11 августа 2010 года исполняется десять лет с начала второй Баткенской «войны», во время которой боевики Исламского движения Узбекистана под руководством Тохира Юлдашева и Джумабоя Ходжиева (Джумы Намангани) вторглись в Кыргызстан, пытаясь прорваться в узбекскую часть Ферганской долины. За год до этого при вторжении в тот же район исламисты из ИДУ объявили «джихад» узбекскому президенту Исламу Каримову, заявив, что их цель – установление исламского государства в Узбекистане и освобождение всех их сторонников, брошенных в тюрьмы после взрывов в Ташкенте в феврале 1999 года. Киргизским войскам удалось вытеснить боевиков лишь через несколько месяцев. Одной из особенностей этих двух военных кампаний было то, что «идушники» стремились захватить – и захватывали - множество заложников.

Сегодня мы публикуем рассказ одного из них. В настоящее время Михаил Волосевич живет и работает в Алматы, а в 2000 году трудился инженером-программистом в ташкентской организации «Таштеплоэнерго» и в горы отправился, чтобы подработать во время отпуска, поскольку ранее в качестве гида-проводника водил группы иностранных туристов по горным маршрутам Средней Азии.

- Тем летом я работал в частной туркомпании «Asia Тravel» поваром-завхозом, – вспоминает М.Волосевич. - Наш альпинистский лагерь был в Киргизии, в районе Каравшин, примечательном высоким скальным массивом: практически на каждом горном хребте «пятерки»-«шестерки» (горы 5-й и 6-й категории сложности - Прим. авт.), то есть сложность маршрутов относится к максимальной категории. В разгар туристического сезона там собиралось до десятка альпинистских групп. Каравшин делится на два ущелья – Аксу и Карасу, все высокие горы расположены почти равномерно и в том, и в другом ущелье. Мы стояли в Аксу, где у нас был базовый лагерь - альпинистская база, откуда группы выходили на покорение той или иной вершины.

Народу в те дни в лагере было немного, всего три группы. Наша, состоящая из двух человек обслуживания, и шесть альпинистов из Германии. Вечером мы сидели с немцами, шнапс пили. Рядом стояла группа альпинистов из Украины и России. Возглавлял ее Игорь Чаплинский, очень известный, мирового масштаба альпинист, на его счету множество сложных маршрутов в Гималаях, в Непале и других странах, он неоднократно поднимался на разные семи- и восьмитысячники, некоторые маршруты названы его именем, потому что он прошел их первым. Чаплинский приехал с тремя более молодыми, но тоже опытными альпинистами из России. А в соседнем ущелье Карасу расположилась группа американцев, человека четыре. Как-то они зашли к нам в гости, поздоровались, посидели, попили чай. Они были совсем молодые, лет по шестнадцать-девятнадцать.

Одиннадцатого августа с утра началась завязка событий. В нашем лагере оставалось два человека - я и немец лет девятнадцати, кажется, его звали Роберт. Я занимался рутинными делами: надо было сходить до родника и принести воды. Это занимало минут сорок, мы сразу набирали много воды - около сорока литров, чтобы ее хватило на весь день. Метров в пятидесяти от нас стояла русско-украинская команда, в этот день они устроили себе отдых, развалились на солнышке. Двое наших немцев за день до этого пошли на восхождение на пик Птицу, а трое немцев вместе с гидом Андреем Корниенко (друзья зовут его Корней) за день до этого поднимались на пик Слесова и провешивали веревками подход к этому маршруту, так вот теперь они отправились снимать эти веревки. То есть, лагерь был почти пустым.

Михаил Волосевич (слева) и Андрей Корниенко. Фото ИА «Фергана.Ру»

В общем, я пошел за водой. Дошел до родника, набираю воду. Вдруг слышу звук, похожий на тот, когда камень падает сверху. Он падает с пары сотен метров, разгоняется до бешеной скорости и когда бьется о скалу, то получается как будто выстрел. Обычно на скале сразу видно облачко пыли. Я оглянулся по сторонам: не наши ли балуются, те, что выше по горе веревки снимают. Но ничего не заметил. Набрал воды, спокойно пришел в лагерь. Вдруг вижу: там ходят бородатые такие, страшные, в камуфляже, с автоматами, а наши - немец и россияне - лежат на земле, держат руки на затылке. А эти снуют между палатками, в вещах роются.

Я был в одних шортах, к тому времени сильно загорел, поэтому как бы сливался с окружающей средой, и встал так, что они меня какое-то время не видели. Но понял, что если шевельнусь, то они сразу среагируют на движение. Еще, думаю, подстрелят. И я вышел. Меня тоже уложили на землю, спросили, кто еще где находится. Мы сказали, что все ушли на восхождения и вернутся минимум через несколько дней. Они еще по кустам полазили, пошныряли, сделали обыск в палатках. У кого-то, как позже выяснилось, сперли деньги.

Их было человек пять-семь, точно не скажу, они все время перемещались по лагерю и вокруг него. Одеты были в камуфляжную одежду. Трое нас охраняли, а человека три-четыре бегали по окрестным кустам, прочесывали окрестности на ближайшие сто-двести метров, чтобы никто там не спрятался. С собой они притащили киргизского пограничника, он у них был заложником. Мы его хорошо знали, потому что киргизские пограничные патрули каждые два-три дня проходили мимо, поднимались на перевал и смотрели, не идут ли эти «идушники». Год назад те уже просачивались, поэтому пограничники все время ходили, наблюдали, у них там пост был. А этого они захватили так. Группа пограничников — человек пять, - откуда-то возвращалась, обследовав район. Солнце садилось, а они не успели дойти до своей части километров пятнадцать, это примерно четыре часа ходу по горам. И они остановились в коше ночевать. Кош – это летовка, где живут чабаны. Боевики где-то в пять утра туда ворвались, когда пограничники спали, их, конечно, застали врасплох и всех убили, только одного оставили в живых, чтобы он показывал, где там кто. Он-то и показал им наш лагерь, а потом – лагерь американцев.

После того как они нас захватили, они разделились на две группы. Трое остались с нами, а остальные, забрав этого пограничника, отправились в соседнее ущелье за американцами (на следующий день во время их перестрелки с киргизскими военными пограничник погиб). Согласно их плану, они должны были вечером захватить американцев, и где-то ниже по ущелью две эти группы должны были соединиться и дальше идти вместе. Всего в нашем лагере они захватили шесть человек – трех россиян (двух мужчин и женщину - жену одного из российских альпинистов, ее звали Наташа), украинского альпиниста Игоря Чаплинского, и нас двоих – меня и немца.

Ну, я особенно не нервничал, потому что год назад наши ребята уже попадали в заложники к «идушникам». Их продержали девять дней, потом отпустили, оставив иностранцев, это были японцы, впоследствии за них заплатили выкуп, а наших отпустили на все четыре стороны, их человек пять-шесть было. (Летом 1999 года, войдя с территории Таджикистана в Баткенский и Чоп-Алайский районы Ошской области, боевики ИДУ захватили семь кишлаков, взяли в заложники около сотни человек, в том числе узбекских альпинистов, четырех японских геологов, их переводчика и командующего внутренними войсками Киргизии генерал-майора Анарбека Шамкеева. Впоследствии генерал Шамкеев был освобожден, через некоторое время за большой выкуп были отпущены и японцы. – Прим. авт.). Так что я особо не боялся, думал: если им деньги нужны (а зачем же еще им иностранцев захватывать?), то с меня взятки гладки, как с бедного гражданина Узбекистана. Но с иностранцев они, конечно, что-нибудь бы содрали.

Нам велели взять с собой продукты на несколько дней. Я понял, что мы идем обратно в Таджикистан, граница с которым была от нас километрах в десяти-пятнадцати. Они перебрались через таджикский перевал. Мы набрали на складе тушенки, чтобы еда была относительно калорийной. Россияне взяли мясо, сало, банки с красной и черной икрой, бастурму - это копченое сухое мясо, снаружи приправленное красным перцем, оливки, в общем, собрались как на курорт.

«В Баткенскую область приехал подработать». Фото ИА «Фергана.Ру»

Одним из боевиков был татарин или башкир из России, из Курганской области. Это родина моей мамы, и я знаю, что там живет много татар. Он был какой-то странный, туповатый, отлынивал от молитв (а намаз они читали строго пять раз в сутки), а когда остальные ему велели набрать еды, он пошел и взял кофе, и еще зачем-то прихватил три больших банки печенья. Эти выяснили уже позже, когда все сели есть, они смотрят: он достает кофе и печенье. Они принялись его ругать: «Ты чего набрал вместо еды?». Потом они заставили нас собрать все палатки, затащили их подальше в лес и закидали ветками, чтобы с вертолета ничего не было видно, никаких следов.

Обращались они с нами не грубо. Но сразу ввели ограничения: нельзя разговаривать, нельзя брать с собой музыку, радиоприборы. Музыку один из россиян все-таки протащил, у него был CD-плеер, совсем новенький, и ему было очень жалко его бросать. Я посоветовал ему вытащить из него батарейки и диск, отсоединить наушники, и они не поймут, что это такое. Так и получилось. Они его обнаружили, долго крутили, вертели – можно ли его использовать для разговоров по радио? Мы сказали, что нет, и они его оставили.

Всего их было трое. Один из них хорошо говорил по-русски. Позже мы с ним даже разговорились. Это были молодые парни, узбеки, не более тридцати лет, а третьему, татарину, лет двадцать, не больше. Нас повели вниз по ущелью, не открытыми тропами, а такими, где люди обычно не ходят, по которым на пастбище выгоняют коров. Когда начало темнеть, мы поставили большую палатку, в которой поместились вместе с ними, и завалились спать. С собой мы взяли спальные мешки и рюкзаки, так что особого дискомфорта не было.

Зачем они нас тащат с собой, они не говорили. Ну, под дулом автомата много не поговоришь. И сразу же запретили нам разговаривать, курить и есть сало. Потом, когда лагерь поставили, заночевали, пошли какие-то поблажки. То есть, разрешили выкуривать на всех одну сигарету в час. Они всегда держались на расстоянии, чтобы мы не напали на них внезапно, всегда выдерживали дистанцию в три-пять метров, а один всегда находился метрах в десяти, на случай, если мы тех двоих захватим – тогда бы он успел нас перестрелять.

Утром мы спустились вниз еще на три-четыре километра. Когда-то там было поселение, но теперь в нем никто не жил, оно было заброшенным, остались только глиняные постройки саманного типа, кибитки. Таких домов там было штук десять. В одном из них мы и остановились.

Подходили очень осторожно. Один из боевиков, самый опытный, всегда шел впереди, а мы держались сзади, метрах в ста, он подавал сигнал своим товарищам и мы снова двигались вперед. Видно было, что он очень опытный, потому что он никогда не шел по тропе, а старался за камнями, сбоку заходить, потому что тропы проглядывались. Они все были обуты в московские кроссовки «Адидас», и когда мы к дому подходили, он подкрался к нему тихонько, сняв кроссовки, оставшись в носках, чтобы ногами землю чувствовать и на какую-нибудь сухую ветку не наступить.

В этом доме они ожидали тех, что отделились от нас и должны были прийти из соседнего ущелья, захватив американских альпинистов. Пока мы сидели там с ними, начали немножко разговаривать. Эти парни, точнее тот, который хорошо говорил по-русски, рассказал, что они из Намангана, уже давно в ИДУ, потому что в Узбекистане их прижимают. Ситуация, говорит, такая, что кого-то посадили, кого-то арестовали, причем нагло, и уже жизни нет, поэтому он и пошел воевать. До этого он работал художником-оформителем, по его словам, делал какие-то декорации, витражи. Второй почти не говорил по-русски, это был настоящий фанатик, едва ли не в каждый момент он с дикими глазами восклицал что-то вроде «Аллах Акбар!», в общем, хорошо страх наводил. Мы о чем-то начинаем говорить, он глазами вращает, пальцем тыкает и возглашает: «Аллах Акбар!» Первый переводит: «Мы все под Аллахом ходим». А у того буквально каждое слово с Аллаха начиналось.

Часов в десять утра над нами пролетел военный вертолет. Он сел выше по ущелью, километрах в полутора от нас. Минут через пятнадцать поднялся, улетел. За ним прилетел второй, сел. Там явно высаживались какие-то войска. Увидев это, боевики поспешили покинуть дом. Мы двинулись вниз – они искали место, где можно укрыться. Там была бурная река, которую в дневное время перейти вброд было невозможно – сразу сбивало с ног. Если ее и переходили, то с помощью веревки, в районе шести часов утра, пока снег в верховьях не начинал таять, и воды было меньше. Нашли место возле самой реки – около воды росли кусты шиповника, и ветви плотным каскадом свешивались прямо в воду, образуя естественный туннель между собою и склоном горы. Они загнали нас туда, сами сели перед кустами, заложили эту щель камнями, в общем - приготовились.

Тем временем киргизские военные стали прочесывать ущелье, пошли цепочкой сверху вниз. В какой-то момент сквозь куст шиповника я в двух-трех метрах от себя увидел человека, но решил не шевелиться, подумал – сейчас начнут палить, не разбираясь, кто там прячется, – пальнут из гранатомета и все. Военные не заметили нас и прошли мимо. Через какое-то время один из боевиков, тот, который плохо говорил по-русски и был поопытнее, решился на вылазку. Тропа проглядывалась, и можно было увидеть, ушли военные или нет. Он несколько раз ходил на вылазки, затем они расслабились, успокоились, и снова разрешили нам курить.

Когда стемнело, в восемь или в девять, началась перестрелка - палили в полутора-двух километрах от нас. Не знаю, кто и в кого стрелял, но понял, что это где-то на слиянии ущелий Аксу и Карасу. Боевики переговаривались с кем-то по рации. Перестрелка длилась с полчаса-час, не очень оживленная, судя по всему, противники обменивались очередями, отдельными выстрелами. Потом все стихло.

Место, где мы отсиживались под шиповником, было на краю березового лесочка. Чуть выше по речке, начинался арчовый лес. За день все тело затекало – трудно было все время сидеть в узком пространстве вплотную друг к другу, даже встать нельзя. Там же сидели и боевики. Поэтому ночью мы вылезли и переночевали в кустах под этими арчами.

«Места там очень красивые». Фото ИА «Фергана.Ру»

На следующий день началась массированная переброска войск – вертолет пролетал над нами раз семь-восемь. Видимо, опять начались прочесывания местности, или военных перебрасывали туда, где была слышна перестрелка. Мы опять весь день просидели в кустах. Вечером нам разрешили курить и тихонько, шепотом разговаривать. Двое все время с нами сидели, а третий всегда держался отдельно. Питались мы довольно неплохо: ели бастурму, печень трески, красную и черную икру, которые прихватили с собой россияне. Потом мы расположились на берегу, метрах в пяти от зарослей шиповника, если что – они нас загнали бы обратно. По крайней мере, здесь мы уже легли нормально, можно было более-менее растянуться на песке. Я уснул и всю ночь проспал.

Под утро, когда только светать начало, меня будят наши: «Вставай, скорее, пойдем - они ушли». Мы быстро собрались. Оказалось, что ночью они нас оставили, видимо, решив, что с нами им не пройти, не прорваться: мы находились приблизительно в километре от основной базы спецназа. Там сидели снайперы, и большой группе нереально было пройти незамеченной. Они пытались прорваться в таджикский анклав Ворух, все время говорили между собой: «Вниз, вниз, в Ворух». Почему они туда направлялись, не знаю. Наверно считали, что таджики поддержат их в борьбе против Каримова.

Я сказал россиянам, что этот район мне хорошо известен, и потащил их вверх. Объяснил, что здесь есть большое открытое место, где, по крайней мере, метров на триста никто не сможет подойти незамеченным. Мы полезли в гору и выбрались на небольшое плато. Я предложил ждать здесь: пролетит какой-нибудь вертолет, мы помашем руками, нас заметят, и вывезут отсюда. Вскоре увидели какого-то чабана, он был перепуган, ведь перестрелка была почти под ним. Он принес нам ведро молока. Потом говорит: «Пожалуйста, уходите - у меня дети». У него там было порядка десяти своих детей, да еще какие-то родственницы. Все остальные чабаны оттуда немедленно ушли, только он один остался.

Наконец, в небе показался вертолет, мы замахали ему, но они неправильно нас поняли, им показалось, что мы подаем сигналы «уходите»; оказывается, у них есть какие-то свои команды, и, видимо, когда вот так руками машешь – это означает «уходите». Предполагая, что там, где он садился, у них должна быть база, мы осторожно пошли в ту сторону. Каждые пятьдесят метров мы останавливались на открытом месте, чтобы снайперы нас внимательно рассмотрели и поняли, что мы не боевики. Потому что с вертолета им явно про нас сообщили.

Посовещавшись, мы отправили в ту сторону одного из наших. Он дошел до деревни, где еще оставалось несколько чабанов, и рассказал о ситуации, а мы за ним наблюдали в бинокль (пока моджахеды собирались, один из россиян выкрал у них свой бинокль, а фотоаппараты, деньги, бинокли они до этого отобрали). Потом один из чабанов пошел к военным и сказал, что там, мол, иностранцы - спасти надо. Сами мы опасались, что попадем под огонь, потому что по нам могли сначала пальнуть, а потом начать разбираться. Ведь в боевых условиях обычно стреляют по всему, что движется.

В общем, мы туда поднялись. Военный лагерь был практически пуст, но через некоторое время после прочесывания местности вернулось начальство – полковник, а с ним подразделение спецназа «Скорпион». Они хорошо нас встретили. Мы им рассказали, что нас столько-то, что в ущелье Карасу стоят американцы, а в Аксу четверо наших (Андрей Корниенко и немцы), и они подтвердили, что ночью в том районе видели какие-то огни. Я говорю: «Это наши, давайте пойдем, они могут вас испугаться, а я примерно знаю, где они находятся, потому что куда альпинист может спрятаться? Да на скалу залезть». Я предполагал, куда они, скорее всего, залезли: под пиком Слесова есть большой скальный массив, и если на него забраться, то можно обозревать все ущелье. А из моджахедов, если у них нет альпинистской подготовки, ни один туда залезть не сможет.

На следующий день вместе со спецназовцами мы отправились искать наших товарищей, и нам довелось присутствовать на зачистке. Спецназовцы растягиваются цепью и прочесывают ущелье, всё, конечно, невозможно охватить, но довольно широкая полоса получается. Идти с ними было не страшно, чувствовалась сила. Но какое-то напряжение всё же было. Мы шли сзади этого строя. Вдруг впереди началась стрельба. Сначала одиночные, потом автоматные выстрелы, потом из гранатомета кто-то жахнул. Потом всё резко стихло. Как выяснилось, один из солдат увидел в кустах движение на другом берегу речки, прямо напротив них. Кто-то рядом с ним, увидев, куда он стреляет одиночными, стал стрелять туда из автомата, к ним присоединились остальные, а потом один русский спецназовец пальнул туда из гранатомета. Из кустов с поднятыми руками вылезли дети. Оказалось, это дети чабана. Там был густой арчовник, и местами тропа не проглядывалась, а местами мелькала между деревьев, наверное, на время дети и мелькнули. Хорошо, что никто не пострадал, дети остались живы и здоровы, только здорово перепуганы - стреляли-то по ним.

Михаил Волосевич (слева) и Андрей Корниенко. Фото ИА «Фергана.Ру»

Наконец мы пришли на место нашего бывшего лагеря, там уже никого не нашли, только разобранные палатки. А вскоре нам по рации сообщили, что обнаружили Корнея с немцами. Оказалось, они рано встали, в четыре-пять утра, и двинулись вниз, в сторону базы пограничников. Потом Корней рассказал, что понял, что надо прятаться, когда зашел к чабану, а тот, молодой парень, очень испуганный, уже собирается, жену собирает. Он сообщил, что появились моджахеды и они отсюда уходят.

Через некоторое время за нами прилетел вертолет, и мы полетели в Баткен. Там нас долго допрашивали, то есть ГСНБ (Государственная служба национальной безопасности. - Прим. ред.) уже подключилась, дали для опознания фотографии убитых боевиков. Оказалось, что двоих из наших захватчиков – тех узбеков из Намангана - застрелили при попытке прорваться мимо блокпоста, а третьего, татарина из России, захватили живым. Когда я сидел на военной базе, его привезли туда, и мы его опознали. Его не то чтобы избивали, но пытали. Глаза у него были залеплены скотчем, его под коленку пинают, не то, чтобы сильно, а так, легонько. Позже от одного американского журналиста, я узнал, что его судили и дали ему какой-то срок.

Так для нас закончилась эта история. А с американцами, которые стояли в соседнем ущелье, случилось вот что: вторая группа моджахедов их все-таки захватила. Американские альпинисты спускались вниз с восхождения на пик, те их увидели, стали по скале стрелять, они спустились, и боевики их поймали. Но американцы впоследствии сами освободились. Двух моджахедов они столкнули с горы, а от третьего убежали, и он не смог их преследовать.

Соб. инф.