«Судьбоносная» и «примирительная»? К 20-летию XVI сессии Верховного Совета Таджикистана
На фото: Эмомали Рахмонов выступает на XVI сессии Верховного Совета Таджикистана
Ровно двадцать лет назад (с 16 ноября по 2 декабря 1992 года) в селе Арбоб под Худжандом (бывший Ленинабад) прошла XVI сессия Верховного Совета Таджикистана, которая 27 ноября избрала нового председателя Верховного Совета - Эмомали Рахмонова (с 21 марта 2007 года – Эмомали Рахмон).
В Таджикистане этот юбилей довольно широко отмечается, в официальных политических кругах страны данную сессию называют «судьбоносной» и «примирительной», положившей начало прекращению гражданской войны и воссоединению Таджикистана. Вот, например, оценка этого события, высказанная на днях главой кафедры политических процессов Таджикского национального университета Абдусаломом Мухаббатовым: «В то смутное время сессия в Худжанде стала лучиком света, надеждой для большинства народа, что все это беззаконие, безвластие наконец-то прекратится. Решения, принятые на сессии, стали постепенно воплощаться в жизнь, хотя борьба продолжалась до 1997 года. Все это время проходил переговорный процесс между противоборствующими сторонами. Если посмотреть реально, то значение сессии в достижении мира и согласия в стране очень велико».
Примерно такого же мнения придерживается и другой таджикский политолог Сайфулло Муллоджонов: «До этой сессии Таджикистан являлся разрозненным государством. Каждый регион имел свою позицию, отличающуюся от других: Куляб - одну, Худжанд - другую, Бадахшан - третью, даже Раштская группа районов объявила тогда о создании Исламского государства, а вот 16-сессия стала началом объединения регионов, и сделала Таджикистан целостным государством».
«Но получилось наоборот...»
Тезис о «судьбоносности» XVI сессии вряд ли следует оспаривать, хотя с тем, что именно она «сделала Таджикистан целостным государством», трудно согласиться. Хотя бы потому, что задача превращения страны в целостное государство, к сожалению, не решена до сих пор. Об этом свидетельствуют хотя бы трагические события лета этого года в Горном Бадахшане. Тогда же, осенью–зимой 1992 года, говорить о какой-то «целостности» и «объединении регионов» было еще меньше оснований. Тем более, что сам факт проведения сессии в немалой степени явился результатом усилий вполне определенных внешних сил. Тот же политолог Муллоджонов признает: «В ходе сессии стало ясно, что без вмешательства извне не обошлось, в частности четко вырисовывалась "рука Узбекистана"».
Еще больше сомнений вызывает «примирительный» характер сессии, ведь именно в ходе ее работы и особенно сразу после нее в Таджикистане начался новый виток гражданской войны, не менее кровавый, чем предыдущий. События эти общеизвестны. Лишь в качестве иллюстрации можно привести высказывание бывшего премьер-министра страны и бывшего кандидата в президенты Абдумалика Абдуллоджонова, который после почти двух десятилетий молчаливого пребывания в эмиграции на днях неожиданно вновь появился на публичном поле: «Если бы установился мир, если бы в Таджикистане не разгорелось убийство таджиков, мы могли бы назвать 16-ю сессию примирительной. Но получилось наоборот...»
Что же до «судьбоносности», то в данном случае она заключалась, прежде всего, в появлении на высшем государственном посту Эмомали Рахмонова. Его избрание стало некой результирующей сложившегося на тот момент баланса регионально-клановых сил в одном из противоборствующих политических лагерей. Баланса, на основе которого и начал формироваться нынешний правящий режим в Таджикистане. И, несмотря на то, что прошло уже двадцать лет, соотношение регионально-клановых сил остается едва ли не определяющим фактором политических процессов в этой стране.
Расстановка клановых сил
В первые два десятилетия советской власти республиканские партийные кадры формировались из представителей, главным образом, горных областей Таджикистана -- Каратегина (район Припамирья), Памира и частично Куляба. Именно наиболее «пассионарные» горцы, которым советская власть дала возможность изменить свой замкнутый образ жизни и выдвинуться, стали опорой большевистской политики в республике. Правда, в Каратегине, по сравнению с другими районами республики, все-таки сохранилось более ощутимое традиционалистское влияние, что обеспечило достаточно сильные позиции исламски ориентированных кругов. Это впоследствии сказалось и на развитии ситуации в Таджикистане в 90-е годы.
В 30-е годы представленное в основном «южанами» партийно-государственное руководство республики было ликвидировано в ходе сталинских «чисток». К середине 40-х годов господствующие позиции в партийном и государственном аппарате постепенно заняли «северяне» -- выходцы из Ленинабада (Худжанда). В свое время Худжанд был чем-то вроде родового гнезда теократической мусульманской элиты, затем стал центром северной, наиболее развитой в экономическом отношении части Таджикистана, превратившейся в «кузницу» уже советских руководящих кадров, прагматично сменивших религиозные ценности на советские идеологические стереотипы. «Ленинабадцы» с незапамятных времен отличались дисциплинированностью и взаимовыручкой, что позволяло им проводить соответствующую кадровую политику и занимать главенствующее положение в республике вплоть до конца 80-х годов.
Правда, с течением времени в коммунистическую номенклатуру на правах «младшего партнера» вошли выходцы из Куляба, где позиции традиционных исламских ценностей были тоже сильно ослаблены за годы советской власти. Кулябцы традиционно занимали высшие посты в силовых структурах (МВД) и как бы курировали «бадахшанцев» («памирцев») – совершенно особенную группу населения Таджикистана, придерживающуюся исмаилизма (одной из ветвей шиитского направления ислама) в отличие от большинства остальных таджиков, являющихся мусульманами-суннитами.
Уже упоминавшиеся «каратегинцы» («гармцы»), лишившись партийных постов, заняли прочные позиции в торговле и производстве товаров народного потребления. Наконец, исследователи выделяют еще одну группу таджиков – «гиссарцы» (жители Гиссарской долины), у которых исторически сложились неважные отношения и с «памирцами», и «каратегинцами».
Такое кланово-территориальное распределение ролей нашло свое выражение в известной таджикской пословице: «Ленинабад правит, Куляб охраняет, Памир танцует, а Каратегин торгует».
Однако по мере того, как экономика СССР, и в том числе, естественно, и очень далекая от благополучия экономика Таджикистана, стала разваливаться, сложившийся в республике «табель о рангах» давал все больше трещин. На политическую арену вышли новые игроки, которые потребовали «перераспределения ролей». Внешне все это приобрело форму политического противостояния между «коммунистами», с одной стороны, и «демократами» и «исламистами» - с другой, благо горбачевская «перестройка» и «гласность» предоставили возможность выступать под самими различными идеологическими и политическими знаменами. Впрочем, политические лозунги того времени нельзя объяснять исключительно конъюнктурой межкланового противоборства – объективную основу для обострения политической борьбы, безусловно, составляли, помимо всего прочего, экономическое обнищание населения, его недовольство политикой советских властей, общее стремление к демократизации, рост национального самосознания и религиозное возрождение.
Еще в конце 80-х годов в Таджикистане возникло оппозиционное движение «Растохез» («Возрождение»), объявившее своей целью пробуждение национального самосознания народа. Ориентированные на либерально-демократические ценности политические круги, в основном из представителей интеллигенции, постепенно оформились в Демократическую партию. Активизировалась также Исламская партия возрождения, выступавшая под лозунгами построения государства на религиозных основах.
Формировавшаяся исламско-демократическая оппозиция опиралась в основном на юго-восточные районы Таджикистана, что, в общем, объективно отражало основу грядущего конфликта – противоречия более развитыми областями республики и отсталым юго-востоком. Если посмотреть еще более упрощенно, то это столкновение между долинными и горными жителями. Если же по карте страны провести вертикаль, разделяющую Таджикистан примерно посередине, то с правой стороны окажутся Худжандская область, Гиссарская долина, Курган-Тюбе и Куляб. Слева — Каратегин и Памир. С течением времени регионально-клановое соперничество стало проявляться все отчетливее, но в начале 1990 года политическая борьба выглядела, прежде всего, как противостояние старой партийно-хозяйственной номенклатуры и коалиции оппозиционных партий и движений.
Пролог гражданской войны
Своего рода «точкой отсчета» в нарастании политического противостояния стали трагические события февраля 1990 года в Душанбе. После силового вмешательства союзного центра властям удалось несколько сбить протестную волну. 29 ноября 1990 года был введен пост президента Таджикской ССР, на который Верховный Совет избрал первого секретаря республиканской компартии Кахара Махкамова.
В августе 1991 года, после провала ГКЧП, события начались развиваться стремительно и отнюдь не в направлении стабилизации. Оппозиция организовала многочисленные митинги с требованиями отставки поддержавшего ГКЧП Махкамова, роспуска компартии, отмены закона о запрещении Исламской парии возрождения, принятого после февраля 1990 года, а также прочих репрессивных актов.
31 августа 1991 года на внеочередной сессии Верховного Совета Таджикской ССР депутаты солидаризировались с оппозицией, выразив недоверие Махкамову, и тот подал в отставку. 9 сентября была провозглашена государственная независимость Республики Таджикистан, а 24 ноября состоялись новые президентские выборы, главными соперниками на которых были Рахмон Набиев, возглавлявший местную компартию в 1982-86 годах, и председатель Союза кинематографистов СССР Довлат Худоназаров, выдвинутый блоком оппозиционных партий.
Выборы прошли с крупными нарушениями и фальсификациями, о чем свидетельствовали заключения наблюдателей. Однако победителем был объявлен Набиев – типичный представитель «ленинабадского» клана, что фактически означало сохранение положения, существовавшего при советской власти. Правда, Набиев предоставил лидерам оппозиции письменные гарантии в том, что их не будут преследовать. В ответ оппозиционеры пообещали, что будут действовать строго в рамках закона.
Тем не менее, Набиев своих обещаний не сдержал. В республике начался откровенный «номенклатурный реванш». Была введена жесткая цензура в СМИ, сопровождавшаяся преследованиями неугодных властям журналистов. Верховный Совет Таджикистана принял поправку к закону «О средствах массовой информации», которая давала право генпрокуратуре закрывать издания, критикующие власти. 6 марта 1992 года был арестован видный «демократ», председатель Душанбинского горисполкома Максуд Икромов, а 11 марта Душанбинским городским судом был приговорен к двум годам тюремного заключения один из руководителей «Растохеза» Мирбобо Миррахимов - за «клевету на председателя Верховного Совета Таджикистана Сафарали Кенжаева. Сам «гиссарец» Кенжаев выступил с резкими нападками на тогдашнего министра внутренних дел Мамадаеза Навджуванова, памирца по происхождению.
В ответ в Душанбе начались бессрочные оппозиционные митинги. Несколько тысяч сторонников Демократической партии, движения «Растохез», общества «Лаъли Бадахшон» и прочие «исламо-демократы» собрались на площади Шахидон (бывшая имени Ленина). 21 апреля сторонники оппозиции взяли в качестве заложников около 20 человек, среди которых оказались 16 депутатов Верховного Совета и 2 заместителя премьер-министра. Заложников доставили на площадь Шахидон, пригрозив расправиться с ними, если власти не пойдут на уступки. Уже на следующий день Сафарали Кенжаев покинул пост председателя Верховного Совета. Тогда 26 апреля примерно в 500 метрах от оппозиционного митинга, на площади «Озоди» (бывшая им. 800-летия Москвы) собрались и активисты проправительственных сил. Оба лагеря регулярно получали подкрепления из сельской местности, доставлявшиеся на автобусах. При этом все явственнее проступали регионально-клановые предпочтения противостоявших сторон – на площадь Шахидон ехали в основном каратегинцы, причем исламистская составляющая оппозиции приобретала все более доминирующий характер. А к «коммунистам», собравшимся на площади Озоди, присоединялись в основном представители Куляба и Курган-Тюбе. Причем в Кулябской области «исламо-демократов» начали довольно энергично преследовать. Что интересно, инициатором этого дела был имам областной мечети Шарифов, получивший прозвище «красный мулла».
Кровавая вакханалия: «юрчики» и «вовчики»
Вскоре власти начали раздавать оружие своим сторонникам. Так, 1 мая Набиев издал указ о формировании особого батальона Национальной гвардии и санкционировал раздачу своим сторонникам на площади Озоди 1800 автоматов. Однако и оппозиционеры имели в своих рядах хорошо вооруженных боевиков. Очень быстро дело дошло до вооруженных столкновений и прочих проявлений насилия -- уже 5 мая в одном из кишлаков на Яванской дороге к югу от Душанбе произошло кровопролитие. Местные жители помешали проезду в город сторонников правительства из Куляба. Тут же прибыли Национальная гвардия и вооруженные люди с площади Озоди. В результате столкновения погибли 2 человека из особого батальона и около 15 местных жителей. Спустя несколько часов после этого оппозиционные вооруженные группы захватили телецентр, блокировали транспортные магистрали, а также установили контроль над аэропортом и вокзалом. По мере расширения боев на сторону оппозиции перешли местная милиция, ОМОН и даже советник президента по военным вопросам генерал-майор Бахром Рахмонов. В ходе столкновений обе стороны успокаивали русскоязычное население, обещая, что их ни в коем случае не тронут. Но когда захват здания КГБ отрядами оппозиции был предотвращен бронетехникой 201-й российской дивизии, всех русских оппозиция объявила заложниками, после чего и начиналась их массовая эмиграция из Таджикистана.
7 мая при посредничестве таджикской творческой интеллигенции и командования 201-й дивизии Рахмон Набиев был вынужден подписать с лидерами оппозиции соглашение о примирении и создании коалиционного правительства, по которому 11 из 24 постов в кабинете было отдано «каратегинцам» («гармцам») и «памирцам», составившим основу Объединённой таджикской оппозиции. Номинально главой государства оставался Набиев.
Но это не привело к прекращению насилия, стремительно перераставшего в полномасштабную гражданскую войну. В начале июня боевые действия между сторонниками Набиева и исламско-демократической оппозицией переместились из Душанбе в южные регионы республики. Российская армия получила приказ не вмешиваться, но фактически встала на сторону «коммунистов», поскольку те отстаивали знакомые ценности и противостояли «исламистам» и «националистам», мягко говоря, не отличавшимся симпатиями к русскоязычному и прочему «нетитульному» населению.
Среди радикально настроенных таджикских активистов выделись две категории — «вовчики» и «юрчики». Первыми (от трансформированного слова «ваххабит») называли яростных исламистов, впоследствии этот «термин» стал наименованием для всех участников Объединенной таджикской оппозиции (ОТО). «Юрчиками» (от русского имени «Юрий») именовали последователей коммунистических идей, потому что они в качестве идеала лидера провозглашали Юрия Андропова и выступали под лозунгом: «Нет демократии, нет исламу! Да здравствует Советский Союз!».
В середине осени 1992 года «юрчики», в основном представленные «кулябцами», «ленинабадцами» и «гиссарцами», создали свою военно-политическую организацию - Народный Фронт. В формировании ее боевых отрядов видную роль играл Сафарали Кенжаев и такие колоритные личности, как бывший заключенный и бывший буфетчик Сангак Сафаров, бывший сотрудник исправительной колонии Лангари Лангариев, советский полковник, участник войны в Афганистане Махмуд Худойбердыев и др. В рядах Народного фронта было немало вооруженных формирований из проживающих в Таджикистане этнических узбеков (тот же Худойбердыев – узбек по национальности), которые, понятное дело, вполне могли рассчитывать на поддержку соседнего Узбекистана. И они такую поддержку получали – собственно, на территории Узбекистана и формировались многие отряды таджикских узбеков, а части Народного фронта снабжались оттуда оружием.
У ОТО, к тому же никогда не отличавшейся единством, вооруженные формирования зачастую возглавляли опять же всевозможные авантюристы и просто бандиты, которые занимались решением своих финансовых проблем, грабя население и конвои с гуманитарными грузами. Кроме того, следует отметить, что ОТО стала получать все большую поддержку и помощь со стороны афганских моджахедов.
И «юрчики», и «вовчики» отличались исключительной жестокостью, организуя многочисленные погромы и резню своих противников, определяемых, как правило, по принадлежности к тому или иному региону или клану. В итоге страна представляла собой разделенную на несколько частей территорию: в Душанбе, Курган-Тюбе и Бадахшане к власти фактически пришла оппозиция, а в Кулябской области и Гиссарской долине - сторонники Рахмона Набиева. Ленинабадская область объявила нейтралитет, но на самом деле тайно поддерживала народнофронтовцев продовольствием и оружием.
7 сентября 1992 года президент Набиев, фактически находившийся в плену у ОТО, попытался тайно бежать в родной Худжанд, который, как и Куляб, не контролировался оппозицией. Но его перехватили по дороге в аэропорт и, угрожая оружием, заставили сложить с себя полномочия. (Позднее он скончался при таинственных обстоятельствах.) Новые власти во главе с исполняющим обязанности президента председателем Верховного Совета Акбаршо Искандаровым оказались неспособны контролировать ситуацию, в Душанбе начался самый настоящий уголовный беспредел, а в Курган-Тюбе исламисты-гармцы устроили массовую резню «оппонентов», в том числе и в узбекском квартале. Но в конце сентября силы Народного фронта во главе с Лангари Лангариевым выбили исламистов из Курган-Тюбе и провели в отношении своих противников аналогичные кровавые «мероприятия». Тем временем отряды Сафарали Кенжаева и Сангака Сафарова продвинулись в направлении Душанбе.
В результате всей этой кровавой вакханалии к октябрю 1992 года общие жертвы составили 15-20 тысяч убитыми и несколько десятков тысяч ранеными (преимущественно мирные жители), сотни тысяч жителей стали беженцами. С юга уехали практически все переселенцы из Узбекистана и северного Таджикистана. Из Таджикистана также выехали около 90 тысяч русскоязычных жителей (к апрелю 1993 года их число достигло 380 тысяч человек). Промышленность была практически парализована, а сельское хозяйство разрушено.
После «примирения» -- на штурм!
В этих условиях 10 ноября в республиканских газетах было опубликовано обращение Президиума Верховного Совета и правительства республики (к тому моменту фактически прекративших свою деятельность): «Товарищи! Считаем, что часть населения республики считает сегодняшнее правительство республики незаконным и выражает недоверие. Мы, члены Президиума Верховного Совета и Правительство республики заявляем о сложении своих полномочий, чтобы дать возможность народным депутатам избрать новый состав Президиума Верховного Совета и Правительство республики на очередной сессии Верховного Совета». Это обращение позволило созвать 16 ноября в селе Арбоб под Худжандом, оплотом «коммунистов», ту самую XVI сессию, главным итогом которой стало избрание (после принятия отставки Набиева) «кулябца» Рахмонова председателем Верховного Совета, а «ленинабадца» Абдуллоджонова – главой правительства. По существу была оформлена договоренность об альянсе между худжандскими и кулябскими кланами - выбранный на сессии состав правительства отразил новую расстановку сил, при которой доступ к власти получили откровенно мафиозные структуры.
Было также принято обращение к России, Узбекистану, Казахстану и Киргизии с призывом ввести в Таджикистан миротворческие силы СНГ, которое в определенной степени послужило легитимации той военной поддержки, которые силы Народного фронта получали от Узбекистана, России и, частично, Киргизии. В пользу якобы «примирительного» характера сессии вроде бы говорил тот факт, что через 10 дней после ее начала полевые командиры из созданной оппозицией «Народно-демократической армии» и кулябских вооруженных формирований подписали в Худжанде соглашение о мире. Но это соглашение практически сразу потерпело крах.
По некоторым данным, инициатором его срыва стал Сафарали Кенжаев, недовольный тем, что в новом руководстве ему не дали никакого поста. Он продолжил наступление своих сторонников на Душанбе – в конце ноября и в начале декабря окраины Душанбе подвергались обстрелу из реактивных установок системы «Град». В ответ 4 декабря представители «Народно-демократической армии», заявили, что считают новое руководство страны во главе с Эмомали Рахмоновым «вероломным и коммунистически одиозным» и что они не впустят новое правительство, базирующеся в Худжанде, в столицу.
Однако к тому моменту исламско-демократическая коалиция, и без того сильно страдавшая от внутренних противоречий, еще более ослабла. Усиление позиций гармских исламистов оттолкнуло душанбинцев, курган-тюбинцев и бадахшанцев. Надо сказать, что процесс дробления и фрагментации ОТО, особенно его «демократического» крыла, чрезвычайно ускорился. В конечном итоге через пару лет это привело ее к окончательному превращению в весьма условную коалицию региональных полевых командиров. Но уже 6 февраля 1992 года, когда силы Народного фронта при поддержке 201-й дивизии и армии Узбекистана атаковали Душанбе, они не встретили сильного сопротивления. Четыре дня спустя город был взят, вместе с народнофронтовцами туда прибыли Эмомали Рахмонов и члены правительства. Отряды «исламистов» и «демократов» были вытеснены на восток страны. По столице вновь прокатилась волна жутких погромов -- на этот раз их жертвами стали жившие в Душанбе выходцы из Бадахшана и Каратегина. Так что на самом деле «примирительная сессия никакого примирения не принесла.
«Патовая» ситуация
На рубеже 1992/1993 годов основные боевые действия переместились в Каратегин (Гарм, Ромит) и Дарваз (Тавильдара). Наибольшим успехом для сил Народного фронта явился захват столицы каратегинцев - города Гарма, после трех месяцев ожесточенных боев. Результатом стали очередная резня и бегство в Афганистан от ста до двухсот тысяч человек. На подмогу силам ОТО, и раньше получавшим помощь из Афганистана, в апреле начали прибывать вооруженные отряды афганских моджахедов. В то же время на стороне Народного Фронта в боях принимала участие бронетехника 201-й дивизии и узбекская авиация, что, естественно, обострило отношения «исламистов» с российской армией и пограничниками, а также с введенными в Афганистан миротворческими силами СНГ.
Участились прорывы через таджикско-афганскую границу объединенных отрядов таджикских оппозиционеров и афганских моджахедов. Наиболее известный случай – штурм 13 июля 12-й пограничной заставы российских войск. Но в целом наиболее активная часть боевых действий летом 1993 года закончилась. Страна оказалась разделенной на две части примерно по рубежу реки Вахш.
Создалась своего рода «патовая ситуация», которая и сделала возможным политическое урегулирование – гражданская война полностью зашла в тупик, унеся жизни 150 тысяч человек и превратив в беженцев более миллиона жителей Таджикистана. Кроме того, страну покинуло почти все русское население, а также немцы, украинцы, евреи и представители других «нетитульных» народов. В этих условиях противоборствующие стороны на собственном опыте убедились, что с помощью вооруженной борьбы они не могут достичь поставленных перед собой целей. К тому же общество было просто измотано войной, нищетой и неопределенностью.
Однако для прекращения гражданской войны все же потребовалось довольно длительное время. Правда, уже летом 1993 года Рахмонов заявил, что война закончена. Но вооруженная оппозиция с ним не согласилась и постаралась это доказать. В 1994-96 годах оппозиция несколько раз предпринимала попытки, иногда достаточно масштабные, провести контрнаступление, но без особого успеха.
Еще в 1993 году при посредничестве России и Ирана начались длительные межтаджикские переговоры. Но лишь 27 июня 1997 года в Кремле на девятой по счету встрече между представителями противоборствующих сторон было подписано окончательное мирное соглашение. Президентом Таджикистана остался Эмомали Рахмонов, однако оппозиция получила места в парламенте, административные должности, директорские посты на различных крупных предприятиях, а рядовые бойцы сил оппозиции вошли в состав армии. То есть произошло своего рода переоформление пресловутого таджикского «табеля о рангах».
Консолидация и трансформация
Параллельно с боевыми действиями предпринимались меры по консолидации и укреплению нового правящего режима, который в силу обстоятельств его возникновения, да и по самой своей природе, не мог не быть жестко авторитарным. Естественно, острие этих мер, конечно же, репрессивного характера, было в первую очередь направленно против открытых оппонентов новой власти, причем не обязательно из числа принадлежащих к вооруженной оппозиции. Так, уже в январе-феврале 1993 года силами Народного фронта были арестованы практически все деятели оппозиционных партий и движений в Ленинабадской области, в том числе и занимавшие наиболее умеренные позиции, например, Саидшо Акрамов. 21 июня 1993 года судебная коллегия по гражданским делам Верховного суда Таджикистана официально запретила Демократическую партию Таджикистана, Исламскую партию возрождения, народное движение «Растохез» и общества «Лаъли бадахшон»). В течение многих последующих лет непременной частью сообщений из Таджикистана стала информация об убийствах независимых журналистов, представителей умеренной оппозиции, просто неугодных и недовольных. В докладе организации «Helsinki watch», опубликованном в конце апреля 1994 года, подчеркивалось: "...нынешние власти Таджикистана не только знают, но и несут прямую ответственность за пытки и жестокое обращение в следственных органах». В начале 1994 года «Международная амнистия» распространила доклад, в котором подтверждалось наличие в Таджикистане концлагерей для противников режима и приводились факты нарушений прав человека. В столице республики был обнаружены несколько мест массовых захоронений.
Однако меры по консолидации режима включали в себя не только репрессии против оппозиции. Рахмонову и его соратникам пришлось «разбираться» со многими деятелями внутри Народного фронта, в частности, с рядом известных полевых командиров, превратившихся в совершенно неподконтрольную правительству силу. Тогда наблюдатели отмечали, что единого Таджикистана, по сути, не существует: «Республика разбита на карликовые полуфеодальные государства со своими региональными армиями и лидерами».
29 марта 1993 года в Курган-Тюбе были убиты Сангак Сафаров и известный полевой командир, лидер узбеков-локайцев Файзали Саидов. Распространялись слухи, что их убили «исламисты», но более вероятной считалась версия устранения их новыми властями. Причина - одиозность этих персонажей, неподконтрольность и слишком большая власть, которую они сосредоточили в своих руках.
Но дело было не только в в полевых командирах-«отморозках». Пошли трещины в альянсе региональных кланов, ставшем основой для новой власти. «Ленинабадцы», рассчитывавшие на возвращение господствующих позиций в госаппарате, встретили сильнейшее сопротивление «кулябцев» во главе с самим Рахмоновым. Результатом стала попытка отделения от Таджикистана севера страны, где областное руководство стало игнорировать приказы из Душанбе и даже пошло на конкретные шаги, направленные на теснейшую интеграцию с соседними областями Узбекистана. Дело закончилось высадкой вертолетного десанта в Худжанде, отстранением местного руководства и отставкой премьер-министра, «ленинабадца» Абдуллоджонова на состоявшейся в Душанбе 27 декабря XVIII сессии ВС Таджикистана.
Параллельно обострились отношения между «кулябцами» и «гиссарцами», опять же пользовавшимися поддержкой Узбекистана. Дело дошло до вооруженных столкновений в мае 1994 года, увенчавшихся, в общем-то, победой «кулябцев», а, стало быть, и укреплением позиций Рахмонова. В этом же направлении работало и принятое 20 июля 1994 года на сессии ВС Таджикистана решение об одновременном проведении референдума по конституции, а также выборов президента. (При этом опубликованный текст Конституции получил крайне негативную оценку со стороны демократической общественности, а также Координационного совета национальных общин Таджикистана).
Несмотря на продолжавшуюся гражданскую войну, общую нестабильность и анархию (регулярные перестрелки, грабежи, прочие безобразия не удалось прекратить даже в Душанбе), в стране началась предвыборная кампания, сопровождавшаяся силовым давлением на оппонентов Рахмонова и население, вплоть до запугивания избирателей вооруженными группами. Кроме того, Рахмонов начал набирать очки, применив националистическую риторику, в отличии от своего главного оппонента Абдуллоджонова, постоянно ссылавшегося на дружбу с Исламом Каримовым, что стало весьма непопулярно в Таджикистане. В общем, на президентских выборах, состоявшихся 6 ноября 1994 года, президентом стал Эмомали Рахмонов.
После этого ускорилась постепенная, но достаточно устойчивая трансформация правящего режима из структуры, опирающейся на относительно широкую «кулябско-худжандско-гиссарскую» коалицию региональных кланов, в режим личной власти Рахмонова, вернее, власти возглавляемого лично им семейного клана. Хотя и не без трудностей (вооруженные мятежи бывших полевых командиров -- Худойбердыева в 1996, 97 и 98 годах, Бойматова – в 1996 году, Касымова и Салимова – в 1997 году), все наиболее видные «соратники» Рахмонова по Народному фронту были тем или иным образом удалены с политической арены. Что же до деятелей бывшей вооруженной оппозиции, легализовавшейся после мирного соглашения 1997 года, то и их удалось по существу выдавить с уступленных властных позиций, а кое-кого и вовсе, опять же тем или иным образом, убрать из политики.
Юридически полное всевластие Рахимова было оформлено типичным для постсоветской Центральной Азией способом – «референдумами» 1999 и 2003 годов ему было предоставлено право «переизбираться» на президентский пост аж до 2020 года. Политическое всевластие рахмоновского семейного клана вскоре дополнилось экономическим всевластием. Так, например, в обнародованной сайтом Wikiliks телеграмме посольства США в Душанбе от 16 февраля 2010 года говорилось, что семья Эмомали Рахмона управляет крупными бизнесами Таджикистана, в том числе крупнейшим банком, и при этом «жестоко защищает свои интересы в бизнесе, несмотря на вред общей экономике». В телеграмме утверждалось, что большинство доходов «якобы государственной компании ТАЛКО, контролирующей единственные статьи экспорта Таджикистана (алюминий и электричество ГЭС), «оседает в скрытной офшорной компании, управляемой президентом, при этом лишь малая часть доходов попадает в государственную казну».
Возможны неожиданности
Правда, следует признать, что авторитарный режим в Таджикистане все же не смог обрести такой «классической», фактически тоталитарной формы, как, например, в Туркмении или в Узбекистане. Объективным ограничителем на этом пути является все та же чисто таджикская специфика: региональная разнородность, «разноформатность» страны, вытекающая отсюда разнонаправленность регионально-клановых интересов и связанный с ними определенный политический «плюрализм», позволяющий различным политическим силам, включая конкретные политические персонажи, отстаивать свои позиции и влияние, пусть только на региональном уровне. Более того, в Таджикистане сохранились регионы, прежде всего, тот же Горный Бадахшан, которые фактически не контролируются из Душанбе. Добавим к этому определенные демократические традиции, уходящие корнями в начало 90-х, наличие легальной, пусть и утесненной, но не марионеточной оппозиции, сохранение некоторых, относительно независимых СМИ и т.д. Наконец, не прекратила вооруженной борьбы наиболее непримиримая часть оппозиции, отряды которой по системе «сообщающихся сосудов» тесно связаны с таджикской эмиграцией в Афганистане и поддерживающими ее силами. Ситуацию естественным образом подогревает крайне тяжелое состояние экономики, запредельный уровень коррупции и ужасное обнищание населения.
В этих условиях достигнутую «стабилизацию» можно признать лишь весьма относительной, а национальное примирение очень хрупким. При этом Эмомали Рахмон упорно держится за власть, по-прежнему подавляет политических оппонентов, его многочисленная семья фактически взяла под контроль весь Таджикистан, поделила бизнес и не дает свободно дышать стране. Признаками грядущего взрыва, возможно, являются летние события в Горном Бадахшане. Сейчас, по-видимому, Рахмону удалось восстановить некий статус-кво, но это, скорее всего, временно. Бадахшан, наиболее слабая и уязвимая в социально-экономическом отношении область, остается главным очагом сопротивления правящему режиму. И не случайно именно там базируется уже второе поколение боевиков оппозиции, которые не смогли «вписаться» в новую таджикскую реальность. Вполне вероятно, как считает авторитетный российский эксперт по странам Центральной Азии Аркадий Дубнов, летние события «могут иметь продолжение за пределами Хорога, за пределами Бадахшана».
Да, и в целом, Таджикистан является одним из самых чувствительных «нервных узлов» Центральной Азии. Помимо уже упомянутых проблем, стоит вспомнить о его враждебных отношениях с Узбекистаном, об обострении противоречий из-за водных ресурсов, о возможных сдвигах в Афганистане после вывода западных войск и, наконец, о грядущих президентских выборах (пошли слухи, что Рахмон все-таки подыскивает себе преемника). Короче говоря, причин для всевозможных неожиданностей в Таджикистане все еще предостаточно.
Михаил Калишевский
Международное информационное агентство «Фергана»
