На пару слов. В Санкт-Петербурге добровольцы учат детей мигрантов русскому языку
Почти год в Санкт-Петербурге (Россия) действует волонтерское движение «Дети Петербурга»: жители города добровольно и бесплатно собирают группы детей мигрантов, приехавших в Питер, и учат их говорить по-русски. Занятия проходят в школах, библиотеках, культурных центрах - везде, где владельцы помещений соглашаются бесплатно пустить добровольцев пару раз в неделю на несколько часов.
На занятия приходят дети, в основном, из стран постсоветской Центральной Азии. Они разного уровня подготовки и разного возраста, поэтому подобрать программу для занятий, которая бы устроила всех, почти невозможно. Однако волонтеры продолжают тратить на детей мигрантов свое личное время, силы и деньги, потому что понимают: дети, которые не говорят по-русски и не ходят в школу, рано или поздно станут проблемой для города.
Кроме того, волонтеры стараются организовать для детей походы в театры и экскурсии по городу. Все тоже бесплатно, а значит, необходимо а) договориться о бесплатных билетах - и хвала тем театрам, которые на это соглашаются; и б) добиться, чтобы пришло нужное количество детей. А дети, поскольку театр для них бесплатный, могут пообещать и не прийти.
На сайте проекта сформулированы простые и очень важные задачи, которые ставят перед собой волонтеры: «Мы помогаем самым юным мигрантам открывать тайны русского языка, готовиться к школе, приобретать навыки еще чужой, но очень важной для них речи. Кроме этого, мы знакомим ребят с окружающим миром и прекрасным городом, в котором они оказались, ведь только через знакомство с культурой можно по-настоящему полюбить и освоить незнакомый язык».
«Фергана» поговорила с координатором и руководителем проекта Даниилом Любаровым.
- Сколько детей мигрантов сегодня охвачено вашим проектом?
- Это волонтерский проект, добровольный и бесплатный, поэтому постоянного количества детей нет: кто-то перестает ходить, кто-то, наоборот, только пришел. Постоянно ходит около 100 детей. Это, конечно, капля в море, - по официальной информации, в Санкт-Петербурге учится около восьми тысяч детей мигрантов, и это еще без учета тех, кто не ходит в школы или детсады. В начале нашего проекта мы решили, что будем заниматься с дошкольниками, потому что этот возраст вообще не был охвачен никакими программами по адаптации мигрантов. Но начав работать, мы столкнулись с тем, что учить надо не только дошкольников, но и тех детей школьного возраста, кто по каким-то причинам школу не посещает. Потому что понятно: если ребенок ходит в школу, то проблема адаптации рано или поздно будет решена. А если нет?- Таких детей, не посещающих школу, много в Петербурге?
- Да, они есть. У меня нет статистики, и думаю, таких цифр ни у кого нет. В Петербурге все несколько хаотично, единой городской системы обучения детей мигрантов русскому языку нет, и в разных районах все по-разному. В результате все эти проблемы сбрасывают на школы. Понятно, что директорам школ «подарок» в виде детей, не говорящих по-русски, не очень нужен.
Но среди причин, по которым школа старается «отфутболить» такого ребенка, - нет довода «не знает русский язык». Мне очень странно, что для приема в школу по закону требуется предоставить список документов, но совершенно не требуется сдать тест на знание языка. Поэтому в школах начинают придираться к документам. Например, требуют, чтобы ребенок шел в школу по месту регистрации, - а у нас не только мигранты, многие не живут по месту прописки. Или тянут время: то один документ просят принести, то другой. А там, глядишь, и регистрация заканчивается, и пока не продлишь - в школу ребенка не возьмут. Люди хотят легально, соблюдая все законы, находиться в городе: регистрируются, получают разрешения на работу, - а их детей не берут в школы по самым надуманным причинам.
Расскажу только одну историю. Один папа, не гражданин России, живущий и работающий в Петербурге совершенно легально, захотел устроить сына в школу. Он обошел шесть или семь школ в своем районе, и ему ВЕЗДЕ отказали. Он пошел в РОНО (районный отдел народного образования), его под благовидным предлогом отправили назад, попросив принести какие-то справки. Он собрал, пришел второй раз, - его снова отфутболили. В третий раз с ним пошел я.
Масса впечатлений. Начать с того, что разговаривали в РОНО только со мной. Рядом сидел взрослый седой человек, хорошо говорящий по-русски, - и на него обращали внимания не больше, чем на мебель. И я понял: да, устроить детей мигрантов в школу - это серьезная проблема.
Дама из РОНО позвонила директору какой-то школы, туда отправился этот папа - уже с другим нашим волонтером, но его потом все равно мурыжили около месяца. Накануне дня, когда ребенок должен был идти в школу (ему уже купили форму, учебники), - вдруг из администрации школы позвонили и сказали, что каких-то документов снова не хватает: мол, вы принесли копии, а нам нужны оригиналы.
Но этот папа все-таки как-то решил вопрос. Может, по-человечески попросил, и ребенка взяли. Мальчику было 12 лет, у него был неплохой русский язык, хотя, конечно, не родной, - но ребенка посадили в первый класс. Правда, сейчас он уже учится с детьми своего возраста, - доказал, что может.
- Почему в первый класс?
- В Петербурге это нормальная практика - ребенка, независимо от возраста, сажают в первый класс, а потом разбираются. Но у нас теперь есть волонтер, который помогает мигрантам устраивать детей в школу: объясняет, какие документы нужны, куда нужно идти, что говорить.
- Как в школах пытаются решать проблему, если к ним все же попадают дети мигрантов, плохо говорящие по-русски?
- По-разному. Кто-то на базе своей школы пытается организовать какие-то курсы. В трех школах в городе работают наши волонтеры и стараются подтянуть детей, у которых русский - не родной. Где-то эти курсы платные. Где-то учителя на курсах получают дополнительное образование - преподавание русского как иностранного. Но я считаю, что это не очень правильно: у учителей и без того довольно серьезная нагрузка.
- Среди ваших волонтеров есть люди, чья специальность как раз «русский как иностранный»?
- Не так уж и много. Наших волонтеров объединяет гражданская позиция, педагогическое или филологическое образование (можно неоконченное, у нас работают студенты), и опыт работы с детьми. Но мы считаем, что ничего другого, кроме общения на русском языке, мы не можем дать маленьким детям. Малышам ничего, кроме такого общения, и не нужно. Со старшими же приходится работать, как со взрослыми. К нам иногда даже 17-летние приходят.
- Сколько волонтеров работает учителями на проекте?
- Сейчас около тридцати, но ситуация все время меняется.
- Как люди узнают, что вы есть? Сарафанное радио?
- И сарафанное радио, и на рынках объявления вешаем, и в газете для мигрантов рекламу печатали. Сейчас мы известны, и к нам стали направлять детей учителя. Они говорят родителям, что есть такая волонтерская организация, там могут помочь. И мы пытаемся.
- Сколько у вас площадок?
- Сейчас запускаем девятую. К сожалению, в основном наши площадки в центре, хотя необходимость в таких занятиях есть по всему городу. Но наполняемость площадок примерно равная, что в центре, что на окраинах: 12-15 человек в группе.
- Это, в основном, дети из стран Центральной Азии? Узбеки, таджики, киргизы?
- Да, большинство узбеки. Есть несколько афганцев, азербайджанцы. Эпизодически приходили армяне.
- Дети сталкиваются с ксенофобией? Это является темой разговоров на занятиях?
- Ксенофобия как тема существует, это не выдумки и не страшилки. Сталкиваются ли с этим дети, мне сказать трудно.
- Вы проводите какие-то совместные мероприятия с русскоязычными детьми?
- Нельзя назвать это мероприятиями, но общение эпизодически происходит. У нас две площадки на базе библиотек, которые сегодня оснащены компьютерами, там много хороших книг, - и русские дети туда заходят, даже во время наших занятий. Между детьми возникают дружеские отношения, и бывает, что после библиотеки они все вместе идут играть в футбол. Или, например, нам бесплатно предоставляет помещение Еврейский общинный центр, и там есть группы, где детей-петербуржцев учат английскому, ивриту и идиш. Между этими группами и нашими детьми тоже происходит естественное общение.
У нас сегодня есть идея организовать что-то вроде летних школ или лагерей, где вместе отдыхали и общались бы дети-инофоны и русскоязычные. После такого отдыха дети мигрантов, у которых русский - неродной, легче попадали бы в школу. Но на эти лагеря нужны реальные деньги, и я пока не очень понимаю, кто может их дать. Мигрантам точно не по карману будет оплатить отдых ребенка: в Ленинградской области 20-дневная смена стоит около 20 тысяч на человека.
- С какими основными проблемами сталкиваются учителя-волонтеры?
- К сожалению, основные проблемы вытекают из волонтерского характера нашей деятельности. К нам приходят дети разного уровня, разного возраста, и они могут являться на занятия по собственному графику. Сегодня пришло два человека, а завтра десять. Сегодня малыши, а завтра подростки, а с ними нужно по-другому вести занятие.
Вторая серьезная проблема, которая проистекает из первой, - это отсутствие учебных пособий, которые бы подходили разновозрастной и разноуровневой аудитории. Но наши учителя пытаются с этим справиться. К нам на проект в августе 2012 года пришла Ирина Гончар, доцент Санкт-Петербургского университета, которая много лет преподает русский как иностранный. И с февраля Ирина Александровна пишет учебник русского языка для детей-иностранцев, снимаются видеоуроки… Пока это все происходит на добровольных началах, мы ищем деньги, чтобы заплатить художнику, дизайнеру, съемочной группе (интервью с Ириной Гончар скоро появится на «Фергане» - ред.).
«Фергана» поговорила с некоторыми волонтерами, работающими на проекте. Нас интересовало, как проходят занятия, охотно ли дети учатся, сталкиваются ли с ксенофобией и что для преподавателей оказывается самым трудным.
София Любарова, волонтер: «В моей группе 15 человек, это очень много. Когда я начинала преподавать, детей было гораздо меньше, а сейчас мы уже думаем, чтобы сделать вторую, параллельную группу. Я занимаюсь с дошкольниками, от трех до семи лет. Но недавно к нам пришел восьмилетний мальчик-афганец, который совсем не говорит по-русски. Мы занимаемся два раза в неделю. Сегодня, например, проходили столовые приборы: вилка, тарелка, чашка, ложка, кастрюля. Афганцам - а их две сестры и брат, - совсем не давалось слово «сковородка», но они с большим энтузиазмом пытались это произнести. Эти дети, вообще, очень хотят учиться.
Сейчас дети в группе понимают почти все, что я им говорю. Но это не только моя заслуга - я взяла группу после другой учительницы, которая много с ними занималась, и они достигли большого прогресса. Кроме того, мы работаем с малышами, а в три-четыре года они все схватывают довольно быстро.
В моей группе почти все узбеки, но есть и афганцы. Мы пытались заниматься по распечаткам из учебников для маленьких, но это не работает: учебники рассчитаны на носителей языка, и получается, что на объяснение задания уходит больше времени, чем на его выполнение. И мы стали заниматься по карточкам с большими картинками. Что для них труднее всего? Афганцам, например, никак не дается наша фонетика. Другим детям трудно понять, почему чашка и стакан по-разному склоняются, хотя означают одно и то же.
Домашние задания я стараюсь не давать. Раньше бывало, что мы просили детей выучить дома стихи, но потом ребенок читал наизусть - а мы ни слова не понимали, потому что ему помогали родители, которые сами по-русски не говорят.
Бывает, начинаешь знакомиться с детьми, спрашиваешь: «Как зовут?» - «Маша». А на самом деле не Маша, а Муслима, например. Или родители сообщают, что мальчик Рома, а он Рахматулло. Мне это не очень нравится, мне кажется, что как зовут - так и хорошо. Но родители некоторые думают, что так лучше, что так остальным удобней.
Анна Лаптева, волонтер (педагог-психолог Центра психолого-социального сопровождения Кировского района Санкт-Петербурга): «Я занимаюсь диагностикой детей из семей мигрантов, смотрю, в чем причины трудностей, с которыми многие сталкиваются во время адаптации. Например, у детей могут быть неправильные модели поведения. Они попадают в определенную ситуацию - и сами провоцируют дальнейшее развитие конфликта. Но если им объяснить, как гасить конфликт, - проблем становится меньше.
Дети мигрантов могут быть агрессивны - они так защищают себя, демонстрируя повышенную самоуверенность, могут даже сказать обидные слова. Но если некоторым детям легче проявлять демонстративное поведение, то другим комфортней использовать противоположную модель поведения: чем меньше обращают на меня внимания, тем лучше. И такие дети замыкаются в себе, боятся даже в дружественном социальном окружении говорить, отвечать на вопросы. Даже свое имя назвать стесняются. Так психика реагирует на стрессовую ситуацию, в которой оказался ребенок.
Тему ксенофобии мы на наших занятиях не поднимаем, и мне дети об этой проблеме не рассказывают. Мы их учим русскому языку и знакомим с культурой Петербурга, говоря: да, вы - граждане другой страны, но сегодня вы в нашем городе, и вам нужно кое-что знать о Петербурге. У нас занимаются, в основном, узбеки, таджики и азербайджанцы, но есть армяне, и молдаване. Конечно, если бы они были одного уровня и возраста, было бы проще. Но смысл наших занятий сводится к пополнению лексического запаса и знакомству с русскими сказками. В разноуровневой группе ребята друг другу помогают. Если видят, что кто-то не понимает, о чем речь, - ему все подскажут и объяснят на его языке. Они друг друга не бросают, и это приятно.
Мы занимаемся раз в неделю, по полтора часа. Дети работают с удовольствием, педагоги нашего Центра мне говорят: «Мы видим, что дети на занятиях счастливые». Мы проводим занятие в большом зале, чтобы родители имели возможность тоже посидеть на занятии, понять, что я от них хочу. А то некоторые приведут ребенка и думают, что я его сразу научу и читать, и считать, и говорить, как по волшебству. Но так не бывает. Родители должны мне помогать.
Я работаю в системе образования, и могу сказать, что в нашем Кировском районе есть курсы изучения русского языка как иностранного для детей мигрантов. Но там количество мест ограничено, не все могут попасть. Во многих школах проводят занятия с детьми мигрантов, кроме того, школа отправляет одного из педагогов на курсы обучения РКИ («русский как иностранный»), и эти педагоги проводят занятия как индивидуальные, так и групповые.
Мария Яновская
Международное информационное агентство «Фергана»
