взгляды общеполезной нормой и захочет срочно навязать их всем подряд…

Евразийская идеологическая задача сложнее хотя бы потому, что в ней преобладают полутона и компромиссы. Проще противостоять Западу, откровенно называя себя азиатами, потому что Европа и Азия как континенты имеют громадное сопредельное пространство, зато как политические стандарты стопроцентно такого лишены.

Евразийская идея выходит не настолько однозначной и формируется в основном за счет «против», а не «за». Ее отличает крайнее недоверие к переменам, к гражданской активности. Евразийцы официально не имеют ничего ни против первого, ни против второго. Но активностью, говорят они, могут воспользоваться подрывные элементы и иностранные спецслужбы, а граждане слишком беспечны и не обучены тонкостям политических интриг, отчего легко поддаются на враждебные разводки. Из чего следует отношение к собственным избирателям как к детям, которых необходимо опекать, наставлять и ограждать от ненужной информации.

Евразийство авторитарно и не скрывает этого. Опыт «старших», без которого оно никогда не состоялось бы, нетерпим к идеям абсолютных свобод (они все разрушат), альтернативным движениям (в лучшем случае за ними стоят дилетанты, в худшем – враги), культурным, религиозным и вообще всевозможным меньшинствам (иное - всегда чуждое). Случайно ли во всех трех евразийских государствах президенты правят десятилетиями?

Евразийский политический опыт строго иерархичен, и он выдает иерархию ценностную. Должна быть общенациональная идея, обратная сторона которой - стабильность и спокойствие. «Опыт старших» не работает без братства, без общих надежд. Народ - семья и т.д.

Если евразийцы поставили бы перед собой задачу не просто запрещать чуждое и задувать оранжевые огни, а осмыслить свои идеи более творчески, они логично пришли бы к оправданию Азии, а не Евразии. Причем Азии в дальневосточном варианте, с обязательным социальным конфуцианством и сюдан исики, страхом индивидуального отчуждения и беззаветной преданностью своей общности.

Евразийство не предлагает нам цельной и откровенной идеологии, объясняющей, что свободы и личная обособленность - это плохо. Оно отрицает западные ценности, но не делает это прямолинейно. На их место не предлагается собственная система, и это первый признак несамостоятельности. Евразийство оказывается не индивидуалистической и не коллективистской идеологией, а просто идеологией начальников. А такая может быть только простой и заурядной схемой самосохранения чиновничьего сословия.

Проблема именно в этой ограниченности, а не в геополитическом союзе с Россией и Белоруссией. Поэтому, мне кажется, оппоненты евразийства говорят не о том, о чем следовало бы.

Аргумент «сама история и географическое положение обязывает нас стать евразийцами» нельзя назвать слабым. Он просто беспомощный.

Никто и ни к чему не обязывает. История нашего молодого народа только начинается, и рано говорить, к каким берегам она нас ведет. Географическое положение можно трактовать как угодно, например в том смысле, что нам открыто множество вариантов, но ни один из них для нас не предопределен. Скажут - какая мы Европа! Но классическая Азия, ее священное почитание шахов и поднебесных императоров - что в ней общего с казахским космосом? Свобода вплетена в наше имя, а не почитание чинов и повторение их примеров! «Сами» еще станет нашим паролем к Настоящему.

Мы можем выслушать всех - и европейцев, и азиатов, и тех, кто надеется предложить средний, а, может, и совсем неожиданный путь. Создав реальные возможности выбора, мы сможем рассуждать по существу, что может стать неожиданностью и для политической элиты. Которая до сих пор особенно не задумывалась на темы идеологий, просто по привычке тиражируя пустые и безликие клише прежних эпох.

Лидер Казахского Национального Конгресса Адил Тойганбаев

Источник - CA- Monitor