На фото слева: Надежда Атаева, лидер ассоциации «Права человека в Центральной Азии» (Франция)

28 ноября Республику Узбекистан посетила первый Верховный представитель Европейского союза по иностранным делам и политике безопасности Кэтрин Эштон. К ее визиту правозащитники готовились заранее. Положение политических заключенных стало главной темой в посланиях и обращениях защитников прав человека.

22 ноября Хьюман Райтс Вотч (Human Rights Watch), ведущая международная правозащитная организация, призвала Кэтрин Эштон публично требовать от властей центральноазиатских стран освободить незаконно заключенных активистов, томящихся в местных тюрьмах из-за своей деятельности. Надежда Атаева, лидер Ассоциации «Права человека в Центральной Азии», базирующейся во Франции, которая солидарна с призывами HRW, в интервью NBCentralAisa рассказала о положении политических заключенных в узбекских тюрьмах. Сокращенный вариант интервью опубликован на веб-сайте IWPR.

NBCA: - Расскажите о положении политзаключенных в Узбекистане.

Надежда Атаева: - Достаточно краткого рассказа о судьбе политзаключенного Мурада Джураева, чтобы понять, как жестоко расправляется правящий режим с теми, кто встал на путь борьбы за права, свободы и достоинство человека.

Мураду Джураеву было 42 года, когда его приговорили к 12 годам лишения свободы по обвинению в попытке вооруженного государственного переворота. В ходе так называемого судебного разбирательства постоянно звучало: Джураев причастен к подготовке боевиков на территории Турции. Но эти слова не подкреплялись фактами, а показания «свидетелей обвинения», которых привозили и увозили в сопровождении Службы национальной безопасности (СНБ), звучали плохо выученным уроком. Один из них заявил, что Мурад Джураев отправил его в Турцию для обучения методам проведения военных операций. Подсудимый спросил его, когда и где он с ним встречался? И «свидетель» не смог ему ответить. Представитель посольства был на суде, но правительство Турции обвинения против Мурада Джураева в подготовке боевиков никогда не выдвигало. Были на суде и представители посольств Франции, США, Италии, Польши, Великобритании и других стран, а также западные журналисты. Многие из них комментировали это дело в зарубежных изданиях.

Вот уже 18 лет адвокаты Мурада Джураева не имеют доступа к материалам этого уголовного дела. Скорее всего потому, что там нет доказательств его вины.

В 1995 году Мураду Джураеву сократили срок наказания на три года. В 2003 году, то есть через 9 лет, он должен был выйти на свободу, но получил 3-летний срок за неповиновение законным требованиям администрации учреждения по исполнению наказания в соответствии со статьей 221 Уголовного кодекса Узбекистана. Неповиновение выражалось в том, что Джураев ночью читал в камере газету и шепотом говорил: «Не может быть. Такого не может быть!»

В 2006 году Мурада Джураева осудили на 3 года и 6 месяцев за то, что он плохо почистил морковь на кухне и повесил ватную фуфайку близко к источнику тепла. Выносивших приговор лиц совершенно не смутил тот факт, что происходило это летом, когда температура воздуха достигала +45°.

13 ноября 2012 года закончился уже четвертый срок заключения Мурада Джураева, но его опять не выпустили на свободу. С 10 по 22 октября 2012 года он находился в штрафном изоляторе УЯ 64/45, который расположен близ города Алмалык Ташкентской области, за дисциплинарное нарушение. Мураду Джураеву предъявлено очередное обвинение и сейчас он находится в Таштюрьме.

- Сколько, по вашим данным, политзаключенных в Узбекистане, кто и какие самые длительные сроки отбывает?

- Сведения о количестве политзаключенных закрыты. Ведомство правительства, которое занимается обеспечением Главного Управления исполнения наказания (сокращено ГУИН – Ред.) строго контролируется специальным отделом СНБ. Вся информация, связанная со статистикой заключенных и затратам по их содержанию, в Узбекистане засекречена и никак в основной статистике не выведена. Даже об общем количестве заключенных можно привести лишь оценочные данные.

По официальной статистике на 2010 год на каждые 100 тысяч жителей Узбекистана приходится 166 заключенных, то есть, в местах лишения свободы находится приблизительно 46.480 человек. По нашим же данным, на 100 тысяч населения приходится минимум 250 заключенных, что в итоге дает число в 70 тысяч заключенных.

Фото из архива Ассоциации «Права человека в Центральной Азии». Так выглядело тело Одила Хужаерова, (годы жизни 1971-2010 гг.), когда его передали родным для захоронения в 2011 году. Он отбывал наказание в Новоийской колонии УЯ 64/46. Свидетели рассказывают, что на захоронение тела дали меньше 5 часов. У родных взяли подписку о неразглашении информации, а соседям запретили присутствовать на похоронах. Прощание и захоронение проходило под контролем сотрудников СНБ. Его жену Мохинисо Рахимову осудили в 2006 году на 6 лет лишения свободы.

В статистике не фиксируются заключенные, которым добавлены сроки. Обычно это касается политзаключенных. Мы отмечаем случаи, когда заявителей, которые сообщают о применении к ним пыток, осужденных за реальные преступления, администрация негласно переводит в категорию политзаключенных только потому, что их родные обратились к правозащитникам или спецдокладчикам ООН.

Неопровержимым фактом является то, что узбекские колонии переполнены. В камерах на 4 человека ютится по 8-9 заключенных. Количество пенитенциарных учреждений и количество заключенных в каждой колонии часто меняется. Даже если количество колоний сокращается, то статистика количества заключенных только растет. Например, в 2011 году была закрыта Андижанская тюрьма (УЯ 64/СИ-14 ГУИН – Ред.). Ее заключенных этапировали в другие зоны, где были построены новые корпуса. Общественности известно о новых колониях или тюрьмах, о смене их территориального местонахождения, но о запуске новых корпусов или дополнительных камерах чаще всего ничего не известно.

Тех, кто преследуются по политическим или религиозным мотивам, осуждают и лишают свободы на срок до 20 лет по статьям: 158-3 («Публичное оскорбление или клевета в отношении Президента Республики Узбекистан, а равно с использованием печати или иных средств массовой информации»), 159 («Посягательства на конституционный строй Республики Узбекистан»), 216 («Незаконная организация общественных объединений или религиозных организаций»), 216-1 («Склонение к участию в деятельности незаконных общественных объединений и религиозных организаций»), 216-2 («Нарушение законодательства о религиозных организациях»), 244-1 («Изготовление или распространение материалов, содержащих угрозу общественной безопасности и общественному порядку») и 244-2 («Создание, руководство, участие в религиозных экстремистских, сепаратистских, фундаменталистских или иных запрещенных организациях») Уголовного кодекса Узбекистана.

- Что делается для того, чтобы защитить заключенных от пыток?

- В современном Узбекистане невозможно защитить заключенного от пыток. Известны случаи их применения, приведшие к психическому и физическому ущербу, летальным исходам, попыткам суицида, инвалидности заключенных. Расследовать такие дела не всегда представляется возможным. Порой сложно установить персональные данные жертв. Заключенных лишают права на свидание с родными, либо у семьи нет финансовой возможности их посещать. Власти усиленно запугивают родственников заключенных, которые обращаются к правозащитникам. Чаще всего это касается лиц, преследуемых по религиозным мотивам, активистов оппозиционных политических организаций, правозащитников, журналистов. В последнее время списки политзаключенных стали пополняться предпринимателями, представлявшими бизнес-интересы высокопоставленных чиновников.

Противостоять практике пыток сложно еще и потому, что правительство Узбекистана не дает разрешение на посещение страны Специальному докладчику ООН по вопросам пыток, офис представительства HRW закрыт, повсеместно преследуются правозащитники и журналисты.

Правовой беспредел и безнаказанность привели к степени жестокости в местах лишения свободы, сравнимой разве что с системой [советского] НКВД.

- Как живут семьи политзаключённых?

- Родственники нынешних и бывших политзаключенных подвергаются системной дискриминации. Детей политзаключенного Мурада Джураева не принимают на работу, потому что их отец - «враг народа». Трудоустроена только его жена, и все восемнадцать лет семья едва сводит концы с концами. В таком же положении семья Мамадали Махмудова.

Много примеров тому, как трудно приходится и родственникам осужденных по статье 159 УК Узбекистана («Посягательство на конституционный строй»). Их дети живут в обстановке всеобщего упрека.

Судьба бывшей политзаключенной Гульбахор Тураевой тоже показательна. Ей не простили огласку информации о том, что в первые дни Андижанской трагедии, она открыто заявила журналистам, что видела около 500 тел погибших от огнестрельных ранений. Через несколько месяцев ее арестовали и осудили за распространение запрещенной литературы. Обвинение, естественно, было сфабриковано. Усилиями многих международных организаций удалось добиться ее освобождения, но все последующие годы, по негласному распоряжению СНБ, ее – мать четверых детей, трое из который малолетние – не принимают на работу. В одном из заявлений она написала, что соседи боятся с ней общаться, отношение к ней распространяется и на ее детей.

Родственные связи в Узбекистане сильны, однако дискриминация родственников политзаключенных, по сути, ломает вековые традиции узбекского народа. Ни в чем невиновные люди становятся изгоями в стране, где родились. И эта ситуация является одной из основных причин недоверия к действующему режиму и росту эмиграции. Немало доказательств того, что родственников политзаключенных объявляют в уголовный розыск, если власти узнают, что они стали заявителями на получение политического убежища.

- В последнее время мы все как-то реже слышим призывы к освобождению политзаключенных?

- После 2009 года политический диалог ЕС с правительством Узбекистана в области прав человека ведется формально. Его повестка формируется скорее по принципу «удобные» и «неудобные» темы. Разговор об освобождении политзаключенных - крайне болезненный для узбекских властей. Поэтому в списки политзаключенных ЕС и Госдепартамента США не включены бывший депутат парламента Узбекистана Мурад Джураев, редактор газеты «Эрк» Мухаммад Бекжан и писатель Мамадали Махмудов. Их имена особо раздражают Ислама Каримова и потому стали неудобной темой для дипломатов.

В 2006 году HRW сформировал список политзаключенных, в который вошли исключительно правозащитники, журналисты и поэт Юсуф Джума. Евросоюз и Госдепартамент США взяли его за основу и началась работа по их освобождению. За эти годы список несколько раз обновлялся, но не сокращался. Каждый год узбекские власти под аплодисменты Евросоюза и США освобождают 2-3 политзаключенных, но сажают гораздо большее число диссидентов.

Узбекистан бойко отчитывается о принятии новых законов, представляет красноречивые национальные программы, но результатов выполнения обязательств нет. В результате Евросоюз отошел от первоочередных требований. Одним из условий снятия санкций ЕС в отношении Узбекистана, введенных после массового убийства в Андижане, мая 2005 года, было дать аккредитацию HRW и ее сотрудникам, освободить из заключения правозащитников и журналистов, которые поддержали требования о проведении международного независимого расследования Андижанских событий.

Позицию Госдепартамента США в оценках ситуации с правами человека тоже нельзя назвать объективной. В последнем докладе Госдепа указано, что в Узбекистане 27 политзаключенных, тогда как правозащитники имеют персональную информацию по более чем 2000 политзаключенных. Но и это, как минимум, в три раза меньше реального количества.

Плакат из серии «Творчество и права человека». Автор - «Устос»

Пока Евросоюз и Госдепартамент США в своих выводах о неких положительных изменениях будут опираться на представленные правительством Узбекистана красочные планы, а не на результаты их исполнения, ждать реальных изменений, по меньшей мере, наивно.

Международное информационное агентство «Фергана»